Уникальный организм/подопытный/жертва. Предвестник мира/бог войны. Герой/Ходячий мертвец. Легенда

      На следующий день Ник утром по рации от маршала услышал, что президент сможет приехать через три дня, поэтому он с нетерпением ждал, возможно, крайне важный день, который либо даст ему возможность умереть, либо поставит его перед фактом долгосрочного заключения в этом кошмаре в подчинении учёных и военных, которые продолжат работу с Ником, даже несмотря на почти полное отсутствие хоть каких-то достижений в плане исследований всех этих технологий. Он мысленно готовился к возможному факту заключения, но больше рассчитывал на то, что ему ничего не скажут, и будут вырубать генератором под дверью, чтобы использовать его против воли, или лишь будут говорить, что убьют его, а на самом деле будут водить за нос и держать в живых. Он рассчитывал договориться, поскольку всё-таки он не хотел идти против других силой, однако при таких мыслях он сразу вспоминал, что ему, его семье и даже случайным прохожим не будет покоя, если он сбежит, хотя про свои планы о побеге он не забывал, а вскоре к нему пришёл маршал с ноутбуком. — Здрасьте, Виктор Алексеевич. Как дела? Как жизнь? Как семья? Как родина поживает? Что там обо мне говорят? — Всё нормально. А тебе что? Газет мало? — спросил маршал, сел и стал звонить президенту. — Да. Это не тоже самое, что и интернет. Там информации больше. Так что там про меня говорят? Или обо мне уже почти все забыли, раз я исчез и перестал быть модным в обществе? — Всё утихло. Правда, мой сын спрашивает меня, куда ты делся, поскольку он думает, что это военные замешаны в твоём исчезновении. А свои догадки он подкрепляет тем, что я долго здесь нахожусь. — Ага. А кто он? Чем занят? — Он журналист. — О-о, тогда понятно. Журналисты те ещё фантазёры. Он поди ещё говорил, что я пришелец? — Не знаю. Я такого не слышал, — ответил маршал, дозвонился и увидел на экране президента. — Дмитрий Алексеевич, — поздоровался маршал и сразу развернул ноутбук к Нику, и он снова встретился с президентом страны, которого не видел и не слышал почти год. — Здравствуйте, Ник. — Доброе утро. Как планета поживает? Никакой там иностранный политик не говорил обо мне? А то ведь интернет та ещё заразная фигня. — Нет. Официально о тебе никто не говорил. Лишь в интернете и нескольких независимых СМИ в разных странах. Но это было ещё в марте. Потом этот шум быстро утих. А вот в России о тебе ещё говорят. Особенно в Зверополисе. — Ясно. Спасибо. Приятно знать, что я ещё кому-то нужен. — Так о чём вы хотели поговорить? — О нашем договоре. Вы в курсе, что здесь уже не один раз нарушались некоторые пункты договора? На которые вы сами согласились и которые находились в договоре, который вы лично подписали при мне и при куче других свидетелей. Вот и вопрос. Какого хера происходит? Что за нарушение своих же договоров? Опять работает стремление выгоды? Делаем только то, что выгодно, несмотря на все договорённости, бумаги и прочее? Я, конечно, понимаю, что нас договор больше похож на надпись на заборе или шутку в интернете, поскольку он ни с чем не связан. Ни политики, ни суда, ни каких-то министерств, ни полиции, ничего. Только я, вы и военные. Как бы… Кто там будет задавать вопросы и требовать выполнение договора, кроме меня? Так спрашиваю снова. Какого хрена это всё происходит? Я свои договора могу сожрать и плюнуть на вас всех, раз вы не выполняете свои обязанности? — спросил Ник, а президент стал думать, что сказать, но потом решил, что лучше сказать правду. — Согласен. Это неправильно. Однако вы всё равно должны понять. Мы не можем позволить быть здесь… Какими-то правильными. Это неправильно, что вас удерживают здесь против вашей воли, однако вы всё равно должны понять. Вы обязаны это понять. Мы столкнулись с неизвестными технологиями из космоса, которые могут нести опасность. Вы и сами это говорили. Именно поэтому мы обязаны узнать, с чем мы имеем дело. — Тогда возвращаемся ко мне. Уже несколько месяцев никто ничего здесь так и не узнал. Главный движок внутри корабля обиделся на нас и закрылся. Я ничего не узнал, не почуял, будущее не увидел, инопланетным языком не овладел и не взорвался. Чего вам ещё от меня надо? Разве не ясно, что я сделал всё, что смог? Я даже вытерпел все эти подключения к генератору. Сколько можно меня мучить? — Я понимаю вас, но я повторю. В данной ситуации все эти технологии более ценные, чем многие другие вещи. Даже ваше мнение. И уж простите, но у нас в данном случае в приоритете безопасность страны, поскольку мы имеем дело с технологиями пришельцев и теми, кто построил всё это место. Мы их ещё не видели, но это не значит, что они не попытаются снова забрать вас и всё остальное. — Ладно. Тогда я ещё раз повторю. Нет. Вы меня не понимаете. Никто не понимает. Даже Гитлер меня вряд ли бы понял. Потому что он считал, что он был прав. Он не ощущал какого-то стыда за то, что делал. Даже та генеральская рожа такая же. — Денис Семёнович. — Мне плевать, как зовут эту мразь. Он ведь такой же. Он тоже считал, что был прав, играя в шпионов со всеми и даже с вами, из-за чего нам всем пришлось заплатить за неожиданных врагов, меня и прочий мусор жизнями гражданских. И вы его ещё на своём месте оставили. Значит, меня тем более никто не может понять просто из-за того, что вы такие твари, которые думают, что вы правы. — Даже если это так. А как же Иван Львович? — Он исключение. Он психолог и обязан понимать других, однако он всё равно меня не понимал, потому что он просто не мог понять, как мне было ужасно. Он хотел отговорить меня от смерти, но не смог, потому что он просто не мог меня понять. И проблема только в этом. Он просто не мог понять, насколько мне отвратительно жить. Точнее он понимал, но всё равно отговаривал. Однако даже он полноценно и точно понять меня не мог. — Хорошо. Но ведь и вы такой же. Вы не хотите нас понять. Мы обязаны узнать всё, что возможно, но вы продолжаете настаивать на своём. — Потому что это кошмар. Уж извините, но это зло. Эти технологии зло. Их ни у кого не должно быть. — Нет. Просто их решили использовать, как оружие. — Ой, а вы чем отличаетесь? Да ничем. Вы все такие же, как и они. Звери никогда не меняются. Поэтому всё это дерьмо нужно просто закопать или утопить в Марианской впадине, а лучше закопать в Марианской впадине. — А вы не думали о том, что этим вы можете навредить не только нашей стране, но и всей планете? Что, если этот объект действительно принадлежит к какой-нибудь агрессивной форме жизни? Вы же сами говорили, что в нынешней ситуации нужно включать фантазию. Так что нам делать? Многие тайны этих технологий и их создателях могли быть скрыты в этом корабле, но вы решили всё это утопить. Все эти тайны утеряны, и в случае нападения тех пришельцев мы будем неспособны им противостоять. Даже если бы мы и делали оружие из этих технологий, то на случай, если их создателями будет кто-то агрессивный. Об этом вы не думали? — Думал, но я больше думал о том, что вы будете творить с этой хренью против других. Мы же все знаем, как устроен зверь. Он всегда ищет выгоду. А вы все не откажете в выгоде от приобретения уникального оружия. — Мы об этом уже не раз говорили. Вернёмся назад. Вот вы думали. Разве вам стало бы легче, если бы у вас на глазах уже через год пришельцы уничтожали зверей тысячами? Вы бы не подумали о том, что лишили нас шанса узнать все тайны этих технологий и, возможно, подготовиться к нападению? Разве вас такое развитие событий больше устраивает, чем наше использование этих технологий в качестве оружия? Неужели в данной ситуации вам нравится больший вред, чем меньший? — Волнует. Однако прошло уже 45 лет. 45 сраных лет мы спокойно живём. Неужели эти пришельцы до такой степени идиоты, что за 45 лет не нашли свой корабль в нашей глуши, где какое-то время даже Плутон не считали планетой? Что за чушь? Вы действительно думаете, что они такие тупые? — Нет, но нельзя исключать вариант возможного вторжения. Будет большим просчётов надеяться на неких доброжелательных пришельцев, поскольку им могут оказаться агрессоры. И чтобы хоть как-то им противостоять в будущем, мы должны понять все эти технологии. — То есть вам всех этих месяцев долбления в глухую стену не хватило? Меня кучу раз проверили, каждый миллиметр корабля вылизали, сделали всё, что могли. Чего вам ещё надо? На что вы там ещё надеетесь? Разве не очевидно, что всё уже кончено? Убейте меня, — уже спокойно и почти умоляюще Ник, а президент снова замолчал, думая, что правильно сказать. — Простите. Мы не можем. Эти технологии слишком ценны, чтобы от них отказываться. Работа будет продолжена, несмотря на то, понимаете вы это или нет. Хотя вы обязаны понять. Всё это делается ради безопасности нашей страны и в том числе ваших близких. — Ага. Ради безопасности. Пока это выгодно. А когда это перестанет быть выгодно, то вы всех кинете. Как и кинули всех погибших и пострадавших в том вторжении тех хозяев комплекса, поскольку вы оставили генерала Важные знания на своём месте, хотя должны были погнать этот кусок дерьма в тюрьму за такую самодеятельность втайне от правительства и командования страны. Вы кинули меня и моих родных, поскольку мне даже позвонить им не дали, хотя это было написано в договоре, и даже он обещал мне звонок, — ответил Ник, посмотрев на маршала и указав на него пальцем. — А что на деле? Меня кинули так, как никто до этого не кидал. У меня только шахматы, телефон, компьютер, часы и кубики остались. — Ограничения были введены в целях безопасности. Вы проявляли крайнюю агрессию и много раз не хотели сотрудничать. Однако прошу заметить ещё деталь. Все технологии не вывозили с объекта. — Ага. Вот только для меня и так здесь полигон устроили, хотя мы договорились, что я буду подчиняться учёным, а не военным. — Эти испытания были одобрены лично мной и вашим начальником лаборатории Андреем Вадимовичем. Всё это также было и в научных интересах. — Однако этого мало. Все насрали на мои интересы. — Да. Вы извините, но у нас всех сейчас в приоритете безопасность страны и наших граждан. Именно поэтому вам и не дали возможности позвонить. — Какого тогда хрена мы с вами разговариваем? Где безопасность? — Она есть. Этот звонок защищён. Ваших же родных могли найти те, кто всё ещё хочет забрать эти технологии. Использовать их, чтобы манипулировать вами, как они уже делали это с гражданскими. — А вам до них какое дело вообще? Они такие же, как я. Случайные жертвы. Какое вам дело до их мнений и тем более их жизней, раз вы так жестоки, что мне жизнь продлеваете? — На данный момент вы и не совсем гражданский. Вы офицер полиции, который пропал без вести и которого перестали искать. Именно это мы приказали сделать начальству вашего отделения. Все, кто знал о том, что здесь произошло, подписали соответствующие документы и плюс за молчание получили соответствующие компенсации. С вашей семьёй было сделано также. Для всех и даже для тех, кто знает про вас, вы пропавший без вести офицер. — А похороны были? — Нет. — А чего это вдруг? Могли бы и точку на этом поставить. Чего вы заморочились с этой чушью? Сказали бы всем, что я сдох. Я и так ходячий труп. Хотя плевать. Вернёмся к моему вопросу? Какое вам дело до всех этих гражданских, если вы и на меня плюнули? — Простите, но вы стали единичным случаем. Мы не можем прервать работу только лишь из-за вашего мнения. В данной ситуации мы склоняемся к большинству, поэтому мы должны работать, чтобы защитить это меньшинство от кого угодно. Поэтому ваше мнение здесь не в приоритете. И мне кажется, что мы сменили линию разговора. Мы говорим о посторонних вещах. — Ладно. Скажите честно. Меня убьют? — В ближайшее время нет. — А вообще? Когда-нибудь? — Точно сказать невозможно. — Прекрасно. Что будет дальше? Вы так и продолжите долбиться в стену и не получать результатов от этих вылизываний всего этого мусора и моей задницы, а потом ничего не получать даже от пыток моих мозгов и ушей? Вам не кажется, что это похоже на цикличность? Всё повторяем и повторяем одно и то же, надеясь на другой результат и в итоге ничего не получая? Может, сделаем всем хорошо? Меня в переплавку, всё это место закопать, а всех остальных отправить по домам. Давайте так сделаем? Избавитесь от проблемы в моём лице. Не хотите пойти на такие взаимовыгодные соглашения? — Нет. Мы не можем остановиться. Так было во всей нашей истории. Если бы мы не двигались вперёд и не достигали своих целей, то продолжили бы быть первобытными зверями. Однако вы должны понимать, что прогресса без цены не бывает. Многие звери заплатили своим здоровьем и жизнью, чтобы в нашем мире была доступна атомная энергетика. Все космонавты знали, что они занимаются очень опасной деятельностью, однако они просто знали, что именно должны сделать. Санкт-Петербург был построен ценой огромных усилий и жертв, чтобы наша страна имела такой важный выход в мир. Теперь и вы должны понять, что сейчас мы имеем дело с неизвестной формой жизни, которая вполне может оказаться агрессивной, а поэтому мы должны узнать всё, что возможно, чтобы обезопасить нашу страну и, возможно, весь мир. — Тогда сколько зверей должно погибнуть прежде, чем вы найдёте в этом мусоре пользу для общества? Атомная энергетика стал доступна обществу только после изобретения атомных бомб. И из-за него были уничтожены два японских города. Какую цену должны заплатить другие без своей воли прежде, чем вы хоть чего-нибудь добьётесь в плане всего этого дерьма после всего того, что вы успеете натворить с помощью всего этого? Создадите таких же чучел, как я, которым будем легко убить случайных зверей? Которым будет потом не стыдно устроить массовую резню, где гибнут все? А если пойти дальше и насоздавать ещё больше разного оружия, то что мешает вам пойти войной хоть на сраное НАТО, если вдруг вы изобретёте какие-то самонаводящиеся пули, который нахрен взорвут ядерные бомбы на подлёте к стране? Вы же не остановитесь никогда. Вот это достижение своих целей нас всех и привело к тому, что на планете сейчас есть такое ядерное оружие, которое при таких огромных количествах вполне может изничтожить всю жизнь на планете. Что вас остановит от всех этих соблазнов? Неужели здравый смысл? Логика? Банальная мораль? Совесть? Что вас остановит? — В первую очередь мы действуем в интересах нашей безопасности. И даже если ваши идеи будут иметь смысл и возможную реализацию, то мы этом сделаем ради безопасности нашей страны. — Ага. Вот только ничего не мешает вам всю эту безопасность превратить в нападение. — Физически нет. Не мешает. Однако мы следуем своей военной доктрине, которой уже 92 года. Она имеет оборонительный характер и исходит из мирной политики Российской Федерации. — С такими технологиями вы всю армию можете перевернуть, а не только доктрину сменить. Поэтому всё равно не убедили. — Как и вы никого не убедили в том, что эти технологии так необходимо закопать. Они хоть и опасны, но они хранят в себе тайны, которые мы обязаны узнать. — А вам не приходило в голову, что этих тайн там нет? Может, этот корабль был просто пустым куском металла без какой-нибудь информации? Ведь в нём не нашли ни пассажиров, ни кого-то или чего-то ещё. Просто пустая банка с кучей хлама вокруг двигателя. Может, это вообще какой-то древний мусор, который там 1000 лет назад списали сами пришельцы и просто выкинули из-за ненадобности. И вот сейчас мы все вместе взятые уже 45 лет долбимся в эти глухие пустые стены? И вот ещё деталь насчёт меня. А 44 года исследований вам ни о чём не говорят? Эти учёные здесь всё узнали лишь методом тыка. Облизали каждый метр земли вокруг корабля и обследовали сам корабль больше вас всех. И они ничего не узнали. Не наталкивает на мысли, что я здесь напрасно страдаю и живу? — Нет. Тогда у них не было такого объекта, как вы. — Да. Но ведь уже давно ясно, что я ничего не узнал. Со сраной Нибиру не связался, не узнал, куда пришельцы утащили Гитлера, пятое измерение в 30-й мультивселенной не открыл, инопланетным языком не овладел, латынь не выучил, тайну вселенной не постиг, будущее не узнал, ни с кем списаться в инопланетной социальной сети не смог. Я ничего не добился. Как и вы все. Так убейте меня уже. Я больше вам не нужен. — Нужен. Вы можете ещё понадобиться. — Зачем? Мишенью быть на учениях и стрельбах? И вообще. Когда будет это «понадобиться»? Лет через 40, когда здесь кому-то надо гвоздь в стену вбить? Хотя нет. Стены железные. Оружие кому-то почистить? Пол помыть? Чё вам надо от меня, вашу мать? — Вы тоже должны это понимать. Такими вещами, как вы, не разбрасываются. Их нужно использовать. — О как. Теперь я вещь. Опять нарушаем? Потому что в договоре написано, что я научный сотрудник. Или что? Теперь окончательно можем тупо выкурить все наши договора? А то они смысла уже не имеют, раз вы плюёте на меня и моё мнение, — ответил Ник, а президент замолчал, поняв, что этот диалог так и продолжит повторяться и не меняться, поэтому решил закончить. — Мы попали в замкнутый круг. Наша беседа никуда не двигается. — И что? Какое мне дело до вашего мнения? Я уже год живу в круге в этой помойной яме. Шахматы, обследования, берлога, шахматы, берлога, обследования. Хотя нет. Разнообразие есть. Я сам себя взрываю ради приколов военных. — Это… Не приколы. — А это не жизнь. Это не жизнь, когда заперт в самом себе без своего желания, а тебе не дают сдохнуть. И ладно сдохнуть. Простые обещания не выполняют. Вот что случится, если я маме позвоню? Вся армия НАТО мой дом окружит? И вообще. Какого хрена её нельзя просто сюда привести? — Это уже давно засекреченный военный объект. Здесь гражданских быть не может. — Тогда какого хера сюда Джуди пустили на беседу со мной? Жопа генерала не подумала о безопасности? Тогда почему эта сволочь не была уволена? Опять делаем то, что выгодно? — Все действия и приказы Дениса Семёновича были расследованы. К нему больше нет никаких претензий. — Тогда сделайте так, чтобы у вас всех не было претензий на моё личное время. Избавьтесь от времени, которое уделено мне. Убейте и всё. — Нет. Это окончательный ответ. — Чей? Командования? Всего правительства? Учёных? Чей? — Всех, кто должен быть в курсе происходящего. Верховное командование, я, премьер-министр, весь персонал этого объекта. Это больше не будет обсуждаться. Наш ответ окончательный и твёрдый. Вы продолжите работать, пока мы не посчитаем, что вы выполнили работу. И лишь только после этого мы будем решать, что делать с вами дальше. — А почему бы сейчас не решить? Или вы уже всё решили, но лишь мне говорите, что ничего не решили? — Ваш случай неопределённый. Мы всё будем решать по ситуацию и по мере достижения наших целей. А сейчас я просто вам отдаю приказ. Продолжайте работу, как и раньше. — А то что? В случае неподчинения опять мозги взрывать будете? — Да. Если вы продолжите проявлять агрессию и неподчинение. — А то, что вы все тут ко мне агрессию проявляете? Это ничего? — Ничего, поскольку мы действуем в интересах безопасности нашей страны. И, возможно, Иван Львович ошибался на ваш счёт. Вы окончательно безнадёжны в плане понимания всей важности деятельности на этом объекте. Он считал, что вы ещё можете всё понять, поскольку вы подсознательно думаете больше о других, чем о себе. Видимо, ошибался. — Знаете, когда жизнь не один раз переворачивается и превращается в кошмар раз за разом, то от такого и наркоманом можно стать. В таких ситуациях как-то уже не обращаешь внимание на всё вокруг, поскольку хочется уже лично своей выгоды. — Именно поэтому вы не сидели тихо в Зверополисе, а стали вмешиваться различные события в городе? — Мы закрыли эту тему давно. У меня мозги поплыли. С ума сошёл окончательно. — Тогда попробуйте снова сойти с ума и понять всю важность нашей деятельности. Всё ведь просто. Либо вы всё понимаете и продолжаете добровольно работать, либо ваше мнение уже окончательно никто не будет воспринимать. На вас просто не будут обращать внимание. — А то будто сейчас обращают. — Да. Весь год мы все проявляли к вам сильное терпение, несмотря на все наши конфликты. Однако, похоже, вы и этого не понимаете, раз считаете, что здесь превыше всего ваши интересы, а не интересы нашей страны. — Ничего удивительного. Я до сих пор не увидел доказательств того, что это не вы устроили всё это дерьмо со мной. — Уверяю вас. В таком случае к вам бы не проявляли такое терпение и отношение. — Ага. С разговорчивого подопытного можно больше информации вытянуть. Поэтому нет. Раз подозрения с вас не сняты, то и моё отношение не изменится. И вообще. Мы отошли от темы. Когда меня убьют? — Мы решим это потом, — ответил Ник, замолчал и тут же за несколько секунд в глубоком отчаянии придумал чушь и бред, которые ему даже просто захотелось высказать. — А почему бы меня не выпустить на волю? А? Вот допустим. Чего… У вас давление на меня есть. Можете хоть всю квартиру моей семьи заминировать и взорвать, если я не буду вам подчиняться. — Мы бы такого не делали. — Ага. Но давление на меня обязано быть. Так вот. Вот я просто гуляю по городу. Ну, или по крышам. Не важно. Я спокойный и мирный, но тут вы меня вызываете ради обследования, и я прихожу. Как вам такая идея? Я становлюсь свободным, но при этом продолжаю подчиняться, и вы же контролируете меня. М? — спросил Ник, чему удивился два командира в комнате наблюдения, маршал и сам президент. — Я не хочу это даже обсуждать. Вы крайне опасный объект, который от разных случайностей может превратиться в монстра. Вы предлагаете рисковать жизнями сотен гражданских. Как вы можете такое предлагать? — Это выигрышная ситуация для всех нас. Она выгодна всем. — И чем же? — Ну, подумайте. Я медленно схожу с ума в этой проклятой яме. Я вида не подаю, но я уже не хочу здесь находится. Не могу делать одно и тоже. Плюс ко мне такое отношение, сжигание мозгов и звон в ушах от генератора. Это ужасная обстановка для меня. Вот и выход. Чтобы нормализовать моё состояние, мне нужно выйти отсюда. На свежий воздух, на волю, в город. — Это больше не обсуждается. — Нет, подождите. Вы подумайте. — Даже не хочу пытаться. Вы называете нашим контролем удержание вашей семьи под прицелом, когда вы сами находитесь неизвестно где, а в случае неподчинения мы что-то можем сделать с вашей семьёй. Это безумие. — Это ваша гарантия того, что я не пойду против вас. — Допустим. Логичный вопрос. Зачем нам просто вас освобождать? Что мешает нам продолжать вас держать здесь? — Это ради морального климата. Меня и всех, кто здесь сидит. Многие солдаты и учёные до сих пор боятся меня. Для ознакомления им всем показывали записи с камер, где я всех рвал на куски. Прошло столько времени, я становился монстром лишь в специальном изоляторе, но они до сих пор боятся меня. А моё отсутствие поможет им успокоиться. — А вам это поможет, потому что вы якобы можете сойти с ума. Ваши объяснения больше похожи на предлоги ради того, чтобы сбежать. В данный момент свобода лишь прибавляет вашу опасность окружающим. Почему мы должны вас отпустить, чтобы рисковать жизнями сотен граждан, лишь на основе того, что ваша свобода как-то морально поможет вам и тем, кто здесь работает? — Вы были не против такого риска генерала. Вы не были против того, что из-за его приказов погибли гражданские. Сейчас вам с чего это вдруг стало дело до них? Они же такие же, как я. Что такое их мнения и их жизни на фоне общей безопасности страны? — Вы передёргиваете. Мы не идём на напрасный риск. А сейчас вы предлагаете рискнуть сотнями жизней ради некой вашей догадки о каком-то спокойствии на свободе. — Да вы и так рискуете. Мы до сих пор не знаем точно, взорвётся ли корабль или нет. — Вообще-то мы больше не рассматриваем эту версию, однако и не исключаем её. И в любом случае это куда меньший риск, чем ваши прогулки на воле. — Серьёзно? Один ходячий труп является большей опасностью, чем инопланетный корабль, который вполне может взорваться и вскрыть всю планету? — У нас нет подтверждений возможности взрыва. А вот подтверждения вашей опасности для окружающих есть. Вы сами много раз это говорили. — Вот только боитесь вы больше меня. Того, кого вы можете быстро вырубить. Вас здесь не так сильно пугает возможное уничтожение планеты из-за корабля. Может, он и не взорвётся, но до сих пор остаётся неизученным. А это говорит, что здесь очень много рисков. Взрыв, распыление какой-то химии, отравление атмосферы. Что угодно. Возможно, даже на его борту где-нибудь в полу и стенах хранятся те самые пришельцы, которые могут выйти и нас всех изничтожить. И даже я их не смогу победить. И даже ядерное оружие. Что тогда будете делать? — Мы решим эту проблему. — Как? У вас есть план? — Нет. — А у меня он есть. Я остаюсь на свободе, гуляю по лесам и речкам, тихо и спокойно где-то сижу под водой и искренне ненавижу вас всех и плюс я наконец-то приобретаю возможность увидеться с родными. Без звонков, сообщений и прочего. Где-нибудь ночью в тёмном переулке или вообще в лесу встретимся и поговорим. Вряд ли наши враги следят за всем городом также, как вы. Кто там будет обращать внимание на странную семейку из двух лисиц и двух кроликов. Хотя нет. Одной лисы. Вторая летает по планете. Не важно. Так вот. Это выгода для меня. Выгода для вас. Вы держите всех моих родных под прицелом, даже если вы сейчас мне говорите, что так делать не будете, а я знаю, что они все под прицелом. Вот и ваше давление на меня. До этого вы мной манипулировали с помощью моей смерти. Теперь вы будете манипулировать мной с помощью семьи. И давайте признаемся. С моральной точки зрения мы все здесь сплошные паскуды и уроды. Поэтому что мы будем терять? Что вы после того якобы теракта будете терять, если будете следить аж за четырьмя зверями? Вся разведка страны все свои ресурсы потратит ради этого? Сомневаюсь. Это же не Пентагон и не штаб НАТО. Куда вы боитесь ещё опуститься, если и так опустились чуть ли не на дно? Хотя и здесь для вас выход есть. Просто скажите мне, что засунули в стены их дома взрывчатку. Просто скажите это. Не обязательно минировать. Хотя нет. Это древность. Давайте думать по-современному. Вы можете мою семью лишить всего. Денег на картах, интернета, квартиры, работы. Можете отобрать всё, и никто на планете даже не чихнёт из-за этого. Продолжаем говорить о вашей выгоде. Вы имеете рычаг давления на меня. Моя семья. К тому же вы продолжите мной манипулировать, говоря, что вот когда-нибудь через пять поколений вы меня убьёте. Вот и всё. Что вы получаете? Вы продолжаете получать меня. Давайте представим, что я по-прежнему больной дурик, которому не плевать на родных. Вот и воспользуйтесь этой моей слабостью. Под страхом за родных я приду сюда по первому же требованию. Я продолжу подчиняться учёным. Могу даже военных слушаться, если для вас это так важно. В таком случае ваш контроль надо мной всё равно есть. Короче, если вы запутались. Наши отношения остаются прежними, я остаюсь вашим подопытным, про договор можем забыть, раз вы на него плюнули, я продолжаю вам подчиняться из-за родных. Взамен… Вы просто даёте мне свободу и при этом знаете, что я не буду делать что-то ненужное, поскольку я знаю, что моя семья под вашим контролем, а поэтому я буду подчиняться вам, как и раньше. Плюс вы улучшите моральный климат. Все смогут выдохнуть, когда меня здесь не будет, а я наконец-то хотя бы солнце увижу. И увижу, что нас ещё не захватили пришельцы. А если серьёзно, то это поможет мне. Я стану более спокойном в психическом плане, потому что просидеть здесь многие месяцы в моём состоянии я уже не смогу. С ума сойду. А в таком случае я и выкинуть что-нибудь могу. Поэтому и для вас моё стабильное психическое состояние будет плюсом, — договорил Ник, а президент продолжил молчать, поскольку обдумывал такие предложения, которые он сразу же отвергал, однако потом он стал думать над этими предложениями более серьёзно, поскольку был просто обязан думать обо всём возможном. В итоге он лишь допустил небольшую возможность того, что такой план Ника можно реализовать, но потом он стал вспоминать про безопасность граждан и огромный риск, на который они пойдут, если дадут Нику свободу, после чего он решил просто закончить этот затяжной разговор, который по сути не привёл ни к каким соглашениям. — Наш разговор окончен. Вы продолжите работать. Ждите мой окончательный ответ. — Чего? Нет. Ответьте сейчас. — Я всё сказал. До свидания. — Нет, сто… — не договорил Ник, так как президент на своём компьютере закончил разговор. — Это что за хрень? Ребёнок ничего не может возразить против аргументов. — Не ребёнок и не выражайся так о нём больше. И даже больше не смей называть его паскудой. Ты и своё нынешнее положение заслужил милостью нашего президента. — Да хоть на этом спасибо. Однако это не отменяет то, что он сейчас свалил, будто обиженный ребёнок. — Значит, он что-то решил. Жди ответ и всё. Чего тебе ещё делать? В Москву сбегать и лично в кабинет ворваться? — А что? Хорошая идея. Ворваться с пулемётом и РПГ и всё в небо потратить. Чтоб вся планета трубила о странном салюте в самом Кремле. — Всё, хватит. Договоришься и ещё хуже себе сделаешь. Сиди и жди, — ответил маршал и молча ушёл из изолятора, а Ник остался один с неким подозрением о том, что президент сейчас думает о его предложениях, которые могут вытащить его из этой ямы на свежий воздух, который он всё равно никак не почувствует, однако ему всё равно хотелось наружу просто ради ощущения того, что он до сих пор живёт в мире, который помнил.