***
Тогда, перед отъездом в Версвальт, в Тропоке, он до последнего оттягивал разговор с человеком, чьё мнение о его желании усыновить Уёна, на самом деле, было единственно важным для него. Дед малыша. Сокджин какое-то время в нерешительности топтался перед дверью, не решаясь зайти в лекарскую. Сонги был в таком состоянии, в таком горе, что долго не мог понять, зачем бете его внук. Он искательно шарил по бледному от волнения лицу Сокджина взглядом и спрашивал об одном и том же. — Он будет носить имя Чон, получит титул, будет признан нашей семьёй, войдёт в свет, я всё... сделаю для него, — смущённо бормотал Сокджин, избегая взгляда чёрных от горя глаз альфы. — Но он же не ваш сын, — хрипло повторял уже в который раз Сонги. — Как же вы... можете ли вы хотеть... Мой сын, — голос его сорвался на всхлип, и Сокджин вжал голову в плечи, но альфа взял себя в руки и продолжил: — Мой Кихёк обожал его, я тоже собираюсь заботиться о нём, не только в память о моём... мальчике... — Господин Мин, — тихо прервал его Сокджин, беря в ладонь небольшую крепкую руку альфы, от чего пальцы мужчины испуганно дрогнули, но вырвать руку он не посмел, а Сокджину вдруг стало просто необходимо убедить этого альфу, хотя он мог бы надавить — и заставить его отдать мальчишку, ведь Чонгук был его отцом. — Господин Мин, я бета. У меня, как вы знаете, не может быть детей. Но я хочу, чтобы ваш внук, к которому я не питаю обиды, ведь он появился до меня в жизни моего мужа, получил в жизни всё самое лучше, раз уж его папа... так... любил его, — закончил он очень неуверенно, но в голосе его звучали искренние слёзы. Может, они и повлияли. Сонги тяжело вздохнул и тихо спросил: — Могу я иногда... навещать его? Клянусь, что не потревожу его, не скажу ни о чём... просто смотреть на него... Он очень похож на своего отца, но мне... он будет напоминать о... — Да, конечно, — торопливо сказал Сокджин. — Только я буду воспитывать его именно как наследного графа Чона, так что, как вы понимаете... — Не говорите ему, кто я, — смиренно кивнул Сонги. — Я просто иногда хочу видеть его... Только это. На этом они тогда и разошлись. И с тех пор Сонги приезжал уже второй раз. И Сокджин второй раз переживал, как будто альфа приезжал, чтобы проверить, хорошо ли Сокджин справляется. И второй раз он чувствовал гордость от того, сколько тепла и благодарности было в глазах альфы, когда тот смотрел на него: Сокджин явно справлялся. Сонги явно был очень и очень счастлив за внука.***
Хёнджин бросился к нему в руки, как к старому другу, как к дорогому человеку, по которому страшно соскучился. Замужество его почти не изменило, хотя эти два месяца явно были не самыми лёгкими в его жизни. Он немного осунулся, кажется, даже вытянулся, а его чудесные глаза-полумесяцы, которые до этого постоянно были тревожными, теперь были полны какого-то внутреннего умиротворения. И он часто ими невольно искал Юнги. Как флюгер на самой высокой башне Версвальта, он всегда знал, куда повернуться, чтобы найти тёмный ревнивый взгляд своего альфы. Юнги ревновал постоянно — и это было очевидно. Впрочем, оно и понятно было: его омега на третьем месяце беременности. Кроме того, они были, видимо, из тех пар, чей самый «горячий» период, когда внутри и омеги, и альфы кипят страсти и им не просто хочется — надо быть почти всегда вместе (в том числе и в самом стыдном смысле этого слова) пришёлся на этот ранний срок. Так что очень вовремя они организовались в Тропоке с Объявлением. И слава богу, не стали тянуть со свадьбой, хотя и не знали, что получил метку Хёнджин от альфы уже беременным. Получилось удачно, хотя, конечно, всё равно въедливые родственники будут задавать бестактные, но не лишённые основания вопросы. Если прорвутся сквозь стену под названием разозлённый Ким Юнги, который сейчас вокруг своего омеги просто часовым ходил и жалобно зарычал, когда Хёнджин стал ласково толкать его к выходу из большой комнаты в покоях Тэхёна, желая побыть немного с Тэхёном и Сокджином без его настойчивого внимания. — Я не помешаю, — урчал Юнги, — ну же, Джинни, нет, нет, куда я пойду... — Юнги, — строго прикрикнул на него смущённый до слёз Хёнджин, виновато поглядывая на старающихся удержать смех старших. — Нет, нет, я не могу, а если тебе что надо будет... нет... — Юнги притиснул пискнувшего Хёнджина к стене, сунулся лицом в сгиб у его шеи и стал мягко потираться о него, помечая своим запахом. Сокджин, не выдержав, сердито и смущённо фыркнул и решительно двинулся к паре. Хёнджин не мог сопротивляться, так как Юнги, видимо, применил тайное оружие против омеги и тот покорно откинул голову и прикрыл глаза, забыв обо всем и всех. Сокджин положил руку на рыкнувшего злобно альфу и громко сказал: — Юнги, гони зверя и будь человеком! Нам надо обсудить свои дела! Иди вниз, там тебе нальют вина из Первого подвала! Надо выбрать несколько сортов для торжества. Побудь полезным и сильным альфой, возьми на себя это, а то нам нельзя: у нас дети. Эта фраза доставила удовольствие абсолютно всем: Тэхён стал смеяться с того, как довольно рыкнул Юнги, который обожал хорошее вино, Хёнджин с облегчением выдохнул, когда муж отступил, а Сокджин... почувствовал настоящее счастье от того, что теперь мог так сказать — "у нас" дети. Юнги вышел, а Сокджин и Тэ стали расспрашивать нового своего братца о свадьбе, на которую ни одного из них, конечно, никто не пригласил. По этому поводу Хёнджин со слезами на глазах поклялся им, что они с Юнги единственное, что просили в качестве подарка на свадьбу у его родителей, — разрешение пригласить братьев Юнги. Получили решительный отказ герцога Кима. — Кажется, ваш папенька пробовал встать на нашу сторону, — не поднимая смущённых глаз, — говорил Хёнджин. — Однако ваш отец... — Остался самим собой, — спокойно сказал Тэхён, а Сокджин снова насмешливо фыркнул и кивнул. — Не расстраивайся и не смущайся, милый, — продолжил Тэ, — мы и не ждали. Знали же, что вы приедете сюда и мы поздравим вас здесь. — И подарок подарим, — ободряюще улыбнулся Сокджин. Но Хёнджин от этих ласковых слов лишь сильнее, до слёз распереживался. Он ещё больше покраснел и затараторил о том, что Юнги даже попробовал бунтовать, отказываться от свадьбы вообще, но... — Но куда бунтовать, когда животик жениха вот-вот станет очевиден всем вокруг, — мягко улыбнулся Сокджин, и Хёнджин, подняв на них свои чудные мокрые глазищи, кивнул. Тэхён быстро подбежал к нему и стал обнимать, успокаивая, а Сокджин качал головой, вспоминая, что Юнги тоже, обнимая его по приезде, первое, что прошептал на ухо, — тихое и отчаянное "Прости... Прости, братишка!" Тогда бета лишь шикнул на него и потребовал прекратить маяться дурью. Ему на самом деле не было обидно. Совсем. С кем бы он Уёна оставил? С его-то привычкой засыпать, только если слышал мягкое дыхание, сопение и сладкое причмокивание рядом. Только эти звуки и помогали Сокджину, когда за окнами шуршала чёрным покрывалом беззвёздная ночь, оставаться живым. Только они помогали прекратить мучавшие его приступы рыданий. А иногда и просто спасали, напоминая о желании жить и гоня желание умереть от тоски с глупым и недопустимым "Гуки... мой Гуки... Прошу, прошу, забери меня... Где ты? Где же ты?.." — на губах. Но думать об этом сейчас Сокджину было нельзя, так что он немного принуждённо улыбнулся и постарался забыть хоть ненадолго о серьёзных проблемах, преследовавших его последние пару недель. Всё к лучшему. Главное, что свадьба его брата и этого очаровательного омеги состоялась, была и пышной, и красивой. Столица гудела и сплетничала о ней почти три недели, и кстати — Хёнджин, рассказывая об этом, мстительно усмехнулся — господину герцогу пришлось отбиваться от разных неудобных вопросов по поводу причин отсутствия на столь важном семейном торжестве братьев жениха-альфы. Потому что братья Хёнджина были в полном составе. И даже двоюродные. А Ким Джиюн лишь уязвлённо усмехался, когда Хван Минхёк с гордостью представлял всем своих двух родных — мальчишек совсем — сыновей-альф и всех остальных, выстроенных чуть не по росту. — Так ему и надо, отцу вашему! — не удержался Хёнджин и покраснел, виновато моргая на Сокджина. — Надо, надо, — подтвердил Тэхён, а потом сочувственно погладил юношу по плечу и спросил: — Что, достаётся тебе? — Н-нет... — неуверенно соврал Хёнджин и покраснел ещё сильнее. — Я... я не жалуюсь... — А ты пожалуйся, — посоветовал Сокджин. С какой-то внезапной тоскливой нежностью он вспомнил свой первый месяц после свадьбы и трудности с Чон Банджо. Ему вдруг показалось, что это было... весело и мило что ли. А главное — ужасно давно и как будто и не с ним... А прошло-то всего чуть менее полугода... Он вздохнул и ободряюще подмигнул Хёнджину: — Оно и легче станет. Но Хёнджин скосил глаза на животик Тэхёна, который тот невольно постоянно поглаживал, и положил руку на свой животик, чуть поменьше. — Давайте поговорим лучше о чём-нибудь приятном, — смущённо предложил он. — Расскажи мне поподробнее, как будет проходить венчание, что мне делать надо, кто приедет? Сокджин и Тэхён переглянулись, и бета чуть кивнул брату. Тэхён вздохнул и начал: — Церемонию я не хочу пышную, хотя Сокджин тут вроде начал приготовления, но я не хочу. Хочу только для своих и для души, понимаешь? Он вдруг умолк и прикусил губу, виновато глядя на Хёнджина, но тот грустно улыбнулся и покачал головой: — Всё хорошо.... Я понимаю... Тэхён благодарно кивнул и продолжил: — Ну, вот. Делать тебе ничего не надо, никакой особой помощи нам не нужно, только чтобы всё с тобой было хорошо и у твоего альфы не было повода рычать на нас. Сокджин досадливо цокнул, Хёнджин чуть покраснел, а Тэхён снова засмеялся: — Шучу я. Но правда, почти всё готово, я же говорю: милое семейное торжество, только для тех, кто захочет приехать. А кто захочет... Папа собирался, даже уже вроде как определился, что приедет накануне утром. Написал в письме, что у него будет сопровождающий, а кто — не написал. Тэхён нахмурился и обиженно надул губу. Сокджин укоризненно покачал головой и повторил то, что уже говорил этому упрямцу сотню раз: — Он благородный омега из герцогского дома! Конечно, он не может путешествовать один! Не дуйся, Тэ, ну, кого он там может привезти? Может, какого-то знакомого по придворной службе пригласил на свадьбу сына. — Мог бы хоть имя написать, чтобы я знал, стоит ли выряжаться по полной парадной! — тут же огрызнулся Тэхён. — А разве вы и так не будете наряжаться? — удивился Хёнджин, которого Сокджин не успел остановить. — Всё-таки... венчание... Тэхён взвился мгновенно, вскочил и ушёл к окну. Его наряд был болезненной темой. Венчание отложили ещё на две недели. Из-за каких-то там проблем с семейством Ким. По этому поводу Намджун каждые три дня слал полные мольбы и нежности письма Тэхёну, уверял, что если он всё правильно сделает, то результат решения этих трудностей обрадует и самого омегу, и даже очень. Но для этого Намджуну надо ещё на две недели задержаться. И даже не уточнял, где именно. На Тэхёна извели все возможные травы и настойки старика Сохёна. Лекарь сам стаканами вливал отвары из них в плакавшего неделю омегу и ругался шёпотом по-чёрному, проклиная глупую молодёжь, которая только о себе и думает, а о бедном дитятке в животике некому и подумать, кроме старика Сохёна, который вообще-то никакого отношения к этому всему не имеет. И тем не менее ради Тэхёна и его истерики пожилой альфа сорвался по первому зову перепуганного насмерть Сокджина и приехал на посланной за ним повозке, чтобы вставить по первое число и самому утопавшему в слезах Тэхёну, и бледному от постоянного недосыпа, еле на ногах стоящему Сокджину — за то, что не сказал Сохёну раньше о своих трудностях со сном. Влетело и всем слугам, что попали ему под руку, — за то, что не следят за молодыми господами так, как положено. Вот. Тэхён тогда поклялся, что будет выходить замуж за мучителя-альфу в домотканом балахоне, даже не расшитом, и домашних мягких штанах, в каких ходят крестьяне и к которым он в последнее время пристрастился, так как только они его не стесняли и нигде не давили. Сокджин с готовностью согласился, а сам втихомолку отдал прекрасный снежно-белый наряд Тэхёна снова на перешивку. Швейник Богом поклялся ему, что сделает так, что и не подкопаться будет. Только потребовал рулон дорогой голубой ткани с вышивкой из Шоссе. Ткань доставили, и он уже неделю колдовал в своей комнатёнке, обругивая любого, кто пытался к нему сунуться (Сокджин как-то попал ему под горячую руку, так что точно это знал): видимо, всё же это было трудно. Тем более, что Тэхён из вредности на примерки ходить отказался. И сколько бы Сокджин его ни заласкивал, как бы ни обнимал, ни уговаривал, вредина плакал, жмурился, поджимал свои невозможные губы — и не желал принимать участия в переделке костюма, так как был уверен, что такая красота хорошо смотрелась бы только на более-менее стройной фигурке. Но Сокджин надежды не терял и продолжал капать ему на мозги. И папино письмо с намёком на какого-то таинственного гостя было как нельзя кстати. Вообще-то Сокджин был уверен, что Тэхёну просто сложно одному в такое время, что ему очень нужен был его альфа и поэтому он просто ужасно злится на Намджуна — вот и срывается на своём наряде. Так и сейчас бета тяжело вздохнул, когда в ответ на слова Хёнджина Тэхён оскалился: — Наряжаться? Это мне-то сейчас? Мне как-то трудно теперь достойный наряд подобрать, так что женишок мой точно обойдётся. А вот если папа всё же кого-то интересного с собой привезёт, то придётся: не позориться же перед незнакомым человеком. — Папенька ваш сейчас всё больше времени при дворе проводит, ищет утешения от ссор с отцом, — печально сказал Хёнджин. — Ну, ещё бы, — зло сквозь зубы сказал Тэхён, правда, уже успокаиваясь. — Насчёт свадьбы... Ещё вон Сокджину написал внезапно брат его супруга... Тут пришла его очередь кидать виноватые взгляды — на Сокджина. Дело в том, что Сокджин не стал ничего в подробностях рассказывать брату о своём странном теперь семейном положении, а тот из внезапной деликатности не стал настаивать. Так что было сказано лишь, что пока они с графом Чоном поживут раздельно, так как Чонгук решает важные семейные вопросы. Вдали от Версвальта. И от Сокджина. О сыне знает, но... как относится к этому, пока непонятно. Об Уёне Тэхён знал всё от начала и до конца и отнёсся к рассказу с сочувствием, но больше, кажется, переживал именно за Уёна, а не за брата или его супруга. Со временем, когда Тэхён стал замечать, как начинают блестеть глаза Сокджина, как дрожат его губы, стоит омеге упомянуть Чонгука, тема графа Чона вообще стала чуть ли не запретной между ними. Поэтому, уловив болезненную гримасу брата, Тэхён торопливо закончил: — Граф Чон Хосок написал. Странно так написал: что, мол, хочет приехать, чтобы и поприсутствовать, и попрощаться. Мы не поняли, поч... — Не поняли? — удивился Хёнджин, перебивая. — Так понятное дело! Граф Чон! Конечно! После всего, что там у них в семье было! Его глаза широко раскрылись и возбуждённо заблестели, хотя он тоже как-то виновато щурился на Сокджина. Бета напрягся: повеяло скандалом, сплетней, чем-то диким и очень неприятным. Он ведь старательно гнал от себя мысли о том, что происходило или уже произошло в семье Чон и как там его муж решает или решил свои вопросы с отцом. При мысли о Чон Чонджине бету передёрнуло от отвращения. Он понимал только одно: что бы там ни задумывал Чонгук, он уже это точно сделал. Всё-таки два с половиной месяца... Однако муж не только сам не приехал после этого, но и никак не поставил его в известность о том, что теперь с его семьёй и с их... отношениями. Сокджин только сейчас понял, что мог бы сразу узнать от Хёнджина обо всём: семейство Чон одно из самых уважаемых в Столице, и оно постоянно живёт именно там. Как и Хёнджин с Юнги. Так что, конечно, омега должен бы знать, если что-то произошло. И вот теперь по лицу Хёнджина увидел: произошло, да ещё и как. — А... что случилось? — тихо спросил он, не поднимая глаз от бокала в руке. — Так ведь молодой граф Чон оскандалил себя и свою семью! — выпалил Хёнджин. — Никак не думал, что вы не знаете! Мне казалось, о скандале в зале для приёмов, что устроил граф Чон Хосок, гудит вся Империя! — Как это... — только и смог прошептать Сокджин. — Да! Сначала говорили, что они с братом... — быстрый тревожный взгляд и прикрытые ресницы в ответ. — ...с вашим супругом чуть не поединок устроили в своём доме в Столице. Уж не знаю повода, да и официально ни о чём не сказано было, только слуги шептались да разносили по городу, что Чон Чонджин там чудом живым остался. Если бы не господин Чон Банджо, то... вообще неизвестно, чем бы закончилось. Но этого было мало. Оба брата отказались в отчем доме жить. Маркиз Пак Чимин их пригласил в свой. Не туда, где живёт с папенькой, а тот, что лично ему принадлежал. Рядом с отчим. Так и это не главное! Граф Чон Чонджин полжизни положил на то, чтобы добыть сыну своему старшему должность первого виночерпия при Его Величестве. Уж сколько там интриг да жертв было... Мне ещё отец рассказывал о том, что не чурался граф ни ... — Хёнджин глотнул воздуха, видимо, ловя то, что хотел сказать, на лету и пытаясь выбрать слово поудачнее, и продолжил робко: — ...чего. И на представлении на должности этого года господин Хосок наконец-то должен был получить это место. Вы же понимаете, какая это честь! — В голосе омеги засквозило восхищение и благоговение. — При особе Его Величества! Это... Это же на всю жизнь, бессменная должность! Два года не было постоянного, а тут Его Величество всё же прислушался к мольбам графа Чона! Это бы обеспечило и господина Хосока, и детей его на всю жизнь, а имя Чонов вознесло бы в списки первых при дворе и в Империи! Поставило в один ряд с Кимами и Ли! А что же господин младший граф? На самой церемонии дождался, пока отец подаст торжественно прошение о его вступлении в эту должность. А когда Его Величество спросил, все ли запрошенные согласны с просьбами своих старших родственников за них, он возьми и выйди вперед да скажи: "Я отказываюсь от прошения отца, так как не считаю его достойным просить за меня, а себя — достойным этого высокого места!" У Сокджина и Тэхёна примерно с одинаковым стуком упали челюсти на пол. Хёнджин быстро-быстро закивал головой, глядя на испуганно-изумлённые лица братьев: — Представляете?! Весь двор был просто поражён! Никто и слова не посмел сказать, глаз поднять! А Его Величество, как говорят, побледнел: ни разу ведь до этого никто никогда не отказывался от представления! Но он не стал просто так это оставлять, поманил к себе господина Хосока и увёл в свою кабинетную. О чём они говорили, никто не знает: великий секрет! Графа Чон Чонджина еле отпоили от обморока да домой отправили! А Его Величество после разговора дал свободу господину Хосоку от всех обязанностей при дворе без взысканий и наказания. И даже пожаловал его и его брата... — Снова осторожный взгляд на бледного, как смерть, Сокджина, чьё сердце билось тяжко и болезненно. — ... землями в Ликави. — Это же... окраина Империи, — растерянно протянул Тэхён. — Зато теперь у Чонгука есть свои земли. Он больше не бесправный младший сын, — хрипло сказал Сокджин, тяжело опираясь на ручки кресла, в котором сидел, потому что ему вдруг стало почему-то дурновато. — Что ж... Прекрасно. "Теперь я хотя бы знаю, где ты, — горечью плеснулось в душе. — Можно больше не беспокоиться... И, видимо, не ждать..." — То есть Чон Хосок собирается уезжать в... Ликави? — тихо спросил Тэхён. Хёнджин лишь пожал плечами. — А что же... их... отец? — с трудом выдавил Сокджин. — О! — встрепенулся Хёнджин. — Это трагедия! Старший граф Чон, говорят, просто помешался... Говорят, что он кидался на своего супруга с ножом и так же пытался убить Чо... — Хёнджин снова глотнул то, что хотел сказать, но Сокджин успел поймать его взгляд и вытянулся, бледнея и почти теряя сознание, но омега торопливо почти закричал: — Нет, нет! Всё хорошо! Он пытался кинуться на господина Чонгука, причём прилюдно, когда тот уезжал и прощался с братом перед их домом. Но тот, конечно, не дал себя обидеть! Он же воин! Что вы, братец! Всё с ним в порядке! Только вот мы с Юнги думали, что он здесь... — Хёнджин снова виновато прикусил губу, но не смог поймать ни юркий взгляд Тэ, ни тяжелый мрачный взор Сокджина, так что быстро сказал об ином: — А вот с батюшкой их, графом Чоном беда настоящая! Заперли его, говорят, в замке их… Сонт... Сот... — Сотерли, — мертвенным эхом откликнулся Сокджин. — Да! Вот, в Сотерли. Заперли и стражу приставили. Потому что, говорят — безнадёжен, хотя иногда и бывают просветления, — почти шёпотом закончил Хёнджин, но потом подумал и добавил: — И больше в Столице его не видели. Господин Чон Банджо же теперь один из самых уважаемых омег, так как все жалеют его: говорят, что не повезло ни с мужем, ни с сыном... сыновьями... И привечают все, и... вообще... — Любят у нас страдальцев, — горько усмехнулся Тэхён, подошёл к застывшему в своём кресле Сокджину, обнял его за плечи сзади и, склонившись к уху, тихо и ласково спросил: — Ты... как? — Я же не знал! — всхлипнул Хёнджин и тоже подбежал к бете, быстро опустился перед ним на колени сбоку, обнял его за талию и прижался своими мягкими кудрями к груди беты. Сокджин опёрся плечом на грудь Тэхёна, присевшего на ручку кресла, и сжал пальцами одной руки его ладонь, а другой рукой обнял голову Хёнджина. И почувствовал: будет ужасно трудно. Но он не один. Значит, надо просто пережить. Надо просто жить.