По мосту через млечный путь

— Эпидемия? — переспросил Танджиро с неприкрытым замешательством. Под шелестом дождя из уст всегда собранного и уверенного в себе Танджиро слово прозвучало так тревожно, что я прижалась к Зеницу, не заботясь о том, как это может выглядеть со стороны. Я совсем не так представляла своё прибытие в цитадель охотников на демонов. В моих фантазиях это место было сродни укреплённому замку, где идут непрекращающиеся тренировочные бои, слышатся воинственные крики, а улыбчивые девушки таскают воду из колодцев, не забывая шушукаться про наиболее привлекательных бойцов. Здесь же царили непроглядная темень и безлюдье, несмотря на то, что ночь только-только началась. — Почти все какуши слегли с жаром и сильной лихорадкой, — в опечаленном голосе встретившего нас парня слышались гнусавые нотки, и я догадалась, что болезнь не обошла и его. — Боюсь, те, кто ещё на ногах, не в состоянии доставить вас троих в главную деревню. — Гото смерил нас оценивающим взглядом и снова мощно чихнул. — Девушку ещё может быть, но не троих тяжёлых охотников. Это непомерный труд в нашем состоянии. Прости, Танджиро-кун. — Как же нам быть, Гото-сан? Есть ли иные способы попасть в деревню? — Танджиро взмахом руки убрал со лба длинную мокрую чёлку, заслоняющую обзор, а я заметила, что мелкая морось перешла в настоящий дождь, отбивающий чечётку на луже, отражающей наши потерянные фигуры. — Давайте зайдём внутрь, — предложил Гото и махнул рукой в темноту, должно быть, напарнику, оставшемуся на страже. Мы же проследовали к ближайшему невысокому домику, практически хижине, с одним окном и с потрёпанной бумагой на сёдзи. В свете тусклого фонаря, висящего над дверью и отбрасывающего мутную тень на порог, складывалось впечатление, что эту дверь открывали и закрывали по несколько десятков раз на дню, до того тонкая бумага была промаслена в местах соприкосновения с пальцами. Внутри оказалось довольно уютно. Немалую, я бы даже сказала — основную, роль в этом играл обложенный камнями очаг в центре комнаты. Как только сёдзи за нами задвинулись, у меня по спине прошла судорога блаженства от того контраста, который создавало мокрое хаори Зеницу на моих плечах и атмосфера натопленного дома. Я словно в горячую ванну погрузилась, вернувшись с мороза. — Располагайтесь, — Гото первым сел у огня и протянул к нему руки. Странный парень так и не снял скрывающую лицо повязку, и единственное, что я могла видеть — его чёрные глаза, слишком ярко сверкающие в отблесках пламени. Интересно, а он вообще подозревает, что, скорее всего, разгуливает под дождём с температурой? — Гото-сан, так что же нам делать? — Танджиро опустился на пол рядом с Гото, и это послужило сигналом и для нас. Я скинула хаори и поспешила устроиться возле Зеницу, не отводя при этом глаз от единственного человека, который мог хоть что-то объяснить. — Нам нужно в штаб, очень нужно. Эта девушка проделала длинный путь, чтобы поговорить с Ояката-сама. — Танджиро, я так устал… — Опустив голову и проведя по глазам раскрытой ладонью, Гото остался сидеть, бессмысленно глядя на огонь. — Я хотел бы тебе помочь, но у меня нет сил даже думать. У нас здесь столько больных, мы, те, кто ещё держимся, не успеваем позаботиться обо всех. Никогда не встречал настолько заразную лихорадку… — Когда она началась? — спросил Зеницу севшим голосом и откашлялся. — Ну… я имею в виду, мы только утром получили письмо из штаба, там было сказано, что в главный корпус этой ночью доставили девушку… — Да, точно, — Гото немного оживился и закивал головой. — Девушка. Была. Вчера на дежурстве стоял не я, но мне рассказывали, что на подходе к деревне остановили девушку. Перепуганную, в разорванной одежде. Если я ничего не путаю, она сослалась на господина Узуя… Хотя нет, нет, я вспомнил! Не на самого господина Узуя, а на его приказ! Её спасли охотники, посланные по приказу Узуя-сана. — В том-то и дело, Гото-сан! — всплеснув руками, воскликнул Танджиро. — Вот девушка, ради спасения которой нас отпустил с тренировок Узуй-сан. — Танджиро указал на меня, а я снова прижалась к плечу Зеницу, запутанная и дезориентированная. — И я не думаю, что господин Узуй отдал ещё кому-то такой же приказ. Кем бы ни была та, другая девушка, она явно проникла в штаб обманом! — Пойдём, Танджиро-кун. — Гото решительно поднялся. — Нужно поговорить с Мэй-чан. Это Мэй доставила ту незваную гостью в Поместье бабочки, может, она сможет рассказать нам больше. Только… — он осмотрел всех нас, вскочивших вместе с Танджиро, — кто-то должен подменить меня у ворот. — Я сделаю! — Иноске закинул оба клинка на правое плечо. — Мимо Иноске-сама и муха не пролетит! — Мухи под дождём не летают, кретин, — уже скорее по привычке возразил Зеницу, а я дёрнула его за рукав, вынуждая заткнуться. Мы оставили гостеприимное тепло уютной комнаты и вышли в промозглую ночь. Не знаю, как так получилось, но наши с Зеницу пальцы снова переплелись. Мне кажется, он догадался, как сильно мне сейчас не по себе, и пытался успокоить хоть так, молчаливой поддержкой. А может, просто не сомневался, что я поскользнусь на мокрых каменных дорожках и упаду в лужу грязи, запачкав его хаори. Чем дальше мы уходили от ворот, тем больше мне казалось, что эта деревня, затерянная среди холмов, должна являть собой живописное зрелище. Короткие ухоженные улочки в несколько домов, раскидистые деревья, увитый зеленью склон обрывистой горы позади посёлка — всё это едва виднелось в темноте, но днём, наверное, людям с хорошим чувством вкуса хотелось писать картины с этой чудесной натуры. И всё же над тихой спящей деревней властвовал дух болезни… Вытянутая в длину хижина была единственным освещённым местом на всю скрытую во тьме окраину деревни. Лечебница, как пояснил наш сопровождающий. Сёдзи были приоткрыты для проветривания, и, казалось бы, зайти внутрь не составляло труда, но Гото остановил нас на широкой энгаве. — Я пускаю вас сюда под свою ответственность, — прошептал он, низко склоняясь к нам, сбившимся в тесный кружок. — Какуши запрещено раскрывать свою личность и показывать лица работникам других подразделений Корпуса, но здесь, в больнице, пациенты не носят масок. Пожалуйста, никому не рассказывайте, что видели Мэй-чан без повязки, и постарайтесь не смотреть на других больных. Боги, ну и порядки у них в этом Корпусе истребителей. Я окончательно сдалась в попытках хоть что-то разобрать. Столько правил, как в армии! Хотя это и есть армия, почему бы и нет? А Зеницу, которого я так люблю, всего лишь солдат, пешка на поле сражений людей и демонов. И похоже, удача пока не на стороне людей. Я крепко стиснула зажатую в своей руке мозолистую ладонь, как будто могла потерять её прямо сейчас. Зеницу не мой, я знаю, но он хотя бы рядом, этого достаточно. За дощатым столом, положив голову на локоть, дремала ещё одна чёрная фигурка в полумаске, и по изящному изгибу спины я предположила, что это девушка. К потолку были привязаны три масляные лампы, и ночной мотылёк упорно бился о стекло одной из них, а мне казалось, что сердце вторит этому навязчивому размеренному стуку. Два ряда кроватей, идеально выровненных, оказались заполнены полностью. Под каждой белой простынёй беспокойно ворочалось чьё-то тело, чья-то грудь вздымалась от хриплого сбивающегося дыхания. Мне подумалось, происходящее в деревне какуши напоминает сильную простуду, с которой и мне повезло столкнуться несколько раз в жизни. Тяжело забыть, как путаются мысли, пока организм пытается сжечь инфекцию высокой температурой. Мама рассказывала, что однажды, лёжа в постели с температурой под сорок, я минут двадцать рассуждала на тему того, в какого животного хочу переродиться в следующей жизни, пока не подействовало жаропонижающее. И сейчас я прикидывала — а есть ли в этом времени средство, сбивающее температуру так же надёжно, как привычный нам всем парацетамол? А антибиотики? Есть ли здесь хоть что-то, что может помочь этим несчастным? Гото тронул за плечо спящую за столом девушку, и она тяжело подняла голову. Я не слышала их беседу, но по тому, как девушка потёрла виски, догадалась, что скоро и ей придётся подыскивать койку в местном лазарете. Она указала рукой куда-то в угол, Гото кивнул и направился к нам. — Мэй-чан на самой крайней кровати слева. Можете попробовать с ней переговорить, но будьте осторожны. Болезнь распространяется очень быстро. Ещё утром Мэй-чан была единственной заболевшей. — Спасибо, Гото-сан, — Танджиро снова благодарно склонился. — Я и сам не знаю, какой ответ хочу получить от госпожи Мэй. Но девушка, обманом проникшая в Поместье, особенно сейчас, когда мы только отбили атаку на деревню кузнецов, очень меня беспокоит. Не думаю, что Корпусу что-то угрожает, ведь, окажись она даже Высшей луной, в деревне достаточно Столпов, чтобы обезвредить атаку одного демона. И всё-таки я хочу удостовериться, точно ли Мэй-сан не известно что-то большее. — Мы п-подождем тебя здесь, — слегка заикаясь от волнения, выговорил Зеницу, а я согласно кивнула. Не то чтобы я боялась подцепить эту неведомую заразу, нет. Но не хотелось тревожить больную девушку. Уже одного только вида её тонкой руки, свисающей с кровати, было довольно, чтобы в моей груди образовался липкий комок. Словно чувство стыда из-за того, что я здорова, когда рядом в горячечном бреду мечутся незнакомые мне, но важные для моих друзей люди. Танджиро вместе с Гото направился к самой крайней постели, медсестра-какуши снова уронила голову на стол, должно быть, в надежде хотя бы немного отдохнуть, а я повернулась к Зеницу. — Мне страшно, — честно призналась я. — Знаешь, кажется, если бы мы не познакомились, ничего этого не произошло бы. Вы спокойно вернулись бы в свою деревню, вас встретили бы радостные крики коллег. А я будто что-то сломала, что-то испортила. Не понимаю, откуда взялось это чувство, но на душе точно кошки скребут. — Глупости, — прошептал Зеницу, пальцами погладив мою ладонь в своей руке в знак поддержки. — Мы все на взводе, подобного никогда не случалось раньше. Не накручивай себя. Уверен, сейчас выяснится, что Гото всё перепутал. И я очень на это надеялась ровно до того момента, пока не вернулся Танджиро. Он зажимал губы и мотал головой, будто собирался с мыслями или же просто не знал, как начать разговор. Наконец он решился. — Мэй-чан слаба, но она вспомнила кое-что. Прошлой ночью в деревню через ущелье пробралась девушка не старше двадцати. Она рассказала, что путешествовала с друзьями, когда на них напали демоны. Демоны уничтожили всех, её же спасли три охотника — один с карточными серьгами, другой с жёлтой катаной, исчерченной молниями, ну а третий с маской кабана. А ещё она назвала своё имя, — Танджиро перевёл взгляд на меня, уже раскрывшую рот, чтобы удивлённо ахнуть. — Её зовут Кана Хаями.

***

— Как такое вообще возможно? Как какая-то баба узнала о нас так много, а Иноске-сама её ни разу не засёк? — причитал Иноске, когда мы гуськом тащились по мокрому горному серпантину. Даже занимающееся солнце не могло пробиться сквозь плотное марево туч, занавесивших небо. Дождь не переставал моросить со вчерашней ночи, когда мы были вынуждены переночевать в деревне какуши в том же самом крошечном домике с очагом, который по совместительству являлся и сторожкой. Так что всю ночь к нам то входили, то выходили сменяющие друг друга стражники, и я уже со счёта сбилась, сколько же их пряталось во тьме возле ворот. Из-за одинаковой формы и закрытых лиц их могло быть как двое, так и тридцать с тем же успехом. На рассвете Гото выдал нам накарябанную на обрывке бумаги схему пути в штаб, сказав, что это грубое нарушение устава, но никак иначе он не может нас выручить. Я почти не спала эту ночь. Мешали храпы, громкие сопения и шмыгающие носы стражников и моих спутников. И это пугало меня больше всего. Иноске, казалось, был привычно бодр и силён, он с удвоенным рвением стремился в деревню истребителей, а вот про Танджиро и Зеницу я так сказать не могла. Танджиро шёл чуть впереди, и, возможно, мне только чудилось, что он всё чаще шевелит плечами и шеей, будто разгоняя собирающуюся в мышцах боль. Но Зеницу, шагающий за мной и успокаивающе улыбающийся всякий раз, когда я оборачивалась к нему, явно демонстрировал яркий румянец на бледной коже, и я с трудом сдерживала порывы коснуться его лба, чтобы проверить температуру. Я уже свыклась с мыслью, что парень моей мечты обладал довольно-таки нервным и истеричным характером, поэтому я боялась того, что он может выкинуть, заподозрив у себя занимающийся жар. Вот только его страданий нам здесь сейчас не хватало. На удивление, я сама не ощущала никаких симптомов болезни. Может, дело в том, что в детстве мне поставили все прививки? Или я в общем была более закалённая мини-юбками и топами с открытым животом, чем здешние девушки, кутающиеся в длинные кимоно? — Мы выясним всё только одним способом, — голосом Танджиро, хоть и болезненно хриплым, можно было резать металл. — Припрём эту шпионку к стенке и заставим рассказать, что ей известно. Зачем бы она нас ни выслеживала, у неё должна быть веская причина так стремиться попасть в Корпус истребителей. И как минимум она должна была откуда-то о нас узнать. — Думаешь, это проделки демонов? — спросил Зеницу, аккуратно поддерживая меня за локоть. Нет на свете обуви ужасней для походов под дождём, чем открытые сандалии с хлопковыми носками, моментально промокшими. Перемычка между пальцев хлюпала так противно, что мне хотелось зашвырнуть тяжёлые сандалии далеко-далеко, но собирать мелкие скалистые камушки голыми ногами было бы ещё хуже. — Всё может быть, — закивал Танджиро. Он на миг остановился и развернулся к нам. — Ты этого не помнишь, Зеницу, но тогда, в поезде, где погиб Ренгоку-сан, именно люди помогали демонам. Иногда мне кажется, понять, насколько эти твари опасны, могут лишь те, кто видел растерзанные трупы их жертв. Как видел я… Как видели все мы… — Танджиро отвернулся и вновь поспешил вслед за Иноске. — Кто такой Ренгоку-сан? — тихо поинтересовалась я, убедившись, что Танджиро отошёл достаточно далеко. Я заметила, что воспоминание об этом человеке причиняет юному охотнику с трудом скрываемую боль. — Он был Столпом пламени. — Зеницу задумался, а затем продолжил с мягкой улыбкой: — Я считал его странным, но он оказался потрясающим воином. — Нежная улыбка сменилась на гримасу ненависти. — Он умер у нас на глазах, когда один из ублюдочных демонов пронзил его своей рукой. Мы трое были там, но ничего не смогли сделать. Этот демон играл с Ренгоку-саном как кошка с мышью. Демоны слишком жестоки. Все, умершие от их лап, страдали. Я знаю, это малодушно, но я не хочу умереть так же, я не хочу страдать. Зеницу привалился к каменной стене обрыва, возвышающегося над нами, чтобы перевести дух. Его била дрожь. Я всё же пересилила себя и прислонила ладонь ко лбу Зеницу. Зеницу горел и, скорее всего, его мучил озноб. — Что ты делаешь? — Он посмотрел на меня туманным взглядом. — Ничего, — улыбнулась я одними кончиками губ. — Я просто проверила свою догадку. Возьми, пожалуйста, хаори, а то я уже взмокла тащиться вверх по этой горной тропинке. Ну и тяжеленное оно у тебя! Зеницу не сопротивлялся, когда я набросила на него плотное оранжевое хаори и помогла просунуть руки в рукава. Танджиро и Иноске остановились поодаль, ожидая нас. Я схватила Зеницу за руку и потащила к друзьям, едва заметно покачав головой на вопрос в глазах Танджиро. Всё плохо, всё очень плохо.

***

Наконец к полудню мы вошли в крупную деревню через двустворчатые ворота, в которые вела утоптанная дорога. Точнее, она наверняка была утоптанной, судя по обилию одно и двухэтажных домиков на территории, но сейчас каждую выемку и выбоину заполняла грязная вода. Морось, мелкая, пронзительная, ледяная не прекращалась. Тем большим был мой ужас, когда я увидела десятка два охотников в таких же чёрных формах, прилипших к мокрым телам, как и у моих спутников, наворачивающих круги посреди поля, больше напоминающего бассейн с густым слякотным месивом. И сквозь влажный воздух набатом доносился крик высокого блондина, командующего этим парадом терзаний. — Шинадзугава-сан, — просипел Зеницу вполголоса. — Пойдёмте скорее, пока монстр нас не заметил. Я удивилась, но Танджиро и Иноске не стали спорить. Мы скользнули вдоль стенки одного из домов и оказались на соседней улице. В посёлке было так же пусто, как и в деревне какуши, и, кажется, на несколько градусов холоднее. Я подняла руку и поправила гребень, съезжающий под тяжестью намокших волос. Может, даже хорошо, что Зеницу убедил меня носить его. Тонкая шпилька, которой раньше я закалывала небрежный пучок, не справилась бы с такой нагрузкой, и мне пришлось бы мучиться, постоянно убирая с лица противные мокрые пряди. — Куда теперь? — Иноске осмотрелся по сторонам, тряхнув распущенными волосами, словно окунувшийся в лужу пёс. Даже он был вынужден нести маску под мышкой, потому что сейчас кабанья голова напоминала губку, пропитанную водой. — Сразу в Штаб? — Может, лучше в Поместье бабочки? — робко предложил Танджиро. — Сначала найдём девушку, которая назвалась Каной, а затем уже вместе с ней отправимся к Ояката-сама. Вероятно, он даже захочет созвать собрание Столпов. — А я? — Я поёжилась от холода и от того, как нерадостно началось моё пребывание в корпусе истребителей. Я шла сюда за ответами, а теперь мне было неудобно лезть к главе организации со своими проблемами. Кажется, здесь трудностей хватает и без моих голубых искр. Давненько они, кстати, не пробуждались. — Не волнуйся, о тебе позаботятся. Я познакомлю тебя с Канао. — Танджиро лучезарно улыбнулся, а я поразилась, что у него ещё остались силы на оптимизм. — Она не очень разговорчивая, но с удовольствием выслушает твою историю. Думаю, Канао будет в восторге, когда узнает, что ты родом с островов. Поместье бабочки, несмотря на лёгкое и невесомое название, оказалось добротным крепким особняком, к которому вела дорожка, выложенная серыми камнями, а лужайка, окаймляющая её, поражала обилием красок. Каких только цветов здесь не было! Сиреневые гортензии, красные розы, оранжевые гибискусы… Даже под беспрерывным дождём они пестрели яркими оттенками лета из зелёной травы, напоминая рассыпанные непослушным ребёнком карамельки. И на этом фоне ещё более пугающе выглядели сияющие белизной простыни, развешанные на просушку. Почему кто-то, кто так заботился об их чистоте, оставил свежевыстиранное бельё развеваться на ветру под этим проливным дождём? Мы вошли в тёмный холл. По полу тянулись чёрные разводы грязи, свеча, стоящая на небольшой тумбе, превратилась в горку воска, расплавившись до основания. Я снова взяла Зеницу за обжигающую руку. Мне было плевать, что происходит. Я хотела лишь согреть того, чья ладонь тряслась в моей мелкой дрожью. — Танджиро, — прошептала я, страшась нарушить тишину Поместья, время в котором словно не двигалось, — Зеницу совсем… Я не закончила. И без того расплывчатая дымка света, падающая на перепачканный пол из соседней комнаты, померкла. К нам навстречу вышел самый высокий мужчина, что я когда-либо видела в жизни. Я, которая несколько недель провела в компании Рёку. — Танджиро Камадо? Ты вернулся. В плохое время вы пришли… Мужчина тяжело выдохнул. Он стоял спиной к свету, и мне сложно было различить черты его лица, но я смогла разглядеть руки, сильные, мускулистые руки, без конца перебирающие чётки. Неужели монах? Но разве монахи такие? Этот производит впечатление бодибилдера, не вылезающего из качалки. Даже на расстоянии я ощущала исходящую от него мощь. — Химеджима-сан! Что происходит, где все? Где Шинобу-сан, Суми, Киё, Нахо? Почему в Поместье так тихо? Где… Канао? — голос Танджиро дёрнулся на последнем слове. — Проходи, юный Камадо, — крупный мужчина отошёл в сторону, освобождая проход. — И вы, дети, не стойте на пороге, — обратился он уже к нам. — Боюсь, нехорошие у меня вести. Я за руку затащила Зеницу, остававшегося в сознании лишь чудом, за собой в маленькую, с комфортом обставленную комнату. Посреди комнаты возвышался пустой столик, а большие мягкие подушки, разбросанные на татами, будто молили опуститься на них и наконец расслабиться. Но как бы мне ни хотелось отдохнуть, первым делом я усадила Зеницу, и он тут же откинул голову на стену, закрыв глаза, а я присела рядом. Иноске бросил маску в угол и с настороженным видом встал около нас, а Танджиро вместе с мужчиной, которого он назвал Химеджимой-саном, занял место за столом. Я дёрнула Иноске за брюки, привлекая к себе внимание. — Кто это? — спросила я как можно тише. — Столп камня, Гёмей Химеджима, — коротко бросил Иноске. — Самый сильный мужик из всех истребителей. — Химеджима-сан, — тем временем произнёс Танджиро, — что случилось? — Мне нечем тебя обнадёжить, — Гёмей склонил голову, пока его пальцы ловко перебирали красные бусины чёток. — Чувствую, что-то изменилось, хворь пришла в деревню. Сердца бьются тише, дыхания замирают, мышцы горят. Да ты и сам знаешь, о чём я говорю, юный Камадо. Во всех вас та же хворь. Во всех, кроме этого дитя. Гёмей указал на меня, а моё сердце скакнуло и замерло. Глаза сильнейшего из Столпов заволокла мутная пелена, он был слеп, но тем не менее его рука тянулась ко мне, ошибки быть не могло. — Подойди, — приказал он, взмахом подзывая меня ближе, и я не осмелилась ослушаться. Медленно поднявшись с пола, я сделала несколько шагов, со стыдом понимая, что оставляю на соломенных татами влажные следы мокрых носков. Да и вообще, я чувствовала себя инфузорией под микроскопом, так на меня действовал этот невидящий взгляд. Было ощущение, что меня сейчас распотрошат, выставив на всеобщий обзор все неприглядные тайны и секреты. — Ты не больна, — неожиданно ладонь Столпа опустилась мне на голову. — Но ты другая, не такая, как мы… — Химеджима-сан, — вдруг встрепенулся Танджиро, — мы как раз поэтому и хотели встретиться с Ояката-сама. Это Кана, наша подруга. Она тоже может сражаться с демонами, только с помощью какой-то особой силы. Но мы так и не поняли, как ей управлять. Может, она пробуждается только при определённых условиях, как у Зеницу? — Вы не встретитесь с главой. Вся семья Убуяшики больна, — рука Гёмея продолжала блуждать по моей голове, на пару секунд задержавшись на гребне. — Глава очень слаб. Амане ухаживает за мужем, но он с трудом сопротивляется болезни. Шинобу сейчас в особняке Убуяшики, пытается сохранить жизнь главы или хотя бы его наследника… В этой девочке нет никакой силы, юный Камадо. Если только сила её души… Иди, дитя… Хотя нет, постой. Я испуганно замерла, успев отойти всего на метр. Гёмей Химеджима пугал меня и восхищал в то же время. Кажется, он не просто так заслужил звание Столпа. Даже без зрения он видел больше, чем обычные люди вроде нас. И как он, интересно, сражается с таким увечьем? — Кана… Я уже слышал это имя. Так звали девушку, которую привели какуши. Шинобу просила позаботиться за ней перед уходом. Но я не чувствую её в особняке. Многие, многие слегли за вчерашний день. Я и сейчас ощущаю биение их сердец, но среди них нет мне незнакомых. — Гёмей повернулся к окну, словно мог видеть серое небо и трепыхающиеся паруса простыней. — Где бы ни была эта девушка, она не в Поместье. — И где же она, старпёр?! — выкрикнул Иноске и закашлялся. — Не могло же её дождём смыть! — постучав по груди кулаком, закончил он. — Господин Химеджима, а что, если болезнь, поразившая корпус — техника демонической крови? Вдруг это была и не девушка вовсе, а демон? — спросил Танджиро, прищурившись. — У демонов есть сердца, юный Камадо, — покачав головой, сильнейший Столп вернулся к своим чёткам. — И они тоже бьются. Любой из Столпов смог бы отличить демона от человека. Санеми и Обанай сейчас тренируют тех, кто ещё способен бороться с болезнью, они бы почувствовали, если бы на территорию проник демон. — Тогда я ничего не понимаю, — Танджиро разочарованно развёл руками. — Раз это не демоническая техника, тогда что? Почему и деревня какуши, и корпус истребителей находятся на грани именно сейчас, когда демоны ищут нас? Это что, такое глупое совпадение? — До того, как меня приютил Ояката-сама, я жил в храме, — ровно сказал Гёмей, а я начала догадываться откуда у него такая любовь к перебиранию бусин. Оказывается, можно быть сильным воином и благочестивым буддистом одновременно. — То, что сейчас происходит с деревней истребителей, очень похоже на проклятие мстительного духа. — Проклятие?! — в один голос выдохнули я и Танджиро. — Мои чётки из яшмы, — Гёмей вытянул руку, которую обвивали несколько рядов красных бус. — Красный цвет — оберег от зла. Ничем иным не объяснить, почему лихорадка затронула меня лишь малость. Но для оберега недостаточно только красного, иначе я бы отдал чётки господину Убуяшики. Должен быть священный, чистый звук. Например, сутры. Как ни банально, я ощутила, что толпа мерзких мурашек спустилась от затылка до низа спины. Красный… Оберег… Звук… У меня в мозгу словно щёлкнули и завозились составленные в правильном порядке шестерёнки. — А колокольчики? Их звук считается чистым? — уже не заботясь о том, чтобы скрыть волнение, спросила я. — Ты что-то знаешь, дитя? — Взгляд затянутых плёнкой глаз остановился на мне. — Кажется, да. И это будет длинная история, — кивком указав Иноске на Зеницу, уже уснувшего под наши разговоры, я присоединилась к сидящим за столом истребителям.