──────── ⋉◈⋊ ────────
Хмурый октябрь взял бразды правления на себя. Дождливым утром субботы Константин-старший не был настроен принимать гостей. Однако внезапный и настойчивый лязг о калитку в заборе вынудил его вздрогнуть. Он отвлёкся от приготовления кофе, посмотрел в распахнутое окно. — Дядя Алекс, видно же, что вы дома! — вновь зазвучал низкий голос Сергея. Гостя и незваного, и весьма неожиданного. Калитка была решетчатая, так что ему прекрасно виделось, как брюнет помахал рукой, держа в руках полный пакет. Парень, поняв, что его заметили, уже потише добавил: — Впустите на ненадолго, пожалуйста. Александру, сняв с воротника очки, вымученно вздохнул, надел обувь, и, накинув поверх домашней одежды — клетчатой рубашки и брюк — плащ, вышел встречать не только Сергея. Как оказалось, и Евгения с Василисой. Серг через порог протянул мужчине пакет, обмолвился о коллективном сочувствии, и прыгнул в машину — добытую старенькую зелёную «Волгу». Как бы он не хотел остаться и поговорить, за опоздание на работе по голове не погладили бы. Василиса поступила аналогично молодому человеку. — Держись, горе-любовник, — рыжая похлопала увядшего Крамаренко, оставшегося стоять истуканом, по плечу. Он всё же понимал, что девушка сделала это любя, в своей манере, и лишь безразлично фыркнул ей вслед. — Ох вряд ли ты зашёл на две минуты, как эти двое. Пошли, нечего тут мёрзнуть. Будешь чай? — предложил тому Константин-старший, на ходу просматривая содержимое пакета. Помимо бутылки дорогого виски и записки к ней, оставленной явно не самим Сергеем, а его отцом, в пакете лежала пачка снотворного, пакет фруктов и мелких гостинцев вроде горького шоколада. Видно, девушка позаботилась. Пройдя в дом, Евгений первым делом оставил куртку в прихожей и прошёл в ванную, чтобы помыть руки. Александру закрыл окно — ему-то плевать на прохладу и сквозняк, но надо помнить, что сейчас он в доме не один. Какое-то время оба сидели на кухне молча, пока тишину не прервал свист закипевшего чайника. Константин-старший больше предпочитал пользоваться обычным, чем электрическим. — Жень, признайся честно. Ты всё ещё любишь её? — Константин-старший сделал глоток своего остывшего, холодного кофе — видно, в кого пошла дочь — и посмотрел на парня. Мужчина выглядел измотанным, уставшим, чем-то похожим на больного: под глазами залегли тёмные круги, щёки впали и, судя по щетине, мужчина забывал бриться. В течение месяца, длившегося словно вечность, он не отлипал от мобильного телефона, ожидая всё новых и новых звонков, новостей о розыске дочери. Даже на рабочем месте. Чтобы окончательно не сойти с ума, он должен был отвлекаться хоть на что-то, но у него не получалось. Нет, как-то получалось. Но из рук вон плохо. Синоптики из утренних новостей не обманули, — дождь за окном усиливался, пока не перешёл в ливень. Евгений, не найдя вменяемого ответа на заданный ему вопрос, хотел было стыдливо приопустить голову, отвернуться, но вместо этого потупил взгляд в стол и вслушался в стук капель, неистово бьющих по черепичной крыше и подоконнику. — Я не знаю, дядя Алекс, — минуя короткую паузу, ответил Евгений. Неуверенно. Он уже выпил свой чай и от незнания, куда себя деть, чем себя занять, рассматривал принт на кружке — эмблему «SHIELD». Точно такую же Женя подарила ему на Новый Год, а по прошествии некоторого времени заказала и себе. Воспоминание обернулось очередным уколом в сердце. Эмпатичный и в своей мере закрытый Александру смог разглядеть в тёмно-серых, как грозовая туча, глазах Крамаренко угасающую искру. — Не знаю, правда. И, в любом случае, мы двое — безнадёжны. Я идиот. Я это завернул. Я её тогда поцеловал! Я и должен порвать с этим… — Почему ты так сильно настаиваешь на этом? У медали всегда выгравирована вторая сторона. Тебе может стать только больнее. Я в любовных делах не мастер, сам получил достаточно шишек не от лёгкой жизни. Но прекрасно видел, что происходило с между вами, — Александру сложил руки на столе и задумчиво проследил за каплями по ту сторону стекла — две слились в одну. На него нахлынули воспоминания. После развода, Константин продолжал воспитывать дочь вместе с дедом Грегори, приходящимся Жене дедом, и не рисковал вступать в новые отношения, боясь разрушить хрупкий, нестабильный мир недоверчивого подростка. Константин-старший старался понять её, как и она, избежавшая тяжёлый этап бунтарства, как могла, его. И Александру, как любому любящему отцу, было больно осознавать, что дочь совсем скоро вырастет и вылетит из гнезда. Но уж точно не так… При этой мысли он тяжело сглотнул, что не скрылось от Евгения. — Я уверен, что она любила тебя. Каждый человек проявляет чувства по-разному, нет никакого правильного шаблона. Просто вы… — И что же мы сделали не так? Испугались, сами не зная чего? Испугались ответственности перед друг другом? Испугались быть белыми воронами? — подумав, попробовал привести варианты Евгений и, стыдливо скривившись, провёл рукой по лицу. Последнее было, скорее, своеобразной тавтологией давно сказанных слов: оба признавались, что чувствуют себя среди остальных не иначе, чем белыми воронами, на фоне тех же Сергея и Владиславы, хотя на деле они ещё те «Инь» и «Янь». — Мне всегда казалось, что я бракованный. И я не вижу отношения в том свете, в котором показывают их фильмы и книги, дублирующие друг друга, с клише на клише. — Многие вообще не видят смысл связывать свою жизнь с другим человеком, так чем же был бы хуже ты? Со своими мелкими правками? — Я не хочу рушить нашу дружбу и, бьюсь об заклад, она тоже этого не хочет. Не хотела бы. В первый раз пронесло, — Евгений резко выдохнул, и, вновь вдохнув, набрал в грудь побольше воздуха, — второй раз может не пройти. Все мысли и чувства, которые я испытываю на себе, смешанные… Чёрт, это степенно превращается в… ходьбу по хлипкому канату! — Парень, ты не знаешь, что такое ходьба по хлипкому канату. Во время моей молодости мне тоже пришлось очень несладко. Только вот я каким-то макаром втрескался в парня, — слишком спокойно выдал Александру. Крамаренко порядком удивился внезапному откровению мужчины. В его распахнутых глазах мелькнул вопрос. Он не спорил, что их семьи неплохо дружили около четырёх лет, и собирались дружить дальше, но чтобы дойти до такого уровня доверия нужно было хорошо постараться. Если бы старший Константин не знал, что Евгений не гомофоб, а тот как-то заикался об этом при нём, он бы не стал раскрывать такие подробности своей биографии. — Да, друг мой, ты не ослышался. Не отрицаю, я тогда… Ошибся. Или мог ошибиться. В зрелом возрасте об этом мне ещё долго напоминала моя жена. Уже бывшая. Правда я так и не понял, как она узнала об этом. — А вы с ним?.. — отвиснув, Евгений отцепился, наконец, от кружки, куда только что подлил свежего чая, и покрутил пальцем в воздухе, очерчивая непонятную фигуру, но и этого было достаточно, чтобы Александру расшифровал посыл. — Мимолётное видение, — отмахнулся Александру. — Я рисковал получить и не решился прямо ему признаться. И не зря. Не знаю. — А Женя?.. — Я ничего не скрывал от своей дочери. Никогда. — Не пойму, что и говорить… Только не волнуйтесь, я никому не расскажу о вас! — потихоньку переваривая новую информацию, Евгений отклонился на спинку стула и уставился на часы. Допил свой чай. Александру слабо, но-таки улыбнулся и потёр щеку. Было слышно, как ладонь трётся о щетину. — Разрешите немного посидеть в… её комнате? Потом я поеду домой, мама, наверное, заждалась меня. — Конечно, иди. Благодарно кивнув в ответ, Евгений помыл за собой кружку и побрёл в комнату девушки. Когда подворачивался случай, когда дома не было её матери, он гостил у семьи Константин и нередко за тем, чтобы просто вместе позаниматься какой-нибудь чепухой. От просмотра фильмов до взаимопомощи с домашними заданиями. — Она булка с корицей, когда не слишком дед, — тихо пробормотал под нос Евгений, подойдя к книжному шкафу. Взгляд побегал по книжным полкам и остановился на полупустой, с разным, но необходимым и так греющим душу хламом. Осторожно взяв фотографию в деревянной рамке, Крамаренко присел в ближнее кресло и, сам того не замечая, тепло улыбнулся. Константин-младшая очень не любила фотографироваться, хотя сама неплохо обращалась с фотоаппаратом, и чуть что — была главным фотографом-любителем. Евгений молчал про то, что её невозможно было уговорить, наконец, пойти на фотосессию для выпускного альбома, на сам выпускной, да куда угодно, где должны были присутствовать остальные одноклассники. Жене это не было интересно, она не любила людные тусовки, а Евгений ходил только потому, что деньги за всё были отданы без его ведома. Но она, скрипя зубами, так как без этого при втягивании в любую авантюру с ней просто никуда, всё же согласилась на одну памятную фотографию. — И где же ты сейчас, наш Джон Константин… — покачав головой, Крамаренко закрыл глаза. Крепче сжал пальцами рамку. Он не видел, как из светлого коридора за ним наблюдал Константин-старший. — De asemenea, vreau ca ea să fie găsită cât mai curând posibil… — еле слышно прошептал мужчина, уходя в зал.⋉◈⋊
Ранее обещаю себе обязательно додумать, как докатилась до жизни такой и как ещё умудрилась не сорваться в пропасть. Надеюсь, что додумаю, но позже. Спокойный — к счастью, не медовый — месяц отдаёт концы первым звоночком о том, что дикая охота за перстнем продолжается. Не остаётся ничего, кроме как отбиваться от разъярённой гончей. Не дать ей перекусить сонную артерию. Поваленной на землю, мне еле хватает сил удерживать окровавленную, несущую смрадом гнили, не чищенную годами пасть в нескольких сантиметрах от лица, плевав на ноющее острой болью подранное плечо. Везёт — истинно чертовски везёт — псина, пусть априори очень сильная, размером не превосходит мелкого пони — молодняк в чистом виде. Со временем зарублю себе на носу, что программа защиты свидетелей, под которую заботливо подвёл меня Локи, никак не избавляет от черноглазых приспешников Асмодея и ищеек, пущенных по моему следу. Не стоило соваться в, казалось бы, обычную кофейню, но я — человек и не могу видеть будущее. Кто помимо меня мог узнать, или без каких-либо сомнений предполагать, что, невинный на вид, белокурый бариста на самом деле окажется демоном, так ещё сымеет совесть — у большинства демонов её и нет — подкинуть грёбаную колдовскую монету прямо в кружку с напитком? Какая же степень идиотизма должна быть, чтобы вдруг решить, что потенциальная жертва, не проверит, не подсыпали ли какой дряни? Острые клыки клацают в паре сантиметров от носа, так и не успевая задеть — гончая отлетает в сторону, ударяется боком о фонарный столб и, благо, не гнёт его. Свирепый лай и рычание быстро говорят, что она, непростая псина, очухивается. Кажется, она даже не совсем поняла, что произошло, как именно её огрело, либо ей попросту всё равно, потому что её главная цель до сих пор жива. Не упуская этого из внимания, я с трудом поднимаюсь с холодного тротуара и тут же хватаюсь рукой за плечо — три достаточно глубокие кровавые борозды на правом плече дают о себе знать. Не знаю, насколько скоро доберусь до мотеля, но зато понимаю другое — мне безоговорочно понадобится помощь Локи. — Знаешь, мне тоже надоело играться, дружок, — низко хриплю я, судорожно выдыхая сквозь зубы, и с вызовом прямо в ярко-красные светящиеся глаза. Всё-таки одной адской гончей, загнавшей меня в подворотню, утерянный артефакт не взять. Пока что одной. Крепко сжав руку с перстнем в кулак, резко выбрасываю её вперёд как раз вовремя — успевшая прыгнуть гончая разлетается на части, окропляя кровью и мелкими кусочками плоти всё вокруг, в том числе и меня. Ободок кольца обжигает палец. Оттягивая край рубашки, разглядываю пятна. — Ei bine, și pentru a spăla cârpe. Sugestia de a cumpăra câteva haine noi este înțeleasă… Мне удаётся добраться до мотеля минут через пятнадцать, только вот идти через главный вход я даже не думаю — жалко девушку на ресепшене. Боюсь представить, что она подумает, увидев раненого, а проверять упадёт ли в обморок не желаю. На дрожащих ногах, превозмогая уже невыносимо свербящую боль в плече, я обхожу здание до стороны заднего двора, встаю на мусорный контейнер, пробираюсь по пожарной лестнице мотеля на третий этаж и, с трудом открыв окно, тяжёлым мешком с металлоломом заваливаюсь в свой номер — с самого начала пометила для себя это окно. Предусмотрительно закрываю дверь своего номера на ключ и немного пройдя по коридору, стучусь в номер Локи. Дверь оказывается открыта и я в который раз убеждаюсь, что Лаувейсон за свою продолжительную жизнь привык создавать из дешёвых номеров настоящие произведения искусства, которым я перестаю удивляться, если вообще начинала. — Вряд ли ты будешь читать нотации, но допустим. Я придерживаюсь здоровой рукой за дверной косяк и толикой магии привожу себя в относительный порядок. И гляжу на слегка ошарашенного и обеспокоенного полубога. До этого дня я и не догадывалась, что за столь короткий срок стану ему так же дорога, как и сыновья — Фенрир, Нарви и Слейпнир. Где Хель и Йормунганд — кто их знает, я не отваживаюсь спрашивать. Вдруг нажму на болевую точку. Кабы волнение полубога не было наигранным — это да, но кой смысл ему всерьёз волноваться за человека вроде меня? — Ненавижу адских псин больше заброшенных церквей, — цежу я сквозь зубы, медленно проползая в комнату, и заваливаюсь в чёрное кожаное кресло, невольно отнимая руку от плеча. Локи без лишних церемоний включает лампу на длинной ножке, свет которой норовит ослепить без того подслеповатую меня, и я вижу его отражение в поверхности кофейного столика. Постаравшись вытереть окровавленную ладонь об свою чёрную штанину, не могу не признаться себе, что перед глазами не просто человек, которым он покажется серому обывателю, а вполне симпатичный, интеллигентный и даже по-своему обаятельный полубог. — Демон подложил мне колдовскую монету. В кофе. Надеясь, что я её не обнаружу. — Ты же их прикончила? — будничным тоном спрашивает Локи, вскинув брови и бесцеремонно касаясь раны. Последнее вынуждает утробно рыкнуть. С исцелением плечо отзывается безжалостной резью, но вскоре проходит, и я снова могу чувствовать себя здоровым человеком. Локи на самом деле не так плох, как его пытаются показать асы — победители, которые и писали всю историю. — Не успела быстро среагировать, но всё же прижала обоих. И, кажется, это забрало много физических сил, из-за чего теперь качаюсь, как, смеюсь, пришибленная кирпичом лягушка, — коротко отвечаю я, стараясь не морщиться, и Локи в ответ только кивает, чего вполне достаточно. — Демон и гончая отправились в небытие. От монеты я избавилась. Clasic. Не кажется, что мне слишком опасно находиться где-то, куда могут добраться демоны? — Скрыто изъявляешь желание убраться подальше ради нашей безопасности? Благородно, но взвесь риск, — полубог присаживается в соседнее кресло. В его руках появляется кружка для ирландского кофе — с толстыми стенками — и, возможно, с чаем. Я поднимаю на него глаза и он ловит мой взгляд. Побитый, вероятно. Локи перестаёт хмуриться, но выглядит от этого не лучше — усталым и грустным, словно от неурядиц вроде меня, что донимают его вечность. И он определённо не в том настроении, чтобы шутить. — На твоём месте я бы подумал снять небольшую студию. — Хоть самую дешёвую. Как достаточно окрепну и устроюсь на работу. Пока я не чувствую, что готова сматываться от вас, вопреки совестливости… — Не беспокойся, времени у нас навалом, да и всё всегда можно устроить, — Лаувейсон протягивает мне чашку. Она и правда не совсем с чаем — с грогом на основе рома. Я напрашиваюсь вякнуть, что не пью, но грог в первую очередь готовят для того, чтобы согреться и расслабить нервы, а не опьянеть. С некоторой опаской принимаю бокал и отпиваю самую малость. Судя по вкусу, алкоголя добавлено совсем немного. — Кстати, ты так и не рассказала, как попалась. Тем не менее, я не удивлён, что ближайшие демоны припустились за тобой ради ублажения своего нового папочки с большой буквы. Тонкий намёк ставит меня в некоторое подобие тупика, но, если посмотреть с другой стороны, Локи должен узнать того, с кем имеет дело получше. Возможно, у меня получится опустить тот факт, что я — безбилетница из другого мира. А может и нет. Это как решать, отрезать ли пальцы, чтобы облегчить боль. Иногда я отлично просчитываю вероятность, однако в таких случаях чаще всего она возникает не спонтанно. Да и бывает довольно сложно предвидеть совершенно всё последствия. — Ну-у, — я ставлю кружку на кофейный столик, — пожалуй, это трагикомедия в нескольких актах. Пересказ подлинной истории удаётся перекрутить так, как следует, но без исключения всех контрольных точек. Никаких подозрений во лжи может и не быть, как бы наивно это не звучало. Под конец Локи советует идти спать и забирает у меня пустую кружку. Мы расходимся. Грог прошибает, но не сильно. Так, что мозг остаётся под контролем, когда тело потихоньку уходит в отрыв, накатываемый лёгким головокруженим. Я прощаюсь с Лодуром, с осторожностью добираюсь до своего номера и грузно падаю на диван. Зря уповаю на прекращение кошмарных снов. По жилам струится хлад и с каждой секундой становится всё более ощутимым. Я понимаю, что нахожусь во сне не могу очнуться. Отдалённо и слабо различаю, как под ложечкой рождается сосущая пустота, которая по мере того, как тонкой паутиной окутывает отчаяние, становится всё агрессивнее. Где-то рядом раздаётся металлический лязг, вынуждая испуганно вздрогнуть всем телом. Изодранная кисть руки не даёт покоя, пускает кровь капать на каменную плитку — уж ясно в подтверждение сна, в реальности я потеряла всего лишь два пальца. Надвигающиеся гончие заставляют протрезветь в мгновение ока — даю рывка изо всех сил и мчу по полутёмному тюремному коридору. Собачий визг и рычание за спиной кажутся нелепой пародией на восторженный вой в честь полной победы над бедолагой, не способным ни изменить мир, ни даже выбраться из выстроенной ловушки, и которому легко перегрызть глотку. Просыпаясь под семь часов утра, глотаю ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег, и широко распахиваю глаза. От больного сердца мигом отлегает — вижу родимый серый потолок. Испуганно подвожу дрожащую левую руку к глазам и порывисто выдыхаю. Прекрасно, все остальные пальцы на месте. В чём-то упрекаю саму себя, о чём забываю в ту же секунду. И пытаюсь, наконец, отдышаться. Стараюсь остановить тремор в руках. Когда я окончательно прогоняю чёрно-белое наваждение, на секунду забывшись, распускаю хвост и нервно запускаю пальцы в тёмные волосы, прикрывающие виски — всё же сбрить их было лучшим решением в моей жизни. Приведя себя в сравнительно божеский вид, стаскиваю очки с прикроватной тумбочки. Когда-нибудь я научусь хранить очки и платок футляре, сейчас же остаётся только лениво шариться по комнате. Голова ходит ходуном, несмотря на то, что я не алкоголик. К счастью, успеваю опереться на тумбочку обеими руками прежде, чем глаза полонит цветной фейерверк — резкие подъёмы мне категорически противопоказаны. На тумбочке лежит записка, в которой Слейпнир говорит, что ему и Локи нужно было отлучиться по делам. Каким — честно, мне всё равно, я не лезу в чужие дела. Без надобности в первую очередь. Внезапно раздаётся громкий троекратный стук в дверь. Откладываю очки, достаю из внутреннего кармана жилета серебряную флягу со святой водой — для незваного гостя средь бела утра не жалко, у меня стоит несколько пятилитровых бутылок в углу прихожей, — и быстро отвинчиваю пробку. Чувствовать потусторонний мир, подозревать каждого одна из норм и правил выживания. Почему-то жалею, что у меня не будет фамильяра или обычного чёрного кота, поскольку хозяин с ежедневным риском для жизни — очень хреновый хозяин. Повторяя про себя горе выученый латинский экзорцизм не хуже вызубренного при царе Горохе «Пророка», осторожничаю, снимаю цепь с замка и решаюсь открыть дверь. — Корнел Константин? — учтиво-вежливо спрашивает незнакомец, снимая с головы шляпу в знак приветствия. Мужчина высок, щетинист, на голове лёгкая залысина. Особенно страшно в нём выражение прозрачного взгляда — словно сквозь тебя разглядывает нечто такое, что способно тебя раздавить, даже не заметив. В странной фигуре есть и что-то интересное, и если бы не настороженность, сквозящая в каждом его движении. Мужчина, ни капельки не стараясь, натыкается на барьер из солевой дорожки. В глазах напротив мелькает осознание неудачи, заставшей врасплох. Лично мне она ни на грамм не мешает, а вот гостю — да, оттого и выливаю на него едва не всю флягу святой воды, с усилиями затаскивая его в номер и привинчивая к полу — под в миг снятым пыльным ковром белой краской вычерчена идеальная пентаграмма. Вряд ли он благодарит меня за такую услугу, но, тем не менее, я без боя не сдамся. Обличившийся демон оказывается больно молчалив, разве что кряхтит от боли, отвлёкшись на проеденный поверхностный слой кожи — святая вода мало того, что шипит, так ещё и действует, как соляная кислота, когда разъедает железо. — Твою же мать… — Посоветовала бы не трогать мою мать, но она без того грешна, — развожу руками я и опираюсь бедром на тумбочку. — Прошу прощения за дискомфорт. Не знаю и знать не желаю, зачем ты, недруг мой, пришёл ко мне, но если ты от Асмодея — он не получит перстень, покуда я и старая легенда, приносящая ему только стыд и срам, живы. По очередному варианту легенды, во сне Бог даровал Соломону не только мудрость, но и власть над потусторонними существами и животными. Очнувшись от сна, царь увидел на своей руке кольцо с печатью, на которой было выбито сокровенное имя Бога, состоящее из семидесяти двух букв. Фольклор щедро дополнил фантазиями рассказ о дарах Всевышнего. Где правда, а где вымысел — определить очень сложно, но, похоже, одно из них всё же истинно и встречается частенько — Асмодей и правда в какой-то момент завладел перстнем не без помощи обмана, правда ненадолго. — О, я не от Асмодея, — отметает демон приведённый аргумент, отнимая руку от лица и поднимая с пола выроненную шляпу. Кожа правой щеки, скулы, открытой шеи и правда растворилась, как в железо кислоте, но, с какой стороны посмотреть, не критично — вид напоминает большую кровавую мозоль, с которой содрали слезший слой. Смотрится жутковато. То, что демон пришёл поговорить по своей воле, — бред чистейшей воды. Остаётся только мечтать о том, чтобы демоны просто захаживали в гости. Я в целом сомневаюсь, что демонам вообще известно словосочетание «прийти в гости» в человеколюбском контексте. — И хотел бы просить… о партнёрстве. — Партнёрстве? — нехорошо щерюсь, отлипая от тумбочки, и разминаю кисти рук. Демон нервно следит за мной и зря — я всего лишь хочу дойти до книжного шкафа. — Ещё предложи отплатить услугой за услугу. Я не собираюсь работать с… — Слышала что-нибудь о Винчестерах? Нет? — не то, чтобы я ждала от него попытки что-то мне предложить, но сейчас лучше перестраховаться. Отвечать всё равно придётся, да и интересно, как бы дно пыльно не было. Неожиданно, ведь моё любопытство на фоне паранойи за последние дни заметно поутихло. — Похоже, что тебя безошибочно заинтересовал. — Не слышала и, пожалуй, не очень-то хочется, — развернувшись, отчеканиваю я, всё же бессовестно соврав, и сканирую испытующим взглядом вставшего во весь рост красноглазого демона. — И причём же здесь какие-то парни? Чего ты хочешь? — О, чего я хочу? Мне просто нужно кое-что у кое-кого забрать, — нескрываемое заискивание подмывает скривиться от накатывающего волнами отвращения. Демоны никогда не меняют заевшие пластинки, с жертвами же как-то работать надо. — Ты нужна чисто для подстраховки, потому как братья… так же не жалуют демонов… Но вдруг парни согласятся принять тебя в свою команду?.. — И кого из себя представляют эти Винчестеры? Надеюсь, ты не издеваешься надо мной и не говоришь о продавцах, в кавычках, фамильных винтовок. И с чего ты взял, что какие-то там типы возьмут в команду случайного человека с большой дороги? — недоумённо развожу руками я. Он точно пытается навесить лапшу на уши. — Знаешь, может, лучше пришить тебя на этом самом месте, и дело с концом? Мне сие пойдёт, между прочим, только в плюс — поубавится головной боли. — Константин, не юли. Ты в бегах, несмотря на огромную помощь Локи, — огрызается демон, надавливая на открытую рану и проворачивая в ней клинок правды. — Посмотри на свой паршивый видок: дёрганная, мешки под глазами — не спишь ночами, безгранично хлестаешь кофе, и так часто озираешься, что скоро шею свернёшь! Асмодей!.. При упоминании седобородого Князя под рубашкой, между лопаток наперегонки бежит табун мурашек. — Асмодей дышит тебе в спину и не успокоится, пока не получит перстень и не отправит твой мешок с костями на дно реки. Поверь, я точно знаю. Откажешься от моего предложения — останешься без помощи матёрых охотников и Локи, а там несколько шагов не сделаешь, мы оба это знаем! Но если ты согласишься, то, может быть, протянешь дольше. — Доверилась бы, не будь ты демоном и пойми я, к чему всё это приведёт в дальнейшем… — Никогда не знаешь, что ждёт за поворотом, — сволочно-меланхолически философствует демон. — Просто признай, что без союзников тебе не жить. Я, между прочим, оказываю тебе неплохую услугу. — За всю жизнь не отмоюсь от этого позора, — частью ядовито отплёвываюсь я, сдавая позиции. — Ты не представился. — Бартамус к вашим услугам, миледи, — представляется новый знакомый. Сотрудничество с демоном перекрёстка. После того, что со мной произошло. Только потому, что он сам не слишком терпит Асмодея не лучше меня и потому что он боится, что охотники пришьют его на месте. Лучше бы мне избавиться от него и доживать свой малый век в страхе, так сказать, но что тут поделать, попадать в передряги — мой конёк. Демонам, конечно, не доверяю что взаимно, перстень может помочь в любой момент обратить Бартамуса, всё-таки побаивающегося иметь с магией Соломона хоть какой-то контакт, в холодное тело с выжженными глазами… Бросаю мысли о напрашивающейся идиотской шутке и втравливаю обратно в себя. Уверенность теплется в одном — Винчестеры, если верить дальнейшим словам Бартамуса, действительно ищут дорогого им нефилима и им может понадобиться любая помощь, следовательно, если они соизволят разрешить присоединиться к команде, смогу и подсобить, а перстень Соломона для них вряд ли пустой звук. В моём-то положении любые сторонники очень даже кстати. Если же получу решительный отказ — то и дальше буду топить дни в изучении бестиариев и косвенном якшании в составе семьи Лаувейсона. Строится великолепный план, Константин, надёжный, блять, как швейцарские часы! И это, конечно же, не точно.──────── ⋉◈⋊ ────────