***
Когда большая часть участников, представлявших преимущественно ряды массовки, пешек, расходилась, лидер позвал братьев в оружейную. Хвостиком без спросу следом поплелись обе лисы, ящерица и две черепахи, против кого никто не высказался. Напротив, Ниньяра заняла почетное место рядом с лидером впереди как условный заместитель и гордилась этим, как-то надменно выпятив грудь и чуть вскинув голову. Алопекс жалась к ученому, упрямо объясняя, отчего выбрала труднейший путь решения задачи и почему его применение предпочтительнее на ее любительский взгляд. Венус робко шла поодаль за Майком: он показался ей со стороны самым приветливым и притягательно открытым, по сравнению с остальными черепахами, а увязаться за Умеко постеснялась, ибо слишком уж сильной и независимой виделась лисица. Почувствовав панцирем женский взгляд, бывший боец замедлился и, улыбнувшись, попросил разрешения идти вместе. В ответ без слов скромно дрогнула губами Венус, продвинувшись к стене, чтобы освободить место в узком проходе для голубоглазого товарища. Мона и Рафаэль шагали на почтительном расстоянии друг от друга, чтобы не палиться в желании буквально сблизиться, и играли в броски смущенных взглядов и резкого отворачивания. Только Спайк лениво грузно топал в гордом одиночестве в самом хвосте, зевая на весь коридор до дрожи стен. Открыв замок в шкафу в помещении с особым статусом, Леонардо, прикрывая панцирем содержимое, представил с улыбкой: — Братья, я отдаю себе отчет в том, что у нас давно не было тренировок и было минимум практики в реальных условиях. Но все же в качестве дополнительного оружия к огнестрельному и просто презента, прошу получить. Лидер отошел в сторону. Целый арсенал настоящего японского оружия открылся воинам за свободу. — Ништяк! – пробасил озорно Рафаэль, выбрав пару саев, трезубых клинков. – Давненько не виделись, мои сладенькие. Папочка вернулся. Простите, что заставил ждать, – бунтарь любовно терся щекой о сталь и поцеловал рукояти по очереди, чем вызвал полное недоумение у Моны. — Как в старые добрые, – глаза Дона загорелись запалом, когда в руках оказался посох бо, боевой деревянный шест. – Нет ничего лучше умения применять физику на практике, – обратился к Пекс, увлеченно рассматривающей клинки. — Поэтому я доверяю только своему телу и предпочитаю собственное, естественное оружие. – Ая повернула ладонь лицом к ученому, растопырила пальцы и продемонстрировала внушительные длинные острые и крепкие шипы. – Когти! Но если уж говорить о некой модернизации, то я вот возьму себе, пожалуй, еще парочку дополнительных, – белая лисица сняла со стойки сюко, металлические наручи с шипами для скалолазания и нанесения увечий. – Взбираться по стенам может оказаться полезным. Ломать свои ноготочки ради такого подвига я не готова! — Откуда это у вас? – поинтересовалась Мона. – А нам, простым мутасаморитянинам, можно? – и потянулась к оружейной стойке. Умеко выбешивала фамильярность ящерицы по отношению к Бесстрашному, но молча сглатывала недовольство ради него. Зато всем видом демонстрировала неприязнь, стоя в углу, не спуская разъяренных глаз. Вокруг рыжей лисы образовалась темная электризованная аура, через которую даже комар не пролетел бы живым. Повезло команде, что ее нодати, двуручный меч с длинным лезвием, как и пара вакидзаси Лео, одноручные клинки средней длины, были ранее отнесены в покои на самые видные, почетные места. — Эйприл подсобила. Она подрабатывает антикваром, так что по своим каналам связи сумела отыскать то, чего мы достойны, – ответил Леонардо. – Само собой, все оригинальное, и, конечно, непосредственно из Японии. Выбирайте, раз хочется. Милости просим к коллективу ниндзя. Но помните, что владение оружием возможно только в гармонии с духом и телом. Навредить себе гораздо проще без опыта, чем взять пользу. — Думаю, с этим я точно справлюсь, синеглазка, – ящерка взяла три куная, метательных кинжала. – Я метко бросаю. О, а вот это точно подойдет такой тихоне, как тебе, – Мона вручила оги, металлический боевой веер, черепахе-девушке. – Что скажешь, Венус? — Ну, я даже не знаю, – замялась зеленоглазая. – Мне бы не хотелось применять насилие, если честно, – призналась рептилия. – Даже в качестве самозащиты вредить не охота. — И ладно. Для этого есть мы, чтобы защитить. Зато какой красивый, а? – женский взгляд Моны устроил Венус, и черепашка повертела узорчатый веер, привыкая к непривычной тяжести. — А покрупнее че-нибудь есть? – прорычал Спайк, распихивая женщин, и его взгляд зацепился за крупный масакари, боевой топор: — О, то, что надо! Шипастый взмахнул оружием несколько раз и — не удержал. Металл пронесся со свистом над головой Рафаэля, чудом успевшего пригнуться в буквально миллиметре от пролета лезвия. Топор влетел в стену, образовав трещину. — Косой идиот! – понесло Рафа. – Чуть своего не разрубил, придурок! Утырок, разуй глаза! Тебе же четко сказали: не умеешь, так и не берись, поганец! — Точно, зовите меня Слеш (примечание автора: от английского «slash» — «косить», «рубить»)! – к ругани Спайк (примечание автора: от английского «spike» — «шип») относился спокойно, видать, едва ли не как к комплементу. – Мне так больше нравится! – возрадовался шипастый, как ребенок утром в Рождество и захлопал в ладоши вприпрыжку, отчего окружение завибрировало. – Слеш, Слеш, Слеш! Как звучит-то грозно и страшно! Круто, а? А?! — А что ты скажешь, Майк? – обеспокоился Донателло за непривычно молчаливого младшего. – Давненько молчишь. Группа, как по команде, повернулась к Титу. Парень стоял как вкопанный, загипнотизированный парой нунчаков, но не решаясь к ним прикоснуться. Он тянул руку и, как ошпаренный, опускал. Повторял раз за разом, пока не окликнули. — Дон, я… – прохрипел Микеланджело, – я… не… не... Титаниум, сдавленно промычав от боли, схватился за голову и присел на корточки, обессилев. Рядом тут же оказался Рафаэль. Остальные подтянулись вокруг. — Что случилось? Тебе плохо? – справлялся сорвиголова. — Приступ… памяти, – пояснила Мона, опустившаяся на колени, и приобняла Майка. – Его так колбасило постоянно, когда мы познакомились. Алопекс и Венус, обе девушки, на секунду умилились тому, как черепаха и ящерица беспокоились о младшем, будто семейная пара — о ребенке. Леонардо и Ниньяра сосредоточенно наблюдали, а новоиспеченный Слеш безучастно отвернулся к оружейному шкафу, запихивая по карманам сюрикены, метательные лезвия в виде звезд. Титаниум вновь позвал профессора. Донателло нагнулся над младшим и напряг слух. — Мне нужно срочно увидеть мастера! Где сэнсэй, Дон? Отведи меня скорее к нему! – молил Майки приглушенно, непроизвольно пуская слезы не то от физической, не то от моральной боли. — Хорошо, – кивнул Донателло и по молчаливой просьбе вместе с Рафом и Лео поднял младшего, – сейчас же отведем. — Ты что-то вспомнил? – предполагал предводитель. — М-м-м, – кряхтел голубоглазый. – Н-н-не… Я… Аргх! Сплинтер… просто дайте повидаться! Умеко остановила ринувшихся следом за братьями мутантов: — Стоять! Это сугубо личное. Вы мне нужны в другом месте. За мной! – скомандовала рыжая и увела за собой всех, кроме Моны, для кого Титаниум тоже являлся названным братом.***
До лаборатории черепахи и ящерица шли молча под стоны младшего, полоснувших сердце. Как только в поле зрения Майка попала ростовая емкость, весельчак, вырвавшись, бросился к стеклу и обнял колбу, насколько хватало длины рук, ощутив холод щекой, и заплакал. Беднягу затрясло. — Я вколю успокоительное, – как можно увереннее произнес Дон, подойдя к медицинским стеллажам, и принялся готовить состав для шприца. Мона не понимала, откуда такая искренняя буря эмоций, направленная на незнакомого старика. Столкнулась с подобным проявлением чувств Майка впервые и поделилась обеспокоенно: — Зачастую с ним было непросто в первый год. Но такого я не видела. Только когда он посмотрел старый фильм про преданную собаку, – хмыкнула девушка. Для приободрения Рафаэль, набравшись смелости, положил тяжелую ладонь на узкое женское плечо и чуть придвинул ближе. Сердце заколотилось. Стыдно стало за то, что ускорилось не из-за страданий друга, а объятий с девушкой. Нашел время, Казанова чешуйчатый, заниматься амурными делами. Ящерица не противилась, а наоборот облегченно вздохнула и склонила голову на пластрон. Приятное тепло разливалось по венам, несмотря на печаль. Дон подошел к Майку, смазал плечо спиртом. Младший вдруг схватил профессора за руку, удерживаемую шприц, поднялся и, заикаясь из-за выплаканного, попросил: — Н-не н-нужн-но мн-не ус-сп-пок-коит-тельн-ное! Я всп-помин-н-н-на… У-у-у!!! – завопил Микеланджело, вновь схватившись за голову обеими руками. — Скорее, держите его! – скомандовал Дон. Лео, Раф и Мона среагировали быстро, скрутив Майка к полу втроем. Умник вколол до упора и пояснил: — Тут обезболивающего больше, чем успокоительного. Но и седативного хватит, чтобы избавить от истерики. В сущности должно клонить в сон. Микеланджело взаправду вскоре стушевался, обмяк, перестал мучаться. Ему помогли лечь на кушетку и накрыли покрывалом. Прежде чем закрыть воспаленные глаза, чтобы погрузиться в мрачное забытье принудительного отключения сознания, Тит устало сказал: — Дон, рентген, – и умолк. Гений проверил дыхание и пульс — в относительной норме. — Что хотел этим сказать Майк? – задался вопросом Раф. — Думаю, он попросил, чтобы его просканировали и что-то обнаружили, – догадывался Лео. — Да, но почему устаревший рентген? – рассуждал Дон, взявшись за подбородок. – Вероятно, есть опасения, что излучение современных аппаратов может вызвать непоправимый эффект, – дал ответ на свой же вопрос. — Здесь у нас есть нужный прибор? – перебил поток умозаключений лидер. — Да, я, кажется, видел где-то портативный, – рассеянно бросил Донателло, не привыкший к новой обстановке, и принялся рыскать по шкафам и ящикам. Пока профессор шарил по полкам, расстроенный Леонардо подошел к Сплинтеру, застрявшему в пограничном состоянии между жизнью и смертью, буквально под куполом. Озадаченная Мона, глядя, как убивается по крысу еще и командир, спросила: — Кто он? — Учитель, – занервничал Рафаэль. – И… почти отец. Мона разобралась, что в отличие от нее у парней была какая никакая семья в детстве. Завидно и радостно. — Нашел! – воскликнул Дон. — Так приступай же, – нетерпеливо прорычал хулиган. Мутанты окружили кушетку, внимательно отслеживая каждое движение гения с прибором, занесенного над Майком. Голова чиста. Правая рука. Левая. Ничего. Грудь. Любопытно. — Хм, какое-то аномальное потемнение, – прокомментировал Донателло. – Увеличим, – выбрав нужную комбинацию, обомлел: — Ребята, это совсем нехорошо! — Что там?! – хором крикнули мутанты. — Кхем, – горло темноглазого пересохло, и поэтому вышло сипло-пискляво: — Очень похоже на нановзрывчатку. К сожалению, разрешение не позволяет более детально рассмотреть модель. — Как это? – глаза Моны взволнованно забегали. — То еще дерьмо. Мне доводилось встречаться со смертниками, напичканными такой дрянью, – рявкнул Раф. – Их оставляли на всякий пожарный на случай поражения. — А мы с Ниньярой однажды лично участвовали в группе со спящими агентами. Наша задача была охранять их до поры до времени, – добавил Лео. – Как я сразу не догадался?! – психанул лидер, стукнув кулаком в раскрытую ладонь с заметным глухим шумом. — Ты не можешь знать и предвидеть все, Бесстрашный, – успокаивала Мона. — А тебе откуда известно о ней? – спросил бунтарь у Дона с подозрением. — Побывала в руках пара опытных экземпляров, – ученому скрывать было нечего. – Мне много с чем доводилось иметь дело, Раф. Кое-что я бы предпочел не знать вовсе даже со своей хваленой любознательностью. — Как же поступить? – прошептала вопрос Мона, по-сестрински положив руку на лоб Майка. — Для начала попробую удаленно перепрограммировать ботов на саморасформирование, – Дон уже наметил план. – Там скорее робобиология, а мне такое отлично знакомо. — Но это может его погубить! – встрял Леонардо. — Да, как и любое другое вмешательство в систему, включая самое сложное, хирургическое, может привести к детонации, – подтвердил ученый. — О нет, – испугалась подруга, охнув. — Так что ты предлагаешь, Лео, просто ждать, пока часики сами протикают для Майки в день икс? – прошипел от безысходности Раф, кому хотелось разнести все вокруг в щепки от накатившего груза бессилия и поэтому искал, где сорваться с цепи. — Дождаться, пока Майки проснется. Вдруг он уже будет способен рассказать то, что, вероятно, вспомнил. А дальше действовать по ситуации, – рассуждал Лео. — Верно. Торопиться не стоит. Все ведь может проясниться само собой, – рассудил Донателло. — Но если он крот, то чувака, вероятно, обработали так, что каждое его слово может быть враньем, причем он этого не поймет, – злился на судьбу бунтарь, цедя сквозь зубы. — Сколько Энджело будет в отключке? – узнавала Мона. — Как?! – приподнял надбровную дугу в удивлении Рафаэль, услышав непривычное сокращение имени младшего, даже ярость улетучилась. — Не ясно сейчас, что за процессы происходят у парня в голове. Но, думаю, не больше нескольких часов, – проговорил Дон, – или вовсе целые сутки. — Тит… Энджело крепкий орешек. Точно проснется скоро, – уверенно сообщила Мона. — Так или иначе выступаем без него. Не допущу его участия, – вынес вердикт лидер. — Ой ли, тебя спросят! – фыркнул бунтарь. – Но я согласен. Придется малому побездельничать. — М-м-м, да, я люблю это, – прохрипел вдруг Майки, не открывая глаз. – Вы так громко трындите, что заснуть невозможно. — Ну, а я что говорила? – обрадовалась Мона. — Ты все слышал?! – поразился Дон. — Ага. Только парализовало как будто. Не мог ничего сказать, – разъяснил младший, разлепив тяжелые веки. – Наконец-то отпустило! — Что ты вспомнил? – перешел к делу Раф. — Сразу обломаю. От вас, ребятишки, только мутные образы. А вот сэнсэй… – выдержал тяжелую паузу Микеланджело и приподнялся. – Как только увидел любимые крутилки, тут же как вчера виделись наяву с… ним. — Что с нановзрывчаткой? – напомнил Лео. — Мои прежние хозяева… их ни один служащий мутант никогда не видел. Только доверенные лица. Каждый раз разные, и все равно в масках. Я еще никак не припомню, что конкретно выполнял, но один важный фрагмент всплыл и чувство обреченной усталости от всего. В обмен на уход они предложили блокировку памяти и вживление бомбы. Когда она сработает, и сработает ли вообще, как что произойдет, — неизвестно. И я такой точно не один. Мне повезло, ведь пошли на сделку. А некоторым другим вшивали принудительно, – завершил Майки. — Целая сеть спящих агентов–подрывников-камикадзе. Удобно, – прокомментировал злобно Леонардо. — В таком случае скорее всего через ботов можно отследить местоположение, что не очень хорошо, – додумал Дон. — Поэтому я очень хочу избавиться от фиговины! – запаниковал Микеланджело, царапнув ногтем пластрон на груди. — В общем-то есть один способ сделать это относительно безопасно, – гения осенило, и он поймал четыре пары выразительных глаз на себе. – Но для этого нужно самую малость, на чуток буквально… – слушающие замерли, а Донателло, собравшись, еле выговорил: — умереть. — Пф, пустяки! Я каждый день так делаю! – съязвил младший. — Ты че моросишь?! – прокричал Рафаэль. — Тише, – строго шикнул Лео, осадив бунтаря ледяным взглядом. – Поясняй, Донни. — В любой нанобиотехнолии, как правило, предусмотрен для программ распад ботов при невозможности выполнять задачи, – вещал профессор. – То бишь после смерти носителя функционирование системы становится бессмысленным, и происходит по сути самоуничтожение цепей связей с нейросистемой, а это приводит к развалу механизма. Наноботы способны крайне быстро как самоорганизовываться, так и отключаться. Нужно попробовать этим воспользоваться. — Умная мысля приходит опосля, – выдохнув, сказала Мона. — Какие риски? – размышлял Лео. — Особо никаких на самом деле. Не считая того, что можно ввести в искусственную смерть, напрасно потратив временные ресурсы, – отчеканил умник. — Это сложно? – пробасил темперамент. — Нет. Если приступить сейчас же, то к утру от нановзрывчатки ничего не останется. — Так а меня спросят, хочу ли я временную эвтаназию сейчас же? – обиделся Майки. — Никто не заставит. Выбирать тебе, – проворковала Мона. Микеланджело призадумался и, согласившись с внутренним голосом, широко улыбнулся: — Валяйте! Хоть отосплюсь, – пошутил веселый парень. — Тогда по местам… – завел лидерскую шарманку Леонардо.***
Через полтора часа младший вернулся с того света, о чем свидетельствовали данные приборов. Наноботы рассыпались, что означало удачное проведение эксперимента. Можно было наконец-то выдохнуть. Черепахи попросили Венус присмотреть за пациентом, пока они будут на миссии. Девушка обладала навыками сиделки, способной ухаживать за тяжело больными и глубоко пожилыми, поэтому обрадовалась, что могла оказаться полезной хоть в чем-то. Приступила к обязанностям тут же, выпроводив всех на отдых перед сложным днем. Она поудобнее устроилась в притарабаненное Слешем откуда-то старое потрепанное кресло. Рассказывала сказку, чтобы Майку было проще вылететь к свету на голос, и закемарила под мерный писк приборов. Некоторые мутанты расположились в общих комнатах за неимением альтернатив. В бывших квартирах были расставлены десятки двухэтажных кроватей в ряды, и почти все всегда оказывались занятыми. Тесная ночлежка вызывала неприязнь, но деваться было некуда. Дон так утомился именно от переизбытка впечатлений, что отрубился сразу, как только голова коснулась твердого матраса без постельного, но все же не холодного жесткого пола, чему бы и то был бы рад. Неподалеку расположилась Алопекс. Ей пришла в голову идея нового решения, и девушка с запалом строчила на черновике, чтобы утром похвастаться светлой мыслью, до которой дошла сама без помощи. Рафаэль, нервничая, кусал ногти, представляя прямо при куче народа вокруг сидя на кровати ее, Мону, в душе, едва сдерживая звериное желание ворваться в санузел. И не заметил, как в грезах улетал далеко. Девушка пожелала освежиться, а горячей воды и не было для распаривания, и пропала на полчаса. Когда вернулась, обнаружила Рафаэля похрапывающим. Она хихикнула и заняла соседнюю койку над Спайком, кого не удалось бы разбудить без лишнего шума, чтобы вытащить с нижнего яруса и освободить место для двоих на одной кровати. Старшему не спалось, ни в одном глазу, как говорится. Леонардо боялся вернуться в свою холодную одинокую спальню, интуитивно чувствуя, что там сегодня — никого. Но и для работы голова не варила. Без маломальского отдыха дерганный лидер застрессовал бы и свихнулся, когда напротив необходима максимальная расчетливая концентрация. Куда податься? Потревожить Ниньяру? Умеко точно против не будет, если предводитель посидит в позе лотоса на коврике. Тихо скрипнула дверь. Рыжее лисье ухо дернулось. Девушка присела на кровати и, протирая глаз, протяжно зевнула, показывая острые зубы: — Что-о-о-о, у-у-у-же-е-е-е выступа-а-е-ем? — Нет. Еще рано. Спи. Можно, я помедитирую… здесь? – черепаха запнулся, не ожидая от себя какой-то странной неуверенности. Зевание заразно. Парень сдался и, прикрыв рот, смачно открыл рот. — Нет, трудяга, ты ляжешь спать! – насупилась лиса и похлопала по постели. – Давай! Приказные нотки резали лидеру слух, его аж перекосило на мгновение. Но слишком уж он тесно знал Умеко, чтобы воспротивиться вполне логичной просьбе. Восстановить силы жизненно важная необходимость, без которой даже самый крепкий воин падет в бою, подобно новобранцу, выкинутого на передовую без подготовки. Леонардо прилег на бок панцирем стене, а воздыхательница расположилась лицом к парню. Жутко тесно, но тепло. Как тогда, когда они вдвоем вынуждены были впервые прижаться к друг к другу, чтобы не замерзнуть насмерть в заснеженных краях. Ниньяра, закрыв глаза, благостно проурчала, заставив лидера нежно умилиться. Он повернул голову, чтобы удобнее вжаться в подушку, а девушка протянула мордочку вперед, чтобы вдохнуть неповторимый аромат и… Черепаха и лисица соприкоснулись губами. — Ой! – вскрикнула Умеко, отпрянув с широко распахнутыми глазами, в которых взыграли ужас и вожделение. А Бесстрашный, покраснев, приглушенно низким голосом сквозь непонятно как и откуда образовавшийся ком в горле вымолвил: — Теперь точно не до сна. Тупой баран, сколько лет обманывал он себя, подавлял чувства, крушил мечты, избегал неловких, двусмысленных ситуаций? Леонардо было не просто приятно и спокойно находиться в обществе Ниньяры. Он не просто привык к доверительным отношениям без тени лукавства. И не просто было отпустить лису на все четыре стороны. Парень в тайне мучительно переживал ложь во благо, прекрасно осознавая, что теребил обе раны. Считал, что лишь его вина была в обоюдных страданиях, что никакие поступки не облегчили бы. Обращаясь к собственной совести, Лео поджидал случая, чтобы сознаться перед Умеко в грубой ошибке упущенного счастливого времени. Но глас разума скрежетал с напоминанием о чувстве долга, отталкивая откровение как можно подальше. В полутьме лисица считала по прекрасному зеленому лицу новое выражение. Возбуждение. Желание. Любовь. Умеко изредка, так не часто ловила на себе подобный взгляд Леонардо, кинутый украдкой, что думала, будто воображение играло с ней злую шутку. Томление безответным чувством так укоренилось в Ниньяре, что она теряла контроль над реальностью. Вот и сейчас, находясь в постели с любимым мужчиной, ей показалось, что она грезит наяву, встретив рядом на кровати иллюзию, взрощенную несбыточными фантазиями. Ликовала и печалилась. Если не показалось, то что делать дальше? Вдруг этот намек только в моменте подарит радость? Тогда после будет еще больнее, хуже, невыносимее? Но лиса несмотря ни на какие последствия рискнула, позволив себе поддаться случаю. Вызов принят. — Ты тоже нужна мне, – прошептал Леонардо единственное, что был способен произнести вслух этой ночью. Жребий брошен. Выбор пал на непростительное непостижимое безудержное безрассудство. Первый спонтанный, неумелый, но желанный страстный поцелуй вырвал ласкового, нежного зверя из груди парня, так тщательно сковавшего сильное, закаленное сердце за семью печатями.