"Иные люди обладают душой достаточно сильной, чтобы доказать любой ценой свою преданность, а наградой им служит сознание, что они сделали добро обожаемому существу."
Оноре де Бальзак
День не задался с самого утра, и череда невезений ушла линией под откос в самый вечер. На работе полный провал, дома едва ли не шаром покати, долг на оплату коммунальных услуг, так ещё и дождь начался проливной, и отсутствие зонта стало последней каплей. Шлепая по глубоким лужам в насквозь промокших черных кедах, Фелина не замечала ничего вокруг, крепко обняв себя продрогшими руками и изредка шмыгая носом, о чем-то отвлеченно думая. Проходившие мимо безликие фигуры редких, спешащих с работы пешеходов девушку-интроверта не волновали: хотелось поскорее вернуться домой, забиться в темном углу, быть может, поплакать от досады, а то и просто поспать как следует. Мысли не цеплялись ни за что конкретное, только звук белого шума дождя окружал плотным кольцом, словно забираясь в голову. Но невольно усталый взгляд проследил за среагировавшим слухом, где из коробки доносилось шипение и надсадное, хриплое мяуканье. Фелина остановилась, всматриваясь в то, как ручьи от прорвавшейся на землю небесной плотины заливали несчастный картон, медленно, но верно превращая тот в бесформенную, мерзкую кашу. Подойдя ближе, к стене старой библиотеки, где стояла коробка, полагая, что ей показалось, будто вода, падающая с крыши здания, размывает багряные ручейки, девушка ужаснулась. В размякшем ящике сидел некогда пушистый, израненный кот без одного уха с единственным огненно рыжим глазом и слипшейся серой шерстью, с которой капала запекшаяся и теперь разбавленная водой кровь. Он злобно зашипел, прижав единственное ухо к голове, протяжно и зычно рыча на незнакомку, вздыбив худощавый загривок. Душа Фелины сжалась в сочувствии. Бедного зверя, вероятно, сбила машина или мотоцикл... Она не могла бросить этого бедолагу в такую погоду. Ужас дня хотелось компенсировать хотя бы небольшим добрым делом, даже если это просто спасение бездомного, никому ненужного кота. — Привет, золотко. Что случилось? — ласково обратилась она к животному, которое от ее обращения насторожилось ещё больше, заметавшись некогда пушистым, но теперь облезлым и мокрым хвостом по расплывшемуся дну коробки, где уже набралась порядочная лужа, — в такую погоду на кануне осени оставаться на улице подобно смерти. Пошли, пушистик, — девушка взяла его на руки, игнорируя посыпавшийся на нее град царапин и укусов. В обращении с животными она была умелой, работая ветеринаром, а потому всегда, так или иначе, была покрыта следами животной "благодарности". Кота она почти бесцеремонно сунула под куртку, нисколько не брезгуя тем, насколько тот был перепачкан, считая, что никакая куртка, футболка или ещё какая-либо вещь не стоит маленькой, но такой ценной, жизни. Донеся пострадавшего до дома и скинув обувь, она прямо в мокрой одежде унесла нового питомца в комнату, попутно прихватив с холодильника, стоявшего в коридоре, небольшую аптечку. Кот оказался действительно изрядно побитым: через весь бок и переднюю лапу шла борозда рассечения, которую зеленоглазая девушка ловко и быстро обработала, забинтовав тело бродяги. В качестве подарка она получила смачный укус за палец, но никак на это кроме тихого шипения не отреагировала, спокойно погладив животное и уходя на кухню, где тут же набрала в давно пустующую миску воды. Раньше она частенько выхаживала разных бедолаг, но в последнее время никто больше не попадался, а пациентов хватало и в ветклинике. В холодильнике нашлась последняя, одинокая сосиска, которую та предпочла отдать коту: у самой из-за ужасного настроения и усталости, накопленной за неделю напряжённого труда, аппетита не было совершенно. Животное, увидев предложенное угощение, выглядело сперва изумлённо, но после, жадно кинулось к пище, словно бедолага не ел целую вечность. Изредка стреляя на спасительницу большим огненным глазом, почти уходившим в оттенки красного, он шустро уминал угощение с громким чавканьем. — Приятного аппетита... Здесь тебя никто не обидит, золотко, — сказала она, поднимаясь и уходя в ванную, чтобы привести в порядок сбитые неудачами мысли и остуженное ливнем тело, переодеться и лечь спать. Кот в это время опасливо озирался, но комнату не покидал, предпочтя осматривать незамысловатый интерьер с безопасного расстояния, устроившись на темном ламинате пола. И когда в это помещение вернулась Фелина, он заметно оживился, пристально следя за каждым ее движением, особенно, когда та молчаливой, словно неживой, тенью скользнула под одеяло, даже не утруждаясь, чтобы сделать что-то ещё. Животное долго буравило ее взглядом единственного глаза, а после, ловко вспрыгнуло на постель, неслышно ступая мягкими лапами по одеялу. Постояв за ее спиной в нерешительности, кот опустил к ее все ещё мокрым волосам морду, осторожно принюхиваясь, от чего его усы забавно дергались и топорщились. Но стоило ей шевельнуться, как зверь был таков: только хвост мелькнул под кроватью. Оттуда смотреть за окружением ему понравилось значительно больше, поэтому кот долгое время оглядывал маленькую спальню, где на стенах висели фотографии девушки и разных животных, погашенная гирлянда, оплетавшая зеркало на комоде у стены, многочисленные полки с цветными корешками книг и бра у изголовья односпальной кровати, очертаниями похожие на огромный, стеклянный цветок. Снова выбравшись из убежища, зверь решил обойти и остальную часть дома и, хромая, тихо скользнул вглубь квартиры патлатой звериной тенью. Обиталище оказалось совсем небольшим, но более всего ему понравилось на кухне и, как ни странно, в ванной. В первом случае, в помещении приятно пахло едой, а во втором – было темно и очень тепло так, что кот решил обосноваться там, свернувшись на коврике возле бельевой корзины усталым комком спутанной шерсти. Утром Фелина проснулась по привычке очень рано, досадуя, что в выходные всегда вставала ни свет ни заря, хотя впору было бы выспаться всласть. Но организм решил иначе, влив в кровоток бодрость и желание активности. Потянувшись, она с радостью отметила, что ее настроение не так уж плохо, а свалившуюся череду неудач вполне можно пережить, главное – не терять веры и позитивного настроя. Вспомнив о вчерашней находке, она торопливо выбралась из плена теплой простыни и одеяла, в желании проверить подопечного, которого ещё предстояло отыскать. Скинув с лица спутавшуюся прядь ярко красных волос, она босиком отправилась на поиски, одергивая подол длинной футболки и ежась от утренних мурашек контраста температур в остывшем за прохладную ночь доме. За окнами с кофейными шторами было пасмурно, темно и ветрено: куда-то идти — противно, и, бросив взгляд на улицу, Фелина решила, что лучше займётся реабилитацией кота, чем отправится на длительную прогулку по парку, как делала в погожие дни. Благо, у нее дома хватало средств для всех необходимых процедур и оказания первой помощи, ведь зеленоглазая часто занималась волонтерством и вылечила не одну маленькую душу. Но котика нигде не было видно: Фелина уже успела все осмотреть под кроватью, на шкафах и в них тоже, под банкеткой с обувью в коридоре, в шкафу гостиной, и даже на верхних полках деревянного кухонного гарнитура под самым потолком. Ни следа... И к ее изумлению животное сладко спало в ванной, повернувшись кверху пузом, забавно раскидав лапы. Девушка усмехнулась и включила свет. — Это ты кстати, малыш. Нужно отмыться и осмотреть царапины, — Фелина присела рядом с ним на корточки и осторожно погладила. Кот на это вздрогнул, перевернулся и моментально зашипел, сверкая большим глазом на левой части морды, над которым не хватало уха. Его серо-бурая шкура подсохла и теперь выглядела совсем непрезентабельно. — Тшшш, все хорошо. Я тебе вреда не причиню. Наоборот, подлечу, и будешь как новенький. Нужно смыть с тебя всю грязь, давай-ка, иди сюда, — Фелина сняла свое синее полотенце с крючка над ними и, накинув то на кота, бережно взяла его в руки, поставив в ванну и прикрыв за собой дверь в помещение, чтобы в случае чего не бегать за мокрым, сбежавшим зверем по всей квартире. Кот смотрел на нее, как на врага народа, беспрестанно рыча, и его голос был таким странным, хриплым и демоническим, что невольно даже у опытной Фелины по спине прошлись небольшие мурашки. — Ты такой грозный и сильный. Поверь, я уважаю твое недовольство, но плохого ничего не сделаю, — в восхищении сказала она коту, который от ее слов, казалось, притих, рассматривая девушку с пристальным вниманием. Она настроила воду на подходящую температуру и ещё больше удивилась, стоило ей снять бинты и начать отмывать зверька. Тот стоял смирно и, казалось, наслаждался теплом воды, перестав рычать и прижимать единственное ухо к голове. И даже, когда Фелина намылила его специальным шампунем с запахом малины, тот лишь раз царапнул ее, когда та случайно задела рану на зверином боку. Справившись со всем, девушка хотела было снова взять кота, чтобы поставить того на пол, но он тут же зарычал снова, перепрыгнув бортик самостоятельно и не прекращая гулко выражать недовольство. Пожав плечами, девушка опять накинула на него полотенце, бережно спеленав, и вынесла сопротивляющуюся тушку из ванной в свою комнату, где на столе все ещё стояли медикаменты. Поставив кота на кровати и промокнув шерсть полотенцем, она нанесла на его бок мазь, оценив, что ущерб не был большим, повреждена лишь кожа, а значит, и бинтовать не имело смысла. Только если тот начал бы разлизывать рану. Кот, все это время сдерживаемый полотенцем, был готов убивать, и стоило его убрать, как тут же кинулся на Фелину, в попытке расцарапать ей руки, а при возможности, ещё и укусить как следует, дабы проучить за причиненный ущерб его достоинству и гордости. Та вовремя встала, чтобы убрать все на место, а полотенце отнести в стирку, избежав тем самым кошачьей кары. — Ну ладно тебе, золотко, я лишь помочь хочу. Надо бы ещё поесть организовать и тебе и мне, — она наспех промакнула антисептиком собственные руки, исцарапанные котом нещадно, пока виновник недовольно встряхивался от влаги на шерсти, а после нагло залез в ее постель под одеяло, не желая мёрзнуть после купания. Фелина, тем временем, решила, что отправиться в магазин все же придётся: необходимо было купить еды и все необходимое для питомца, которого, вопреки его характеру, она все же твердо решила оставить у себя насовсем. Вряд ли такого потрепанного жизнью зверя кто-то захочет приютить, а вздорный нрав и вовсе не оставлял шансов на хорошую судьбу. Но добрая, великодушная девушка так поступить не могла. По ее разумению животное не было повинно в злом роке и заслуживало любви, ласки и заботы ничуть не меньше, чем самый красивый и благородный кот. Так и остался этот бедолага у неё, постепенно приучаясь к манерам. По началу было тяжело. Кот, которого Фелина прозвала Пиратом, вел себя совершенно недружелюбно: кусался и царапался, таскал еду и ел ее под кроватью, упорно избегал всяческой ласки, рычал; ночью животное мучили кошмары, от которых он метался и ужасно шумел, но успокоить себя не давал категорически, а после стал вести себя ещё более странно. Обустроив какое-то гнездо под постелью, зверь утащил туда любимую кофту Фелины, предпочтя отдыхать в ней. И девушка было возмутилась, но заметив, что после этого животное спит куда лучше, уступила ему свою вещь, и ночью добавила ещё одну, ласково укрыв кота старым свитером, когда было особенно прохладно. А затем, постепенно Пират начал оттаивать и идти на контакт, отзываясь на приручение, чем немало изумил свою хозяйку. Как и тем фактом, что вместо кошачьего лотка питомец предпочел использовать туалет, что несомненно упростило всем жизнь. Котик, кроме того, стал подходить и брать угощение с рук, все более проникаясь к девушке каким-то благоговейным уважением, более ни разу на нее не зарычав, а на старые царапины глядя с видом самым виноватым. Однажды, долго глядя на один из оставленных им шрамов на предплечье Фелины, зверь приблизился и осторожно облизал былую ранку, но погладить себя не дал, улизнув на подоконник и взирая на нее оттуда долго и пристально. Лёд тронулся... В очередной выходной девушка устало смотрела телевизор, не слишком-то вслушиваясь в речь диктора новостей, вяло ковыряя вилкой яичницу. Самочувствие было ни к черту, слабоватое здоровье вновь подводило, и она тихо досадовала, что, возможно, слегка простудилась, переоценив тепло утра, которое вечером обернулось первыми осенними заморозками. И лёгкая ломота в теле теперь была этому прекрасным подтверждением, как и тяжесть в голове, придавившая мысли свинцовым покрывалом. В кухню вплыл большой кот, осторожно остановившись рядом и пристально глядя на хозяйку. Теперь он выглядел куда лучше: был чистым, пушистым, но все ещё худым. Его единственный глаз смотрел на понурую фигуру зеленоглазой спасительницы, привлекая ее внимание. — Привет, золотко, — тихо поприветствовала она кота, чаще называя его именно ласковыми прозвищами, нежели придуманной кличкой. Кот вместо мяуканья странно и низко муркнул, подойдя ближе и неожиданно боднул ее голую голень головой. Фелина даже вздрогнула от неожиданности, ведь прежде этот зверь ласку никак не проявлял, позволяя себе сдержанное мурчание в ответ на предложенные лакомства и ласковые слова, и это его новое действие вызвало в ней почти детский восторг и умиление. — Ох, солнышко, спасибо, — поблагодарила она его, но тронуть в ответ не торопилась, уважая личное пространство нелюдимого животного. Но кот этим удовлетворен не был и смело прыгнул ей на колени, обнюхивая ее шею и лицо, а после толкая лбом ее прямо в нос, переминаясь с лапы на лапу. Фелина поколебалась мгновение и всё же погладила пушистика в ответ, ласково почесав кошачью макушку, отчего питомец блаженно прикрыл единственный глаз. — Хей, да ты такой ласковый. Я так рада, что нашла тебя, знаешь... Одной иногда совсем плохо, — грустно улыбнулась она, поглаживая худую, но поджарую спину зверька, который на ее слова с интересом принялся ее обнюхивать снова, будто все это время потратил в пустую и теперь желал изучить хозяйку поближе. Последняя же зевнула и решила уйти спать снова, поскольку есть так и не смогла, а неприятное чувство по всему телу не обещало хорошего времяпрепровождения в ближайшие часы, как минимум. Нетронутый завтрак она оставила на столе, даже не думая о том, что кот может съесть пищу. Он все равно категорически не ел корм, предпочитая еду людей, какое бы качество та не выбрала. И хоть Фелина знала, что это котам не полезно, приходилось идти на уступки, ведь зверь был слишком истощен прежде. Она отправилась в спальню, а питомец последовал за ней, неустанно сверля взглядом. Стоило Фелине забраться обратно под одеяло, как он тут же залез на ее живот, снова удивляя внезапным вниманием, будто беспокоясь о ней, немигая глядя, ища контакта глаза в глаза, слишком разумным для простого животного был его взор, что не раз отмечала зеленоглазая владелица этого пушистого чуда. Она устало улыбнулась и чуть повернулась на бок, уткнувшись носом в подушку и закрывая глаза, приобняв теплого зверька рукой. Питомец посуетился рядом, и в конце концов улёгся на ее боку и бедре поудобнее, свесив с него заднюю лапу и уложив морду на теплое одеяло. Так и началась их совместная жизнь, наполнившаяся новым, важным элементом. Доверием. Теперь котик не покидал Фелину ни на миг, что она была дома. С работы встречал на пороге, хрипло мяукая и начиная мурчать, стоило ей разуться. Когда она болела, то кот умудрялся таскать с кухни на удивление нужные вещи, вроде пачки аспирина, какого-то печенья и один раз даже приволок запечатанную бутылку воды, чем поверг хозяйку в шок. И странности его разумности на том и не думали заканчиваться. Особенно это касалось того, что зверёк мог исполнить любую просьбу, если она касалась помощи, что сперва пугало, но позже, Фелина даже привыкла, и просила Пирата то принести ей расчёску, то найти пульт от телевизора, то притащить к фильму пачку чипсов из кухни. И всё бы ничего, если бы в один из дней не произошло кое-чего, во что Фелина бы в жизни не поверила, если бы не увидела сама. Вернувшись домой поздним вечером пятницы, девушка привычно возилась на кухне с ужином, зажаривая курицу и картошку, вытирая влажные после воды ладони о фартук с принтом авокадо и поправляя завязанные в высокий хвост волосы. Приятные цвета холодного заката уже угасли за стеклами окон, оставив право освещения уличным фонарям да огням многочисленных домов и квартир. — Золотко, иди ужинать! — позвала она своего питомца, но стоило ей развернуться, как лопатка, которую та держала в руке, выпала из задрожавших пальцев прямо на пол с глухим пластиковым звуком. Перед ней стоял скелет, чуть повыше нее, с проломленным черепом и огромным красным зрачком, налитым в левую глазницу до краев. Его жутковатая широкая улыбка и полная неподвижность замершей позы дополняла образ существа совершенно небезопасного и неизвестного, заставляя душу в ужасе замереть. И не то что бы монстров в ее мире не было, но их число было настолько небольшим, что встретить хоть одного ей до сих пор не довелось. И увидев одного из них да ещё и дома, Фелина просто лишилась чувств, коротко выдохнув, прежде чем упасть. Но скелет оказался шустрым, успев подхватить ее, прежде, чем она разбила бы голову о столешницу, а затем как ни в чем ни бывало выключил газ на плите, будто жил здесь всегда и знал каждый сантиметр дома. И это подтвердилось, когда он, перехватив бессознательное, теплое тело худой девушки поудобнее, уверенно унес ее в спальню, бережно уложив поверх ее любимого салатового покрывала. Задумчиво посмотрев на нее немигающим взглядом, он запустил руки с длинными фалангами под ее спину, развязав фартук и стянув его на пол, продолжая после этого нависать над ней с диковатым, эксцентричным любопытством. На нем была серая водолазка и потёртая, блеклая куртка, странно сочетающаяся с черными шортами, делая его образ почти человеческим, хотя и необычным. И потёртый, но чистый мех его куртки, свесившийся с плеча, немного щекотал нос девушки. Фелина что-то пробормотала, начав приходить в себя, и едва она открыла глаза, как увидела перед собой череп монстра, который таращился на нее вплотную. Она было пискнула, и рванула, чтобы отодвинуться, но скелет крепко схватил ее за руки прижав обратно и начав говорить хрипловатым, до странного знакомым голосом. — Тихо... Это же я. Ты звала меня Пиратом и подобрала меня на улице. Я тебя не трону, — его крупный, амарантовый глаз буквально прожигал ее вниманием, пока Фелина паниковала, не имея никаких путей к отступлению. Но монстр не делал ничего плохого и даже за руки держал, не причиняя боли, лишь рассматривая ее лицо, будто чего-то ждал. А потом и вовсе отпустил, терпеливо сев на краю кровати и склонив набок голову, точно так же, как это делал ее питомец. И сразу сознание кольнуло пониманием, особенно остро, когда она всмотрелась в темный и многогранный пролом черепа и в единственный глаз, так похожий по цвету на таковой у ее кота. Все произошедшее показалось какой-нибудь жуткой шуткой или плохим розыгрышем, но монстр действительно был здесь. Сидел на смятом покрывале, подогнув под себя одну ногу и буравил ее взглядом, в котором застыло выражение пристального внимания без намеков на какую-то перемену эмоции. — Какого фига? — единственное, что смогла высказать девушка, приняв сидячее положение, потерев глаза пальцами, словно желая избавиться от никуда не пропадавшего наваждения, — ты был котом? Да я не верю, черт подери! Как ты сюда попал? И где... где мое солнышко? — Фелина запереживала ещё сильнее, действительно не видя рядом питомца, к которому успела привязаться, да и факт проникновения монстра в квартиру был до дрожи пугающим. — Нет. Это я. Когда ты болела, я носил тебе аспирин и воду. Я доедал за тобой яичницу, таскал чипсы к фильмам, которые мы смотрели вместе. Ты нашла меня в коробке под дождем. А ещё... это я разбил ту вазу, — монстр впервые моргнул, чуть скосив глаз на тумбу, где действительно когда-то стояла хрустальная симпатичная ваза, от которой тот избавился совершенно случайно. Ну, по крайней мере, так думала она, когда принесла с работы цветы и поставила их в нее. Монстру такой расклад отчего-то не понравился. Он был только её, а она его, и делиться скелет не собирался ни в облике кота, ни в облике себя самого, как можно быстрее избавив их обоих от чужого подарка. — Ты? И как так вышло, что ты был котом? — неверяще уточнила Фелина, на всякий случай тихонько отодвигаясь от него подальше, на самый край. Но скелет просто сидел и смотрел на нее, и не думая что-то делать, хотя его внешний вид доверия не вызывал однозначно. — Не то зелье выпил, — как ни в чем ни бывало пожал тот плечами и добавил, — я Хоррор. — Оно и видно, — ответила зеленоглазая, отмечая, что он действительно был ходячим ужасом, способным свести с ума одним лишь внезапным своим появлением, — так... Ты хочешь вернуться домой? — с надеждой спросила Фелина, рассудив, что у любого монстра, как и человека должен быть дом. Но скелет медленно помотал головой, все так же сверля ее багряным взглядом. Его ответ стал для нее неожиданностью и отчасти наглостью, но зная, что он долгое время был ее питомцем выставить его за дверь у нее как ни странно просто не поднялась рука. И ещё больше ее изумило, когда, немного погодя, Хоррор прокомментировал свое решение. — Тебе плохо одной. Я остаюсь, — решение звучало безапелляционно, и спорить с ним Фелине было страшновато. И кто знает, насколько опасно? Ведь в облике кота он прежде кусался и царапался весьма ощутимо. Взгляд девушки невольно скользнул к его пальцам, на которых никаких когтей не наблюдалось, но это не умаляло того, какой хищный и крепкий вид имел этот монстр, хотя он был выше нее всего на полголовы. Фелина испуганно кивнула, ощущая себя жертвой, которую просто будут использовать в качестве груши для битья, но Хоррор на ее ответ лишь улыбнулся ещё шире и продолжил наблюдать за девушкой, пока та таращилась на него во все глаза. Она осторожно спустила на пол одну ногу — опасной реакции не последовало. Вторую — то же самое. И в конце концов, девушка просто шустро рванула из комнаты, борясь с желанием заверещать на весь дом. Но Хоррор ее не преследовал, лишь проследив несколько изумленным взглядом за ее забавным побегом и попыткой спрятаться на кухне, откуда приятным шлейфом растекался аромат так и не накрытого на стол ужина. Монстр хотел есть, а потому тоже пошел следом, наслаждаясь возможностью того, что может положить свою порцию самостоятельно. Фелина забитым комочком сидела на маленьком диванчике в углу кухни, опасливо глядя на скелета округлившимися от страха глазами. Но Хоррор невозмутимо подошёл к плите, с интересом заглянув в содержимое сковороды. Бросив взгляд на девушку, он достал две тарелки и разложил по ним ужин, поставив посуду на стол и садясь вместе с зажатой владелицей дома на одном диванчике, вплотную, как всегда делал, будучи котом и придвигая одну тарелку поближе к ней. — Ешь, — потребовал монстр, вручая ей вилку, и сам преспокойно принялся поглощать курицу, действуя, впрочем, весьма аккуратно. Фелина какое-то время просидела в ступоре, наблюдая, как ужинает скелет, а после неуверенно последовала его примеру, медленно начав есть. И даже вкуса еды она практически не ощутила, то и дело косясь на Хоррора, что жевал мясо и блаженно жмурился, соскучившись по нормальному, дееспособному облику. И присутствие рядом теплого комочка его спасительницы разливало в его душе чувство тепла и необходимости. И ее страх не слишком-то смущал монстра, твердо уверенного в том, что раз она смогла приручить его, то и он сможет сделать по отношению к ней ровно то же самое. К такой доброй, спокойной и терпеливой, он привязался к ней окончательно, пораженный великодушием хрупкого человека, пожелав более с ним не расставаться. Монстр съел свою порцию первым, и повернулся к девушке, наблюдая, как она медленно доедает свою, старательно избегая его взгляда. И тут Хоррор несколько озадачился. Будучи котом, он после ужина непременно приходил, чтобы благодарно ткнуться усатой мордой в ее щеку. А что делать теперь? Пожав плечами, скелет нагнулся к ней и тихо ткнулся носом в ее скулу, заставив девушку вздрогнуть и выронить вилку. Хоррор лишь привычно ласково потерся о нежное тепло её кожи и отстранился, довольный своими действиями и тем, как теперь приятно было чувствовать на костях её мягкость. Фелина недоуменно и затравленно посмотрела на невозмутимого скелета, который с интересом вперил в нее немигающий взор. При ближайшем рассмотрении в зрачке были видны медленные переливы других оттенков алого, будто взбаламученное дно, темнеющего к середине до угольно-черный точки, дававшей понимание направленности взгляда. Первые ночи для Фелины в новом обществе стали невыносимо сложными. Спать было боязно, а на каждый шорох она реагировала вздрагиванием и прерванным дыханием, цепенея в темноте собственной спальни и прокручивая в голове все обстоятельства, в которые до сих пор верилось с большим трудом. После парочки таких ночей, девушка была похожа на встрепанного воробья, желая уснуть в любом месте, и неважно уже, что рядом постоянно крутился ее "новый" старый знакомый, от чьего внимания ее сильная потерянность не укрылась: слишком хорошо тот успел изучить все ее привычки и слабости, живя здесь в облике кота. И в момент блаженной тишины последнего выходного, после завтрака, она задремала на диване гостиной, сидя прямо поверх одеяла, которое выделила для Хоррора, что чем-то шелестел на кухне. Размеренное бухтение телевизора, тепло дома, сытость и усталость сделали свое дело, непреодолимо утянув девушку в негу набирающего обороты сна. И Хоррор застал ее притулившуюся в углу дивана, на миг застыв, рассматривая ее свёрнутый в комочек, вечно боящийся силуэт. Монстр осторожно подошёл ближе, присев рядом, стараясь не делать резких движений и пока лишь рассматривая ее изредка вздрагивающее от случайных сновидений тело. Вдоволь налюбовавшись, он осторожно коснулся пальцами ее щеки, погладив кожу, чья мягкость так ему нравилась. Фелина во сне слабо улыбнулась, вызвав у монстра ответную улыбку, после которой он сел поудобнее и мягко уложил уснувшую девушку на свои колени, устроив одну руку на спинке дивана, а вторую уложив на ее плечо, осторожно поглаживая, всматриваясь в телевизионный экран и расслабляясь, чувствуя чужое дыхание костями предплечья и плеча от медленно поднимающейся и спадающей грудной клетки его маленькой спасительницы. С тех пор Фелина пообвыклась с нежданным соседством, не имея в этой ситуации никакого выбора и пытаясь совладать с собственными страхами, чтобы хоть как-то наладить контакт. И немалую роль в этом играло поведение Хоррора, который всеми силами старался девушку к себе расположить. Хотя и не всегда это выглядело в достаточной степени нормально: уж очень чудно́й у скелета был нрав. Но общаться эти двое несомненно стали чаще, не ограничиваясь простыми приглашениями к столу или короткими комментариями при просмотре телевизора, но все же этого было недостаточно, чтобы сказать наверняка о том, что зеленоглазая девушка-ветеринар перестала его бояться. Она всё ещё чутко спала ночами, старалась не выпускать его из виду, когда тот делал что-то в непосредственной от нее близости, и вздрагивала, если скелет нарушал ее личное пространство и касался ее, что происходило довольно-таки часто. Хоррор стал ходить на улицу, посещать магазины, почти всегда вместе с ней, привлекая тем самым массу внимания, но в то же время никто и никогда к такой парочке подойти не решался, опасливо поглядывая на монстра. Он практически всегда улыбался, будто на автопилоте, и Фелина не сразу поняла, что основную массу эмоций проще разглядеть в его глазу. И после этого отчего-то она точно знала, когда он радовался или, наоборот, огорчался, даже если выражение его мелованно-белого лица почти при этом не менялось. И особенно ее удивила черта его характера в один из дней их прогулки, когда какой-то смельчак начал приставать к девушке, предлагая "прошвырнуться" по парку, пока монстр отошёл, пожелав купить еды себе, и заодно прихватить чего-то съестного и для неё, благо финансы у монстра водились, хотя и неясно откуда, но спросить та пока не решалась. И увидев такую наглость издалека, он появился словно бы из ниоткуда, все так же улыбаясь, но Фелину аккуратно прижав к себе, красноречиво вперившись недобрым взглядом в оторопевшего парнишку, явно не ожидавшего такого расклада. И его размеренно сказанные, всего два слова, пустили холодок по спине парня, заставив его едва ли не проглотить язык. — Не твоё, — они достигли цели, и тот ретировался максимально быстро, без оглядки покидая место, где так неудачно подкатил к красноволосой милашке. Хоррор тут же отпустил нервничавшую девушку и примирительно протянул ей аппетитную вафлю с клубничным джемом, которую купил в киоске неподалеку, с наслаждением откусывая хот-дог, купленный для себя, будто это не он только что проявил небольшое собственничество. — Спасибо, — тихая благодарность сорвалась с ее губ, и монстр точно знал, что речь не только об угощении, которое она с удовольствием начала есть, не сдержав первой улыбки, рождённой в его честь. С этого момента все пошло несколько легче, стоило Фелине понять, что Хоррор не даст ее в обиду, но считаться с его очевидной силой, отпугивающим видом и странным поведением все ещё было сложно. Приручение было необходимо продолжать. Так решил для себя монстр, ожидая подходящего момента, чтобы можно было так или иначе дать ей шанс не только осознать его к ней отношение, но и чтобы она поняла свое. Хоррор довольно быстро уяснил, что желал не дружбы и тем более не соседства. Фелина очень ему нравилась. И начала нравиться, когда тот был ещё котом. А посему, намерения у скелета были самые серьезные, и он наблюдал за ней каждый час, что был рядом, будто боялся тот самый момент пропустить или не заметить, невольно ещё сильнее напрягая этим девушку, чья нервная система уже несколько месяцев к ряду испытывалась на прочность его непрерывным взглядом, проникающим до самой души. Но Судьба предоставила случай, который пропустить было совершенно невозможно. И началось все с невинной прогулки в начале зимы, когда морозы ещё не вступили в свои права окончательно, но листва уже покинула ветви, а ветра сменили направления, понизив градусы до утренней гололедицы. В парке в утренние часы было пустынно, лужи замёрзли в приятные темные пятна с гладким отражением неба в них, и даже пруд, вокруг которого они неспешно прохаживались, кормя голубей булкой, покрылся кромкой серебристого и очень тонкого льда. Фелина выдохнула облачко пара, рассматривая, как оно тает в охладевших лучах солнца, и тут же нырнула носом в полосатый шарф, намотанный вокруг ее шеи, изредка посматривая на спутника, что сменил шорты на длинные штаны, а куртку застегивал по самое горло, пряча в карманах костяные ладони. Но шел он при этом так близко, касаясь локтем ее бока и всматриваясь в полупрозрачную корочку льда, которую легко можно было проломить любым камушком. Словно желая проверить это, монстр поднял один с тропинки и кинул на ледяное зеркало, которое тут же проломилось с приятным хрустом. Отчего-то Фелина заинтересовалась таким беззаботным действием и повторила за Хоррором, попав точно в ту же лунку, что пробил его камень. Скелет довольно усмехнулся и забрал из ее рук хлеб, начав крошить его в своих. Но нетерпеливые птицы ждать не желали, начав вспархивать с земли и садиться на его предплечья, веселя этим девушку. И она и вовсе не сдержала задорного смеха, когда особенно наглый голубь забрался на его череп и с любопытством пытался заглянуть в дыру на удивленной голове монстра. В какой-то момент два десятка птиц ощутимо облепили все свободные места на теле Хоррора, и он одним движением резко рассыпал хлебные крошки по тропинке, вызвав сноп множества хлопающих крыльев, взорвавших холодный воздух звуком сотен перьев. Фелина от такого буйства птичьего восторга неудачно оступилась на скользком льду лужи около берега и угодила прямо в воду, проломив собой кромку с громким треском, намочив самые уязвимые места до самой поясницы ледяной водой, от которой тут же заверещала, спешно выбираясь обратно на берег, ощущая, как холод больно кусает за бедра и спину. Скелет стоял замершим изваянием и даже улыбка покинула его лицо, сделавшееся до невозможности виноватым. От ступора он очнулся уже через доли секунды, метнувшись к девушке и поднимая ее на ноги, крепко прижав к себе. — Прости, пряничек, это из-за меня и птиц, — огорчённо просипел монстр, чуть отпустив Фелину, осматривая масштаб бедствий. Девушка тщетно пыталась отряхнуться, но вода уже пропитала одежду насквозь, открывая ветру доступ к охлаждению кожи и тела. Она подняла на него взгляд, ненадолго успев умилиться его понурому виду, словно он снова стал большим и теплым котом. И не выдержав такого сравнения, зеленоглазая добродушно погладила его по голове. — Хах, в такие моменты узнаю свое золотко... Кхм, — смутилась она собственным словам, отдернув ладонь от начавшего млеть скелета, — ладно, пойдем домой, а то теперь мне ужасно холодно. Хоррор согласно кивнул, снова начав улыбаться, не думая о том, что голуби в итоге стали для него символом маленькой победы, приведшей к череде хоть и не самых приятных обстоятельств, но именно они послужили для них обоих отправной точкой, заботливо расчерченной благосклонностью Судьбы. И причина этому проявила себя спустя всего пару дней, на третью ночь после их прогулки, когда Фелина, устав быстрее обычного, ушла к себе спать, даже не досмотрела с монстром фильм. Но сказать мужчине о том, что на самом деле она себя чувствовала совсем неважно, у нее язык не повернулся. И лишь проснувшись посреди ночи с ощутимым жаром и ознобом, напополам с головной болью, девушка об этом пожалела. Непреднамеренное купание в ледяной воде и последующее возвращение домой по морозным улицам тихого города дало свои ощутимые плоды, и теперь она в мучениях жалась под одеялом в болезненный комок. И вдвойне обидно было, что болезнь застала ее в начале небольшого отпуска, который она планировала потратить совершенно иначе. Надеясь, что лихорадка отпустит ее быстро, первое время она ничего не предпринимала, рассматривая чуть приоткрытое окно, за которым серебристым отсветом висела полная Луна, освещавшая спавший город приятным, слабым отражением невидимого сейчас солнца. Но жар не отступал ни на миг, казалось, он напротив распалил кровь ещё сильнее, сделав картинку перед глазами неприятно расфокусированной, а состояние близкое к почти бредовому. Сознание было вынуждено признать необходимость хоть какой-то помощи, но для этого ее ещё предстояло позвать. — Хоррор, — слабо позвала она, и ее горло тут же отозвалось хриплым протестом, приглушив зов до минимального уровня, — Хоррор, — снова тихо просипела она, прикрывая глаза и сглатывая этот саднящий ком где-то за гортанью. Но никто не отвечал, а квартира все ещё полнилась сонной тишиной. От этого стало ещё хуже, добавив теперь и страх, что ей никто не поможет, правда в глубине души Фелина понимала, что от простуды ещё никто не умирал. Но факт сильного жара ясно давал понять, что и ее отсутствие доставит ощутимых проблем в будущем. Болезненные мурашки оставляли по телу гусиную кожу, касание к которой приносило чувство раздражения, усиливавшемуся, стоило ей пошевелиться, в попытке встать и дойти до лекарств самостоятельно. Но запутавшись в одеяле ногой в темноте, Фелина и вовсе с нее упала с ощутимым грохотом, смачно ударившись плечом о прикроватную тумбу, с которой на макушку ещё и упала фоторамка. Подобный шум монстр уже точно услышал и очутился в ее комнате прежде, чем невезучая, заболевшая девушка предприняла попытку встать снова. — Фелина? — скелет в мгновение ока подошёл к ней, помогая встать, однако едва его фаланги коснулись нежной кожи, как монстр моментально понял, что что-то было кардинально не так, — пряничек? Что с тобой? Такая горяченная, — он коснулся ее лба своим ртом, вызвав у нее сдавленный выдох, в котором выражалось облегчение напополам со смятением от его взволнованной реакции. — Заболела, Хоррор. Сильно, — прошептала она, чуть покачиваясь, но скелет притянул ее к себе, поднимая на руки и укладывая обратно в постель, словно неразумного ребенка, бережно прикрыв одеялом, не только чтобы не смотреть на ее нежные, едва скрытые длинной футболкой бедра, но и чтобы унять ее дрожь. Монстр погладил ее красные волосы, казавшиеся в полумраке темно-рубиновыми, зарываясь в них фалангами и почесывая кожу, будто теперь Фелина была кошкой. И она хотела было немного отстраниться, но скелет чуть склонился над ней, гипнотизируя взглядом и не прекращая ласку. — Тшшш, я не обижу, ты же знаешь. Сейчас вернусь, — Хоррор улыбнулся, хотя до этого его лицо впервые было искажено искренним, всепоглощающим беспокойством. Он тенью скользнул в кухню, выуживая из аптечных запасов жаропонижающее и, налив полную кружку воды, вернулся к дрожавшей подруге, чья неловкость мешалась с благодарностью, создавая в ее душе странный коктейль чувств с нотками лихорадки. Напоив ее лекарствами, он долго смотрел в ее влажно блестевшие в лунном свете глаза, буквально душой ощущая ее признательность и доверие. Он сидел на полу у изголовья ее кровати, уложив череп на мягкость матраса возле девушки, руками теребя край свисающей с него простыни. И Фелина, вдруг решившая, что монстр может уснуть прямо на полу, в неудобной позе, таким раскладом была не довольна и отодвинулась к стене. Хоррор сперва стал выглядеть очень расстроенно, думая, что любимый человечек не хочет быть с ним столь близко, но зеленоглазая нерешительно похлопала по матрасу узкой постели рядом с собой, на миг сомневаясь и снова немного нервничая, когда тот встрепенулся в радости и ловко забрался к ней, плавно залезая под ее же одеяло, костьми ощущая идущий от девушки жар. Скелет медленно ее обнял, поглаживая по спине, как когда-то делала она сама, не зная, что в облике зверька прячется такое неординарное существо. — Я о тебе позабочусь, — Хоррор чуть сожмурился, а Фелина замерла в нерешительности от его касаний и слов, отчаянно желая прижаться, чтобы хоть чуть-чуть унять противный озноб, долезающий до глубин каждой ее косточки, и, в то же время, до умопомрачения стеснялась такого жеста. Но скелет сам исполнил ее затаенное желание, притянув к себе и утыкаясь чуть повыше ее лба ртом. И уже засыпая, Фелина была готова поклясться, что слышала тихое, размеренное мурчание, как никогда знакомое и согревающее изнутри. Утром самочувствие значительно улучшилось, хотя девушка и проспала очень долго. Хоррора рядом не было, но из кухни доносился шорох и даже брякнула тарелка, явно вытащенная из сушилки. Заинтересованная, чем может заниматься теперь уже ее спаситель, она сонно потянулась, ощущая во всем теле неприятную слабость, и вылезла из смятой постели, желая взглянуть на монстра снова, после их вчерашних объятий, явно переступивших за грань всего того, чем она оправдывала их общение прежде. Хоррор наливал чай в тот момент, когда она замерла в дверном проёме, сонно осматривая небольшой погром в кухне, где столешницы были кое-где покрыты мукой, тут и там лежали ложки, вилки, какие-то пакетики, судя по всему с сахарной пудрой, валялась упавшая откуда-то пачка соды, а у раковины, в опасной близости от ее края, стояла кастрюля. Скелет ее прихода не заметил, стоя к ней стороной с пустой глазницей и раскладывая по тарелкам ароматные блинчики собственного исполнения, что очень удивило Фелину, ведь не часто монстр готовил что-то сам: но пахло просто изумительно, даже вопреки тому, что болезнь исказила обоняние. Ее живот жалобно сжался, прося пищи, и девушка вошла уже не таясь, привлекая шагами чуткий слух монстра. Он тут же переключил к ней все внимание, подходя вплотную и нагибаясь, чтобы зубами коснуться ее лба, проверяя температуру, полностью игнорируя чужое смятение. — Ты решил сделать завтрак? — сонно и немного сипло спросила девушка, когда скелет немного отстранился, привычно улыбаясь во все зубы и пожирая ее взглядом, будто не видел целую вечность. Монстр был чрезвычайно рад тому, что ей заметно полегчало, но говорить ей, что всю ночь тихонько питал ее тело магией не собирался, планируя остатки болезни долечить иными способами, совместив приятное с полезным. — Я же сказал, что позабочусь о тебе, пряничек, — он поставил на стол тарелку с блинами и вареньем, около парящей кружки с травяным чаем. И когда Фелина уже хотела сесть за стол, скелет вдруг сделал это первым, а ее утянул к себе на колени под ее испуганный писк. — Ты чего? — зеленоглазая напряглась всем телом в чужих руках, пока монстр тихо усмехнулся и погладил ее по спине, забираясь руками на плечи. — Помнишь, как ты кормила меня с рук, Фелина? — Хоррор говорил тихо, от чего его голос обретался приятной хрипотцой низкого тембра, — приручала меня, такого недоверчивого и грубого. Теперь мой черед делать то же самое, котёнок, и загладить вину за свою невоспитанность. Девушка плавилась в чужих руках, бережно проходившихся по оголенной коже рук, и запоздало пришла мысль, что она сидит на его коленях в одной футболке да нижнем белье, заставляя щеки запунцоветь почти в тон ее чуть вьющихся волос. Нервно сглотнув и борясь с желанием поерзать на костяных бедрах, она принялась за завтрак, осторожно отрезая кусочек блина и макая его в ягодный джем. Вкус получился потрясающий, и та даже невольно отвлеклась на удивление, что этот чудно́й скелет мог так вкусно готовить. — Ммм. Ничего себе, Хоррор. Какая вкуснотища, — восхищённо похвалила она его, повернувшись, чтобы поймать чужой довольный взгляд. И от ее слов в груди монстра вновь заклокотало вибрацией подобие мурчания, умиляя девушку тем, каким ласковым было такого рода существо, словно его натура была специально надёжно спрятана под оболочкой жутковатого вида, ожидая подходящую душу, которой можно было бы довериться и раскрыться. Не выдержав такого теплого чувства, Фелина, села немного боком и осторожно погладила его череп, как раньше гладила кота. Хоррор сожмурился и ткнулся носом в ее щеку, продолжая мурчать, словно в нем тихо вибрировал прогретый телом и душой воздух. И сам он теснее обнял Фелину, наслаждаясь лаской и даря ей свою. Пожалуй, именно теперь Фелина поняла, что хоть и смущалась его порой неожиданных действий, но всё же доверяла безоговорочно. Все это время он скрашивал ее одиночество, не прося ничего взамен, был рядом, поддерживал, даже если в основном молчал, оберегал от опасностей, а теперь ещё и заботился, когда она в этом так нуждалась. От понимания этого по душе мягкой щекоткой пробежалась нежность, замирая бабочками под диафрагмой, готовыми вот-вот вспорхнуть. Она снова повернулась к ароматным блинчикам, с улыбкой отрезая ещё кусочек, наслаждаясь завтраком, пока монстр следил за процессом, устроив на ее плече голову, касаясь кожи размеренным, спокойным дыханием. И очередную порцию наколотой на вилку сладости она поднесла к его рту, предлагая поесть вместе с ней, на что Хоррор довольно фыркнул и принял угощение, облизнув зубы багровым языком, на который Фелина невольно засмотрелась. В ответ на это скелет сам принялся ее рассматривать, скользя взглядом багряного глаза по очень плавным линиям обнаженных ключиц и ниже, пока девушка снова смущённо зажалась, планируя пойти в комнату и немедленно облачиться в более приличный вид. — Я... Схожу переодеться, Хоррор, — тихо улыбнулась та, снова покрываясь румянцем. — Лишено смысла, котенок. Нечего стесняться и бояться, я в образе кота и так все видел. Особенно эту изумительную родинку на твоей левой лопатке, — невозмутимо сообщил монстр, не без удовольствия глядя на то, как от каждого его слова Фелина краснеет сильнее, закрыв лицо руками и тихонько пища. И на это скелет отнял ее руки от румяных щек, ласково сжав фалангами запястья, склоняясь ближе и запечатлевая короткий поцелуй в уголке ее губ, будто желая проверить, что будет, уведи он их обоих за эту незримую черту окончательно... И ее мягкая улыбка и спрятанный под опущенными пушистыми ресницами взгляд коснулся его души сладким томлением и восхищением, от которого он и сам опустил свой и коротко хмыкнул, покрываясь киноварью собственного смятения. Этот день прошел в трепетной неге заботы. Хоррор постоянно следовал тенью за девушкой, что сперва напрягало, но в конце концов стало умилять, стоило заметить его полный виноватого беспокойства взгляд. Правда, когда он такой же молчаливой тенью вошёл за ней в ванную, девушке пришлось его буквально выпихивать с тихим писком: — Хоррор, ты что?! Выйди! — толкала она его прочь, что было не так то просто: монстр стоял изваянием, будучи куда сильнее, чем он казался на первый взгляд. Оценив ее потуги, он осторожно вжал ее в висевшие на стене полотенца, склоняясь поближе, будто желая рассмотреть ее лучше, не веря до конца, что болезнь почти отступила, благодаря его усилиям. — Если что, позови меня, ладно? — попросил он, замерев в миллиметрах от ее лица. И, дождавшись робкого кивка, отпустил ее и вышел, тихо прикрыв за собой дверь с матовым витражом стекла, через которое было видно лишь свет, льющийся из окон кухни, достававший до глубины узкого коридора. В ду́ше Фелина, наконец, смогла побыть одна и немного привести растревоженные чувства в порядок, осознав, что Хоррор, возможно, специально сократил расстояние максимально, а этот его маленький поцелуй утром на кухне дал весьма ощутимый намек на то, чего хотел и как видел их взаимоотношения в дальнейшем. И сама она прекрасно понимала, к чему всё шло, ведь у неё не просто так все сводило смущением от его действий, а чужой взгляд и голос ускоряли сердечный ритм до безумной скорости, чье биение едва ли не было слышно в непосредственной от нее близости. Дело было не только в страхе... Страха, на самом деле, давно уже не было... Закончив с умыванием и одевшись в чистую пижаму, которая подразумевала не одну лишь футболку, но и удобные шорты, Фелина вышла из ванны, желая лечь спать пораньше, ведь небольшая температура все же поднялась на закате. И пройдясь до комнаты, она не увидела нигде скелета, словно он и вовсе ушел, и до того это было непривычно, что Фелина даже заволновалась, слишком привязав к себе образ вечно следующего за ней монстра, готового быть рядом всегда и везде. — Хоррор? — позвала она, но никто не ответил. И решив проверить у себя, она вошла в полутемную, зашторенную комнату, тут же оказавшись под пологом опускающегося на нее покрывала из простыни, которую Хоррор над ним вскинул, окунув их обоих в омут чистого постельного белья. — Хаха, Хоррор, что ты делаешь? — весело хохотнула девушка, путаясь в мягкой ткани, что скрывала от нее все окружение. Ткань чуть вздулась, и к ней, в эту милую, своеобразную палатку, скользнул скелет, оказываясь вплотную, широко улыбаясь её радости. — Попалась, котенок, — сипло проурчал он, охотно запуская руки за девичью спину, чтобы касаться ее спереди почти всем телом, — у тебя снова температура, мм, — он скользнул ртом по ее лбу и виску, звуча теперь немного огорчённо. — Все хорошо, золотко, — Фелина впервые назвала его так же ласково уже осознанно, как обращалась, когда тот был котом, обнимая в ответ, пытаясь нащупать выросты позвонков под его водолазкой, на которую он променял привычную футболку. И это так обрадовало Хоррора, что он несдержанно прижался к ней ртом, словно прося поцелуя. И она, не осознавая своих действий в полной мере, сама начала его целовать, вызвав в его душе шквал опаляющих чувств, вылившихся в его порывистом выдохе и сильнее прижимающих к себе руках. От нее так сладко пахло шампунем и ее телом, мешаясь с запахом чистой простыни, которой он сам их накрыл, создав эдакий мягкий кокон, в котором, наконец, может выразить свои давно раскалившиеся чувства, которыми так боялся ее обжечь и отпугнуть. И немного поиграв с ее языком своим, он резко отстранился, желая задать вопрос прежде, чем полностью перестанет соображать. — Котенок, ты ведь боишься меня не потому, что я такой? — хриплый оттенок переживания от нее не укрылся, и, все ещё часто дыша после внезапного их порыва, она смогла смущённо ответить. — Ты — лучшее, что со мной случалось в жизни, солнышко. И мой былой страх давно уже заменён на смущение о того, какой ты... ласковый и заботливый, — улыбнулась она, заметив его мягкий румянец на серебристых от темноты комнаты скулах. — А если я скажу, что люблю тебя, Фелина? — он толкнул ее лбом, почти перейдя на вибрирующий шепот. И если бы она не знала его достаточно хорошо, то решила бы, что в нем сквозила угроза. Хотя на самом деле он просто смущался сам. — А если я скажу, что я тоже тебя люблю? — парировала она. Хоррор снова будто заурчал, потираясь носом о ее скулу и вновь впился целовать, жадно и страстно, словно изголодался по девушке. По ее мягкости, по теплу ее тела, по ощущению ее дыхания на своей грудной клетке. И отрываться совсем не хотелось. Отпускать её – тоже. Он этого никогда не допустит... Хотелось лишь жадно пить собой небольшой жар ее простуды, аромат её рябиновых волос, впитывать каждой костью ощущения касаний к ее коже. Фелина и сама тонула в нем, теперь полностью осознав и приняв свое к нему отношение, отдаваясь стремлению быть к нему ближе и не только лишь другом, касаясь уступов его костей, согретых жизнью. Ощущая теперь и всеми фибрами своей души, что он в действительности был весьма темпераментным мужчиной, желавшим ее. Желали быть рядом. Защищать... Оберегать... Заботиться бесконечно и позволять заботиться в ответ. Любить и быть любимым тем, кто спас, не бросил, не оставил, и позволил остаться, вопреки облику и странностям, одиночеству и нелюдимости, приняв их как данность и идя на свои компромиссы. Лишь такую, как она, он смог полюбить искренне и всей своей горячей душой. Ее одну, сегодня и навек. Лишь такого, как он, она приняла и полюбила в ответ, со всеми его экстравагантными чертами характера. Его одного, отныне и навсегда.