"Должно быть, всё дело в ниточке. Она очень тонкая — настолько, что её невозможно увидеть невооружённым взглядом, а с другой стороны, очень прочная и длинная — настолько, что её можно протянуть через океан."
Майкл Такер
В большом доме было слишком пусто сегодня, а потому, лучшим решением было занять себя чем-то до прихода хозяина, которого застать здесь было почти нереально: слишком он был занят делами, иногда пропадая не то что днями – на недели мог исчезнуть из поля видимости... Но отчего-то девушке, что задумчиво рассматривала пустой холст на мольберте, казалось, что сегодня он непременно вернется домой. Ожидая его, она уже успела пройтись и навести здесь порядок, собрав с разноцветного пола смятые бумажки, кисточки, карандаши, клячки и блокноты, разложив их на столе, но ничего не выбрасывая и не убирая слишком далеко: хозяин дома мог напрочь забыть о вещах и потом долго мучиться, пытаясь найти нужную. А ей этого совсем не хотелось. Взгляд скользил по полкам с разными мелочами. На одной стояла приличная коллекция красочных снежных шаров самых разных размеров, на другой – стаканчики со всевозможными видами кисточек. В стеклянном стеллаже у стены красовались круглые древесные спилы, расписанные акриловыми пейзажами, а на потолке висела необычная люстра из витражного цветного стекла, давая потрясающие радужные блики на всё, чего касался свет, идущий изнутри. Мебель, состоящая из мягких кресел-мешков и широкого дивана, была под стать всему дому – сшита из цветных лоскутов разномастного вельвета. Тепло, мягко и нежно. И не смотря на полный разноцветных пятен хаос, здесь все выглядело уместным. Стояло там, где и должно. Она могла даже сказать, что во всем этом был определенный стиль... Его стиль... Узнаваемый ей из сотен тысяч других, даже если бы она увидела хотя бы одну вещь из этого дома в любой другой части случайно выбранной вселенной. Девушка устало опустилась на мягкое кресло-мешок, вытянув на мягком ковре босые ноги. Она быстро утомлялась, будучи больше похожей на Хранителя, чем кто бы то ни было еще. Возможно поэтому они сдружились, можно сказать, на почве общих интересов... Она мягко коснулась рукой груди, выуживая оттуда душу... Неполноценную... Словно от нее отняли значительную часть: сердечко, бывшее когда-то потрясающе синим и ярким, поблекло, а половина была будто отколота и безвозвратно утеряна. Душа плавно вращалась на раскрытой маленькой ладони, освещая тусклым светом темные волосы с синими прядями и блестящие от усталости серые глаза. От недостатка эмоций, девушка не могла точно сказать действительно ли она устала или ей просто стало безразлично окружение. А потому, возвращение друга было бы как нельзя кстати. Лишь он помогал справиться с подобным и настоял на том, что выполнял сам ежедневно. Девушке это было необходимо реже, но, тем не менее, вопрос стоял так же остро. Вернув душу на место, она откинулась в мягком сидении, постепенно погружаясь в апатичный сон, отмечая, что затянула с приемом краски в этот раз, а потому чувствует себя ужасно безэмоционально и тускло, а внутри словно постоянно ноет и горит повреждённый когда-то сгусток души. Ее другу было в этом плане отчасти легче: не имея в оболочке наполнения, она попросту не болела, истратив эмоциональный ресурс. И силы не расточала с той же интенсивностью, что у нее, не пытаясь восполнить то, что давным давно было уничтожено без остатка. Сон был похож на кому, сдавив собой без движения и эмоций, оставив лишь пульс и безмерную слабость. Отчасти это напоминает сильную депрессию, с той лишь разницей, что на самоубийство нет ни силы, ни тяги, как и на что-либо ещё в принципе. Из состояния, близкое к безвольному, ее выводило тормошение и чей-то взволнованный голос. Вспомнить бы чей... А зачем? Нужно ли вспоминать, если есть такое спокойное ничто, где нет ни звука... Убрать бы эту боль за грудиной... Рука девушки слабо цепляется за одежду под ключицами, в бесполезной попытке унять это противное мучение. Но голос продолжает настойчиво звать к себе, вытягивая из пучины, что почти ее поглотила, вынуждая открыть безразличные ко всему глаза и увидеть перед собой обеспокоенный силуэт странно одетого скелета в очень длинном шарфе и с не менее странными зрачками в глазницах, что меняли свою форму с ужасающей скоростью, выдавая волнение монстра, вцепившегося в ее плечи, словно боясь, что отпустив – потеряет. — Са́ти? Слышишь? Ты почему раньше не пришла? О, звёзды, почему даже я помню о таком, а ты нет? Давай, открой рот, — монстр сел вплотную, приставив к ее губам первый флакон с краской, что вынул из пояса на своей груди. Но Сати не шевелилась, словно мертвая, вперив пустой взгляд где-то на уровне его ключиц и никак не реагируя, чем изрядно напугала монстра. Скелет долго не думал, полагая, что промедление будет лишь хуже для подруги, а потому, поколебавшись ещё лишь мгновение, приложил флакон к своему рту, наполнив нужным количеством волшебной жидкости, и, взяв Сати за волосы на затылке, аккуратно запрокинул ее голову, припадая к губам и вливая в нее краску, чуть погладив второй рукой по горлу, вынудив глотать. Она лишь вяло попыталась противиться действиям монстра, с трудом обхватив его запястье, но скелет безропотно и методично повторил это действие с ещё тремя флаконами, прежде чем девушка очнулась от забвения, настойчиво толкая друга в грудь. — Инк, стой... Д...дальше я сама, спасибо, — Сати старательно не смотрела монстру в глаза, концентрируясь на поясе с красками, самостоятельно вынимая оттуда следующий флакон и отпивая из него, готовясь выслушать тираду нравоучений друга, от последних действий которого только сейчас приходило осознание, мягко касаясь оттаивающей души волной смущения... Он, черт возьми, ее только что поцеловал четырежды, хоть и из благих побуждений... Но влюблённому остатку души не объяснишь, что это было лишь простой необходимостью во имя спасения. И стоило ей получить свою порцию различных эмоций, как она тут же мягко взметнулась где-то внутри, щекоча собой ребра, стоило несмело поднять глаза и увидеть в его зрачках искреннее беспокойство, взамен ожидаемого порицания. — Совсем забыла, да, Сати? — скелет ласково улыбнулся, склонив голову к плечу и успокаиваясь после того, в каком состоянии нашел подругу у себя дома. Колким страхом сводило кости от мысли о том, что было бы, не вернись он сегодня. — Да, я как обычно – все в последний момент делаю... Спасибо, Инк. Без тебя я бы здесь в овощ превратилась, — девушка виновато улыбнулась, садясь в мягком кресле ровнее и немного тушуясь от чрезмерно пристального взгляда разномастных зрачков монстра, что то и дело менялись на различного цвета фигурки, чаще всего возвращаясь к янтарно-желтой звезде в одном и бирюзово-синему ромбу в другом. Сколько она его знала – этот неотрывный, цепкий взгляд всегда пробирал до мурашек. И с растущей к нему симпатией все стало ещё хуже, примешав к чувствам ещё и сильное смущение. — Отпускает? Не болит больше? Может вытащим посмотреть? — Инк затараторил, касаясь пальцем ложбинки между девичьих ключиц, тут же убирая руку. — А больше тебе ничего не вытащить? — Сати беззлобно улыбается, дружески толкая скелета в плечо, скрытое тканью многочисленной одежды, поймав его едва заметное радужное смущение на скулах, перечеркнувшее дымно-черную кляксу на правой щеке. — И-извини, Сати! Я просто волнуюсь за тебя. Твоя душа такая... уязвимая, — скелет отвёл взгляд, грустно вздыхая, и Сати поняла его... Ему отчаянно хотелось бы иметь хотя бы мелкий кусочек, а не пустотелую оболочку без наполнения. Сати лишь однажды видела это подобие жизненной силы, наполненной искусственными красителями, выглядящими в оболочке тускло и неподвижно. От этого зрелища в памяти до сих пор все внутри скручивало сочувствием и досадой от невозможности помочь... И от обречённости собственной влюбленности в неспособное ответить взаимностью существо. Девушка перевела усталый взгляд серых глаз на потемневшую в сумерках темноту изгибов дивана у стены с полками над ним. — Все в порядке. Спасибо ещё раз, я... наверное пойду. Неудобно тебя стеснять, ты и так меня спас, — девушка с трудом встала, ощущая, как свинцом налились конечности, но виду не подала, стараясь улыбаться бодро и весело, хотя внутри замерзал океан утомленности. Скелет поднялся вместе с ней, возвышаясь над сероглазой девушкой на добрые полголовы. — Сати, со мной можешь не притворяться, я ведь как никто другой тебя понимаю, — Инк взял ее за плечи, плавно проводя по ним вверх и вниз, — оставайся. — С-спасибо, Инк... Извини меня за неудобство, мне неловко, что приходится занимать на целую ночь комнату, — она чуть вжала голову в плечи, но Инк лишь коротко хохотнул, все ещё придерживая подругу. — Хах, ты не так поняла. Оставайся насовсем, Сати. Честно. Вдвоем веселее, да и так я не буду беспокоиться о том, успела ли ты выпить краску. И сама сможешь мне напоминать о чем-то, а то... Я, признаться, вообще не помню почему вернулся сейчас, — монстр отпустил девушку и неловко почесал затылок, поправив затем длинный бежевый шарф, сминая тонкими пальцами плисовую ткань. — Ты не шутишь, Инк? Потому что, если это такой розыгрыш, то он совсем несмешной, — девушка нервно переступила с ноги на ногу, но Инк был серьёзен, уверенно кивая в ответ и вновь улыбаясь. — Совершенно точно не шучу, так что... Ложись спать, утро вечера мудренее. О, одеяло и подушку я тебе сейчас принесу, погоди, — скелет торопливо метнулся куда-то в сторону своей комнаты, оставив поражённую девушку сверлить взглядом красно-зеленый торшер около разложенного дивана, который Инк специально не собирал, оставив на случай спонтанного прихода Сати в гости, часто упрашивая ее остаться на ночь. А теперь и вовсе склонил к переезду, не очень-то слушая возражений. Она так и стояла потерянным комочком, рассматривая равнодушную к ее мыслям лампу, пока не вернулся Инк, неся в руках постельные принадлежности с видом победителя, будто выиграл их в честном бою. Постелив все на диване, он с торжествующим видом встал рядом, широко улыбаясь и рассматривая подругу с пристальным вниманием, не вязавшимся с его беззаботным видом. — Всё готово. О, тебя надо переодеть! — Инк спохватился, оглядываясь в поисках своей большой кисти, с которой расставался лишь дома. — Ааа, ты мог бы просто нарисовать одежду отдельно, зачем... переодевать? — девушка смущённо прикрыла ладонями лицо, наблюдая сквозь пальцы, как Инк подошёл ближе, держа в руках рукоять кисточки. — Потому что ты моя... подопечная, и я несу за тебя ответственность, — ответил монстр, запнувшись, и провел по всему телу подруги мягким ворсом огромного инструмента, немного пугая прикосновением слишком большой вещи. Вся кожа словно покрылась темными чернилами, которые, стекая по старой одежде и телу, сменили облик на домашнюю большую футболку и короткие, свободные шорты повыше колен. Весь комплект имел цвет в тон одежды Инка. Монстр отставил кисть к стене и подошёл вплотную к подруге, скептически осматривая результаты деятельности в виде домашнего облика Сати и ее милого смятения, заигравшего на бледных щеках приятными румянами, которые он разглядел, мягко отняв от лица ее маленькие ладони. — Точно не болит, Сати? — монстр коснулся ладонью груди, словно силясь почувствовать гул души. Девушка чуть вздрогнула от его близости и излишней тяги к тактильному контакту, но винить его за это было бы глупо: он не чувствовал понятия личного пространства и самого его, как существо бездушное, тянуло к живому сгустку рядом с ним непреодолимой силой. — Точно, Инк. Спасибо тебе, — Сати улыбнулась, беря его за руку и отводя ту от себя, чуть сжав прохладные костяные пальцы. Они были словно неживые: ничто не грело их изнутри. Девушке бы так хотелось согреть их, но сил неполноценной души едва хватало для нее одной и саму ее сделав весьма мерзлявой: стоя сейчас в одних шортах, футболке и босиком, она покрылась колючими мурашками холода и передернулась. — Ложись отдыхать. Я завтра буду дома, можем что-нибудь поделать вместе, — монстр неловко улыбнулся и отпустил руку подруги, с сожалением отмечая, как внутри неприятно шевельнулась пустая оболочка, словно налитая бесчувственной анестезией, искажающей любое восприятие действительности до неузнаваемости. Возможно, будь душа живой, она бы ёкнула от ее касаний... Монстр молча ушел к себе, ещё раз улыбнувшись Сати и, махнув ладонью на прощание, скрылся в своей комнате, тихо щёлкнув дверью. Сати облегчённо вздохнула и поспешила забраться под одеяло на диване, поджав под себя замёрзшие босые ноги и накрываясь до самого носа. Кажется, это были его одеяло и подушка: они так сильно пахли Инком, что сероглазая зарылась носом в мягкую ткань, подолгу вдыхая приятный сладковатый аромат вещей, представляя, что их обладатель был сейчас прямо здесь. Душа болезненно сжалась, не чувствуя того, к кому ее так тянуло... Отчаянно желая как-то помочь, даже поделиться собой, если бы это могло исправить ситуацию, однако это было невозможно... Сати тихонько заплакала в подушку, окрапляя ткань беззвучными слезами, напитавшими ее прохладной солёной влагой, пока девушка, наконец, не уснула неприятным, тяжёлым сном до самого утра. За окном забрезжила дымка рассвета, пустив первые солнечные несмелые блики на стену комнаты над диваном, превращаясь в рыжее марево с каждой минутой, из-за прогревания воздуха. Сати с трудом разлепила веки, не сразу понимая, где она, ненадолго замерев, восстанавливая последовательность событий и собственных вспугнутых мыслей. Она тихонько села, прикрываясь одеялом и осматривая пустую гостиную, где подсвеченные утренним светом вещи и предметы приобретали свой чарующий шарм, разлагая лучи до тысяч цветных пятен и солнечных зайчиков, создавая иллюзию калейдоскопа на стенах. Инк специально задумал все так, чтобы свет менял привычные образы вещей, стоило ему попасть в окно прямыми лучами. Это было по своему гениально, и Сати уже не в первый раз восхищенно рассматривала бликующую круговерть цветов в гостиной. Это успокаивало и поднимало настроение: девушка хорошо отдохнула, а расколотая душа, наполненная красками, теперь не болела, и об этой проблеме можно было забыть на несколько недель, как минимум. Сонно потянувшись и широко зевнув, она тихонько выбралась из пригретого вороха одеяла, сожалея о том, что холод дома обжигал не хуже снега. Сероглазая тихой тенью скользнула на кухню, пока хозяин дома спал, намереваясь согреть воды и сделать чай, чтобы он смог дать тепло изнутри. Поставив красную утварь в белый горошек на плиту, она с ногами забралась на подоконник, залитый солнцем, сжавшись там в комок, обнимая голые колени и наслаждаясь тем, как светило ощутимо грело кожу: девушка невольно сравнила себя с хрупкой бабочкой, что по утрам была вынуждена точно так же греть на солнце крылья, прежде, чем взлететь. И так кстати ее мыслям по ту сторону стекла прилетела красивая темная нимфалида, приземляясь на деревянной раме, слегка покачивая иссиня-черными крыльями с кремовым ободом по краям и насыщенными рядами лавандовых пятнышек вдоль него. Насекомое потешно топорщило тонкие усики, чуть шевеля ими и немного выпуская тонкую нить хоботка, словно пробуя дерево на вкус. Пушистое тельце существа приятно поблескивало в теплых лучах, и Сати затаила дыхание, боясь неосторожным движением спугнуть маленькое живое чудо. — Я сам их создал, — раздался над самым ухом тихий голос, заставив вздрогнуть и порывисто обернуться, встречая разноцветный взгляд зрачков в опасной близости от себя: Инк склонился к ней вплотную, уперев руки в края подоконника, отрезав все пути отступления. Девушка нервно сглотнула, вновь отворачиваясь к насекомому, что продолжало раскрывать и схлопывать за спинкой хрупкие крылышки. — Красиво... — тихо прошептала она, чуть жмурясь от приятного тепла и чувства чужого мягкого дыхания за затылком. На плите настойчиво засвистел закипевший чайник, вынуждая Инка посторониться, выпуская подругу из случайного плена. Он сонно скользнул взглядом по ее голым ногам, вновь ощутив в груди неприятное сжатие оболочки, недоумевая, от чего вдруг стал так остро ощущать ее пустоту, несмотря на то, что с утра, как полагается, выпил все цвета эмоций, подобно приему лекарства. И это не отменяло того факта, что заинтересованного взгляда от подруги он не мог оторвать: Хранитель стал замечать подобное за собой уже давно, и именно это побудило его попросить подругу остаться с ним. Эгоистично вложив смысл собственного любопытства, что стояло на первом месте, оставив второе искренней заботе о девушке. И за это ему не было стыдно: он считал это естественным, будучи неумелым в четком разделении эмоций и чувств, хотя, он и сам признавал, что запутался окончательно... Особенно теперь, глядя на то, как тонкая, мерзнущая фигурка маячила у плиты, заваривая себе горячий зеленый чай, прижимая к телу в тонкой футболке хрупкие, изящные руки, которых очень хотелось касаться, ведь они были такие теплые, по сравнению с его прохладными, словно неживыми костями. Неодушевленными... Монстр глухо выдохнул, подходя ближе и наливая себе кипяток, заваривая горячий шоколад с молчаливым спокойствием, стараясь не смотреть так пристально на сонную, разомлевшую после солнца подругу, что уселась в кухонном уголке с напитком, задумчиво рассматривая трехцветную люстру на потолке. — Чем хочешь заняться, Сати? У меня, признаться были планы, но... Я не помню какие, — Инк неловко улыбнулся, даря девушке извиняющуюся улыбку и присаживаясь с ней рядом, не желая видеть стол преградой между ними. Он сам словно мотылек, летящий на свет, стремился быть к девушке ближе, не понимая, от чего в нем рождается занемевший отзвук чувства, напоминающий смятение, стоило взглянуть в ее серые глаза, походившие на океан в пасмурный день. — Я не знаю, Инк. Может сходим куда-нибудь? Если тебе не трудно, конечно, — чуть смутилась подруга, поправляя выпавшую из-за уха непослушную прядку необычных волос. — Конечно нет, Сати. Куда бы тебе хотелось? — Инк отпил горячего шоколада и высунул язык, слизывая его остатки с надкостницы и внимательно следя за тем, как девушка замерла, впервые увидев его разноцветность. — Э... Ам... я бы согласилась на любое место, при условии, что там будет тепло. В последнее время я постоянно мерзну, — Сати поежилась, представив, как было бы приятно понежиться в теплом мире, где солнце создает вечное лето, подобно тому, что сотворил вокруг своего дома Инк, погрузив окружение в приятное тепло, пусть и ненастоящего, но солнца. Такого же греющего, как и в других мирах. — Мерзнешь? Чего не сказала вчера об этом? Я бы придумал еще что-то, можно было бы плед нарисовать. А сейчас холодно? Или ты согрелась от напитка? О, ты поэтому сидела на окне? — монстр завалил девушку вопросами, то и дело меняя формы и цвета зрачков, пока Сати растерянно моргала, в конце концов коснувшись рта друга пальцами, останавливая бесконечный поток вопросов и восклицаний. — Спокойно, Инк. Все хорошо, — монстр замер, задержав дыхание от касания подруги, словно зачарованный, сверля ее взглядом мерцающих фигурок. Но к его сожалению, девушка слишком быстро отдернула руку, не дав ему разобраться в собственных ощущениях, что с колющим чувством заворочались внутри от ее безобидного жеста. — Прости, — прошептал он, отстранясь и допивая залпом горячий шоколад, — можем пойти прямо сейчас, позавтракаем прямо там. Я знаю одно хорошее местечко, думаю, там ты точно не замерзнешь, — Инк встал из-за стола и, получив кивок согласия от девушки, пошел за своей кистью, оставшейся в спальне. Сати выскользнула с дивана словно юркая, миниатюрная ласка, оставив на столе чашку с недопитым зеленым чаем, предвкушая приятный день с другом. Они давно не проводили время вот так, вдвоем, беззаботно веселясь, рисуя, пачкая друг друга краской, кушая вкусности, любуясь небом и рассказывая друг другу истории. Хотя чаще рассказывал Инк, а Сати, ввиду тихого характера, очень любила слушать его голос, представлять то, о чем он говорил, заражаться его энтузиазмом. Чувствовать его случайные прикосновения на руке, когда он забывался, специально или нет, кладя свою поверх ее маленькой ладони. Сати соскучилась по таким мгновениям, а потому предстоящий день вызывал в ее душе приятную вибрирующую дрожь, греющую изнутри. Скелет спустился к ней, с готовностью перекладывая из руки в руку высокий предмет, которым мазнул по стене кухни, открывая в ней размытый портал в мир, откуда повеяло приятным теплом с ароматом леса. Сати смело шагнула первой, тут же чуть сбивая дыхание от хлынувшего в легкие воздуха хвойной подстилки, прогретой летним теплом. Вокруг высились непомерно огромные стволы в многие десятки обхватов и в сотню метров высотой... Секвойи... Их огромные мощные ветки царапали купол неба так высоко, что Сати едва не упала, силясь разглядеть, где кончается макушка мощного растения, если бы позади ее не придержали руки Инка. — Оп... Осторожнее, Сати. Хах, здорово, правда? Здесь сейчас самый разгар лета, а потому будет очень тепло, даже не смотря на тень от секвойи, — монстр нехотя отпустил восхищенную подругу, что тут же устремилась к исполинскому стволу, чтобы коснуться теплой коры рукой. Потрясающе! — Инк, как здорово! Спасибо... — она бросила кроткий взгляд на монстра, что бесшумной тенью подошёл ближе, рассматривая мощный ствол древнего создания. Он нашел этот мир случайно, всего неделю назад, и сразу же подумал, что его подруге здесь бы понравилось. И он не прогадал, глядя сейчас на то, с каким бесконечным уважением девушка гладит шероховатую терракотовую поверхность коры секвойи. — Мне тоже тут нравится. О, кажется у этого дерева что-то не так... Гляди, вон там, видишь? — монстр указал куда-то наверх, и Сати подняла голову, всматриваясь в высоту прямого ствола. Метрах в десяти над ними в коре зияла большая дыра, сочившаяся смолой огненного цвета, словно открытая рана, нанесённая чем-то чудовищно сильным. — О, звёзды... Кто его так? Бедное дерево, — девушка грустно вздохнула, все ещё поглаживая кору, словно это живое существо могло ей ответить на ласку. — Это можно исправить. Я сейчас! — Инк мазнул большой кистью по траве под ногами, шустро прыгая в получившуюся кляксу и появляясь уже наверху, на самой нижней ветке, возле которой зияло устрашающее по размерам отверстие неестественного происхождения. Скелет достал из-за пазухи жилета две кисти поменьше, убрав Бруми за спину и скрепив ее ремнями на груди и поясе, а затем начал бережно закрашивать истерзанную древесину сразу двумя руками, залечивая секвойю плавными выверенными движениями, какими владел лишь он. Сати, стоя внизу, пораженно смотрела на его действия: мягкие и точные взмахи двух изящных рук, покрывающие трещины и расщепленную древесину свежими волокнами исцеленной живой ткани, пока, в конце концов, от провала не осталось ни следа, а Инк не провел рукой по новой коре с удовлетворённым видом. — Как здорово, Инк! — девушка восхищенно ахнула, когда монстр вылез к ней обратно из чернильного пятна в траве, потирая руки и широко улыбаясь на радость подруги, мерцая желтыми фигурами в глазах, выражая собственный восторг. Монстр перекинул за плечо мешающийся шарф и подошёл к ней ближе, желая что-то сказать, как вдруг девушка схватила его за руку и указала на ствол. — Смотри! Что это? — она взволнованно вздохнула, и Инк перевел взгляд на растение, отмечая, что его мощный ствол у корня начал светиться необычным перламутром, наращивая яркость беззвучного, но очень красивого сияния. Оно расползалось по земле вокруг, словно повторяя контуры огромных корней, врытых глубоко в почву, уходя вниз столь далеко, что трудно было представить глубину и размах корневой системы. Инк с опаской заслонил собой подругу, бережно прикрывая рукой и хмуро рассматривая загадочное свечение, природу которого он никак не мог объяснить: эта вселенная была ему незнакома, как и то, на чем строился этот мир. Он словно появился сам собой, не оставив никаких следов создателей, которые, тем не менее, потрудились на славу, сделав здесь все завершенным и полным, до последней детали проработав местную биосферу, магию и законы, которым все безропотно подчинялось... Влажная смолистая почва под босыми ногами друзей начала греться и слегка вибрировать, отчего задрожали тонкие стебли хвоща, что рос повсеместно, щекоча кожу и кости приятным касанием пушистой листвы. Внезапно из под корней выскользнул радужный шлейф, оставляющий за собой клубы цветного тумана, медленно змеясь по воздуху серпантиновым движением, сокращая расстояние до друзей и останавливаясь напротив Инка. Монстр вытянулся струной, буравя состредоточенным, сконцентрированным взглядом загадочный клубок разноцветного тумана, который словно никак не мог определиться, какой излучать цвет, беспрерывно меняя их с одного на другой. Нечто было как будто живым, плавно облетев друзей по кругу, изучая, но более не приближаясь, вновь останавливаясь... Оно вдруг медленно качнулось, словно кланяясь, изумляя друзей разумным поведением, а затем острой стрелой метнулось к скелету, проходя его грудную клетку, подобно выстрелу, от которого у монстра моментально перехватило дыхание, а ноги подкосились, роняя его на землю с болезненным стоном, отключив от реальности, словно убив... Тело с глухим стуком упало в мягкий хвощ, ломая сочные малахитовые стебли, а девушка испуганно выдохнула, бросаясь к бессознательному другу. — Инк! Нет! — она перевернула его на спину, расстегнув ремни на поясе, чтобы оттолкнуть мешавшую кисть и уложить его получше, прислоняя ухо к грудной клетке, словно надеясь на отзвук пустой души, однако... Звук действительно был, и она не была уверена, норма это или нет. Словно мягкий трепет и биение сбитого сердечного ритма, которого прежде девушка никогда не слышала, завороженно притихнув от этого звука чужой жизни. Ребра скелета мерно вздымались и опускались: он был жив, но без чувств, расслабленно раскинув руки и ноги. Девушка бережно сняла с монстра шарф, подстелив его под дымчато-белый череп, погладив по голове и обеспокоенно садясь рядом. Осмотревшись, Сати не увидела кругом более никакой активности, но на секвойю покосилась с подозрением, нервно передернув плечами. Попытка привести Инка в чувство ни к чему не привела: он словно впал в кому, и все, что оставалось испуганной, притихшей в траве девчушке – это ждать и надеяться на лучшее, оставаясь в неведении о том, что именно сейчас произошло, и какой дар вручило монстру залеченное живое древо. Вечер плавно опустился на лес, остужая его до температур, что готовили чудесное место к ночи. Высоко наверху макушки вечнозеленых исполинов окрасились в багряные оттенки, в то время как в приземном слое уже вовсю струился полумрак сизых сумерек. Сати начала сильно мёрзнуть, будучи одетой все в ту же футболку и шорты, но Инк, к ее изумлению, отчего-то стал непривычно тёплым, каким никогда не был, безмятежно спя странным сном, в котором монстр не шевелился, лишь мерно вдыхая и выдыхая согретый им воздух. Сати ужасно переживала, к ночи превратившись в крупно дрожавший комок, стучащий зубами не то от жуткого холода, не то от сильного стресса. Ночная температура для ее чувствительного тела была близка к критической, несмотря на летнее время сухостоя. В подлеске звенели острыми щелчками цикады. Изредка хрустели ветки от чутко пробегающих зверей, а над лесом посеребрив листву, взошла яркая и большая Луна, давая размытые тени на все, чего касался ее призрачный свет. Внезапно, Инк вздрогнул, приходя в себя, и вместе с ним испуганно выдохнула девушка, хватаясь за плечо друга и всматриваясь в недоуменные глаза монстра, что тут же сфокусировал на ней озадаченный взгляд. — Сати? А? Уже... Ночь? — скелет порывисто сел, потерев ладонью лицо и задумавшись, пока рядом трепетала перепуганная подруга. — Инк, как ты? В тебя влетело что-то, а потом ты отключился. Я не смогла привести тебя в чувство... Ничего не б-болит? — Сати немного заикалась от пробивающей все тело дрожи, что буквально сводила всё нутро болью небольшого переохлаждения. — Это... Я не могу поверить... Это... — Инк сжал рукой одежду на груди, невидяще глядя вперёд. Он медленно вытянул наружу оболочку души, что теперь ярко переливалась всеми цветами, будто живая, постоянно перемешивающаяся радуга, разнося по косточкам длинных пальцев живительное тепло. Сати на миг забыла обо всем, зачарованно задержав дыхание от увиденного. Инку была дарована настоящая душа, сделав его полноценным, чувствующим существом, способным на искренние эмоции. Скелет широко улыбнулся, с восторгом глядя на перламутр перевёрнутого сердечка, не имея силы оторваться от давно забытого зрелища и чувства. Он покосился на подругу, тут же напрягаясь всем телом, стоило ему увидеть, как дрожат ее губы, как потяжелел уставший взгляд, и как саму ее сотрясает судорога холода, что был для нее опасен. Осознание, что она слишком чувствительна к температуре, больно бьёт плетью по новой душе, и монстр чуть морщится от первой, но такой неприятной эмоции, быстро пряча сердечко на положенное ему место и буквально кидаясь к подруге, сгребая ее в охапку и спешно наматывая на нее свой же шарф, что поднял с земли. Монстр теперь был таким непривычно теплым, что девушка невольно прильнула к нему, пытаясь унять эту дрожь, от которой даже слова давались с большим трудом. — Звёзды, Сати... Идём домой, — монстр помог ей подняться, взяв свою кисть и открывая портал обратно. Он напоследок оглянулся, всматриваясь в величественный ствол секвойи, что в свете ночи казался черно-кобальтовым, и низко поклонился ему на прощание, в знак глубочайшего уважения и признательности за дарованную ему душу... Инк втянул девушку за собой, спрыгивая в гостиной и отставляя к стене Бруми, освещённую вечерним закатным солнцем родного дома. Сати обхватила себя руками, ощущая, что пальцы почти ничего не чувствуют, но ей было все равно: она с беспокойством смотрела на друга, что будто вздрагивал, стоило ему ощутить собственные эмоции, самую малость замирая, с выражением удивления и озадаченности. От смеси эмоций он буквально не мог устоять на месте, растерянно крутясь в попытке решить, что делать в первую очередь. Не долго думая, он в один шаг подошёл к девушке, беря ее за руку и чуть сжимая ладонь длинными пальцами. — О нет, Сати, какая ты холодная... Иди сюда, — Инк снял с нее свой шарф, позволяя вещи скользнуть на пол, подхватил вяло сопротивляющуюся подругу на руки и быстрым шагом занёс в ванную, усадив в разноцветный глянец и сразу же включая теплую воду. Сати растерянно смотрела, как ее струи наполняют ванну, моча одежду, что тут же липла к холодному телу приятным горячим покрывалом, напитанным теплом и влагой. Инк переключил воду на душ и занёс его над головой девушки, терпеливо садясь рядом с бортиком, глядя на дрожавшее тело. Его новорожденная душа болезненно скручивалась, наполняясь чувством жгучей вины за то, что не уберёг, подвергнул опасности, а теперь и слова не может вымолвить, тратя все силы на то, чтобы заглушить неуправляемый порыв желания немедленно поцеловать Сати. Словно пустая оболочка только и ждала команды спускового крючка настоящих эмоций. Это мешало думать. Мешало дышать... Ни одна краска никогда не давала такого буйства эмоций, держать которые в узде оказалось чрезвычайно непросто. Инк словно родился заново, и теперь ему предстояло научиться контролировать собственные, настоящие чувства. Он хотел было завязать разговор с Сати, но взгляд предательски коснулся просвечивающей мокрой футболки, открывая вид на мягкий оттенок нежной девичьей груди под тканью, заставляя нервно сглотнуть от чувства заколовших в голове и всех костях иголочек. Он буквально всунул душ в руки Сати, спешно вылетая из ванной, хватаясь за одежду и тяжело дыша, пугаясь того, какой мощной и всепоглощающей была испытанная им эмоция. Девушка растерянно вздрогнула от хлопнувшей двери в ванную комнату, сжимая плохо гнущимися пальцами ребристый шланг, поливающий ее долгожданным теплом. Сати недоуменно осмотрела взглядом все помещение: светлое, всех оттенков голубого, синего и вкраплениями красных деталей, будь то мелкая вазочка с ракушками или пара полотенец на крючках у настенного шкафчика и сама ванна, словно из мозаичного цветного акрила. Но ни намека на одежду... И в чем ей выходить? Обреченно вздохнув, девушка опустилась в набирающуюся воду поглубже, с облегчением расслабляясь и зная, что с Инком все в порядке. Ее собственная душа сладко замерла от осознания, что друг теперь может чувствовать искренне. Реагировать на события и пропускать их через себя. По-настоящему грустить, злиться, смеяться, радоваться и... любить. А будет ли он любить? Вдруг Инк на самом деле не чувствовал к ней никакой привязанности, спутав эмоцию из-за искусственной их замены и теперь попросит ее уйти? От таких предположений закружилась голова, и Сати прикрыла глаза, наслаждаясь тем, как покалывает кожу чувством согревающихся мышц, смаривая собой и звуком бегущей в ванной воды, что постепенно покрывала собой все тело, буквально утопив в волне теплого сна, сопротивляться которому у нее не было ни сил, ни желания. Инк, в свою очередь, угомонил поток бурлящих эмоций и суетился на кухне, заваривая чай и думая о том, как все умудрилось обернуться столь необычно. Выходит, что этот мир был заселён деревьями, имевшими необычный разум, куда более сложный и совершенно непривычный для простого восприятия даже таким существом, как он сам: повидавшим не одну сотню вселенных и миров и живущим на свете не одну сотню лет. И одно из этих величественных древ в знак благодарности смогло дать ему то, что он никогда не надеялся обрести. Но, вместе с тем, постепенно пришло осознание, что к Сати его влекло не только лишь ее живое тепло или ее осколок поврежденной души. А действительное, искреннее желание быть рядом и касаться, что будто бы жило неподвластно оболочке, являясь частью самого Инка... Сати была тем, что он мог бы назвать не только своим вдохновением, мотивацией и подопечной, как он сам часто говорил ей... Она в действительности была для него всем... И теперь, обретя душу, его накрывало настоящим потоком чувств, от которых горячело в груди, звенело в голове и дрожала каждая косточка исписанного обсидиановыми узорами тела. Монстр посмотрел на настенные часы в виде плавящегося циферблата и озадаченно почесал нос. Девушка находилась в ванной уже довольно долго, но никаких признаков ее присутствия слышно не было. Волнение встревоженным комочком заворочалось за ребрами, и скелет метнулся к комнате, сперва постучав в дверь. — Сати, все хорошо? — никакого ответа, и Инк рвано выдохнул, рывком открывая дверь и замирая. Девушка крепко спала, погруженная в текущую мягким журчанием воду ванны, откинув на подъем бортика голову и чуть приоткрыв рот. Скелет подошёл ближе, касаясь пальцами голой кожи около артерии, и почувствовав ее медленный, умиротворенный пульс, облегчённо вздохнул, выключая кран с водой и вешая на место душ. Оставлять ее здесь было никак нельзя: вода остынет быстро, и Сати снова ужасно замёрзнет, а потому, сжав зубы покрепче, монстр аккуратно вытащил мокрую с ног до головы девушку, чей сон всегда был слишком крепок, чтобы ее можно было разбудить такими действиями. Стараясь не рассматривать просвечивающее через одежду тело, скелет вынес ее в коридор, тут же чувствуя, как она инстинктивно сжалась от контраста температур, и унес ее к себе, справедливо полагая, что в его комнате всегда было теплее. Сперва он усадил ее на кресло, раздумывая, что делать с мокрой одеждой. Даже если он мазнет по ней кистью, то та все равно останется мокрой, а это означало, что ему самолично придется раздеть подругу и уже потом воспользоваться Бруми. И если раньше его не очень смущал факт, когда он целовал ее, вливая краску, то сейчас, в новых обстоятельствах, от этой мысли его новая душа сладко взбрыкнула, выдавая неуёмное, но приятное волнение. Череп тут же залила иризация смущенного румянца, а пальцы задрожали, стоило потянуться к хрупкому телу. Но заметив на коже девушки мурашки, монстр взял себя в руки, смело задирая мокрую футболку, едва заметно касаясь костяшками прохладной кожи, снимая вещь и отбрасывая ее в сторону. Та же участь постигла и шорты, и даже белье, заставив скелета смущённо пискнуть, а зрачки в глазах замерцать в бешеном темпе. Не смотреть на любимое обнаженное тело с нежными изгибами стройного существа было очень трудно, и взгляд монстра против воли притягивался к плавным ложбинам ключиц и ниже, к груди, что мягко вздымалась и опускалась в ритме неторопливого дыхания. Бледная кожа была исчерчена едва заметными линиями голубоватых венок, делая тело похожим на хрупкий и изящный фарфор, по которому так хотелось провести пальцами. Монстр спохватился, когда его фаланги коснулись ямочек на ее коленках, резко отдергивая к себе руки и с рыком выдыхая воздух. — Ох, звёзды, Инк, что ты творишь, — прошептал он сам себе, всматриваясь в лицо девушки, что сонно пошевелилась, пытаясь свернуться калачиком в поисках тепла. — Инк... — слабо прошептала Сати, пустив по позвонкам монстра тысячи искр и наконец приводя в чувство. Скелет сходил за кистью, быстро возвращаясь и проводя по телу подруги ее мягким, шелковистым ворсом, облачая тонкую фигурку в футболку для сна и белье. Поставив свою верную помощницу около двери, Хранитель вновь взял девушку на руки и положил в кровать, накрыв теплым, стеганым одеялом и вновь размышляя. После недолгой борьбы с самим собой, монстр понял, что проиграл этот бой с позорным поражением, стянув с себя лишние вещи, оставаясь лишь в штанах и футболке, открывшей вид на его татуированные загадочными линиями дымчато-белые кости, тоже забираясь под одеяло. Коснувшись мягкой кожи, он ощутил ее прохладу, бережно очертив пальцами висок и скулы подруги. Она слегка улыбнулась во сне, и Инк придвинулся ближе, мягко обхватив ее обеими руками, прижимая ближе, и перекидывая ее ноги через свои бедренные кости, стараясь дать как можно бо́льшую площадь соприкосновения в искреннем желании согреть. Оказывается, он так давно этого хотел... Мечтал быть способным на такое и получить шанс быть действительно нужным ей, ведь... теперь девушка была значительно слабее него с ее покалеченной душой. И внезапно его накрыла обжигающая волна сожаления, вины и желания, чтобы дар достался именно ей, а не ему... Ведь Сати всегда было тяжелее... Монстр подумал, что она, с ее искренней добротой и чистым сердцем, всегда заслуживала этого больше, чем он сам, будучи бездушным и неискренним монстром. — Прости меня, милая, — он погладил ее по голове, шепча извинения в макушку, все ещё мокрую после ванны, а по белесой скуле скелета медленно расчертила дорожку перламутровая слезинка Инка, мешаясь с прядями темных волос той, кого он смог полюбить даже без души... Сати медленно просыпалась, ощущая, как спину неприятно холодит рассветным воздухом ещё непрогретого солнцем дома. Но спереди было так тепло, что тело само вжалось в этот бархатистый источник, словно прося согреть. Знакомый запах с нотками сладкого, неясного шлейфа, в который девушка уткнулась носиком, поведя вдоль того, что при открытии глаз оказалось шейными позвонками Инка. — Ой, — девушка тихо пискнула, пытаясь отпрянуть, но скелет поймал ее, притянув обратно. — Тише... Все в порядке, дорогая, — сонно протянул скелет, накрывая ее рукой и надавливая на лопатки, чтобы придвинуть ещё ближе, вынуждая прижаться мягкой щекой к теплым, исчерченным красивым татуажем ключицам монстра. — Инк... Как я здесь оказалась?.. я... Ничего не помню, — прошептала девушка, невольно расслабляясь от того, как приятно гуляла по спине ладонь любимого ей монстра, чья ласка стала самым приятным подарком в последнее время. — Я принес тебя, ты прямо в ванной уснула от тепла. Теперь я смогу греть тебя, Сати, — голос Инка приятно резонировал мягким тембром прямо через кости, достигая самых сокровенных мест ее хрупкой души, заставляя ее мелко и приятно вздрагивать, словно та имела мягкие крылья, щекочущие всё, чего коснутся. — Спасибо... Как ты себя чувствуешь? — девушка обеспокоенно прислушалась к мягкому дрожанию его энергии, но Инк мягко усмехнулся. — Ты замёрзла вчера до полусмерти из-за меня, а спрашиваешь о моём самочувствии... Глупышка... — монстр не сдержался, поцеловав ее в макушку и ощущая, как его скулы залило свечение радужного теплого смятения, которому вторила сладко замершая душа. Сати была в растерянности, силясь понять, как так вышло, что Инк, обретя свои чувства, не отдалился, но напротив, стал настолько ближе, насколько даже в мечтах она не могла рассчитывать. Это вносило в расколотую душу чувство смутной тревоги с проблесками недоверия, ведь ее, как неполноценную, никогда не принимали в расчет, а отношение Инка к ней она иной раз сравнивала с тем, что обычные люди называют жалостью. А потому, Сати, чуть тушуясь, мягко выбралась из объятий монстра, ловя его недоуменный взгляд с проблесками синих форм зрачков, выражающих грусть. — Извини, Инк, — тихо сказала она, разрывая зрительный контакт и молча покидая комнату, намереваясь побыть немного одной... Девушка впервые пожалела, что не может уйти туда, где жила прежде, чтобы привести собственные мысли в порядок, разобраться в чувствах и дать время Инку осознать собственные. Ведь может оказаться, что его тяга к ней лишь иллюзия, вызванная эйфорией от наполненности полным спектром эмоций. Решив, что это будет лучшим решением, девушка покинула дом прямо в чем была, намереваясь вернуться домой тем же путем, каким и приходила к другу: через портал, что он создал специально для нее, надёжно припрятав его в одном из кустов на заднем дворе. Сати грустно оглянулась на покатую крышу жилища, что обрамляла мозаика разноцветной черепицы, скользя взглядом по вагонке стен приятного жёлтого цвета, напоминающего оттенок соснового спила. Словно пытаясь запомнить все до мельчайших деталей, морально готовясь к тому, что больше не вернётся... Не увидит его доброй улыбки... Не услышит заразительного смеха... Не ощутит дивного касания и неожиданного тепла костей на голой коже... Не будет следить за каждым его жестом в невыразимом восхищении этим загадочным существом, натуру которого она так и не успела познать достаточно хорошо. Он был словно нераскрытой загадкой, ответ на которую, как она считала, та была не достойна искать. Где-то глубоко внутри болезненно сжался обрывок души, сильно сдавив саму себя невыразимой тоской... Сати скрылась в их тайном портале, оставив на листьях смородины росинки оброненных ненароком слезинок, что сверкали на утреннем солнце тысячей колючих искр. С того рокового дня прошло немало времени, и на исходе второй недели, Сати поняла, что пропала. Она сменила место жизни, скрываясь от любимого монстра, твердо решив, что ее место не может быть рядом с таким прекрасным и великодушным существом, рядом с которым она постоянно терялась и была так зависима... Упрямая уверенность в том, что Инк должен переосмыслить свою жизнь и чувства, получив дар души, вселило в нее эфемерное ничем не подтвержденное чувство собственной ненужности и бесполезности. Это заставляло ее страдать. Каждый день... Каждый час... Каждый миг... Ровно до тех пор, пока ресурс искалеченной души не подошёл к концу,, постепенно погружая девушку в состояние апатии, чей приход неприятным холодом начал окутывать изнутри, останавливая ее суетливые движения по маленькому деревянному дому, который скиталица нашла в лесу, достаточно далеко от места ее прежнего жительства, обустроив здесь уютное местечко, среди высоких сосен, отчасти напоминавших ей о судьбоносной прогулке в мире исполинских деревьев. Все предыдущие дни Сати нервно сновала по дому, совершая бессмысленные действия, вроде уборки или попыток рисовать, что неизменно приводили к тому, что на картине она изображала Инка, в конечном итоге наполнив его портретами новый дом, мысленно сравнив себя с одержимой. Прогулки по местному лесу тоже не утихомирили бури, и теперь Сати смиренно замерла, усевшись на смятую с ночи постель, где потеряла сон, опустошенная и почти обессиленная, даже порядком исхудав от собственных переживаний, вогнавшихся под кожу тонкими ледяными иглами. Душа болела ощутимо, сдавленная и изломленная мучениями прошлой и нынешней жизни, мягко опуская все ее тело в прохладу безразличия с нитями истинной боли: оставалась лишь она одна. Мир померк, закрываясь сатином черноты и забвения, где разобрать можно было лишь одно слово. — Инк... Это имя повторялось многократно, будто девушка боялась забыть... Стереть из памяти все те эмоции, что он дарил ей, а она старалась показать ему. Цепляясь за этот звук, как за последний шанс на спасение, но ей вторила мглистая пустота и вновь боль, становившаяся острее, подобно раскрытой и потревоженной глубокой ране, примешивая тихий протяжный стон отчаяния напополам с мукой... Неужели все закончится так... Пусто... Имеет ли теперь это значение... Имеет ли теперь... Имеет ли... Звон в голове, отзвуком хлесткой пощёчины. Это первое, что слышит Сати, прежде чем появится смутное чувство горячеющей от удара кожи. Следом тональность, какая бывает от голоса. Громкая, вибрирующая. Почти надсадная, словно кто-то плакал? Девушка слышит тихий стон, не сразу понимая, что он идёт изнутри нее самой, а слух обретает чуть большую четкость, разбирая собственное имя, что вспомнить удается не с первого раза. — Сати... Милая, давай же... Сати... — беспрестанно зовёт знакомый голос, от которого обрывок жизни в груди слабо вздрагивает. Ее приподнимают, открывая рот на силу, и на языке ощущается теплая знакомая жидкость цветных чернил, согретая чужим телом... И дыхание, опалаяющее прохладные губы и щеки. Затем краткая пауза и вновь... Снова и снова, потихоньку отпаивая сладковатым нектаром красок эмоций, возвращающим ее к жизни, заставляя унять боль и прогнать ледяной туман апатии. Мягко разжимая челюсти, давя на щеки пальцами и вталкивая сладковатую субстанцию мягким и теплым языком... Даря возможность вновь вздохнуть глубже и осознать, что ее продолжают целовать уже без краски: просяще, ласково, но требовательно, словно вдыхая собой жизнь, растапливая ее собой, заставляя ответить, слабо протянув руку и прикоснуться к тому, кого отчаянно продолжал любить израненный осколок души. И тут же отстраниться, в попытке избежать близости с тем, чьего внимания, как она считала, девушка не заслужила. — Сати, ну что ты, тише, тише, — Инк продолжал ласково гладить ее, нависая сверху пробравшись в ее убежище, которое монстр искал день за днём, обнаружив по зову и воле души, что нервно дрожала, желая найти любимую и вела монстра подобно загадочному компасу, — как же ты меня испугала... — Инк... Что ты... Зачем я тебе? — слабо шепчет девушка, чья усталость до сих пор не ушла, но сознание мыслило ясно, кристально чисто отражая все мысли, которые метались от монстра к ней, желая и боясь той близости, что он позволял себе, бодая девушку лбом и целуя в шею мягко и бережно. — Глупая... Я... Сати, я... Полюбил тебя, даже имея пустотелую оболочку, но... Стоило тому древу даровать мне душу, как я осознал насколько ты на самом деле мне дорога, — Инк склоняется к самому уху, проникновенно делясь чувствами, прижимаясь к ней всей грудной клеткой, за которой мечется его душа, давая понять, что скелет не лгал ей. Никогда не лгал... — Инк... У меня ведь искалеченная душа, разве... почему... — Сати сбивает голос, начиная вздрагивать и плакать, но Инк продолжает гладить девушку, сминая ее плечи длинными пальцами и немного теряясь от ее слез. — Тшшш, не плачь. Звёзды, Сати... Это не имеет значения. Ты любила меня без души, почему я не могу испытывать того же? — монстр слезает с девушки, садясь на мягком ватном матрасе, сложив по-турецки ноги и рассматривая любимую сверху вниз, отмечая, как она осунулась за дни разлуки, став ещё более уязвимой в его глазах. Тени мягко падают на ее щеки и нежную шею, будто отражаясь от бревенчатых стен уютного лесного пристанища, облюбованного девушкой. — Ч...что? Ты знал? — Сати взолнованно садится, ощущая, как кружится голова, но узнать ответ было ей жизненно необходимо, сковывая волнением перепуганный осколок души. — В то время нет... Но сейчас я это знаю точно, глупышка, — скелет расслабленно вздыхает, придвигаясь поближе и наклоняясь к покрасневшей возлюбленной. — Инк... Ты хитрец, — фыркает девушка, чуть обиженно и растерянно отворачиваясь от пышущего счастьем монстра, чьи скулы перечеркнуло собственное волнение. Он мягко берет ее за подбородок, разворачивая к себе и наклоняя голову, чтобы видеть блеск ее сизого взгляда, полнящегося надеждой. — Сати~... Я буду заботиться о тебе как следует. Любить и оберегать... А ты научишь меня справляться с эмоциями, потому что... Прямо сейчас... Я больше не могу... терпеть, — Инк выдыхает последние слова горячим шепотом прямо в ее губы, сминая в страстном поцелуе, не зная слова "стоп", желая раствориться в ней целиком, без остатка. Плавясь от ее робких касаний воском, оставленным на летнем солнцепёке, будоража новорожденную душу сладким, тягучим чувством, далёким от онемения, что он ощущал пустой оболочкой прежде. Ему так хочется больше, сильнее: ощущать всей душой то, что было недоступно прежде, и он просто валит ее слабое сейчас тело обратно на постель, придавив собой и ловя ртом ее вспугнутый теплый выдох. Инк находит ее язык своим, тут же стремительно толкая, желая ощутить весь её вкус, в котором мешался оттенок красок, которыми он поил ее совсем недавно изо рта в рот, боясь, что мог потерять навсегда. Руки скользят по хрупкому телу, касаясь точки, за которой колотился и дрожал надколотый сгусток ее жизни. И Сати нервно выдыхает, ощутив, как ее собственное тело дрожит и волнуется от такой приятной, почти бурной, каким был и сам монстр, ласки, чей отзвук доходил до самых кончиков пальцев приятным покалыванием на прохладной коже. Девушка не может удержаться и сама тянется к его шее, вскальзывая под широкий разворот шарфа, согретого его теплом, находя под ним матовые теплые шейные позвонки, забираясь и путаясь пальцами в остистых отростках, вырывая из скелета приятное взмуркивание в поцелуй и ощутимое сжатие чужой руки на боку. Инк с трудом отстраняется, тяжело дыша и обжигая пурпурным взглядом, чей цвет заполонил оба его зрачка, а Сати блаженно вздыхает, не веря своему счастью, что нашло ее, даже не смотря на обстоятельства, любуясь его непривычными глазами... И словно в подтверждение ее мыслям, Инк хитро улыбнулся: — Я никуда не отпущу тебя больше, моя маленькая Сати~... Я согрею тебя. Буду дышать тобой, как воздухом. Исцелять тебя. Слышишь? Наполню тебя... Я разделю свою душу с тобой, ведь если бы не ты, то я никогда бы ее не получил, — монстр вновь склоняется ближе, не давая ей ответить... Сати жмется к его теплу ближе, опаляя его мелованные скулы с угольным пятном ответом, после которого Инк долго и протяжно урчит, в порыве чувств кусая за плечо. — Я люблю тебя, Инк... И пойду за тобой куда угодно... Занавески дома чуть качает вздохнувший летний ветер, проникая внутрь непрошенным свидетелем близости двух необыкновенных существ, что были так потрясающе похожи в пережитом, как никто и нигде во всем белом свете. На дощатую раму старого дома воздух плавно опускает перисторассеченную ветку вечнозелёной секвойи, словно маленькое напоминание о чуде, которому посодействовала магия, более древняя, чем сам мир. Ведь любовь превозмогает любую боль... Преодолевая собой даже барьер бездушности... И девушке ещё лишь предстоит узнать, как сладко может исцелять сила любимого Художника, возросшая стократно с появлением в его оболочке живого наполнения, основную часть которой занимала теперь именно любовь.