Уникальный организм/подопытный/жертва. Предвестник мира/бог войны. Герой/Ходячий мертвец. Легенда

      Спустя несколько часов того же дня Иван Львович вернулся к Нику с накопившимися вопросами, которые он решил задать сейчас в преддверии скорой встречи Ника с маршалом, поэтому психолог решил всё выяснить сейчас, чтобы потом он смог дальше работать без накопившихся вопросов. В изоляторе же барсук сразу сел за стол и положил на него новую газету, смотря, как Ник играет с кубом. — Сегодняшняя газета. — Спасибо. — И ещё. Должен сказать, что ты… Ты всё ещё популярен. — В смысле? — В прямом. Ты исчез из города, но о тебе до сих пор говорят. В основном в интернете. — Серьёзно? Это вот так эти вояки не допускают утечки информации? И вообще. Какого хрена даже на государственных каналах обо мне говорили? Причём говорили правду. Я потом подумал и решил, что тот случай с якобы торговцами оружием используют против меня. Что я на обычных гражданских напал. Так почему в новостях говорили именно о торговцах? На продолжение замалчивания обо мне денег не хватило? — Нет. Это было частью плана по слежке за тобой. Нужно было поддерживать естественность в твоей жизни. Тебя же хотели испытать. А для этого ты должен был вести себя естественно. Ну… Естественно в твоём состоянии. А если настроить город против тебя, то не получится тебя проверить. — Тогда почему сейчас об этом не молчат? Или всё-таки есть массовые блокировки в интернете? — Есть, но это уже не так эффективно. Разные детали о тебе всё равно распространяются в интернете. Он всё помнит. — Что тогда за бред получается? Произошедшее на вокзале скрыли, а меня в городе уже нет. Ещё и в новостях об этом говорили. Чем эти военные там занимаются? — Я не знаю. Мне не говорили. А почему для тебя это так важно? — Мне-то плевать. Меня вояки удивляют. Они этим только проблемы себе создают. Скрытность и прочие дела, а за интернетом проследить не успели. Ещё и позволили в новостях обо мне говорить. Гении. — Значит, как-то решат какую-нибудь проблему. Не знаю. Что-нибудь придумают. Идём дальше. Меня вот что интересует. Что именно с тобой случилось там? Ты мог пойти куда угодно и сделать всё возможное. Но… Ты прятался в городе, а не где-нибудь в лесу. Ты пришёл к себе домой и даже не попытался убить отца. И ты прекрасно знал все риски. Почему же ты так поступал? Почему помогал другим? — А мы разве это не выяснили? У меня больное подсознание, которое навязало мне какую-то идиотскую личность. Прибавим мои решения в этой сраной жизни и что мы получаем? Сплошная смерть и страдания и плюс моё состояние. — Ты уходишь от ответа. Это не объясняет твоё нелогичное поведение. — Объясняет. Я больной. — Нет. Ты сам себе придумал своё больное подсознание. Ты винишь во всём его, поскольку тебе так проще. Сейчас это твой защитный механизм. Ты пока не хочешь мыслить шире и иначе. — Я мыслил шире. И понял, что во всём виновен я. Я гроблю чужие жизни. — Тогда почему ты сейчас говоришь, что виновен ты, а не твоё подсознание и личность? — Да… Неважно. Чего вы к словам цепляетесь? — Потому что они отражают тебя. Ты сейчас в таком состоянии, что ты не стесняешься говорить то, о чём думаешь. И сейчас я вижу, что ты на самом деле думаешь иначе. Точнее подсознательно думаешь иначе. — Опять? — Да. Потому что наше подсознание тоже формирует нас самих. Ты не пленник и не жертва собственного разума. Он формирует тебя, и в данном случае он сформировал благородную личность, которой всё-таки есть дело до чужих проблем. — Тогда возвращаемся обратно. Меня всё это привело сюда, из-за чего на данный момент погибли десятки зверей. Мне лично это благородство помогло? — Да, — неожиданно сказал психолог, чему Ник сильно удивился. — Чё? Вы серьёзно? — Вполне. Ты подумай. Ты… Вырос таким зверем, который не останется в стороне, если кому-то нужна помощь. Ты добрый и благородный зверь, которого заботит не только твоя личная персона. Твоя семья описывала тебя, как того, кто хочет помогать другим. Причём ты сам этого хотел. Да. Тебя так воспитали и, может, что-то навязали, но ведь ты же решал, будешь ты как-то поступать или нет. Тебя никто не заставлял кому-то помогать. Ты решал всё сам. — Это вы мне пытаетесь внушить, что ли? — Нет. Это ты себе внушаешь, что все твои беды из-за тебя самого. Ты себе внушаешь, что ты какой-то больной псих, которому тупое подсознание навязало странную личность. На самом же деле это так не работает. Подсознание, можно сказать, работает хаотично и непредсказуемо. Я вот с трудом могу вспомнить, что я делал ровно два месяца, однако я помню день учителя, на котором я вместе со своим классом давно в детстве сделал хорошие подарки некоторым нашим учителям и классному руководителю. Я весь тот день помню. Вот и наши личности формируются непредсказуемо. Ясное дело, что на это влияет много факторов. На тебя подействовали наставления родителей, твоё обещание. Это так. Но ведь и от наших решений зависит наша личность. Родители сказали тебе, что нужно быть честным, но ведь ты мог просто сказать, что всё понял, и в итоге продолжил бы врать окружающим ради своей выгоды. Но ведь ты же так не делал. Точнее… Ты этим не злоупотреблял. Вот и здесь также. Ты сам решил, что будешь помогать другим. И в итоге со временем это стало твоим принципом. Твоей некой обязанностью. Твоей отличительной чертой, которая делала тебя особенным. — Ага. Так всегда говорят, когда аргументов нет. Мы все особенные. — Тогда ты подумай. Ты умный и сильный. Ты мог бы быть тем, кем захочешь. Возьмём твою помощь. Ты в ответ на помощь что-то мог просить. Но ведь ты же этого почти не делал. Ты не требовал в школе и университете денег с твоих друзей, если ты им помогал в учёбе. Ты не просил Джуди… Например, убираться в твоей комнате, если ты ей помогал в учёбе. Ты почти всё делал бескорыстно и ты этим не злоупотреблял. В полиции ты не заставлял гражданских и своих коллег быть обязанными тебе за помощь. Ничего этого не было. Ты просто добрый, честный, благородный и самоотверженный зверь. — Мне на день рождения столько комплементов сразу не говорили. Чего вы добиваетесь? — Я помогаю тебе измениться. Это моя работа. А теперь не отвлекайся. Вот ты стал таким зверем. Я знаю, что тебе не нравится такой итог твоей жизни, но… — Чего? Опять скажите, что я могу придумать что-то худшее и понять, что сложившаяся жизнь лучше худшего варианта? Я этим заниматься не буду. — А я буду. Вот представь. Допустим, что после… Этого превращения ты стал совсем другим. Ты бы окончательно отказался от своих принципов, идей и остального. Тебе было бы плевать на всех. И вот ты сбежал ещё в тот день, когда я тебя на улицу вывел. К нам бы пришли те звери и потребовали бы тебя и всё остальное. Но тебя нет. Ты в бегах и не знаешь, что происходит у нас. И в итоге они убивают всех заложников, а потом ещё и новых находят и убивают. Это многие десятки погибших. — Все когда-нибудь умрут, — неожиданно ответил Ник, а Иван Львович удивился таким словам, однако быстро понял, что это Ник снова отпирается. — Нет. Вот ты сейчас просто упираешься. Ты на самом деле так не думаешь. — А кто только что говорил, что я не стесняюсь говорить? Это моя правда. Все когда-нибудь умрут. Так какая разница, при каких обстоятельствах это случится? — А такая. Ты снова придумал себе прикрытие. Ты снова говоришь, что тебе плевать на всех, но ведь это же не так. Ты много раз доказывал это с того момента, как здесь оказался. — А теперь мне насрать на всех. — Тогда почему я здесь? Ты можешь сейчас меня послать или вообще убить, но ведь ты же этого не делаешь. И плюс ты мог убить маршала и майора, когда остался с ними наедине. Ну, или хотя бы попытаться. Но ты же их не убил, хотя они тоже держат тебя здесь против твоей воли. — Если мне на всех наплевать, то это не значит, что я должен всех подряд крошить в фарш. — Да, но ведь ты при этом и к этому не стремишься. У тебя перед носом были два военных командира, которые тоже держали и продолжают держать тебя здесь против твоей воли. — Да отстаньте вы от них уже. Не нужны они мне были. И вообще. Чего мы опять по второму кругу пошли? Мне на всех плевать. Вот серьёзно. Вот в данный момент мне на всех насрать. Я ничего другого не буду делать, если я не получу свою выгоду. Я помогал гражданским и полиции и в итоге опять оказался здесь, а поэтому мне на всех наплевать, раз я не получаю выгоду. Всё? Закрыли тему? Больше к ней не будем возвращаться? Мы уяснили, что вся эта помощь несёт лишь беды для меня? — Для тебя. А как же остальные? Твоя помощь им была полезна. А как же пожар? — Плевать мне на них. Всё. Я окончательно изменился. Теперь я буду всегда искать свою выгоду. Закончили? — спросил Ник, и психолог решил отложить эту тему на потом, поскольку понял, что Ник сейчас продолжит настаивать на своём. — На данный момент. Но не навсегда. Я… Я уверен, что ты сейчас просто упёрся и всё. Что на самом деле ты прежний. — Вы ошибаетесь. Я теперь новый. Не наивный придурок. Я теперь реальнее смотрю на этот сраный мир. — Всё ещё впереди. Ладно. Идём дальше. Другой пункт. Давай обсудим твои перспективы в плане армии. — А можно, пожалуйста, не надо? Хоть о порнухе давайте говорить. Только не об этих дятлах. — Извини, но это нужно. А… Скажу сразу. К тебе придёт маршал. Он будет договариваться с тобой. А чтобы ему подготовиться лучше, он должен тебя лучше понять. — Сколько раз мы уже всё это обсуждали. В перспективах сплошные тупики. Я так вообще при любом раскладе в проигрыше. — Всё равно. Надо поговорить. Потерпи. — До чего? Чего мне терпеть? Домой отпустят? Ради чего мне терпеть? — Ради встречных предложений маршала. Так… Идём дальше. Допустим, ты не хочешь что-либо делать. Что тогда будет? Тебя вырубят и закрепят на этом столе и будут с тобой работать, пока ты будешь полезен. Это может продлиться ещё десятки лет. И причём есть вероятность того, что мы все взорвёмся, как ты и предполагал. И что? Тебя устроит такой расклад? — Вполне. Если мы взорвёмся сразу, когда меня без сознания продержат неделю. — Нет. Ты не подумал. Ты опять не подумал наперёд. Откуда ты знаешь, что этот генератор взорвётся? — Не знаю. — Именно. Ты сейчас должен думать более расчётливо и объективного. Возвращаемся обратно. Тебя устроит такой расклад? Ты согласен оставаться таким на долгие годы? Ты согласен остаться простым подопытным? — Конечно, нет. Но я даже ради смерти не подпишусь на помощь этим тварям. Наклепают таких же уродов, как я, или даже хуже, — ответил Ник, а Иван Львович заметил, что Ник ответил также, как он отвечал раньше. Он заметил очередное противоречие в словах Ника, поэтому подумал, что Ник действительно остался прежним, и он решил попробовать подловить его и при возможности спровоцировать, если это будет необходимо. — Но ведь ты же сказал, что тебе на всех плевать. Какое тебе дело до того, что они сделают таких же солдатиков, как ты? Какое тебе дело до тех, кто пострадает от их рук? — Потому что я хоть и монстр, но не такая мразь, чтобы дать невиновным погибнуть от этого мусора, — ответил Ник, и Иван Львович понял, что ему удастся подловить Ника. — Ты пару минут назад говорил, что тебе на всех плевать. Что за противоречие? — Да не противоречие это. Мне действительно на всех насрать. Я просто не хочу чувствовать себя виноватым в том, что позволил всё это зло на волю выпустить. — То есть тебе не плевать на них. — Плевать. Я уже не раз это сказал, — ответил Ник и увидел, что барсук внезапно стал улыбаться, что его удивило. — Чего? — Ты буквально сейчас себе противоречишь. Ты в одно и то же время говоришь, что тебе на всех плевать и не плевать. Знаешь, что это значит? — Не хочу знать. — А надо. Это уже говорит твоё подсознание. Это значит, что тебе не плевать. И к тому же. Ты себя уже никак не изменишь. Я напомню тебе, что твоё одиночество было высшей твоей проверкой. Ты не смог стоять в стороне, когда другим была нужна помощь. Это значит, что ты никак не изменишься. Ещё тогда ты решил, что другие страдают из-за твоих решений. Ты знал абсолютно все риски для себя и для других. Твои скитания доказали, что ты уже никак не изменишься. Так уж вышло, что твоя бескорыстность и желание помогать другим сильно укоренились в тебе. Во всём мозгу. Твоя личность не может спокойно жить, когда у других проблемы. — А я ещё раз повторяю. Куда меня всё это привело? — Тебя вечно твои принципы куда-то приводили. Часто ты в помощи другим сам натыкался уже на свои проблемы. Ты Джуди защитил в драке с теми тремя зверями, но при этом ты попал в больницу. А лыжня? Ты рисковал своей победой и вообще своим прохождением лыжни, поскольку тебя мог ударить соперник, как он поступил с Джуди. И ты в конце в итоге отдал первое место сестре, хотя ты мог сам стать первым. Ты в полиции не раз попадал в больницу и ловил пули, так как ты выполнял свою работу. Ты помогал другим. И тебя это не останавливало. Вот и сейчас в течении месяца ты не изменял себе. Ты не предавал свои принципы, а следовал им, хотя ты знал, что тебя могут схватить. Ты знал все последствия, но всё равно шёл вперёд, поскольку ты так и живёшь. Это часть твоей сущности. Ты больше не сможешь жить иначе. — А я жить и не хочу. — Тогда снова вернёмся к военным. Ты можешь с ними договориться. Помоги им, и они дадут тебе умереть. Здесь ты сможешь найти для себя пользу. Как ты нашёл пользу своего состояния в помощи другим в городе. — Э-э, не сравнивайте. Тогда я знал, что скоро умру. Я это точно знал. Я был готов прожить оставшееся время в таком одиночестве, но не здесь. Здесь у меня нет никаких гарантий. Эти твари не дадут мне сдохнуть. — Тогда договорись. Добейся выгодных условий. Ты пойми, Ник. Ты сейчас бессмысленно упираешься. Это тебе никак не поможет. Эта упёртость не поможет тебе умереть. Она лишь снова превратит тебя в подопытного, которого будут держать здесь без твоей воли. Сейчас именно она сделает тебе хуже. Но если ты со всеми договоришься, то ты сможешь получить то, что захочешь. И ещё подумай. Твоё участие может помочь сделать что-то хорошее. Например, мы сможем так понять эти технологии, что мы сможем их использовать, как что-то хорошее и полезное, а не как оружие. Ты подумай. В том самом инопланетном корабле тоже есть свой источник энергии. Он во много раз больше того генератора в ящике. Что, если военные смогут открыть новый источник энергии, который ещё и безопасен для окружающих? — Ага. Если бы этим занимались не военные. Тогда ладно. А эти лишь найдут энергию для армии. Или они над этим мусором так поколдуют, что научатся делать просто боевые машины, которые могут себя менять, как какие-то сраные нанотехнологии в кино и играх. — Допустим. Даже и так. Ты всё равно подумай. Ты же прекрасно понимаешь нас. Мы же звери. Мы не можем жить без войн. Вот и представь, что с твоей помощью наша армия сможет так себя вооружить, что никто не посмеет пойти против нас. А если и посмеют, то они просто проиграют, так как мы окажемся сильнее. — Ага. А я так и поверил, что они всё это будут использовать лишь в обороне. Это оружие. И оружию насрать, для чего его будут использовать. Когда-то сапёрные лопаты были предназначены в основном для строительных работ, а что в итоге? Даже их смогли превратить в оружие ближнего боя. Так что идут они нахрен. Я не собираюсь быть соучастником всей этой срани. — А у тебя разве выбор есть? Ты же ничего не сможешь сделать своим нежеланием сотрудничать. В конце концов тебя вырубят и могут чёрт знает сколько времени держать без сознания. А если пойти военным навстречу, то у тебя есть шансы. Ты пойми. Если ты не изменишь свою позицию, то у тебя вообще не будет шансов на смерть. А если ты сделаешь для военных всё, что нужно, то тебя могут убить. Наконец-то дать тебе умереть. И ещё. Подумай всё-таки о возможностях. Ты поможешь военным, и тебе дадут умереть. Возможно, этими технологиями также будут заниматься не только военные учёные. Ими могут заниматься те, кто действительно может открыть для нашей страны новый источник безопасной энергии. Или что-нибудь ещё. Вот вся твоя плоть восстанавливается. Что, если эти технологии могут помочь инвалидам? Зверям, которые вынуждены жить без каких-то конечностей? И ты ещё подумай о хозяевах этих технологий. Что, если они принадлежат пришельцам, которые вообще не будут вторгаться к нам? Что, если они помогут нам жить лучше? — Вот вы сейчас похожи на мечтательного ребёнка, — неожиданно сказал Ник, чему Иван Львович удивился и даже возмутился, раз Ник считает его слова какой-то шуткой. — Серьёзно. Мне смешно. — Я вообще-то помочь тебе хочу. — А я вижу попытки меня убедить всякими сказками и фантастикой. Кто это придумал? Вояки? — Нет. Это мои идеи. Потому что я мыслю шире. И позитивно. И я очень хочу дать тебе шанс выпутаться из этой ситуации. — Сказками? — Это не сказки. И это я ещё тебе накидываю разные идеи. Пищу для размышления. — А я не голоден. — Значит, будешь голоден. Ты пойми, Ник. Тебе абсолютно некуда деваться. Либо ты продолжаешь упираться и не по своей воле становишься подопытным, либо ты работаешь с военными и получаешь то, что хочешь. Но. Если ты действительно изменился, и тебе на самом деле плевать на всех, то для тебя тем более выгодно сотрудничество с армией. Ты поможешь им во всём разобраться, а они дадут тебе умереть. И тебя ни в один момент не будет волновать, что от этих технологий кто-то пострадает. Но я уверен, что ты так думать не будешь. Ты не такой зверь, который будет безразличен к другим. Даже к тем, кого ты никогда не видел и не увидишь. — Вот оно как. Ну, всё ещё впереди. Не факт, что я не изменюсь. — То есть этим ты подтверждаешь, что тебе не всё равно на других. — Что? Нет, мне… Чего? — возмущённо спросил Ник, так как сразу понял, что опять стал противоречить себе, а потом уже увидел, как барсук улыбается. — Да идите вы. Хватит к словам цепляться. — Однако я прав. Ты не изменишься. Даже если захочешь. Прошедший месяц это доказал. — Он лишь доказал, что я тупой слабак, который даже ради своей выгоды не в силах сдержаться перед идиотской затеей, чей итог грозит сплошными бедами. В итоге я оказался здесь. — Нет. Это доказывает то, что ты не изменяешь себе и своим принципам. Даже если это тебе грозит проблемами. — Ага. Вот только сейчас я резко поумнел. Почему это я должен трудиться для других, если из-за этого у меня возникают проблемы? — Потому что ты таким вырос. Так тебя воспитали, но. Но. Вспомни, что именно ты решаешь, следовать этим наставлениям и урокам или нет. Ты решал, выполнять своё обещание или нет. И именно ты решал, помогать другим в городе или прятаться в лесу. Все решения принимал ты на основе своих принципов и мыслей. Поэтому и сейчас ты должен всё обдумать и решить. Либо ты становишься подопытным, где тебя будут использовать без твоей разрешения, либо ты через себя работаешь с армией, после чего тебе дадут умереть. К тому же. Подумай о ещё одной перспективе. Тебя могут забрать отсюда. Или оставить. Короче, отдать тебя под юрисдикцию других учёных, а не военных. И эти учёные будут преследовать уже не военные цели, а какие-то другие. Не факт, что здесь снова будут всем управлять военные. Точнее не факт, что другие учёные здесь будут подчиняться военным. — Да я понял. Только это мало что меняют. Меня и другие ботаники могут использовать без моей воли и держать живым десятки лет. — Да, но у них могут быть другие приоритеты. Здесь тебя не будут исследовать, как оружие. И использовать, как оружие. — Если надо будет, то прикажут меня так использовать, — продолжил настаивать на своём Ник, а Иван Львович решил сменить тему, так как понял, что назвал Нику различные возможности, над которыми он может подумать. — Ладно. Подумай. Идём дальше. Меня что ещё интересует. Ты до сих пор думаешь, что это наше правительство всё это построило? — Да. Думаю. И вряд ли я начну думать иначе, пока не узнаю обратное. — Но ведь ты же понимаешь, что это невозможно? — Понимаю. Поэтому это ещё сильнее снижает их шансы договориться со мной. — Но ведь в таком случае это тупик. Если это будет очень важным фактором для тебя, то вы не договоритесь. Ты станешь подопытным, чьё мнение никто не будет учитывать. Ты этого хочешь? — Нет. — Тогда снова подумай. Готов ли ты ради действительно недоказуемой вещи стать тем, кем ты не хочешь быть. Что принесёт тебе лишь боль. — Подумаю. А пока вы тоже думаете, давайте сыграем, — сказал Ник и без ответа стал раскладывать фигуры, а психолог без слов согласился. В ходе игры он смотрел на Ника и думал о том, как бы ещё направить Ника на размышления в более выгодную для него перспективу по сотрудничеству с армией, после чего он стал вспоминать свою работу, где однажды он работал с одним солдатом, который тоже боялся вернуться к своей семье, поскольку из-за его решений погибли многие его товарищи и даже гражданские. Иван Львович стал подробно вспоминать тот случай и одновременно думать о том, как это использовать в плане Ника, и потом он всё-таки всё обдумал и решил поговорить об этом с Ником. — У меня… Семь лет назад был схожий случай, как у тебя. Он был боевым командиром. Он прибыл в Сирию и прослужил там два года. Ему поручили специальную операцию по поимке одного командира террористов. Но… Можно сказать, что всё кончилось плохо. Группа попала в ловушку, почти все солдаты погибли, а террорист вообще застрелился, когда его пытались вывезти уже на машине. В итоге из 36-и солдат вернулись только четверо. В ходе исследования всех деталей он сам лично пришёл к выводу, что именно он всё испортил, так как в ходе операции и принимал поспешные решения. Он понял, что запаниковал, когда в этой ловушке на них резко обрушились террористы. Он промедлил и принял неверные решения. После этого он месяц работал на военной базе, сожалея о том, что погубил почти всех своих товарищей. И он совершенно не знал, как он сможет вернуться домой и спокойно посмотреть в глазах своей семье и родным некоторых своих погибших товарищей. А он ведь здесь жил. В Зверополисе. Ещё тогда на базе его друг посоветовал ему меня. Он решил попробовать. Он приехал ко мне и вёл себя точно также, как ты. Винил себя, считал, что все они могли быть живы, если бы не он и его решения. Что без него всё сложилось бы более успешно. Что это он причинил их родным такую боль, а других убил своими решениями. И он тоже говорил, что всё было бы хорошо для других, если бы не он. Пару недель мы оба жили в части и общались, пока он наконец-то не понял, что сейчас им не должен овладеть страх. Он боялся смотреть близким в глаза, поскольку он винил себя во всём случившемся. Вот только он понял, что всё-таки любовь к своей семье у него была сильнее. И ещё он набрался смелости, чтобы быть с ними и даже встретиться с родными погибших. Полгода назад мы с ним встретились и мы спокойно поговорили о том, что у него происходит. Он снова поблагодарил меня за то, что я ему помог. И теперь я хочу помочь тебе. — Интересная история. Вот только это не мой случай. — Почему? — Он не плюнул на своих товарищей. Он не специально принимал такие решения, точно зная, что другие погибнут. А я принимал. Я знал, что мне лучше сидеть на месте, но нет. Тот налёт военных. Гнев и ярость на всех овладели мной. Я знал, что рискую заложниками, но не сдержался. Я по своей воле начал убивать этих уродов, и они на моих глазах убивали заложников в попытке остановить меня, а мне было всё равно. Я плюнул на их жизни. Я осознанно и по своей воле стал монстром, которого сам боялся. Я вёл себя точно также, как он. И я точно также не обращал внимание на тех, кто из-за меня умирал. Он чуть не убил капитана, других моих друзей и Джуди, потому что ему было плевать, кому грызть бошки. Так и я плюнул на то, что на моих глазах убивали заложников, поскольку этим меня хотели остановить. Я по своей воле уподобился массовому убийце, в котором не было никаких эмоций и никаких других мыслей, кроме дикого желания убивать. В тот момент я злился, но это тоже делало меня бесчувственным уродом. И самое дерьмовое здесь то, что только потом я осознал, что натворил. До меня всё дошло не тогда, когда я ещё сидел в ящике. Не когда мне ещё угрожали и требовали вернуться в ящик. Не когда я их всех убивал, а они заложников убивали. А потом, когда уже всё было кончено. Когда из-за меня погибло столько зверей. Вот в чём проблема. Я самовольно решился на эту срань, хотя прекрасно знал все риски. Я знал, чем это грозит, но я всё равно пошёл вперёд, как больной псих. Как действительно убийца, который просто хочет убивать и всё. И главное здесь то, что я сам принял это решение. Я знал всё, но не передумал. Тот гнев меня охватил так, что я под конец уже ни о чём не думал, кроме как об их убийстве. И в итоге я стал тем самым монстром, который ещё до этого убил своих коллег по работе. Своих друзей, которые погибли такой страшной смертью. Причём они даже не знали, кто я. Зато теперь я знаю, кем они были для другого меня. Просто очередными целями, которые хотелось разорвать на куски. И мне от этого дико больно. А почему всё так получилось? Потому что я помешанный кретин. Я следовал своим принципам, как тупой маньяк, и в итоге я оказался здесь, а потом из-за меня погибли десятки невиновных. И что? Вы думаете, что даже в таком уникальном случае вы сможете мне помочь? А помочь с чем? Мне в любом случае закрыт путь ко всем моим знакомым. Я своей ненавистью и желанием уйти лишь больнее семье сделал. Теперь им ещё хреновее, так как они знают, во что я превратился. Я Джуди чуть не убил, а потом ещё и наорал на неё и послал в нашу встречу. И после поезда я не смогу им в глаза спокойно смотреть, будто ничего не было. Я не смогу жить и врать им о том, что мне очень жаль тех зверей, которые погибли типа от рук террористов. А своим коллегам я тем более не смогу показаться. Я разгрыз головы нашим общим друзьям, а выживших я просто чуть не убил. И что? Вы всё равно думаете, что сможете мне помочь? И как же? Опять осознать, что был вариант хуже? Представить эти ваши сказки про энергию и прочее? Посчитать себя невиновным? Что? — Я пока не знаю. Я… Думаю, — ответил барсук и продолжил думать над игрой, одновременно с этим и размышляя о том, что сказать Нику, и вскоре он всё обдумал и решил поговорить. — Почему мы преодолеваем страх? Потому что часто за этим страхом скрывается наша цель. Например, в детстве я боялся высоты. Моя первая девушка ещё в школе помогла мне справиться с этим страхом. Она пригласила меня на свидание. Мы в итоге оказались в ресторане на крыше здания, а потом пришли на балкон. У самого края. Она сняла с меня повязку, и я дико испугался. Но в ходе ужина она научила меня не бояться высоты. Она сказала, что я должен быть сильнее страха. А ещё сильнее должно быть моё стремление к ней самой. То есть… Чтобы подойти к ней и к перилам, за которые я боялся смотреть, я должен усилить своё стремление к ней. То есть стать более смелым и сосредоточиться на девушке. Моё желание быть с ней должно было быть сильнее страха высоты. Моя любовь к ней должна была быть сильнее, чем мой страх. И в итоге я это сделал. Я осмелел и захотел к ней пойти. С того момента я начал постепенно переставать бояться высоты. Теперь же, Ник, попробуй сделать также. Ты всё ещё любишь свою семью. Так попробуй преодолеть свой страх перед своими же родными. — Ладно. Тогда всё тот же старый вопрос, который прозвучал здесь уже не один раз. Зачем мне к ним идти? Вот опять по кругу идём. Зачем мне туда? Чтобы все ещё больше наревелись, когда увидят меня таким? Чтобы они дальше смотрели на меня и ревели от мысли о том, что же со мной случилось? Или что? Может, макароны сварить? А то я могу их мешать без всяких вилок и ложек. Палец сунул и помешал. — То есть родных уже не любишь? — А я не знаю толком. Если бы я действительно их любил. И… Вот и ответ на ваш вопрос. Если бы я действительно их любил, то я бы ещё в городе пересилил бы себя и свой страх и пришёл к ним. Но нет. Я неделями смотрел на них в доме и на улице. Я за Джуди следил на её обычных прогулках и на работе. Так я даже ей не показался. И при этом я ещё больнее им всем делал, поскольку я вмешивался в дела других зверей. Они знали, что я в городе, но не знали, почему я к ним не прихожу. Так что можно сказать, что моё одиночество было ещё одной проверкой. Я не пересилил себя и не показался им. Значит, всё. Ваше предложение отпадает. Ведь если я раньше не осмелился, то с чего я сейчас должен это делать? Зачем мне встречу с семьёй устраивать? — Не просто встречу. Ты должен в семью вернуться. Они твои единственные родные звери. Или ты до самого конца хочешь оставаться здесь среди кучи незнакомцев и тех незнакомцев, которые придут потом, а потом тебя перевезут к другим незнакомцам в другой точке страны? Это как бы тоже самое, что и одиночество. Ты будешь чувствовать себя одиноким даже в такой ситуации. — Почему же. Вы здесь. Мы с вами хорошо ладим. — Это всё равно не то. Ты же хороший зверь, которому нужна семья. Но только ты сейчас не ценишь то, что имеешь. — А чего я ценил? Я всю семью кинул, когда решил уехать. Чего мне ценить, если ничего нет? Я окончательно порвал с ними отношения. — Так верни эти отношения. — Зачем? Вот весь наш диалог насчёт семьи упирается в этот вопрос. Зачем? Зачем мне это? А им это зачем? Какая для нас всех выгода в том, что в этой семейке будет жить монстр? Мне от этого какая выгода? — Ты сможешь нормализовать с ними отношения. Так вам всем будет легче расставаться. Они могут понять твоё решение умереть. Они могут понять, как ты страдаешь сейчас. Кто нас всех может лучше понимать, чем не наши близкие? — Меня сейчас больше вы понимаете, чем кто-либо ещё на этой планете. — Потому что это моя работа. Но ведь наши близкие могут понять нас и с чем-нибудь помочь. Вот вся моя семья. Она помогла мне справится с тем зверем, который повесился. Я очень сильно переживал этот случай, поскольку я себя ещё винил в этом. Но мои родные помогли мне перенести это лично для меня потрясение. Я… Я, можно сказать, всё ещё виню себя за случившееся, но я с этим хотя бы могу жить нормально, поскольку семья меня поддержала. И сейчас даже тебе в таком положении нужна семья, которая поймёт тебя и поддержит. — А что они там поймут? Проблема в том, что никто меня не может понять. И давайте будем честны. Вы тоже не понимаете, какого мне сейчас. Какого быть кровожадным монстром, массовым убийцей. Даже просто быть монстром не в состоянии дикаря. Знать, что я перегрыз своих же друзей, и плюс из-за моих осознанных действий погибли заложники. Извините, но в моей ситуации просто поддержка не поможет. Нужно понимание, а его нет. Никто не переживал то, что пережил я. Никто не знает то, что я знаю и чувствую. Никто не знает, какого это. Извините, но даже вы не поймёте меня. И ещё раз извините, но даже вашего умершего пациента для этого мало. Вы пытались ему помочь, а он всё равно убил себя. Я же никому не пытался помочь. Все окружающие гибли из-за моих личных решений. Монстр просто хотел убивать всех вокруг без веских причин, а я захотел всех перебить в поезде, из-за чего погибли заложники. Всё. Я ни к чему хорошему не стремился. В поезде я просто сорвался, а про дикаря и говорить нечего. И в те минуты я уподобился ему. Из-за моих решений и до этого гибли звери на работе, но я смог с этим справиться, поскольку были коллеги, которые помогали мне справиться с этим. Они ведь тоже проходили через это. Но здесь мне уже никто не поможет. Своих коллег я бы вообще не спрашивал. Я убил наших общих друзей. Чего? Они сразу побегут ко мне, чтобы помочь мне справиться с тем, что я так их всех убил, что их хоронить пришлось с закрытыми гробами? Я ведь всю помню. После моей резни там ни на кого нельзя было смотреть. Даже лица тех, кому я вгрызся в затылки, я изуродовал когтями. Так что мимо. Мне вообще никто не поможет. Тем более я уже давно понял, что от меня лишь страдания и смерть. — Ладно. А как же твоя помощь в городе? — А я уже не знаю, что это было. Свихнулся от одиночества. — А я знаю, что с тобой было. Ты так и остался прежним. Ты не изменял своим принципам. Да, на тебя давило и одиночество, но благодаря ему ты вышел на улицы, а не остался в лесу. Оно толкало тебя к обществу, в котором ты уже принял решение помогать другим, пока не умрёшь. — Да хватит уже. Повторяли всё это уже много раз. Хватит. Уже не хочу я всё это обсуждать. От чего бы я там ни свихнулся и чтобы я там ни решил. Итог один. Я снова оказался здесь, откуда никогда не выберусь, а если и выберусь, то не по своей воле. — Так докажи всем, что ты хочешь что-то делать по своей воле. Докажи, что тебе можно доверять. Сейчас ты своим упрямством только делаешь себе хуже. Вы ни о чём не договоритесь, если не пойдёте на уступки. А тебе уступки нужны для того, чтобы тебе начали доверять. Чтобы тебя на улицу выпустили. Чтобы все не боялись, что ты сбежишь. Если ты сможешь всех расположить к себе, то после выполнения всех задач тебя могут убить. Ты получишь то, чего хочешь. — А есть гарантии того, что мы будем поступать по договору? — Не знаю. Вот с маршалом это и обсудишь. Я… Не по этой части. Так что? Ты согласен? Ты пойдёшь на уступки ради смерти? — Я подумаю, — ответил Ник, и они оба замолчали, где Ник думал над всем, что услышал, а Иван Львович надеялся на благоразумее Ника, поскольку в данной ситуации он был даже рад, если Ник всё равно не изменится и решит умереть, поскольку он понимал, что такой кошмар нельзя продолжать долго. Психолог в нём говорил, что Нику нельзя умирать, поскольку Иван Львович посчитает это своей новой неудавшееся затеей, однако, как зверь, он прекрасно понимал Ника и понимал, почему он так хочет умереть, а также на него сильно влияли и военные, которые невиновного случайного зверя заставят жить в этом кошмаре, пока он считается нужным. В итоге барсук лишь стал надеяться на здравый смысл обеих сторон, где военные получат помощь, а они ему в ответ дадут умереть. Вскоре они завершили партию, где Иван Львович поставил победный шах и мат и обрадовался. — Да. Ура. Итого… Три и 11. — Поздравляю. Третья победа против могучего мозга. — Ну, и ладно. Всё равно победа. Ты перспективный шахматист. — Спасибо, но это время уже прошло. — Почему же. Если добьёшься успеха с военными, то сможешь проверить себя против сегодняшних шахматных гениев, — ответил Иван Львович и пошёл к открывшейся, которая через несколько секунд закрылась, Ник вернулся к своему кубу, а барсук пришёл к маршалу, который всё это время сидел за камерами. — Вы думаете, что он пойдёт на уступки? — Вполне возможно. Мы о многом поговорили. Я дал ему пищу для размышления. Дайте ему два дня. Он всё обдумает и решит. Может, даже сам вас позовёт. Но предупреждаю. Здесь крайне щепетильная ситуация. В случае чего, он вас, может, и не разорвёт, но может с концами послать. Поэтому… Всё-таки советую разрешить мне участвовать в вашей беседе с президентом насчёт Ника. Я… Могу помочь с какими-то вопросами и деталями. Попробовать подстроиться под него и под разные развития событий. — Я подумаю. Спасибо. Вы свободны, — ответил маршал, отдал запись сегодняшней встречи барсуку, сам скопировал запись и позже отправился в своей кабинет, где планировал будущую встречу с Ником, в которой он вместе с президентом попробует заключить хоть какое-то соглашение с Ником, чтобы они наконец-то продвинулись дальше к своей цели.