Сокджин вытянул руку и быстро сказал, чтобы успокоить омегу:
— Тихо, тихо! Я на твоей стороне, Хван Хёнджин!
Глаза юноши широко распахнулись, и в них отразилось отчаяние и ужас. Сокджин нахмурился: кажется, его слова только напугали омегу. Бета быстро захлопнул дверь, бегло перед этим осмотрев комнату прислуги: не зашёл ли кто-то. Когда он снова развернулся и поднял на юношу взгляд, в руке того уже блестел короткий клинок кинжала, который омега держал, чуть выставив локоть и прижимая кулак с зажатой в нём рукояткой у груди, повернув лезвие оружия к Сокджину и, очевидно, готовясь давать отпор.
— Кто вы? — спросил Хёнджин высоким, дрожащим от напряжения голосом. — Откуда вы меня знаете? Я вас не...
— Не поверишь, но мне только что о тебе рассказывал мой брат Юнги, — поспешно ответил Сокджин, настороженно косясь то на оружие, то на напряжённое лицо юноши.
Услышав имя любимого, Хёнджин растерялся. Брови его взметнулись вверх, а глаза наполнились влагой. Но рука, держащая кинжал, лишь крепче прижалась к груди.
— Откуда... Вы Сокджин? — спросил он уже не так враждебно, но по-прежнему резко и недоверчиво.
— Да, да, милый, — с тревогой сказал бета, обратив внимание вдруг на то, что колени у омеги подрагивают и сильнее стала кровоточить рана на его шее. — Послушай! Я не знаю, как ты здесь очутился, я не понимаю, как ты вообще смог проникнуть в замок, не говоря уже о том, кто пустил тебя в комнату Тэхёна, но я хочу тебе помочь, слышишь? Тебе не надо меня бояться! Я люблю Юнги, он только что поклялся мне, что ты — лучший человек на свете, и я ему поверил!
Хёнджин прикрыл глаза и тяжко задышал, явно сдерживая рыдания. Руку с кинжалом он опустил, но не убрал его, не выронил — продолжал держать. Он кривил губы, пытаясь что-то сказать, но у него не получалось. Сокджин быстро подошёл к нему и, повинуясь какому-то безотчётному движению души, обнял, подставляя своё плечо. Юноша упёрся в него лбом — они были почти одного роста — и судорожно схватился пальцами за рукав обнимающей его руки.
— Чшш... Тише, милый, тише, — мягко сказал Сокджин. — Ты... Где мой брат?
— Он... с Нам... с Намджуном, — задыхаясь, ответил Хёнджин. — Они... вместе.
Сокджин прикрыл глаза и обнял юношу крепче. Радость охватывала его блаженной волной, и он горячо взмолился о том, чтобы всё у его Тэхёна получилось. Он с Намджуном — значит, всё должно быть хорошо. Потому что Ким Намджун при всех своих странностях — а у кого их нет? — был надёжен, как скала. Он редко давал обещания и никогда не кидал слов на ветер. И если он брал на себя за что-то ответственность, то шёл до конца. Значит, он решился пойти против своей семьи. Значит, отказался от всего, чтобы только быть с любимым. Сокджин поможет ему, если только сможет и как только узнает, чем может помочь. Но пока... Пока надо позаботиться о начавшем дрожать в его руках от накатывающих рыданий юноше.
Он помог Хвану добраться до кресла, побрызгал на него водой и подал платок, чтобы тот смог вытереться. Но только чудесные глаза омеги тускло блеснули осмысленным взглядом, в дверь осторожно постучались. Хёнджин крупно вздрогнул и в панике уставился на не меньше испугавшегося Сокджина.
— Кто?. — шепнул бета.
— Может, маркиз Пак? — жалобно и тихо пролепетал Хёнджин.
Сокджин прикрыл глаза и резко выдохнул. Ну, ещё бы. Как тут без маркиза Пака?!
Он быстро подошёл к двери и чуть-чуть приоткрыл её. Вообще выражение лица Пак Чимина — дикое изумление и ужас — было бесценным. Наполовину — но Сокджин почувствовал себя отмщённым.
И решил добить, язвительно сказав:
— Что-то вы зачастили в комнаты моего брата, господин маркиз, не находите?
Чимин забегал глазами, пытаясь заглянуть за его плечо, но Сокджин был всё же чуть выше, да и просвет оставил маленький, так что мог ещё пару секунд издеваться. Но недолго.
— Вы, кажется, стали невольным нашим соучастником, вопреки суровой воле вашего мужа, милый герцог? — спросил Чимин бархатно и мягко, чуть отступая и склоняя голову набок: признавая своё поражение.
— Я говорил, чтобы вы не называли моего мужа милым! — послышался раздражённый голос из комнаты для слуги, и в дверях появился Чонгук, в руках у которого было два плаща цветов дома Чон.
— Но ваш муж не пускает меня в комнату к моему жениху!
Теперь явно издевался Чимин, а это было уже не так интересно, поэтому Сокджин послал ему язвительный взгляд, получил в ответ нежнейший воздушный поцелуй и обиженно отступил, пропуская неугомонного маркиза внутрь, где уже пытался подняться ему навстречу из своего кресла Хёнджин. Но голова у омеги, видимо, ещё кружилась, так что он снова упал на мягкую обивку и от отчаяния прикрыл лицо руками.
Чимин же застыл посреди комнаты в полном недоумении, глядя на тело Хо Хёнгу, который всё ещё не пришел в себя, хотя иногда и глухо порыкивал, видимо, чувствуя боль даже сквозь марево обморока.
— Я знал, что у вас достаточно воинственная репутация, дорогой Хёнджин, но чтобы настолько... — неуверенно начал маркиз.
Между тем Чонгук уже подошёл к Сокджину, откинув небрежно по дороге плащи на подвернувшееся кресло, и обнял его, нежно, со спины, так как Сокджин повернулся, чтобы посмотреть на заговорившего Чимина. Тот приблизился к лежащему на полу Хёнгу, склонился над ним, пробуя жилку на шее.
— Он жив? — срывающимся голосом спросил Хёнджин.
— Жив, конечно, такие так быстро не дохнут, — светским тоном ответил Чимин и с уважением посмотрел на Хвана. — Я бы хотел подробностей.
— Я тоже, — кивнул Сокджин, косясь на него из горячих и успокаивающе сильных рук мужа, который, кажется, был полностью равнодушен к тому, что происходило в комнате, потому что тщательно исследовал носом затылок, шею и метку Сокджина.
— Я соскучился, — прошептал он.
— Ты сам попросил меня сходить к Юнги, — тихо ответил Сокджин, наблюдая, как Чимин, кряхтя, убирает из-под Хёнгу обломки мебели и рассматривает его рану, а Хёнджин дрожащими руками наливает себе воду.
— Да, мне сказали, что вы туда ходили, супруг мой, — ещё тише, почти на ухо прошептал Чонгук и сладко и коротко прикусил Сокджину кожу под челюстью, от чего бету пробила лёгкая неожиданная дрожь и он чуть не застонал.
— Пере.. хмм... Гук, перестань, — возмущенно прошипел он, пытаясь вырваться и почти сразу понимая, что это бессмысленно.
— А еще мне сказали, что я должен наказать вас, — снова жарко прошептал ему Чонгук.
Сокджин прикрыл глаза, чувствуя, что в низу живота у него дрогнуло, причем ощутимо. А бесстыжий альфа между тем продолжил:
— И я намерен исполнить этот свой долг перед вашим благородным отцом...
— Ахм... И ... как же?.. — еле смог произнести Сокджин.
— Поверьте, я придумаю.
Язык Чонгука быстро нырнул ему за ухо, потом огладил раковинку, а в следующее мгновение альфа уже отпустил его, чуть отодвинув, и решительно пошёл помогать Чимину, который приподнимал Хёнгу, чтобы усадить его в кресло.
Хо медленно приходил в себя, так что надо было срочно принимать меры, чтобы как-то его обезвредить. Хёнджин по-прежнему сидел, напряжённо сжавшись, в своём кресле, он не сводил растерянных и тревожных глаз с Чимина и Чонгука, которые водрузили Хо Хёнгу в другое кресло.
Только после этого Чимин выдохнул:
— Ф-фф-ух-х... И по характеру свинья, и по весу. — Он быстро скользнул взглядом по Сокджину, продолжавшему стоять у двери, и сказал абсолютно светским, крайне доброжелательным тоном, как будто они находились на летней террасе в Большом дворце и выпивали по бокалу отличного "Шлоссели": — Господин герцог, могу я попросить вас забрать милейшего господина Хвана к себе в комнату. Мы сейчас с вашим супругом будем по душам разговаривать с прекраснейшим господином Хо на темы, далёкие от круга ваших интересов.
— Что... Что вы с ним сделаете? — тихо спросил Сокджин.
Чимин коротко посмотрел на Хёнджина, который уже стоял у стола, снова наливая себе воды.
— Я как жених господина Тэхёна хочу поспрашивать господина Хо, как так получилось, что он оказался в личных покоях моего жениха, хотя его точно никто сюда не приглашал, а меня, как он думал, не было в замке. Как вы думаете, есть ли у него внятные объяснения?
— Он меня узнал, — вдруг сказал Хёнджин. Он стоял, опустив глаза, щёки его были бледны, отчего кровь на правой алела чётче, а в голосе омеги слышалась мука. — Сказал, что меня здесь быть не должно, что я здесь тайно, что если я закричу, то лишь выдам и себя, и господина Кима... Ким Тэхёна. — Хёнджин мучительно сглотнул, поднял лицо вверх, стараясь не уронить из глаз снова набежавшие слёзы, и закончил дрогнувшим голосом: — Он требовал, чтобы я сказал, где господин Тэхён. Угрожал. А потом сказал, что ничто теперь меня не спасёт от... него. И напал.
Он совсем по-детски шмыгнул носом — и Сокджину тут же захотелось спрятать этого высокого и явно сильного, хотя и очень стройного юношу, которого обидели, ранили, попытались унизить, в своих объятиях — и больше никогда не отдавать его этому жестокому миру. "Ты полюбишь его, как только увидишь", — вспомнил он слова Юнги. Брат оказался весьма проницателен. Хван Хёнджина невозможно было не полюбить. И не захотеть тут же защищать.
— И по поводу этого мы тоже зададим ему пару вопросов, — покладисто согласился Чимин, кидая на Хёнджина виноватый и сочувственный взгляд.
— По поводу этого ему, наверно, захочет задать вопросы жених господина Хвана, Ким Юнги, — возразил ему холодно Чонгук. — И это его законное право мы не станем оспаривать.
— Право, лучше бы он не имел возможности воспользоваться этим правом, — покачал головой Чимин. — Герцог Ким Юнги — гвардеец, им запрещены бои с обычными дворянами. Хотя если он всё узнает, то, конечно, убьёт эту тварь. И тогда из гвардии, по крайней мере королевской, его точно погонят.
— Ему решать, на что он готов, чтобы наказать мерзавца, покусившегося на его омегу! — сердито покачал головой Чонгук.
— Господин маркиз прав, — вдруг тихо и очень устало ответил Хёнджин. — Юнги... Ему не надо ничего знать. Не хочу, чтобы из-за меня ещё и это... — Его голос надломился, из глаз потекли слезы, удержать которые этот мужественный юноша уже не имел силы.
Сокджин тут же протянул ему руку и, мотнув головой растерянно уставившимся на них альфам, приказывая им молчать и отвернуться, властно сказал:
— Пойдёмте, милый, я помогу вам.
Он крепко взял вялую руку омеги и повел за собой. В комнате слуги он подхватил один из плащей, принесённых Чонгуком, накинул его на опущенные плечи Хёнджина и надел на склоненную голову омеги капюшон поглубже. А потом снова взял за руку и решительно повёл к себе в покои.
***
Сначала Сокджин сводил Хёнджина в купальню, тайно и полностью полагаясь на верного Гону, который и слова не сказал, когда увидел падающего от переживаний омегу, и взглядом ни о чём не спросил своего господина. Он помог довести Хвана до купальни и верно стерёг у двери, как обычно это было, когда Сокджин хотел остаться в купальне один.
Хёнджина бета еле убедил, почти заставил принять это личное гостеприимство, надеть одежду слуги, потому что никому не известный омега в господской одежде вызвал бы много вопросов. Ведь всех господ, что собрались в Тропоке на завтрашнее Объявление, которому не суждено было состояться, многие слуги знали в лицо: в основном это были друзья семьи или высокопоставленные дворяне из Большого дворца столицы. А вот милый омежка в одежде цветов дома Ким – пусть и кому-то незнакомый —всегда мог быть объяснён любопытным как дополнительная обслуга, нанятая герцогом на это важное событие.
Сокджин старался не думать о том, какой позор ожидает завтра его родителей, когда выяснится, что омега, которого должны были Объявить Отданным, сбежал и непонятно где находится. Сокджин был уверен, что отец это заслужил. А папа...
А папа тоже, наверно, раз не смог быть на стороне своего ребёнка в столь важном для него решении. В конце концов, Чонгук прав: одно дело насильно пристраивать мрачного и нелюдимого бету, желая ему счастья с молодым и красивым юным альфой, и совсем другое – идти против уже имеющихся сильных и столь явных чувств. Нет, нет, папа тоже виноват. И пусть завтра всё обрушится на их головы, как кара небесная...
Хотя, конечно... Сокджин даже ёжился пару раз, представляя себя на месте своих родителей: перед глазами всего света они вынуждены будут объявить, что собрались все напрасно и что их дети разрушили их планы.
Он краем глаза следил, чтобы Хёнджин, которого просто страшно развезло от диких волнений этого дня, от усталости, от ран, нанесённых его телу и душе, не утонул в чане. Бета видел, что омеге плохо, что он не может пошевелиться, что вода, влажно кутающая его гибкое безупречное тело (Сокджин лишь краем глаза глянул, не подумайте ничего такого) в бархат тепла, тянет его вниз, что его глаза слипаются, а голова безвольно клонится к груди.
И Сокджин, тяжело вздохнув, приблизился и тихо сказал:
— Я могу вам помочь, милый?
Хёнджин встрепенулся, стал бормотать, что не надо, что он сам, но Сокджин решительно вынул чистое махровое полотенце, обмылил его и, встав на подставку для слуги, решительно стал обтирать плечи и грудь Хёнджина. Он осторожно обмыл его царапину, которая снова чуть кровоточила, мягко, но настойчиво умыл омегу, смывая с его прекрасного лица следы крови и слюны ненавистного альфы. Затем он тщательно вымыл его волосы, и с довольной улыбкой слушал старательно подавляемые, но так и рвущиеся наружу стоны наслаждения, когда старательно втирал в голову омеги душистое мыло.
Хёнджин совершенно раскис под этими настойчивыми движениями и практически тонул от слабости. Но Сокджин ещё хотел услышать рассказ омеги о том, как он оказался в замке, хотя кое-что уже начал подозревать, вспоминая закутанную фигуру, которую утром увёз Пак Чимин — и, видимо, тогда из замка и пропал Тэхён, а вечером привёз всё тот же чёртов маркиз — и в комнате Тэхёна появился новый обитатель. И Сокджин не мог не признать, что план был грубоват, но исполнен блистательно.
Однако Сокджину нужны были подробности. Поэтому он сурово окатил засыпающего в чане омегу прохладной водой, чтобы привести в чувства, а на сердитый, но зато вполне ясный взгляд приподнял бровь:
—Дальше мойтесь сами, и у вас совсем немного времени. Скоро гости начнут расходиться после большого ужина. Нам надо успеть в мои покои. Не теряйте времени.
Хёнджин виновато похлопал своими невозможными ресницами и покорно кивнул.
***
Они счастливо избежали по дороге из купальни встречи с Ким Бомгю, который как раз провожал туда нескольких запоздавших гостей. Слава богу, верный Гону, который шёл в нескольких шагах впереди, успел показать рукой им, чтобы они скрылись. И Сокджин, мгновенно сообразив, втащил плохо ещё соображающего после купального расслабления Хёнджина в небольшой, но глубокий простенок между двумя гостевыми комнатами. Хёнджин от испуга, видимо, пришёл в себя и догадался распахнуть надетый снова на него Джином чёрный плащ, резко дёрнуть на себя бету и запахнуть полы, укутывая их мраком, сливаясь со стенами.
Они стояли, плотно прижавшись друг к другу, и слышали, как дико и заполошно, почти одинаково, колотились у них сердца. Бомгю и гости прошли мимо, не заметив их, лишь один из последних, кажется, альфа, чуть потянул носом и замедлил шаг, вызвав у Сокджина почти сердечный удар. Но кто-то из идущих рядом с этим любопытным и уж слишком чутким альфой прикрикнул: "Не отставай!" — и тот поспешил вслед за уходящими, чтобы не остаться одному во тьме.
Сокджин и Хёнджин ещё какое-то время пытались привести в порядок сердцебиение, тяжко опираясь друг на друга и борясь с накатывающим на них нервическим смехом, а между тем высокий и мрачный в вечернее время коридор величественного Тропоке поглотил шаги тех, кто их так напугал, и перед ними уже маячил укоризненным взглядом Гону и испуганно шептал:
— Ну же, господа, пойдёмте, пока никого нет! Да хватит же смеяться, а то как бы плакать не пришлось!
Дальше добрались они без приключений.
— Прошу вас, госпо... — начал Хёнджин сразу, как только они оказались в комнате беты, — умоляю вас! Мне надо увидеться с Юнги!
— Я понимаю, — кивнул Сокджин, — и у меня уже есть идея, как это провернуть, но сначала ты должен отдохнуть и покушать. А потом я уложу тебя в будуаре...
— Нет, нет! — страстно перебил его Хёнджин, в порыве отчаяния хватая за руку. — Мне надо сегодня! Завтра меня уже хватятся! Впрочем, скорее всего, уже и хватились! У меня совсем нет времени! Но пока не прибыла сюда погоня, пока гонца ещё не прислали! Пока сами не приехали! Ведь они поймут, конечно, поймут, куда я сбежал! Мне надо сегодня! Мне надо сейчас!
Он вдруг ловко соскочил с кушетки и бухнулся перед бетой на колени, опустил голову и сжал руки в замок на груди:
— Простите, что обнажил оружие против вас, простите! — Он страстно взглянул в распахнутые от удивления глаза Сокджина. — Я безумно, я страстно люблю вашего брата и слышал от него о вас только хорошее! Но я испугался, я... не знал... не был уверен, как вы примете меня... Тем более незваным гостем и против воли хозяев замка — я всё понимаю! И я знаю, что вы послушный сын и верный вассал рода Ким! Юнги сказал, что мы сможем получить вашу поддержку, только если вы сможете поверить, мне поверить! И я понимаю, что человеку, который обнажил кинжал, как только увидел вас, трудно поверить, но я...
Сокджин тихо, но твёрдо перебил его:
— Сядь на кушетку обратно, Хван Хёнджин.
Омега крупно дрогнул от этого тона, замер на секунду, на его лице показалось выражение крайнего отчаяния, и он тоскливо прошептал:
— Я прошу... я умо...
— Поднимись с колен и сядь на чёртову кушетку, Хван Хёнджин! — уже нетерпеливо и раздраженно прикрикнул Сокджин. — Негоже будущему зятю благородного рода Ким валяться в ногах у кого бы то ни было! Не смей больше никогда становиться на колени, Хван Хёнджин! Забудь об этой глупой привычке!
— Я... Нет, это не привычка!.. — В голосе омеги была обида, он надломился, Хёнджин поспешно вернулся на кушетку, его глаза тревожно метались по лицу Сокджина. И он попробовал снова: — Мне просто... Гос... Господин...
— Зови меня просто – брат. Так, как зовёт твой будущий муж, — уверенно и спокойно сказал Сокджин и ободряюще улыбнулся, кладя омеге руку на плечо.
— Да... брат...
Видимо, это было последней каплей. Хёнджин закрыл руками лицо и зарыдал, задыхаясь, захлёбываясь, горько, выплёскивая всё-всё, что ему пришлось, всё, что его заставили пережить за последнее время.
И Сокджин не останавливал его. Он лишь пересел поближе и обнял омегу. Крепко и надёжно, показывая теперь и действием, что считает Хван Хёнджина своим родственником, братом ... милым младшим братом, которого обижали, хотя он заслужил только самого хорошего.
"Маленький принц, который смог убежать из своего замка, чтобы попробовать освободить своего огромного и сильного дракона, готового за него рвать свои цепи и глотать рыцарей, что мешают ему быть рядом со своей луноглазой любовью, — думал Сокджин, поглаживая тихо всхлипывающего омегу по спине. — Как получилось у тебя превратить грубияна Юнги в нежного и трепетного возлюбленного, а мирного и боязливого бету в воинственного защитника, готового для вас на всё? В чём твоя тайна, Хван Хёнджин?"
