Уникальный организм/подопытный/жертва. Предвестник мира/бог войны. Герой/Ходячий мертвец. Легенда

      На следующий день Иван Львович подготовился к новой беседе и поэтому включил микрофон, чтобы узнать, можно ли ему зайти к Нику. — Ник, можно мне войти? — Входите, — ответил Ник, сидя на стуле и держа руки на своём столе, после чего увидел вошедшего барсука, который что-то прятал за спиной. — Что там у вас? Надеюсь, граната? — Нет. Сюрприз, — ответил психолог и выставил перед собой доску, которой Ник сперва удивился, а потом обрадовался. — Если там шашки, то я вас выгоню отсюда, — в шутку сказал Ник, а барсук лишь усмехнулся. — Нет. Конечно же, то, что вы любите, — ответил зверь, положил на стол доску и раскрыл её, и Ник обрадовался ещё сильнее, поскольку увидел шахматы, которые любил и которые был рад видеть даже в своём нынешнем состоянии. — Но учтите. Я лишь любитель. Не спец. — Ясно. С пациентами играли? — Играл, но не часто. Чаще моим пациентам было нужно спокойствие, а шахматы заставляют думать. Но для вас это легко. Белые? — Чёрные. Мне больше нравится подстраиваться под соперника, — ответил Ник и быстро расставил все фигуры на доске, после чего барсук посидел минуту и сделал свой ход, а Ник, который за это время смог быстро продумать десятки ходов, через секунду сделал и свой ход. — Ну, о чём поговорим? — Не о сотрудничестве с армией. Это была идея майора. — Ясно. Но вы это серьёзно? Я тут уже почти две недели, а верхушка страны до сих пор не знает, что прямо здесь зарыт какой-то чуть ли военный научный комплекс? — Серьёзно. Мы пока собираем всю возможную информацию. — И что нашли? — спросил Ник и сделал свой ход после хода барсука. — Ну, сам инопланетный объект. Он здесь находится в одной лаборатории и сам не больше легковой машины четвёртой категории. И он очень тяжёлый. Мы даже нашли его описание, где сказано, что он весит около 70-и тонн. А это… Больно много для таких казалось бы небольших размеров. Однако самое начало всей этой истории мы до сих пор не знаем. Обыскали все документы, записи и данные 90-х годов, и ничего. Кто построил это место, кто финансировал, откуда приходил персонал, кто где родился и жил. Вообще ни одной мелкой детали о внешнем мире. Только исследования. Вполне возможно, что всё это было сделано в целях безопасности. — Ясно. Я вот ещё чего не понимаю. Почему всё это находится здесь? И я подумал. Может, это всё-таки наша страна со мной такое сделала? — Почему вы так решили? — Наличие самого этого места здесь. Если это какая-то другая страна, то почему тот аппарат не перевезти в безопасное место? Допустим, всё это сделали американцы. Против нас же. Почему не перевести всё в США? На кой чёрт так рисковать? Строить лабораторию втайне от всех на территории врага. Вам не кажется это тупостью? — спросил Ник, а Иван Львович молча сидел, слушал, думал над своим следующим ходом и над словами Ника, в которых он видел логику, после чего сделал ход, а Ник сделал свой. — А… Да. Это очень странно. Я… Не знаю. — Вот. Значит, что делаем? Склоняемся к варианту, по которому это наши же ботаники ставили эксперименты над зверями и превратили меня вот в это. А потом они получили своё от меня. Да? — Э… Не знаю. Нет. Я… Я не склоняюсь к этому. Но я не буду и исключать такой вариант. Хотя… Я сомневаюсь. — Почему? Такая вещь не могла пройти мимо военных. А военные — это военные. А они везде одинаковые. Они ищут пользу и возможности. Так что причастность наших же зверей к этому месту почти что очевидна. Плюс все, кого слышал, пока не убил, говорили на русском. — Возможно, объект не могли перевезти от нас. Он же очень тяжёлый. — Уверен, что они нашли бы способ. Это отговорки. Так что… Играем, пока сам президент не позвонит? — спросил Ник, а психолог был в растерянности от таких слов и от мыслей над игрой, поэтому решил дать себе время на размышления. — Не знаю. Я… Думаю, как сходить, — ответил психолог, и они оба замолчали на некоторое время, однако Иван Львович так и не понял, что лучше сказать, поэтому сходил и решил сменить тему разговора, посмотрев, как сходил Ник. — Не знаю. Лучше… Поговорим о другом сотрудничестве. Может, всё-таки выйдете отсюда? Выйдете на улицу, осмотрите объект, поможете нам узнать о вас всё. — Учёные писали всё. Зачем вам нужен я? — Просто вас осмотреть. Узнать, что происходит внутри вас. Хотя бы просто вес узнать. — Ну, насчёт этого я согласен. Но не больше. — Я помню. Но… То есть вы уверены? Вы готовы выйти наружу? — Да. Я устал тут сидеть один. Хочу подробнее узнать, что сейчас у меня происходит. — А как же ваше опасение насчёт бешенства? — Ну, прошло почти две недели. Психовал я по своей воле. Так что вполне возможно, что опасность позади. — Ясно. Тогда… Пойдём? — Да, но после партии, — ответил Ник и продолжил ждать ход барсука. В итоге партию они играли почти час, и после они встали перед дверью, которую открыл один солдат, и Ник наконец-то вышел за пределы места своего проживания, где увидел майора и нескольких солдат, которые внимательно смотрели на ходячего мертвеца, который в основном был покрыт плотью и шерстью, но так и оставался ходить с голыми кистями, стопами и ушами. — Здравия желаю, товарищ майор. Прошу вас помнить, что я лишь хочу узнать побольше о себе. — Вам всё показать? — Нет. Я хочу пройтись с Иваном Львовичем. Вы же не против? — спросил Ник у барсука. — А… Нет. Всё покажу. — Ладно. Но я буду сзади. Я за вас отвечаю. — Как хотите. Ведите, — сказал Ник и пошёл за барсуком, продолжая замечать все косые взгляды окружающих, но продолжил идти дальше, где после очередной двери он вышел в коридор и оказался среди многих солдат, которые занимались своими делами, но некоторые заметили того самого подопытного, которого они охраняют. Здесь же Ник стал ловить на себе ещё больше косых взглядов, но он смог не обращать внимание на это, однако вспомнил, что стоит почти голым перед многими зверями. — А… Не найдётся для меня чего-нибудь? Штанов хотя бы? Всё равно как-то неудобно. — А… Да. Сейчас, — сказал барсук и ушёл за вещами, а Ник так и продолжил смотреть на всех вокруг и видеть самые разные взгляды, на которые ему было всё равно, поскольку он решил, что они все и так знают, кого они охраняют. Вскоре пришёл Иван Львович с курткой и штанами, и лис оделся и пошёл за зверем, стуча металлическими ногами по железному полу, а майор следовал за ними на расстоянии в сопровождении пары военных. В ходе осмотра ему показали жилую зону, где были кровати, столовую, комнату, где Ник оборонялся, когда попал сюда, и лабораторию с космическим аппаратом, у которого отсутствовала часть корпуса, что говорило о том, что эти части конструкции смогли открепить от объекта, и на протяжении всего пути Ник всегда и везде видел и чувствовал, как солдаты на него пялятся, как на монстра, хотя сам прекрасно понимал, что он таким и является. Вскоре они пришли и в лабораторию, где проводился финальный этап эксперимента, и Ник с трудом узнал это место, поскольку здесь уже не было большого количества гниющих трупов и крови, однако оставались царапины на полу, стенах и других разных вещах, которые он замечал и раньше во время экскурсии, после чего они вышли на поверхность, где Ник сперва увидел знакомые заброшенные постройки, а потом и голубое небо с облаками, но при взгляде на солнце он увидел лишь ровный яркий круг, который не слепил. — Эх, будь у меня возможность, то я бы вдохнул. Воздух свежий? — Да. Можно сказать, что мы на природе, — ответил барсук, а Ник замолчал и вдруг стал наслаждаться окружением, однако ему стало неприятно, что он на самом деле не чувствует запах, ветер и тепло солнца, будто его самого здесь просто не существует. И из-за этого у него не возникло чувство жизни, будто он действительно живой, что ещё раз подтвердило ему то, что он является лишь монстром, которого не должно существовать, а это всё лишь подкрепило его желание поскорее умереть и больше не испытывать все эти чувства утраты. — Возникало когда-нибудь чувство неполноценности? — А… Нет. Ни разу. — Ясно. Так вот у меня оно сейчас есть. Ты сам вроде бы есть, но ничего не чувствуешь. А если ничего не чувствуешь, то возникает ощущение, будто тебя вообще нет. Ведь кто мы такие без чувств. — Ну, это же не совсем так. Чувства у вас есть. Эмоции, мысли, сознание. — Это не жизнь. Если бы мои мозги поместили в какую-нибудь колбу, то там у меня тоже были бы эмоции и прочее. А сейчас я и нахожусь в этой колбе. — Да, но вы же себя контролируете. У вас нет осязания и остального, но в данном случае ваша жизнь принадлежит вам. — Нет. Я до сих пор не могу сам помереть. А раз меня даже из танка не пробьёшь, то мне остаётся только ждать, — удручённо сказал Ник, как вдруг у него в голове быстро пролетел рассказ отца про него и это место, где Ник вспомнил про некую камеру, где смогли расплавить металл. — Вот я дурень. Где эта дуговая камера? — А… Мы ещё не дошли до неё. Она почему-то расположена на расстоянии от основной части комплекса и соединена парой коридоров. — Ясно. Отец рассказал, что в этой камере плавили этот дугомантий. Она большая? — А… Я не знаю. Я её не видел. — Тогда пошли, — сказал Ник и сразу пошёл к лестнице, барсук в панике пошёл за ним и стал пытаться отговорить его, а майор насторожился и тоже пошёл за Ником. — Нет, Ник, постой. Остановись. Это неправильно. — Хэмонд, я приказываю вам остановиться, — решил вмешаться майор. — Я хочу сдохнуть. Это неправильно? — Подожди. Постарайся понять. Мы должны узнать, что с тобой происходит. Помоги нам всё понять, — пытался как-то успокоить Ника психолог. — Мне плевать. Я заслужил смерть. — Не важно, что вы заслужили. Вы не можете умереть сейчас, — высказался майор и вдруг встал прямо перед Ником, а рядом идущие военные остановились, наблюдая за троицей, а те, кто сопровождал майора, приложили руки к оружию. — Вот значит как. То есть вы меня нихрена не поняли, да? Вы не понимаете, что я сейчас чувствую. — Я всё понимаю, но у нас приказ. У меня приказ понять, кто именно вы такой и что с вами происходит. У меня приказ узнать о вас всё, что возможно. — Чей приказ? — Моего начальства в части. — Это не приказ Москвы. Значит, вы тут самодеятельность устроили. Учтите. Когда дело дойдёт до Москвы, а оно дойдёт, то я скажу, что вы все тут от правительства скрывали какой-то военный объект. — Даже если ты и скажешь, то они все нас поймут. Ты являешься результатом эксперимента, который, возможно, предназначался для военных наших врагов, а это веская причина, чтобы всё держать втайне, пока ситуация не выяснится. — Тогда будете выяснять мой труп. Проведите меня в камеру, и весь этот кошмар закончится. — Я тебя туда не поведу. Никто не поведёт. Я знал, что ты посмеешь туда попасть, поэтому учти. Если ты сейчас же не угомонишься, то тебе придётся иметь дело со всеми, кто может сражаться. У меня приказ держать тебя под контролем и не позволить умереть. А теперь подумай. Ты в окружении военных, и если ты немедленно не остановишься, то тебе придётся с боем идти к камере. Твоя совесть выдержит смерти тех, кто не желал тебе зла? — Хо-хо. Интересный у вас шантаж. Но есть и другой вариант. Я могу не обращать внимание на вас всех. — А ты знаешь будущее? Ты точно знаешь, что ты не используешь руки? Никого не ранишь и не убьёшь своими клешнями? — Я уверен. — Тогда вспомни свои слова. Давайте не будем врать сами себе. Ты не сможешь добраться до камеры без применения силы и ты не сможешь кого-то не ранить или не убить. Ты стерпишь всё? Ещё недавно ты был готов просидеть в том изоляторе, чтобы случайно никого не убить в образе кровожадной твари, а теперь ты в своём собственном сознании хочешь пойти войной на военных, которые не смогут тебя остановить? Ты готов к их убийству? А? — спросил тигр, и они оба замолчали, строгими и злыми взглядами смотря друг другу в глаза, многие военные держали в руках оружие, а Иван Львович стоял в стороне, думая, что ему делать. — Нет. Не готов. — Тогда я требую, чтобы ты вернулся в изолятор. Если думаешь о формальностях, то формально ты гражданский нашей страны, а поэтому я тем более могу тебе приказывать. — Я не обязан вам подчиняться. Я вообще уже нет тот гражданин Хэмонд. — Мне всё равно. Ты подчиняешься нам, и теперь я приказываю тебе вернуться в изолятор. А также я требую, чтобы ты угомонился и стал сотрудничать с нами. В твоих же интересах узнать всё о самом себе. — Да, но в моих же интересах как можно скорее сдохнуть. Почему бы не оказать мне жест доброй воли? — Потому что ситуация, куда сложнее, чем твоё желание помереть. Это секретный научный объект, который создавался ради разработки опасного оружия. Если всё это дело рук наших врагов, то это серьёзная угроза нашей безопасности. Ты можешь это понять? — Я понимаю, но это не моё дело. — Нет. Это твоё дело. С момента эксперимента это твоё дело. — Плевать. — Если бы тебе было плевать, то ты бы уже давно пошёл против всех нас, чтобы добраться до камеры. Но тебе не плевать потому, что ты не мразь, которая убьёт невиновных. — Ага. Ещё скажи, что всех, кого я здесь убил, тоже невиновны. Типа они просто выполняли приказы. — Мы не знаем, кто они такие и откуда. Но ты знаешь, что все здесь присутствующие здесь тебя лишь охраняют. Поэтому ты не посмеешь пойти против всех военных здесь. — С чего ты взял? — Потому что ты просто не такой, — решил вмешаться барсук. — Ты не монстр, который намеренно причинит боль невиновным и близким. — На жалость решили надавить? — Нет. Ты просто такой. Вспомни о своей семье. Ты и так причинил им боль, когда решил уйти и когда ты оказался здесь. Ты и сейчас хочешь нанести ещё больше боли, умерев и даже не попрощавшись с ними? — Сразу видно ваше отчаяние. Но ладно, отвечу. Какое мне дело до их чувств? Они все живые и настоящие, а я никогда не был настоящим. — Но ведь эмоции, мысли и прочее настоящее. — А мне от этого не легче. А они все это переживут. А я не переживу всё, что случилось. Поэтому я повторяю тебе, товарищ майор, — сказал Ник и снова грозно посмотрел на тигра. — Я добровольно не собираюсь продливать себе жизнь. — Твоё дело, но будь добр. Не доводи наш конфликт до применения силы. Ты потом будешь жалеть о том, что сделал со всеми этими зверями, а многие семьи потеряют своих родных. Ты об этом подумал? — Нет. — Тогда подумай об этом и угомонись. Не устраивай здесь бой из-за своей одержимости смертью. Помоги нам и себе разобраться во всём, что здесь произошло. А потом мы подумаем о том, что ты будешь делать. — Никаких «подумаем». Ты отправляешь меня в камеру и сжигаешь. — Я подумаю. — Думать будешь не ты, и даже не твой командующий. Принимать решение будет власть. Но это если вы им всё скажите. — Даже их ты не уговоришь на уступки. Эта ситуация выше и важнее твоих желаний. Вся срань, что здесь происходит, намного важнее твоих прихотей. И так просто тебя никто не отпустит на тот свет. — Это в любом случае решать не тебе, понял? — А ты понял, что от тебя сейчас зависят жизни солдат на этом объекте? Поэтому подумай и осознай, что если ситуация выйдет из-под контроля, то последствия будут ужасны для многих. Ты понял? Ты это вынесешь? Твоя совесть стерпит таких же жертв, как твои друзья из полиции, которые просто выполняли свою работу, а потом ты разгрыз им головы? — смело спросил майор, чему удивился Ник, а потом он обдумал всё это и понял, что майор прав в том, что он действительно может довести дело до крови и убийств, если он слепо пойдёт к камере, а внезапная аналогия с его друзьями из полиции заставила Ника снова всё обдумать и понять, что он не прав и должен ещё потерпеть, чтобы не прибегать к применению силы. — Хе, в смелости вам не занимать. Ладно. Я согласен. Терплю и помогаю. Но только помните, что продлевать себе жизнь я не собираюсь. И даже не смейте подсовывать мне этот большой генератор. Тем более вам это даже не выгодно. Неизвестно, как я себя поведу рядом с ним. В прошлый раз я начал долбиться в стены и орать из-за него. — Если прикажет Москва, то ты никуда не денешься. — Однако не советую рисковать. Спасибо за сопровождение. Иван Львович, я подожду вас у лифта, — сказал Ник, посмотрев на барсука, а потом напоследок посмотрев и на майора, после чего он тихо пошёл в заброшенное здание, по дороге замечая, как все военные вокруг держат в руках оружие и смотрят на него. — Вы… Очень рисковали, — высказался психолог. — Мы военные. Это наша работа. Как и его работа, когда он был полицейским. Мы знаем, чем грозят разные риски. И мы с ним это особенно знаем. Однако мой риск окупился. Он всё понял и передумал идти слепо к своей цели. — Но ведь он не передумает. — Пускай. В любом случае он должен понять, что сейчас речь идёт не только о его жизни. И он должен понять, что мы рискуем даже сейчас. Мы не знаем, когда за ним придут те звери. И мы не знаем, на что они способны. А если он сейчас начнёт устраивать конфликты, то мы все можем пропасть, если те бойцы осмелятся напасть на нас. Поэтому поговорите с ним насчёт этого. Скажите ему, что мы должны держать ситуацию под полным контролем, а наш с ним конфликт лишь усугубит ситуацию. — Хорошо. Я скажу ему. — В остальном ваша задача прежняя. Добиться от него сотрудничества в плане этого объекта. — Так ведь… Он говорил, что будет с нами работать. — Да, но я прошу вас всё это с ним повторить. — Хорошо. Я вас понял. — И напомните ему, чтобы он больше такое не выкидывал. Чтобы больше не было этих скандалов. — Я понял. Всё? — Да. Продолжайте работу, — крикнул майор, и все военные продолжили заниматься своими делами, кроме двух сопровождающих солдат и психолога, которые пошли за тигром к лифту. Вскоре все пятеро пришли к изолятору, где Ник один зашёл внутрь и с грохотом упал на спину, попросив оставить его одного. В итоге остаток дня он просидел один, поскольку хотел посидеть в одиночестве, а Иван Львович решил подключить к их разговорам и семью Ника, чтобы они помогли как-то наладить отношения с Ником, что позже одобрил майор, поэтому психолог стал тщательно готовиться, ради чего даже стал просматривать все записи с камер, когда в этом комплексе говорилось о семье Ника, благодаря чему он даже с воодушевлением лёг спать, поскольку рассчитывал, что завтрашняя встреча двух близнецов станет новым этапом его успешной работы с Ником.