Трагедия об исполнении желаний

      Ещё один цикл. В груди всё от боли сжимается, каждый раз, когда приходится создавать новый мир. И всё это для чего? Для того, чтобы самому стать счастливым? Чтобы наконец признаться в том, что единственная реальная в этом мире вещь — его чувства? Чувства теперь уже к своему творению. Как же это странно. Нельзя, нельзя так делать, ведь это абсолютно неправильно! Данила испытывал весь этот букет болезненной любви к настоящему человеку, к парню, который столько прошёл, повзрослел или даже постарел морально, как бы прискорбно это не звучало. Андрей Радов, в которого влюбился когда-то Бесобой не был сплетённой из нитей воспоминаний и размышлений куклой, которую можно было просто расплести и связать заново, если что-то пойдёт не так, как хотел бы Даня. Неправильно.       Единственным настоящим человеком сейчас был Антихрист, но черт знает, где и с кем он. Но ему явно плевать на происходящее с Даней, ведь он сам решился набивать эти шишки, создавая свою собственную вселенную. Он, наверное, сейчас потягивал где-то далеко, на пляже, коктейль, вместе с девчонками отдыхал от своей должности бога, хитро улыбаясь, замечая, как перезапускается мир. Это не его проблема.       Даня натягивает на глаза капюшон толстовки, стоит рядом со свежей могилой самого близкого друга, который так и не дождался его. И ведь даже теперь его смерть была кандалами на залитых кровью руках. Прямо, как тогда. На кресте его фотография. Он улыбается светло-светло, но улыбка эта теперь будет видна только брату и деду, что лежат рядом. И Ксюше. Черт знает, есть ли хоть что-то, что можно было похоронить в её могилу, наверное, только воспоминания Андрея, хотя оно и так уже в земле, вместе с ней. Вряд ли с Даней, ведь бог сам вернул его к жизни и заставил мучаться вновь. Умирать тоже, наверное, было больно. Даниле даже представлять это больно, он жмурится, мотает головой, стараясь не представлять, как Андрей хватается за горло, жадно глотает воздух, кашляет, а потом без сил опускает руки. Взгляд стекленеет…       Комок в горле вновь перекрывает дыхательные пути, когда мужчина всё-таки представляет эту картину. Страшно. Так страшно умирать, а он даже представить не может, ведь сам-то никогда окончательно не умирал. Смешно даже. До боли.       Третьего Данила решается создать таким же настоящим, как и прошлого. Но не оставляет его одного. Нельзя повторять ошибки прошлого и настоящего, если, конечно, не хочешь очередную шишку на старом месте, прошлый синяк до сих пор не сошел. А сойдёт ли теперь вообще? Это Андрей не помнит вариации себя, а Данила… Даня всё запомнит, неважно, как давно была создана первая его вселенная. Нельзя, наверное, так часто начинать заново из-за одного и того же человека. Пора уже прекратить этот ужас, чтобы тот, настоящий или изначальный, Андрей перестал уже переворачиваться в гробу. Но так не хочется отпускать его, об этом даже думать тяжело, до оскомины больно. — Смотрю, ты тоже задумался, да, создатель? — Андрей кривится, усмехаясь на последнем слове.       Вряд ли бы кукла пошла против кукловода? Марионетка может только исполнять команды умелых пальцев кукловода, а если иначе, значит, она уже больше не двигается за счёт своего мастера, значит, она живая, настоящая. Но… что, если это Данила сам так захотел? Мужчина хмурится, мол, нет, Радов бы тоже так сказал. — Да как тут не задуматься? — тихо спрашивает он, делая небольшой глоток пенного. — Это да… — вздыхает Инок бывший, повторяя за другом. В его голове до сих пор не могло уложиться, а во всех этих беснованиях с бесами, ангелами и концом света он не до конца разобрался, пусть и на душе было до сих пор тревожно. Для Андрея всё то, что было до настоящей смерти было буквально вчера, а для Дани явно прошёл не один месяц. — То есть воскресить так же Ксюшу ты не можешь? — уточняет Радов, с болью глядя в глаза друга.       Данила же потупляет взгляд. Технически может, но… Во-первых, его воспоминаний о Ксюше недостаточно, чтобы создать её настоящую, а во-вторых, он не хочет упускать свой шанс. За все эти попытки Бесобой окончательно разобрался в своих чувствах. И они были куда сильнее тех, которые он должен был испытывать к своей жене. Всё было настоящим, правильным и таким слащаво-прекрасным, что от одной мысли о хорошем конце внутри всё сжималось и разливалось из солнечного сплетения таким теплом по всему телу, что улыбка заставляла уголки губ и щеки болеть. — Ты бы мог, но у меня нет твоих воспоминаний, а та Ксюша, которую создам я может стать абсолютно не похожей на ту, которую ты знаешь, — закрывает эту тему мужчина, чувствуя, как от потускневшего взгляда визави сердце наполняется ревностью. Он беззвучно хмыкает, останавливая поток этой желчи по венам. Глупость какая… Андрей ведь точно так же любил свою жену, как и Даня его, а может, даже сильнее. — Мне жаль, — добавляет он, наблюдая за полной отчаяния улыбкой на лице Андрея. Точно с такой же был бы Данила, если бы оказался в его ситуации. — Спасибо, конечно, дружище, за воскрешение, всё дела, но в чем смысл жизни теперь, а, бог? — Он ухмыляется горько, щурясь одним глазом.       Вопрос вводит Данилу в ступор. А действительно, в чём? Андрей недостаточно пьян, чтобы философствовать и не грузить мозги, как и сам Бесобой. А значит, что-то ответить нужно. Да так, чтобы хоть как-то обнадёжить парня. Вот только в голову ничего не лезет, исключая картину с повесившимся в прошлой версии мира Андреем. Он тоже не знал, в чём смысл. — Андрюх, я и сам не знаю, — признаётся честно Данила.       А ухмылка на лице Андрея только шире становится. — Как же? Ты ж теперь должен следить за всеми нами, как за крысами подопытными, — он хмыкает, отводя взгляд и качая головой. — Ты можешь сделать абсолютно всё. Стань, например, звездой, слетай в космос, купи всю недвижимость на планете, свергни президента и сам им стань! У тебя столько, блять, возможностей, Дань! — Кажется, что ещё немного, и мироходец сорвется на крик, но он лишь затихает, опуская голову, и смотрит в кружку пива, на самое дно. — А у меня ничего и никого…       Внутри Данилы будто мир рушится вместе со всеми мечтами и надеждами только из-за этих слов. — Ладно, у меня есть друг. И он бог, но что это даёт мне? — Радов поднимает взгляд, а по коже Данилы мурашки бегут от болезненных воспоминаний. Всё, как тогда. Мужчина тяжело выдыхает. — У тебя теперь есть шанс исправить всё, ведь теперь ты свободен от обязательств, прошлого… руки-женщины, — пытается хоть как-то выкрутиться из ситуации Даня, понимая, чем всё это может окончиться. Может, вообще не стоило начинать всё это? — Класс! — вскрикивает Радов, привлекая на себя внимание абсолютно всех в баре. — Ура! Спасибо, что решил за меня, друг! Я бы без тебя не справился. Сам бы я не смог… — смеётся он тихо. — Здорово…       Данила залпом выпивает всё содержимое кружки, всем сердцем желая, чтобы эта жидкость хоть немного опьянила его. Только ничего он не чувствует. Хреново быть богом, даже опьянеть не получается нормально. — Андрей, я просто хотел быть честным с тобой, — признаётся Бесобой, глядя в самое дно синих глаз визави. Там, на дне, боль плескается, а Даня ничего поделать не может. — И хотел, чтобы в этом мире был хотя бы один человек, который помнил бы всё-всё-всё… Был настоящим, знаешь. Ты мне очень дорог, — на губах застывает признание, но мужчина лишь облизывает высохшие уста и сглатывает нервно. Не сейчас. Ещё будет время. Да уж, времени теперь навалом. Целая вечность.       Андрей замирает, отводит взгляд. С одной стороны, всё не так уж и плохо, но это не было его выбором. Именно поэтому напряжение не уходит из груди, когтистыми лапами обнимая сердце. — Не знал, что ты эгоист, — печально хмыкает Андрей, поднимая только сейчас взгляд несколько уставший. — Хочешь жить со мной? Не нужно будет в этот бар ходить. Футбол какой-нибудь будем смотреть под пиво. Работу найдем. Всё, как у людей, — резко предлагает Данила, чуть двигаясь вперёд и совершенно обезоруживая своим вопросом Радова. — Ну, эм-м… Наверное, теперь переезд в другую квартиру был бы неплохим решением. Я в своей даже прибраться-то толком не успел после стольких лет мироходства, — он немного сводит светлые брови к переносице, опускает взгляд, понимая, что абсолютно ничего не чувствует. Выхода лучше, действительно, не было. По крайней мере, так он спасётся от воспоминаний.       Глубоко внутри зажигается огонёк надежды, а улыбка сама лезет на лицо Данилы. — Тогда… за переезд? — улыбается Даня, пытаясь заразить улыбкой друга и поднимая кружку пива. — За переезд, — но Андрей не улыбается, лишь взгляд пустой поднимая на кружку и чокаясь, а потом залпом выпивает содержимое.       Месяца шли, а Андрей менялся только в худшую сторону. Даже засыпая под боком у Данилы, он продолжал говорить в миллионный раз, как виноват, что ему до сих пор стыдно. Бесобой же в миллионный раз отвечал, что всё в порядке, что так нужно было, но всё было зря. И казалось бы, все счастливы, они вместе, а все силы Данилы уходили на поддержку, заботу, аж все это начинало казаться каким-то бредом. — Дань, ты же можешь пересоздать мир? — вопрос оказывается громом среди ясного неба, хотя звучит тихо и даже несколько нежно, когда ладони ложатся на напряженные в секунду плечи. — Зачем? — Данила даже не поворачивается, чувствуя, как по телу бегут мурашки. А от одной мысли об уничтожении первой своей удачной попытки в сердце сквозь рёбра врезается остриём всё холодное оружие мира. — Я не хочу тебя обманывать. Я, наверное, умер ещё тогда. И не оживал больше.       Объяснить абсолютную пустоту внутри было так сложно, но и говорить больше не хотелось да и не нужно было. Андрей был уверен, что его обязательно поймут. Бог же всё видит, всё знает. Но почему он тогда раньше не увидел то, что рана насквозь до сих пор не зажила? Не хотел видеть, что его возлюбленный сгнил давным давно и просто живет, отдавшись течению? Нет. Он не плыл по течению. Он был многотонной пустотой прикован ко дну, а нормальная жизнь была там, наверху. Но Андрею было без разницы и на хорошую жизнь и на лучи солнца, которые до дна не доходили, хотя Даня так старательно пытался протянуть ему руку, вытащить на свет, согреть любовью, как солнцем. Но Радову этого не было нужно и он просто ждал, когда это всё закончится. Вот только он начал замечать, как захлёбывается сам Данила, не выбрасывая полупустые бутылки, а допивая их. Для него они тоже перестали быть наполовину полными.       Тогда Данила не смог сдержать слёз. Из памяти ещё не стёрлись прошлые версии Андрея. Он рыдал за всех, пока исхудавшие руки возлюбленного обнимали его за шею.       Третья попытка оказалась самым сокрушительным провалом.