Свободные духом

Темные глубокие глаза цвета крепко заваренного молотого кофе не отрывались от монитора несколько дней подряд. Завтрашняя вечерняя презентация перевернет с ног на голову не только научный мир, но и весь голубой шарик. Долгожданно погасив экран, ученый поднялся и прошагал в смежное соседнее помещение с тремя колбами в рост мутанта, наполненных зеленоватой жидкостью. Две из них пустовали, а в крайней словно парил в воздухе старый крыс. К телу грызуна были подсоединены сотни трубок, на морде закреплена дыхательная маска. Гений ласково облокотил на стекло оливковую трехпалую ладонь и уронил лоб поверх. — Мы на верном пути, отец, – прошептал Донателло. Гениальная черепаха согласился отдать свой мозг в полное распоряжение правительства в обмен на то, чтобы Сплинтера перевели к нему. Стиснув зубы, парень уверял себя в том, что продажа собственного интеллекта стоила свеч. Когда Дон еще был подростком, воодушевляясь открытыми возможностями развиваться в научной сфере, поражал теориями, подкрепленными практикой. Да он сам, познающий собственное юное нутро, был не против выступить в роли подопытного: черепаху сканировали, анализировали, разве что не резали вдоль и поперек, не находя причин его выдающегося разума. Став старше, заерепенился, поздно сообразив, как нагло им пользуются. Бакстер Стокман с извечной дурацкой галстуком-бабочкой, висящей криво, без угрызений совести использовал разработки рептилии, выдавая за свои. От техники до генетики. Не чурался за чужие идеи получать лавры и слыл уникальным самородком. Когда нагрянет час возмездия, одним из первых под удар попадет именно он. А вот статус Дона по документам значился всего лишь как помощник — «мутант-лаборант». Истиной обладали единицы под строжайшим запретом на ее распространение. Кареглазый словно предчувствовал беду и увидал престарелого отца уже в беспамятстве. Изношенное по возрасту и горем сердце не вынесло переезд. Дон просил, чтобы конвоиры огласили сэнсэю настоящую причину изъятия из учебного заведения. Однако предполагал, что все бестолку. Мастер явно ехал в пугающую неизвестность, а то и вовсе считая, что старика отправили в расход. Скоты. Дверь почти бесшумно открылась. Плечи Дона нервно дернулись, а мышцы напряглись. Вошедший мужчина скомандовал: — Отбой! Сын хотел бы остаться подольше рядом, но лаборатория закрывалась за семью печатями на ночь по распоряжению старшего по сектору и строго охранялась. Донателло неохотно стянул белый халат и небрежно бросил на стул, чтобы хоть чем-то побесить с утра начальство. Злорадостно улыбаясь, мутант просверлил взглядом, полном ненависти, охранников. Ничего, рано или поздно людишки получат свое по заслугам. А пока он мог только смиренно ожидать участи. Вершить возмездие можно только на холодную голову. Но, проходя мимо амбалов, Дон едва сдержался, чтобы не накостылять обидчикам. И так мечтал поступить с каждой главенствующей на планете особью отряда приматы, подотряда человекообразные обезьяны. Доброго миролюбивого юношу озлобили до такой степени, что он потерял себя и вынужден был принимать тройную дозу успокоительных, дабы собраться и продолжить исследования, от результата которых зависела жизнь отца. Сплинтер наверняка сказал бы что-то в духе того, будто смерть не обмануть. Однако для Дона это было напротив серьезной мотивацией. Искусственная система жизнеобеспечения гарантировала восстановление после серьезных потерь и сохранность субъекта на несколько месяцев. А благодаря выдающемуся разуму черепахи, усовершенствованная, продлила существование грызуна на годы. И ускорила регенерацию безнадежно раненных в разы. Патент на перекроенную почти с нуля технологию, безусловно, значился за придурком Стокманом. Донателло вместе с группой исследователей ездил по миру. Однако засекреченные ангары штаб-квартир, разбросанных по земному шару, всегда располагались глубоко под землей. А перемещение мутантов в принципе проходило исключительно в бронированном транспорте без окон под строгим наблюдением техники. Лишь при выходе из машины перед спуском на лифте профессор вдыхал уличный кислород и ощущал кожей дуновение настоящего ветра, наслаждаясь с прикрытыми веками секундами блаженства свободы. На поверхности даже рядом с конвоем он чувствовал, будто за панцирем раскрываются крылья. И схлопываются, как только оказывался вновь в четырех стенах. Парень весь этот период почти не видал ни дневного света, ни ночной тьмы. Жутко тосковал по высоким проемам учебного заведения, откуда иногда попадали солнечные лучи или лунная полоса. И еще пуще — по занятиям в виртуальной симуляции жилых и нежилых территорий для отработки реакций в прогнозируемых и непрогнозируемых ситуациях. Надев специальные очки и костюм с кучей чувствительных датчиков, обманывающих мозговые импульсы, можно было, будто наяву, ощутить себя в обществе людей и посмотреть на различные города и страны; посетить увеселительные заведения и храмы искусства и религии; познать шкурой и нутром воздействие природных явлений; столкнуться с несправедливостью и жестокостью, нежностью и лаской. А что до книг, то и слов не хватило бы описать, насколько нравилось мальчику электронная библиотека, пусть и с максимально узким перечнем изданий, тщательно отобранных людьми по конкретным тематикам и авторам. Читать что-то помимо учебников особо было некогда, поэтому парнишка с помощью мастера Хамато постепенно научился делать это очень быстро, чуть уступая в этом Леонардо. Но, в отличие от старшего, всегда не просто бегло схватывал суть и понимал, о чем текст, но и помнил почти дословно с полным осознанием пересказа. Гений обладал навыками взламывать технику: отключать камеры и дроны, обманывать компьютеры. Исподтишка, тайком, украдкой осваивал и закреплял запрещенные знания. Бороться с его тягой к новому, к изучению было сложно, с учетом того, что вроде как в развитии конкретно этого мутанта люди были заинтересованы. Да в конце-то концов Дону хватало сил, чтобы вырубить охрану и дать деру. К тому же, отдавая дань чести мастеру и его сэнсэю продолжил самостоятельно в непродолжительные свободные часы вместо сна изучать ниндзюцу по свиткам, привезенным Сплинтером с собой, что были единственными пожитками старца, не считая запасного кимоно. Без настоящих соперников едва ли Дон достиг должного эффекта от тренировок, однако дело техники поправимо, а тело добивалось выработки рефлексов. Воображение страшная сила, особенно когда речь идет о злой двухметровой рептилии. Гений довольно реально ощущал, как из-за его приемов крошатся черепа и ломаются со звонким треском кости. А еще парень забавлялся тем, что, наблюдая за ним, сидящие за мониторами не догадывались: подобное баловство просчета движений может стоить когда-нибудь им жизни. Умен и грозен. Опасен. Однако Донателло сдерживал единственный фактор — отец. Черепашки виделись с наставником каждый день на тренировках, а часы, проведенные вместе, были лучшими за сутки. Сэнсэй умудрялся помимо уроков по-своему заботиться о мальчиках настолько, насколько позволяло положение и обстоятельства: рассказать сказку, узнать, какие блюда в столовой пришлись по вкусу, погладить ссадину, вытереть слезы, выслушать идеи, тайком пронести лист бумаги и показать, как складывать оригами, незаметно умыкнуть бутерброды из ссобойки охранника. И прочие мелочи, составлявших целый мир условного родительства. В спальный корпус к студентам не пускали, а питались взрослые и дети в разное время. Поэтому пересечься мутанты могли только в додзе, ставшим для пятерых мутасуществ целым личным миром, куда не вторгались посторонние. Где жизнь казалась безопасной и беззаботной. Пока ученый не придумал, как привести старика в сознание, будет и впредь паинькой. Не перестававшим фантазировать, как задышит полной грудью где-нибудь на необитаемом острове под палящим солнцем подальше от человеческих глаз. А далее уже и названных братьев можно отыскать, когда наскучит единолично наслаждаться свободой и в кой-то веки делать что угодно в свое удовольствие без колкого чувства того, что твоего в этом мире ничего нет, включая себя самого. Ночь казалась бесконечно длинной. При мысли о прошлом сон как рукой сняло. Бродить по пустым затихшим коридорам не возбранялось в любую часть суток, чем Дон и воспользовался, дабы лишний раз побесить «дневальных». Он развлекался тем, что нарочито шаркал ботинками и шкрябал ногтями стены, пугал неожиданным появлением, устраивал гонки с собственной тенью, громыхая как слон, а после исчезал из поля зрения человека или алого глаза. Изредка мог получить за это максимум разряд электричеством или дротик со снотворным. Гениальный мозг ценили, так что зеленой тушке вредить было ни к чему. Делали поблажки на разного рода выходки, не ведущие к особой порче имущества или опасности человеку. Мутант ни разу не проявлял открытой серьезной агрессии и был предельно аккуратен, поэтому в целом на мелкие проделки, ребяческие временами шалости, за что прочих отправляли на перевоспитание, не обращали должного внимание. Сегодня Донателло решил соответствовать имени великого скульптора и, вооружившись скальпелем, незаметно вынесенным из лаборатории, принялся выцарапывать фигуры, снимая штукатурку по контуру предметов. Мутант вылез нагишом, а смотрящий за порядком не мог оторвать глаз от извивающегося кончика хвоста из-под панциря. Отросток как инородное тело вилял в разные стороны, так что человеку казалось, будто между булок выглядывает застрявший паразит. Черепаха отошел к противоположной стене, оценивая наскальную живопись. Картина охоты мутантов на людей удовлетворила придирчивого критика только после того, как в группу хомо сапиенсов бомбардировал смачный плевок, придав сюжету завершенность. Донни помотал головой, сожалея о том, что недурное творчество утром заштукатурят. А ведь он старался. Выложился на все сто, как всегда старался в любых начинаниях. Терпя неудачи и торжествуя победами. А после люди отбирали или уничтожали все. Каждую частицу души: записи, чертежи, механизмы, черновики теорий и чистовики практики. Ничто не оставалось за авторством мутанта, потому что черепаха — генератор идей считалась анормальным явлением. В целом, мутантов нарочито представляли глуповатыми послушными слугами. Заносчивое горделивое человечество везде закреплялось в качестве единоличного венца развитой цивилизации, не допуская возможность делить с кем-то ступень эволюции. Единицы среди лысых обезьян не слыли недальновидными упрямыми правителями муталюдей, однако в общей массе их голоса с призывом к совести и чести поглощались ором превосходства. Что ж, Донателло с удовольствием бы посмотрел на завоевание человечества расой инопланетян, к примеру, прямоходящих трицератопсов. В разы превосходящих по уровню технологий и силе. Кажется, ему однажды нечто подобное приснилось, оставив чувство восторга. Путешествие сквозь миры в то время как в реальности парень не покидал пределов однотипных замкнутых пространств надолго. Удивительно, как стойкий мутант не повяз в приступах клаустрофобии. Однако ловил себя иногда на мысли о том, что им овладевает в четырех стенах с несменными видами легкое безумие. Дон как будто проживал чужую жизнь и помнил события как со стороны независимого наблюдателя. Незримая связь между рассудком и сумасшествием рвалась и склеивалась обратно. Долго ли он в одиночку сможет противостоять борьбе с нездравым смыслом? Протянет столько, сколько потребуется, пока есть четкая цель. Но не стань ее и — пиши пропало. Может, стоит вновь поставить бойкот и потребовать, если не возможность гулять хотя бы изредка, пусть и под конвоем, к примеру, то хотя бы очки виртуальной реальности? Пожалуй, нужно задуматься об этом серьезно. Сейчас же. Сколько можно оставаться терпилой? Донателло не нужно было подходить к эвакуационному на случай пожара или иного бедствия плану здания, ибо запоминал подобное до мелочей, лишь однажды увидев. Поэтому он попер прямиком к жилому корпусу, стоявшему в стороне от лабораторий и соединенному с ними широкой кишкой. Предсказуемо охрана тормознула. — Мутантам дальше прохода нет, – рявкнула молоденькая женщина, вероятно, новенькая, сжав оружие покрепче. — Мне нужно срочно поговорить с доктором Стокманом, – настаивал черепаха. – Вам, ребята, не сдобровать, если из-за данного инцидента недоразумения сорвется презентация. — Сейчас свяжусь с ним, – согласился мужчина, похоже, старший. – А ты сходи прикрой срамоту. — А чего мне стыдиться? Формально я как в броне и не свечу половыми органами наружу, – мутанта позабавило, как покраснела напарница, уводя взгляд в пол. Так бы и схватил за пучок волос и со всей силы заехал в прекрасное смазливое личико. А, пока мужик ожидал ответ по интеркому, отвлекшись, перехватил бы его руку, протянувшуюся к пистолету, чтобы обезвредить объект, и выкрутил до сочного хруста сухожилий и костей. Напряжение нарастало с накоплением ярости. — В чем дело?! Кто посмел вторгнуться в мой сон?! – раздалось из динамика недовольно и хрипло. — Сэр, простите. Ваша черепаха требует срочной аудиенции, – пояснил охранник. — Что тебе опять нужно, никчемное отродье?! – взъелся Стокман, определенно позабыв, благодаря чьим заслугам из среднесортного ученого с наполеоновскими амбициями превратился в вип-персону. – Я не собираюсь покидать свою мягкую теплую удобную постель до утра. Так что говори при свидетелях. И без грязных слов и фокусов! Боялся жалкий гнилой человечишко компрометирующих фраз. И правильно делал. Едко улыбнувшись, умник шагнул к колонке. — Ставлю ультиматум. Я буду выходить на прогулки, когда мне вздумается. В противном случае вирус поглотит все наработки, – убедительно блефовал Дон, однако в любом случае угрожал не на пустом месте. — Да что ты умеешь, черепаха?! – срывал голос ученый. – Жалкий лаборантишка! — Уж побольше вашего, – сузил в презрении глаза Дон. – Хотите узнать, как долго обойдетесь без сундучка идей? Мне ничего не стоит поиграть в монаха, давшего обет молчания, и понаблюдать за тем, как вас увольняют за ущербность и узколобие. Отправив кое-куда кое-кому определенный пакет фактов. Охранники переглянулись, пожав плечами на непонятный им конфликт. О чем там молол мутант? Он что, угрожал чем-то? Люди на всякий пожарный крепче сжали оружие. — Ах, ты мерзкий… – выругался сдавленно ученый. – Хорошо. В рамках эксперимента: только вечером, ночью или ранним утром, – поразмыслив, уже холодно выдавил Стокман. – Я распоряжусь начальнику охраны. Очередные опыты. Служивые вновь встретились взглядами, выдохнув. Усмирение поехавшего кукухой мутагуманоида, судя по всему, отменилось, а проблема перешла в юрисдикцию старшего. Не их дело. — И помни, черепаха, что в моей власти избавиться от надоедливой крысы в любой момент, – шикнул напоследок Стокман. — Вы этого не сделаете, по крайней мере пока не расскажете о «вашем величайшем открытии», – показал пальцами кавычки Дон. – До свидания! Парень больше не слушал ни возражающий лепет Стокмана, ни брошенные вслед замечания охраны. Свершилось. Наконец-то долгожданный поход по городу. Да еще какому! Почему, болван, раньше так не сделал?! Дойдя до жесткой койки в хозяйственном помещении, переоборудованном наскоро в качестве спальни для мутанта, черепаха по-философски оправдал себя тем, что всему свое время. Подобные выводы учил делать отец, когда печаль заполняет душу до краев. Отчаяние не путь воина. Сожаление не придает сил в построении будущего. В приятном волнении Донателло сложил в несколько раз тонкий исхудавшийся плед, край которого служил одновременно подушкой. Надел безразмерные потертые джинсы, старую выцветшую майку неопределенного цвета, бывшую, вероятно, когда-то насыщенно-фиолетового оттенка, и изношенные ботинки, повидавшие много больше их нынешнего обладателя. За дверью Дона ожидал дрон-проводник. — Ну, пойдем, Птичка, покорять Нью-Йорк, – хохотнул гений от переизбытка чувств и эмоций. Поплутав по артериям научного центра, Дон вышел в нужный рукав, лежащий краем глубже к мегаполису, в отличие от его корпуса, начинавшегося в практически пригороде. Вскоре лифт довез до верхнего этажа, и раздвижные двери отъехали в стороны. Охранников уведомили о перемещении ценнейшего мутанта и пропустили того без лишних вопросов. С замиранием сердца Дон ступил на асфальт, оставив позади неприметные своды гаражей, служивших фасадом-прикрытием. Остановился, прикрыв веки и вслушиваясь в окружающую обстановку: гул на автомагистрали, нетрезвое веселье, крик о помощи, кошачий концерт, вой сирены, громыхание поезда, грустная мелодия. Какофония разнообразных несочетаемых и гармоничных звуков являлась голосом Большого яблока. Даже на окраинах ночью мегаполис не спал. Дон сделал робкий шаг и оглянулся. Не считая дрона, хвост не образовался. Второй. Мысок задел камень, и тот с шуршанием проскакал вперед. Профессор улыбнулся, набрав в легкие побольше кислорода, и сделал то, о чем мечтал всю жизнь, — побрел бездумно куда глаза глядят, дав ногам волю выбрать направление.