Уникальный организм/подопытный/жертва. Предвестник мира/бог войны. Герой/Ходячий мертвец. Легенда

      Почти два дня Ник просидел в одиночестве, поскольку его не выводили в столовую для шахмат, а он даже и не просил, слушал кино, играл с кубами и вспоминал все эти кошмарные месяцы сплошного ужаса и боли, которые он испытал, и сейчас он начал не верить, что хоть что-то изменится в лучшую сторону в этой проклятой жизни, а поэтому он с напряжением смотрел на открывающуюся дверь, за которой стоял маршал, психолог и куча солдат с тросами. — Ура. Свершилось чудо вселенной. — Больно много думаешь о себе, а теперь замолчи и слушай. Сейчас ты, как раньше, всё время находишься в тросах и под надзором. Так будет продолжаться до твоего дома, поэтому молчи и без фокусов. В случае необходимости генератор будет открыт, и ты вернёшься сюда. Ты понял? — Конечно, моя дорогая и гнилая душа. Я буду тихим. — Ты решил, что будешь отсюда брать? — Да. Ничего не буду. Поэтому идём налегке. Кстати… Мне нечего надеть. Или мне вот так всё время ходить? — спросил Ник, указываю на свою военную форму. — Остаёшься. А теперь замолчи. Малейший выкрутас, и тебя вернут сюда. Понял? — Хорошо. Понял, глава психушки, — ответил Ник и по старой схеме встал на пол, после чего к нему стали подходить и связывать тросами, а вместе с солдатами зашёл другой командир-олень. — Добрый день, Ник. — Здрасьте. А вы кто? — Топольский Дмитрий Иванович, ваш куратор. С этого момента будем работать вместе. Я назначен следить за вами и давать указания, информировать всех о том, что с вами происходит и что вы делаете. — Ясно. То есть мы с вами можем в загадки поиграть, раз мы будем на связи? — Я приказал тебе молчать, — вмешался маршал. — А что вы хотели? Чтобы я с моим куратором не познакомился? Уверен, что нас ещё ждут интересные и увлекательные беседы. — Могу сейчас всё отменить, и беседы тебе будут обеспечены, если не замолчишь, — повторил маршал, пока солдаты крепили тросы на теле Ника, а тот решил остановиться, но напоследок высказаться. — Ладно. Понял. Дмитрий Иванович, скажу по секрету. Мы с вами обязательно сыграем в шахматы. Или морской бой. Поэтому просто ждите. — Я плохо играю в шахматы. — А это не страшно. Сыграем обязательно, — ответил Ник и замолчал, решив больше не рисковать, после чего его отвели в техническое помещение, где ему дали новую одежду, которая была пронизана проводами и камерами, соединённые в один кабель, который в любой момент можно было подключить к вилке с розеткой или другому источнику электричества, поскольку было решено устроить доскональную слежку за всем, что происходит вокруг, где Ник решил успокоиться и просто смирно стоять, смотря, как его одевают и всё объясняют, после чего его повели к лифту на поверхность. На протяжении всего пути также молча шёл Иван Львович, который молчал, но улыбался, поскольку он наконец-то добился успеха в такой крайне необычной работе. На поверхности же он появился сперва в здании, а потом вышел на улицу, где уже был не заброшенный посёлок с разными руинами, какие он видел ещё тогда, когда сбежал, а полноценная инфраструктура с множеством новых построек на месте старых, которых уже не было. Было множество различной военной техники, которая стояла в зданиях или на улице, а вокруг была построена уже высокая железная стена, через которую Ник по его расчётам в голове ещё мог попробовать перепрыгнуть. Когда же он на несколько секунд встал на улице, ожидая, когда перед группой проедет машина, он осмотрелся вокруг и увидел десятки зверей, которые теперь с интересом смотрели на того, кого охраняют и кого видели лишь те, кто работает внизу, от чего Ник сразу вспомнил похожую картину, когда его ещё в самый первый раз выпустили на поверхность майор и Иван Львович, и когда его впервые привели в столовую для игр в шахматы. Весь путь к группе гражданских машин они шли в полной тишине и спокойствии, где позже Ника впустили в грузовик и привязали тросами к стене, после чего он увидел, что генератор уводят от него в сторону, а к задним дверям грузовика подошли психолог, маршал, куратор и майор. — О… Здравствуйте, Игорь Николаевич. — Здравствуй. — А я тут мимолётно вспоминаю, как вы с Иваном Львовичем вытащили меня впервые наружу. Помните? — Да. Были смутные времена. — А как будто ничего и не изменилось. Будто только вчера мы друг с другом грызлись по поводу того, чё мне делать, а я был не скован. — Всё, хватит. Успеешь наговориться, — резко высказался маршал. — Да чего вы такой зануда? Нельзя поболтать о хороших временах? — Нельзя. — Ладно, тогда сделаю чисто… Э… Просто чистое признание. Я рад, что снова вижу вас всех здесь. Жаль, что вся наша команда гребанутых не собралась. — Ты о чём? — спросил Иван Львович. — О нашей великой пятёрке. Я, вы втроём и генерал. Мы же прямо команда отчаянных против всей планеты. Когда-то были даже против своего же правительства, но тогда нас было только четверо. — Бред не неси, — высказался маршал. — Что? Название не нравится? Ладно. Отряд психов. Хотя нет. Игорь Николаевич себя как-то так не проявлял. Хотя нет. Проявлял. Вы псих. Вы до сих пор здесь работаете. Могли бы уже давно уйти отсюда и только во сне вспоминать про всё дерьмо, что здесь было, но вы всё ещё здесь. Значит, вы тоже псих. — Нет. Никакой мы не отряд. — Ладно, тогда вариант круче. Шведская семья. Скоро будет годовщина нашего с вами брака, — сказал Ник, чему удивились все присутствующие. — Что за бред ты несёшь? — Как? Вы забыли? Вы забыли, как красиво и запоминающе мы все обручились, когда вы меня поймали в городе? А я помню. Я весь скован и собой не владею, вы двое и генерал зашли ко мне выяснять отношения, а я сорвался, а потом вы пустили ко мне единственного адеквата. Мы в тот самый день обручились и стали настоящей шведской семьёй. Кстати, предлагаю хотя бы между нами закрепить эту фразу. И сделать кодовым словом. Тогда точно абсолютно никто не будет догадываться, кто говорит и кого вызывают. Круто же? Кстати, Дмитрий Иванович, у вас есть шанс вступить в нашу семейку, но это будет зависеть от наших с вами отношениях. Например, с двумя у меня крепкие отношения в виде чистейшей и неподкупной ненависти. Разве не семейные это отношения? — спросил Ник у своего куратора, который не знал, что сказать. — А… — Всё, заткнись, — вмешался маршал. — Наговорился. Заткнись и слушай. Я и Иван Львович едем с тобой. Если на мои вызовы не будут отвечать из этого кузова, то я прикажу тебя вырубить. Ясно? — Ладно. Кстати, а где он? Где сокровенный ящик подвальной Пандоры? — В другой машине. А теперь сиди и молчи. Ни с кем не разговаривать. — А музыку хоть можно включить? А-то будем тут сидеть в тишине. Плюс все смогут расслабиться в моём присутствии. Я же к стене привязан. — В твоём присутствии никогда нельзя расслабляться. — А Иван Львович может. — Всё, заткнись, — приказал маршал и закрыл двери грузовика, и Ник стал просто смотреть на сидящих рядом с ним крупных зверей, которые были одеты в гражданскую одежду и при необходимости даже руками могли остановить Ника, после чего вся группа машин отправилась в путь. Полтора часа они двигались не быстро, держались в группе, но держались на расстоянии друг от друга, чтобы не привлекать внимание, а уже в городе они старались ездить колонной и держаться вместе, даже если приходилось нарушать правила. За весь путь Ник так и не решился с кем-нибудь поговорить, чтобы лишний раз не рисковать, а поэтому лишь слушал мотор машины, шум снаружи и солдат, которые докладывали раз в несколько минут о порядке в грузовике, однако один раз в дороге ему позвонили в голову, где он сперва удивился, так как уже давно не видел в голове номер звонящего, после чего он ответил, и это был Иван Львович, который проверял связь с Ником по телефону, но потом он быстро положил трубку после ответов Ника. Вскоре же грузовик встал, и солдаты встали возле Ника и строго на него посмотрели. — Сейчас смотри. Чтобы не привлекать внимание, мы тебя сейчас отвяжем. В квартиру пойдёшь сам, но с нами. Если выкинешь что-нибудь, то генератор сразу откроют. Понял? — спросил командир в группе. — Понял-принял. Буду смирным. — Центр, мы начали, — сказал командир по рации, после чего Ника освободили и вывели на улицу, где он снова увидел знакомый переулок между своим домом и соседним, после чего за ними встали солдаты в обычной одежде и катили за собой генератор. — Мы готовы, — ответил командир, услышал приказ и вместе с Ником и бойцами пошёл в сторону подъезда, а за ними через полминуты на грузовой лифт прикатили контейнер с генератором, после чего они все на двух разных лифтах отправились на нужный этаж, где генератор установили в нужном месте и замаскировали под ящик, к которому могут иметь доступ только специальные службы, а потом Ник встал перед дверью, рядом с которой стоял маршал Рознов. — Удивительно, что ты даже молча сюда пришёл. Исправился, что-ли? — Неа. Никогда не исправлюсь. Но вы все такие серьёзные, что я решил лучше тоже проявить серьёзность. — Что? Неужели твоё ребячество прошло, и ты понял, в какой ситуации находишься? — Я-то всё давно понял, но какое вам дело? Всё равно не поверите. Даже если я поклянусь своими шахматами. — Ты прав. Не поверю. Верить будут другие, а ты всё равно будешь подчиняться мне. Ты схему понял? Без особого внимания идёшь сюда, а потом без всяких вопросов и проблем уходишь в машину. Сразу же, как тебе прикажут. Ты всё понял? — Да, понял. Хватит уже повторять. Мы не в детском садике. Можете спокойно идти в отпуск. Вам как раз надо подлечить нервы от меня. Никуда не сбегу и голову никому не оторву. — Посмотрим, — ответил маршал и открыл дверь квартиры, за которой Ник увидел Джуди, родителей и Ивана Львовича, который с прежней улыбкой смотрел на Ника, а все остальные с напряжением и страхом смотрели на своего члена семьи, которого очень давно не видели, но который теперь снова вызывал боль в душе, поскольку все увидели, кем стал Ник в этом страшном кошмаре. Тот же просто почти ни о чём не думал, поскольку стал проматывать в голове последний месяц жизни дома и последние визиты отца и Джуди к себе, потому он не знал, о чём вообще думать и что сказать сейчас в плане тех, кого видит и кого он давно записал в чужих для себя зверей, а сейчас не мог определиться, кто они такие для него. — Заходи и живи. Мы уедем. Помни, что генератор тебя вырубит сразу же. Пошёл, — сказал маршал и указал на зверей в квартире, а Ник сделал несколько шагов вперёд, после чего за ним закрыли дверь, и вся семья вместе с психологом продолжила просто смотреть на пришедшего, который держал руки в карманах большой для себя куртки и ещё стоял в ботинках и шапке, от чего из иного было заметно лишь более крупное телосложение и высокий рост Ника. — Снова привет, Ник. Как себя чувствуешь? — спросил Иван Львович. — Не знаю. Мотаю назад и вспоминаю, как ушёл отсюда в диком гневе. Помню всё так, будто я только что вышел и закрыл дверь, а теперь вернулся по неизвестной какой причине, — холодно и спокойно сказал Ник, чем он заставил всех присутствующих напрячься. — Понятно. Но ладно. Привыкнешь. Резкая смена обстановки, поэтому понимаю. Хочешь поздароваться? — спросил психолог, однако никто не торопился издать хотя бы звук в адрес друг друга, поскольку три зверя были ещё напряжены и будто вообще не могли заговорить или шевельнуться, а Ник метался в мыслях и не знал, нужно ему поздароваться, пошутить или сразу как-то высказаться обо всех, кого он сейчас видит. — Ладно. А… Всем привет. Не знаю, что ещё сказать, поэтому скажу сразу. Без рукоприкладства. Меня не надо трогать. Лучше не надо для вашей же безопасности. Поэтому… Давайте поздароваемся, и я пойду к себе, а плакаться все будете у себя. Ладно? — сразу грубо высказался Ник, чем шокировал всех присутствующих, которые не ожидали таких слов, кроме Ивана Львовича, который предполагал, что Ник скажет что-то подобное, но он больше рассчитывал на спокойные приветствия, после чего Ник медленно и вежливо удалится к себе. — А… Привет. Ты как… Ой… — не договорила Джуди, так как поняла, что лучше не спрашивать, как у Ника дела. — Нормально. Всё. Успокойся. Я не такая долбанутая мразь, которая тебя послала нахрен в прошлый раз, однако говном я не перестал быть, — резко выразился Ник, от чего Френки задрожала, так как никогда не слышала такое от сына. — Короче, давайте так. Я просто уйду к себе, а вам лишь придётся тут прибраться, поскольку я могу наследить, потому что я не хочу, чтобы вы меня видели тварью, которой я стал, а поэтому просто отойдите в сторону. Передай Насте, чтобы она там была аккуратней в полётах и везде, сама ко мне не лезь, потому что снова могу послать, но вежливее, чем в прошлый раз. Ты, мам, просто держись от меня подальше, потому что тебе так будет легче грустить. А ты… — сказал Ник и посмотрел на отца, а тот напрягся и задрожал. — Можешь бояться помереть просто на улице или от инфаркта с инсультом, а не от меня. Можешь спокойно тут бродить. Трогать не буду. Дерьмого сына ты вырастил. Обещал тебе бошку оторвать. Передумал. Так что я уже в который раз урод и ошибка. Теперь ты точно бракодел. А теперь уйдите с дороги, — сказал Ник, и Иван Львович потянул к себе кроликов, чтобы на всякий случай никого не нервировать, но когда он потянулся к лисе, а Ник стал медленно обходить всех слева по стене, то в этот же момент перед ним встала Френки, которая взяла Ника за руку, от чего все напряглись, а лиса еле сдерживалась, чтобы не заплакать и не обнять сына, не смотря вообще на всё. — Ник… — Мам, уйди. Я серьёзно. Не надо меня трогать. — Но… Ты же здесь… — Мам, отпусти, или я тебе случайно руку сломаю, если двинусь. — Тогда стой на месте, — сказала Френки и неожиданно для всех обняла Ника, шокировав всех присутствующих и даже наблюдателей, которые следили за всем, что происходит вокруг Ника. Тот же просто боялся даже думать, поскольку боялся, что что-то случится с лисой, а кролики хотели вмешаться, но тут их остановил Иван Львович, которому стало крайне любопытно посмотреть на то, что происходит, поскольку он предвидел, что-то кто-то не сдержится и обнимет Ника, но не сейчас, когда он был ещё и грубым. А сейчас он был удивлён и заинтересован реакцией Ника, который до сих пор стоял и боялся хоть что-то сделать. — Кто-нибудь, уберите её, пожалуйста. Иван Львович, мы о таком не договаривались. Что за хрень? — Да перестань! — неожиданно громко сказала Френки и посмотрела снизу вверх на сына, пытаясь удержать его. — Ты… Хватит. Мы целый год тебя не видели. Я… Скучала по тебе. Я… Так ждала, когда ты вернёшься. Даже после всего того, что ты сказал и сделал. А ты хочешь уйти от нас сразу же? — Тогда тебе пора лечиться, раз ты ждала долбанутого ублюдка, который устроил не один геноцид. Ещё раз повторю. Отпусти и уйди. Или те ребята из коридора вернутся и оторвут тебя или вообще отвезут меня обратно. Уйди вон, — грубо сказал Ник, чего Френки уже испугалась, поэтому она успокоилась, отпустила сына и отошла назад, видя жестокий и суровый взгляд, который сверлил ей душу, после чего Ник с той же суровостью пошёл в сторону комнаты. — Жду через пять минут вас у себя, Иван Львович. С объяснениями, — сказал Ник, открыл дверь, зашёл в комнату и закрыл дверь на замок, а все присутствующие так и продолжили напряжённо и непонимающе стоять, но первой пришла в себя Джуди. — Это… Так и должно быть? — Ну, не совсем. Я же говорил, что расчёт был на обычное приветствие и всё. А тут… Френки, вы зачем это сделали? Я же предупреждал, что он может резко отреагировал. — Я… Не знаю. Я просто… — Извините, но дальше лучше без этого. Он нервничает в плане вас. — Но… Он же ничего не сделал. — Но боится сделать. Поэтому так вот грубо говорил. Вам всем лучше присесть и отойти, а я пока с ним поговорю. — Но… Мы же тоже должны… — Да, но не сейчас. Сейчас вам всем надо привыкнуть к друг другу. Уверен, что вы, Джон, ещё боитесь. — А… Да. Есть такое. — Вот. Поэтому вам всем надо всё осознать и принять. И… В любом случае он сам пойдёт на контакт. Или кто-нибудь из вас не выдержит и сделает тоже самое, что сейчас сделали вы, Френки. — Да хрен вам, — неожиданно прозвучало за дверью. — Хрен я кого подпущу к себе. Никто инвалидом не станет. — Ну, не будь таким пессимистом. Когда-нибудь ты, допустим, попадёшь в засаду Джуди, и она на тебе повиснет и скажет, что, например, завтракать она будет только вместе с тобой, — говорил Иван Львович через дверь. — Значит, будет голодать. Или испугается себе что-нибудь сломать об меня. — Ага. Как ты мне не один раз руку сломал, да? — спросил психолог, на что Ник никак не ответил. — Видите. Руку мне жал. Скоро и до вас дело дойдёт. — Ага. Приду ночью и буду сидеть над душой и смотреть, как все спят, думая, какая херня про меня им снится. — Да как ты можешь так говорить? Мы же… Любим тебя, — высказалась Френки. — Тогда вам всем надо к Ивану Львовичу и его коллегам в Москве. Научат жизни и тому, как не быть дебилами из-за привязанности к сраным убийцам. — Слышь, ты. Ты совсем охренел уже? Выйди сюда и скажи нам всё в лицо, раз такой крутой, — высказалась Джуди, решив попробовать спровоцировать брата на какую-нибудь реакцию. — В том и дело. Я не крутой. Я мерзкая и гнилая мразь, которая настолько прогнила, что вам в открытую грублю. Я такой долбанутый, что я ещё хлеще себя вёл с самой верхушкой страны. Я такой отбитый, что я до сих пор не решил, что думать об этом боге-бракоделе, — ответил Ник, что снова напугало Джона, поскольку он боялся того, что Ник ещё ничего не решил насчёт него. — Поэтому уйдите все отсюда. Может, я действительно ещё большое долбанусь башкой и выйду к вам на чай, чтобы поныть о моей дерьмовой жизни. Идите и ждите чудо от психованного еблана, который в какой-то момент вас всех в мусор записал, — крайне грубо выразился Ник, от чего всем стало просто плохо, но особенно плохо стало Френки, которая никогда не слышала такую грубость и мат от сына, из-за чего она под давлением эмоций и напряжения прослезилась и ушла на кухню, пытаясь не заплакать. Обеспокоенный кролик пошёл за женой, а Джуди лишь проводила родителей взглядом и снова посмотрела на дверь, не веря, что за ней находится будто точно такой же монстр, с которым она говорила в последний раз лично год назад. И сейчас она не могла принять, что Ник остался таким же жутким чудовищем, каким она его видела, потому что всё то отношение, которое он сейчас проявил к родным, не укладывалось у неё в голове, из-за чего она стала просто злиться на него. — Да… Пошёл ты. Ни капли не изменился. — А ты ждала от меня иного? Тогда сама виновата. Тем более Иван Львович тебе давно сказал, что я нихрена не меняюсь. — Да пошёл ты нахрен! Мы все надеялись, что ты вернёшься к нам хоть немного прежним, а не тупым уродом, которому родные будто врагами стали. Мы себе места здесь нигде не находили, не знали, как жить дальше, боялись за тебя. А ты сейчас пришёл так, будто ты попал в тюрьму к тем, кто тебе жизнь испортил. Ты слышишь? — Сами виноваты. Надо было лучше понимать, какая гнида к вам идёт, чтобы теперь не возмущаться, — ответил Ник, чем ещё сильнее разозлил крольчиху, но та сдержалась и решила просто пока что послать Ника, поскольку она уже не хотела разговаривать с ним в таком тоне и настроении и тем более через дверь, поэтому она ушла к родителям на кухню, а Иван Львович решил оставить трёх зверей наедине с собой, чтобы они немного пришли в себя, а сам он подошёл к двери и постучал, решив обсудить с Ником всю эту ситуацию. — Ник, я здесь один. Можно войти? — Надеюсь, вы меня обнимать и причитать не будете? — Нет, что ты. Просто поговорить. Можно? — спросил психолог, и через несколько секунд Ник уже без обуви, шапки и куртки свободно открыл дверь и стал ходить по комнате, а когда он его впустил, то закрыл дверь и сел на пол, поскольку он решил не рисковать и никуда не садиться, чтобы ничего не сломалось под его весом, а психолог сел на стул, строго смотря на Ника. — Ну? И что это такое было? — Мы договорились. Не причитать. — Я соврал. Так что это такое? Зачем ты всё это устроил? Это же твои родные. — А что изменилось? Я так и остался опасным куском говна, и они были обо всём предупреждены. Или нет? Или вы не о том с ними беседовали здесь? На что они вообще рассчитывали? — Они и я рассчитывали, что ты не будешь таким грубым. Запрёшься у себя, но не будешь так сильно грубить. Я не удивлюсь, если твоя мама сейчас плачет. — Ничего. Бывает. — Да… Ты издеваешься? — А не надо было меня трогать. — Так… Она же так долго тебя не видела. Она ждала тебя и верила, что ты хоть немного будешь прежним. Она не ожидала, что ты ей так нагрубишь и чуть ли не будешь угрожать. — А я здесь вообще причём? Сама знала, что не надо меня трогать, и что я контактов буду избегать. — А ты пробовал её понять? Сын возвращается после такого долгого и тяжёлого года для всех вас. Эмоции и всё прочее. Вот и решила не отпускать тебя просто так. — Да. И не понимаю, к чему такие риски, если имеешь дело с опасной тварью. — Может, потому что она видела что-то большее, чем монстра? Она видела ещё своего сына, который вернулся к ней после всех этих кошмаров. А ты в итоге ей так нагрубил. — А что мне надо было делать? Допустить, чтобы и другие ко мне подошли? Чтобы я двинулся и случайно что-нибудь кому-нибудь сломал? — Да что ты заладил с этим? Ты будто под напряжением, и всех ударит током, если тебя тронуть. Что за… Какие-то глупые стены ты перед собой строишь? Зачем? — Чтобы никого случайно инвалидом не сделать. — Я тогда почему до сих пор не инвалид? — Вы знаете, как со мной обращаться, а другие нет. — И что? Выйди и дай им руку тебе пожать. Научишься контактировать с кем-то ещё, кроме меня. — Я не хочу. К чему эти риски? — Да… Боже. Ты всё-таки невыносим. Я уже представлю, как тебя все не будут терпеть. — А как же вы? Смогли же. — Это другое. Это моя работа и я умею терпеть. А вот мама твоя не вытерпела. И что? Это повод ей так грубить? — Ладно, понял. Извинюсь. Нравоучения закончены? — Нет. Мы только начали. Тебе здесь жить, мне работать, а твоим родным тебя понимать и терпеть. Мы только начали. Поэтому вот, с чего начнём. Ты сейчас пойдёшь к маме и извинишься. Да и вообще перед всеми извинишься. Скажешь, что ты поступил действительно глупо, а поэтому идиот. И псих. Сам ведь это знаешь. — Ладно. А если они меня пошлют? — Разве что Джуди. Прогонять будет, но ты потерпишь. Тебе в любом случае легче, чем им. Давай. Вставай и пошли. — Куда? Я ещё не соглашался. — Ты издеваешься? Иди и извинись. — Я подумаю. — Да… Живо иди туда. Иначе они будут только сильнее тебя бояться. Тебе это зачем? Разве ради этого мы с тобой работали? Ради этого я всех вас готовил? — Не знаю. Я подумаю. — Так… Иди туда. Или ситуация усугубится. — А-а… Ладно. Дайте только одеться. — Нет. Ты не на улице. Бесполезно прятаться, если все и так знают, какой ты. — Тем более… Я хочу одеться, чтобы никого не пугать. — Сильнее ты их не испугаешь своим естественным видом, а теперь иди и извинись. Без шапки или чего-то ещё. — Ладно. А как же пол? Вдруг поцарапаю? — Переживёшь. Иди или сам тебя потащу. А ты ведь не хочешь, чтобы я тебя обнял? — спросил Иван Львович, от чего Ник заныл, встал и пошёл к двери. А до этого после грубости Ника даже через дверь Френки с мелкими слезами ушла на кухню, где села на диван и в итоге не выдержала, заплакав и приложив руки к лицу, ощущая боль внутри себя от таких слов сына, который так себя повёл спустя целый год отсутствия в семье. Через несколько секунд к ней подсел муж, которого она сразу обняла, продолжив плакать и не понимать, как Ник мог им всем так нагрубить, после чего она даже услышала громкий голос Джуди, которая вскоре пришла и успокоилась, когда ушла подальше от комнаты брата, но сразу же расстроилась, осознав, что Ник будто остался таким же жестоким, как год назад. От рассказов Ивана Львовича она рисовала в голове просто разбитого зверя, который всё ещё растерян в плане семьи и не знает, как к ним относиться, а поэтому она решила, что им всем придётся налаживать с ним контакт и немного терпеть его грубость, но эта встреча разбила все эти мысли, так как крольчиха увидела такого же грубого и жестокого типа, а не своего брата, который будто бы действительно умер уже давно, а сейчас на его месте живёт жестокий монстр. В итоге она решила просто сесть за стол и обдумать произошедшее, но она не смогла понять, что им дальше делать, поскольку никто и даже Иван Львович не знал, что Ник так ужасно себя поступит в первые же минуты своего прибывания дома, а когда мама успокоилась и отстранилась от отца, то Джуди обратила на неё внимание, а та на неё. — Я же… Просто его обняла. — Да пошёл он. Пускай сидит там и думает, что сделал, — резко высказалась крольчиха. — Н… Нет. Джуди, не говори так. — А как мне говорить? Он совершенно не изменился. Он такой же, каким был, когда мы встретились. Он… Урод, — ответила Джуди, от чего Френки снова стало неприятно, поскольку и такие слова от дочери ей не нравились, а через пару минут они неожиданно услышали стук в коридоре, посмотрели в него и увидели Ника, который шагал и стучал железными ногами по ламинату, и тут Френки уже окончательно увидела Ника в его естественном виде с его железными частями тела, которые заставили её немного задрожать. — И чё ты припёрся? Ещё решил поглумиться над нами? — спросила Джуди, видя, как Ник останавливается, а рядом с ним встаёт психолог и начинает смотреть на него. — Нет. А… Извините меня, пожалуйста. Я перегнул палку. Я больше так не буду, — извинился Ник, особо не ощущая своей вины, а все остальные лишь смотрели на него и не чувствовали признания. — Ты… Ты издеваешься? Что-то вякнул и решил, что всё нормально? — сказала Джуди, осмелев от раздражения и злости, будто бы она только вчера разговаривала также резко с Ником в изоляторе, а не год назад. — Что тогда ты от меня хочешь? — Я хочу своего родного брата, а не урода и монстра, который будто бы вообще остался в нашей вчерашней встрече и остался такой же жестокой сволочью, а не осознал, что потерял. — Тогда огорчу. Тот Ник давно уже сдох. Причём даже без агонии или чего-то ещё. Спокойно сдох. Даже несколько раз. Причём один раз по моей воле, когда я по своему желанию устроил геноцид. — Хватит. Хватит отмазываться, как ты это передо мной делал. Хватит придумывать отмазки своему поведению, будто тебе на самом деле плевать на нас. — Мне не плевать. — Тогда ты бы никогда нам так не нагрубил. Мама плакала из-за твоей выходки. Совсем охренел уже? — Джуди, не говори так, — хотела остановить дочь Френки. — Нет, мам. Он иного не заслужил, — ответила Джуди и встала на пол, медленно идя к Нику. — Припёрся сюда и сразу начал грубить, будто ничерта не случилось. Будто он остался в том же ноябре, когда поливал меня и папу матом, а на меня вообще психанул. Ты зачем вообще припёрся, раз ничего не изменилось? — Потому что я быстро превратился в эгоистичную тварь, которую волнует только личный комфорт. И смена обстановки обеспечит мне более лучший комфорт. — Может, нам тогда вообще съехать, а квартиру тебе оставить? — Зачем? Живите спокойно. Просто моя комната станет красной зоной. Не надо ко мне лезть. — Как не надо? Вот так? — спросила Джуди и шагнула к Нику, от чего забеспокоился даже Иван Львович, поскольку он понимал, что Ник сейчас может вспылить, и в ситуацию в итоге вмешаются военные, которые продолжают молчать и не звонить ему на телефон или на телефон Ника, который ещё находился в его кармане штанов. — Иван Львович, уберите её. — А что? Такой крутой и опасный, что не можешь сам уйти и при этом боишься какой-то крольчихи? — Ты хуже. Ты дура, которая упёрлась и не уйдёшь, пока своего не добьёшься. Знаешь, куда меня это привело? — Мне всё равно, кто ты. Я хочу своего брата увидеть, а не эгоистичного урода. — Тогда даже не сочувствую. Твой браток сдох давно, а тебе пора принять реальность. — Сказал тот, кто до сих пор строит вокруг себя стены, чтобы не быть рядом со своими родными, которым ты дорог даже всего, что случилось. — Тогда вы все точно психи, раз… — Хватит! Хватит. Ты достал уже. Хватит отмазываться. — А… Предлагаю разойтись и немного успокоиться, — решил вмешаться Иван Львович, пока ситуация не вышла из-под контроля. — Нет, уйдите. Этот придурок ещё не понял, какой он придурок. — Джуди, хватит, — спустя столько времени молчания высказался Джон. — Нет, пап. А ты не думай, что тебе так всё сойдёт, потому что ты в таком своём положении, понял? — Будто ты вообще способна хотя бы приблизительно понять, в каком я положении. Мне в любой момент могут начать дробить мозг, а сам я являюсь грёбанным космическим куском дерьма, который прекрасно помнит, как я тебя чуть не убил в наше первую встречу. — Ты уже говорил это. Что-нибудь другое придумай в качестве оправдания, раз у тебя в башке компьютер. — Да. И сейчас этот комп говорит мне, что ты получишь ещё больше херни из моей пасти, если не угомонишься. — А ты чё? Так и продолжишь нам грубить, будто мы какая-то шпана за решёткой, а ты какой-то злой полицейский? Тебя разве так воспитывали? — Меня воспитали строгие военные и промывка мозгов от него, — ответил Ник, указав пальцем на психолога. — И от них было больше толку в этом году, чем от моего воспитания. — А что тогда ты делал зимой? А? Или опять скажешь, что у тебя помутнение мозгов? А? — грозно спрашивала Джуди, однако Ник не стал дальше развивать эту тему и просто разговаривать, поэтому он несколько секунд смотрел на сестру, понимая, что она так и останется упрямой. — На сегодня мне разговоров достаточно. Всем пока. В смертельной зоне меня не трогать, — спокойно ответил Ник и ушёл к себе, стуча по полу, а Френки снова начала плакать, поскольку она снова пережила такую жуткую ситуацию, где ей каждую секунду было больно за сына, который превратился в жуткую личность, которая будто сама делает всё, чтобы её боялись. — Настоятельно рекомендую не контактировать с ним в ближайшее время. — Сколько? Месяц? Или пять лет? Когда у него мозги встанут на место? — Я не знаю. Всё зависит от него. В принципе сейчас вообще всё от него зависит. — Тогда кем он здесь себя возомнил? Что все ему должны? — Возможно. В какой-то степени все ему как раз и должны. Ведь именно он свалился в тот комплекс, а потом вы и военные взяли его. — Он говорил это не раз. — Да… Пошёл он. — Согласен. Поэтому рекомендую пока что с ним в контакт не вступать. Пусть привыкнет. В данном случае время действительно что-то покажет. Со времен он может понять, что сделал, и потом уже честно извинится. — А если ничего он не поймёт? Так и будет урода из себя строить? — Вряд-ли. Он просто станет спокойнее и вежливее. Агрессия снизится, его состояние стабилизируется. Здесь нужно лишь ждать и наблюдать. — Стойте… Всё, хватит. Не надо… Пожалуйста… — жалобно сказала Френки, пытаясь держать себя в руках. — Простите. Сейчас вам всем надо успокоиться и немного привыкнуть друг к другу. А вам, Джуди, сейчас нужно ждать. Терпение. Терпение, и он изменится в лучшую сторону. Могу дать гарантии. — Да… Не надо. И что нам делать? Обходить его дверь за полметра? — Как хотите. Просто его пока не беспокоить. Я сейчас к нему зайду и тоже попрошу вас не трогать. Сейчас… Скажем так, должен идти естественный процесс всего. Он сам должен понимать, что он сделал сегодня, чего хочет, что не хочет и всё остальное. Он сам должен пройти через это, как он это сделал в комплексе. С моей помощью, но он многое понял. И сейчас он сам должен всё уже окончательно решить. Ваш дом, так сказать, просто стал новой обстановкой для его размышлений. Здесь у него больше свобод и больше возможностей о чём-то подумал. Раньше он сидел в изоляторе и коридорах и по сути стагнировал, а здесь он будет идти дальше. — Ага. Резко эволюционирует и нам завтрак приготовит с самыми добрыми пожеланиями. — Возможно. Ну, если такое будет, то будет скорее вот что. Он завтрак приготовит и всех разбудит, но не будет показываться. Вот… В перспективе именно такое. Нужно ждать от него таких подобных шагов. Выйдет и посмотрит на вас за завтраком. За кем-то из-за угла будет наблюдать, будет медленно сам идти на контакт. Поскольку я уверен, что он ещё к вам привязан, то так и будет. Медленные и мелкие шаги навстречу к вам, чтобы хотя бы снова ощущать частью вашей семьи. Нужно время. Пока что нужно его не беспокоить. Но… Если всё-таки решите с ним поговорить, то будьте осторожны. Физически он вам ничего не сделает, но вот устно послать может, как вы заметили. И вы, Джуди, всё-таки тоже должны понимать. Нику действительно плохо от всей этой ситуации. Он помнит все убийства, которые совершил он и тот монстр. Он помнит всё. Ему ломали мозг при подключении к генератору, поэтому вы действительно не понимаете, как ему сейчас плохо. Сейчас у него работает защитный механизм. Вся эта грубость, шутки иногда и всё остальное. Его что-то похожее на некое высокомерие. Это защитный механизм от всего, что с ним произошло. Поэтому постарайтесь его понять. — Ладно. И что нам делать? Жить также, как раньше? Будто его здесь до сих пор нет? — Нет. Помните, что он здесь, но не контактируйте с ним часто. Сейчас нужно терпение. Я понимаю, что это больно и плохо, но иначе никак. Сейчас Ник сложный, и к нему нужен долгий и правильный подход. Поэтому… Нужно время, — ответил Иван Львович, а никто так и не издал ни единого звука, кроме Джуди, которая раздражённо села на стул, стала думать, что ей делать, и продолжила злиться на всю эту ситуацию, а Френки от боли и печали снова обняла мужа, пытаясь не заплакать. Джон же просто обнимал жену и ужасался всему этому кошмару, который не прекращается больше года, а такая встреча с Ником заставила его задуматься, закончится ли этот кошмар хоть когда-нибудь, из-за чего он терял надежду и всё ещё боялся за себя, поскольку Ник всё ещё его пугал. — Блин. А сейчас нам что делать? Обед готовить? — Да. Можете, если хотите. — Так… Тут… Фиг теперь захочешь есть. Идиот. — Ладно. Вы… Подумайте пока, а я зайду к нему и потом уеду. Мне ещё надо всё оформить, доложить обо всём. — Может, задержитесь всё-таки? Вдруг он ещё что-нибудь выкинет? — Позвоните мне. Телефон мой есть у вас есть. А… Я схожу, — ответил Иван Львович и ушёл к Нику, а Джуди несколько минут посидела и так и не поняла, как лично ей поступать и что делать, после чего она отвлеклась от Ника и своей злости и посмотрела на безутешную маму, которую в объятиях гладил по голове отец, поэтому она решила сейчас побыть поближе с мамой, а не тратить время и нервы на упрямого брата, села возле мамы и взяла её за руку. — Мам, не волнуйся. Мы… Разберёмся с этим… Идиотом. — Нет… Не говори так, пожалуйста. Он… Просто запутался, — ответила Френки, поскольку она до сих пор отказывалась верить в то, что сегодня Ник так с ними разговаривал просто из-за своей враждебной позиции к родным, а мысли о том, что он просто запутался и ещё не разобрался в себе, всё-таки немного её утешали. — Т… Мам, ты чего? Он же тебе в лицо грубил, как урод. — Да. Мне было неприятно, но… Иван Львович сказал, что это лишь сейчас. Потом он изменится. — Д… Блин. Ладно. Но я его эти выходки терпеть не буду. — Нет, подожди. Вдруг… Ты случайно сделаешь хуже? — Я хуже сделаю? Ты серьёзно? — Ну, Джуди. Не… Не торопись. Послушай Ивана Львовича. — Я подумаю. А он всё равно пошёл нафиг, — высказалась крольчиха, встала и ушла к себе в комнату, а Джон и Френки так и продолжили сидеть вместе на кухне и думать, как им быть. А в это же время Иван Львович стучал по двери и звал Ника, чтобы пойти, и через несколько секунд он зашёл в комнату и увидел, как Ник закрыл дверь и сел на пол, пристально смотря на психолога. — Ну? Чё думаем? О чём помышляем? Почему все молчат? Где военные? Почему они до сих пор молчат? Никто мне в голову не звонит, никто в ухе по рации не говорит. Чё происходит? — поинтересовался Ник, не понимая, почему никто ничего не говорит ему по рации через гарнитуру в ухе и одежде. — Всё по плану. Я попросил их не вмешиваться в нашу сегодняшнюю встречу, но если тебя это беспокоит, то маршал и все те солдаты всё ещё находятся в коридоре. — Ч… Чего? Серьёзно? Эти дятлы так и втупляют в стены уже… 37 минут? Серьёзно? — Да. Тебя терпели месяцами. Полчасика или часик никому ничего не сделают. — А меня это уже напрягает. Вся эта непредсказуемость. — Непредсказуемость? У них? — Конечно. Ладно я. Меня можно просчитать. А эти чего? Почему маршал это всё терпит? У него других дел нет? Он собой решил порисковать? Ему так важно моё нытьё? — У него приказ и моя просьба. Для него важно это, а терпеть тебя он научился. Поэтому успокойся. Ты же мне веришь? Вот и поверь, что сейчас всё идёт по моему плану. — А вся эта ссора с ними? Тоже в план входила? — Вообще нет, но я такое подозревал. Я знал, что так будет, но не сразу же при первой встрече. Я… Не думал, что ты вот так вот сразу же грубо поведёшь себя. Особенно в отношении мамы. — То есть вы это не предвидили? — Нет. Я предвидел всё. Вот вообще всё, что между вами здесь случилось, но я рассчитывал, что это всё произойдёт уже без меня. Когда-нибудь позже, когда у кого-то из вас что-то накипит, и кто-то не выдержит и выскажется. Я не рассчитывал, что это случится прямо сейчас же. А ещё я недооценил твою маму. Я их всех не раз предупреждал про физический контакт с тобой. Но она… Удивила меня. Это было неожиданно. — Ага. Так неожиданно, что вы аж остолбенели, раз не стали вмешиваться. — Мне… Стало любопытно. Но согласен. Сглупил. Надеюсь, что потом такое повторится уже по вашему обоюдному согласию. — Не повторится. — А если? Вот мама тебя подкараулила и обняла со спины. Что ты будешь делать? Группу захвата вызывать? — А что? Группа есть? Где? — А рядом где-то. Мне не сказали, где именно. Так что ты будешь делать? Просить эвакуацию? — Не знаю. Что-нибудь придумаю. — Ага. Давай. А я на это потом посмотрю, — ответил Иван Львович и увидел, как Ник просто и молча на него смотрит. — Что? — Щас, — ответил Ник, и тут же телефон психолога зазвонил, а при проверке он узнал номер Ника. — Зачем звонишь мне? — Проверяю. На всякий. Неважно. Забили. Так что там у вас дальше в планах? Смотреть, чем я тут занимаюсь? — Конечно. Мне всё подключили. На телефоне легко всё узнаю. Ты только камеры не трогай. — Ясно. А им вы что сказали? — спросил Ник, указав на дверь. — Тоже самое. Ждать, когда ты сам проявишь инициативу. А ты её проявишь. — Да щас. Долго ждать будут. — Долго? То есть ты согласен, что на встречу ты пойдёшь? — Ч… Нет. Да… Идите нахрен. Хватит цепляться к словам. Надоели. — А я продолжу. Мы все продолжим, потому что надо. Поэтому ты так и продолжишь здесь сидеть, но со временем будешь выходить. За кем-нибудь подглядеть, увидеть, как все завтракают, собираются на работу, смотрят телевизор и читают. — Ага. Я извращенец, но не до такой же степени. Поэтому нет. — Ладно. Продолжай отрицать. От неизбежного ты никогда не денешься. — Решили пророка включить? — Я его и не выключал. Поэтому просто поверь мне и прими неизбежное. Смирись. Сперва смирись с моим прогнозом, а потом смирись с реальностью, которую я спрогнозировал. А сейчас я пойду. Мне уже пора. Если что, то звони. — Уже уходите? — Да. Дела и всё прочее. — А как же я? А шахматы? Мы сегодня не играли. Я ни с кем сегодня не играл. У меня шахматная недостаточность в голове. — Вот возьми себя в руки, наберись смелости и поиграй с кем-нибудь здесь. Можешь с отцом. Как раз, возможно, поговорите о друг друге. Ему это надо знать. Разберёшься. Давай. Я пойду, — ответил психолог, решил снова подловить Ника и протянул ему руку, а тот по привычке её пожал. — Видишь. Не сложно. Ко мне привык. И к семье привыкнешь, — с улыбкой сказал Иван Львович, а Ник уже стал раздражаться этой мелочностью. — Вы… Достали. Всё, валите отсюда. — Ты тоже мой хороший знакомый. До встречи, — радостно ответил Иван Львович и ушёл на кухню, где увидели лишь родителей. — Так… Я пойду. Ещё что-нибудь нужно? — А… Мы и сами не знаем, — решил ответить Джон. — А где Джуди? — Она у себя. — Ладно. Тогда до свидания. — До свидания, — ответил кролик, после чего барсук попрощался с Джуди и вышел в коридор, где по-прежнему стояло несколько зверей, но так, чтобы не привлекать особого внимания, после чего они отправились вниз и уже в машине он посмотрел на сидящего рядом маршала. — Ну? Даже после такого вы уверены, что он будет адекватно себя вести? — Конечно. Он ещё не потерян. А вот в комплексе был бы потерян. — Ещё неизвестно. Поехали, — сказал маршал, и водитель вместе с остальными машинами поехал в комплекс, кроме одной грузовой машины с бойцами, которые остались для дальнейшего контроля Ника и для решения возможных проблем и различных ситуаций. В квартире же продолжала царить тишина, где все думали, что делать и дальше и когда закончится этот кошмар, который теперь будто бы продолжился в этот день, который должен был принести хотя бы немного радости из-за возвращения Ника, но принёс лишь боль и боязнь будущего, которое сейчас кажется крайне пугающим и непредсказуемым из-за того, что никто не знал, как именно дальше жить с таким Ником, которого они теперь абсолютно не знают.