──────── ⋉◈⋊ ────────
С тех пор, как Кайя с Джеком раскрыли портал, мы бесцельно бродили по этому чёртовому лесу сутки. Проклятые всеми возможными словами сутки в этих дурацких джунглях! Мысленно благодарю удачу за то, что мы хотя бы не ходим кругами. Тяжело плюхнувшись обратно на шершавый, прохладный настил, я легко отпихиваю ногой плоский камень — из лесной подстилки выбила какая-нибудь тварь, пробегавшая здесь до нас. Швыряю его далеко в колючий кустарник, чтобы не сноровить споткнуться об него и в следующий раз полететь носом. Обращаясь в слух, веду ушами, чувствуя напряжение ушных мышц. За шорохом — ох, что ещё может издать простой куст? — наступает затишье, перебиваемое лишь стрекотанием цикад, которых нисколько не распугало моё ночное пробуждение. Фляжка для святой водой пуста, требуется её пополнение, а горло время от времени забивает мокрота и приносит дикий дискомфорт. Я подолгу молчу, особо не разговаривая с братьями, потому что не отваживаюсь, побаиваясь ляпнуть чего-нибудь лишнего, и постоянно отхаркиваюсь, ненавистно сплёвывая в мелкий костерок. Он отвечает в своей грубой манере, с подобающим злобным шипением, и исправно продолжает пожирать внушительную кипу веток, что я наломала и принесла на стоянку, успев до наступления кромешной темноты. Братья спят практически макушка к макушке, плотно укутавшись в свои твидовые пальто. Огонь проливает мягкий свет на их хмурые, насколько хорошо могу разглядеть со своим двойным минусом, лица. Часы, минуты и секунды тянутся-тянутся-тянутся густой смолой. Как бы не хотелось обессиленно прилечь на траву и закрыть глаза, не получится нормально отоспаться. Мне хватает проваляться в полузабытье около четверти часа, чтобы затем обеспокоенно вскочить. А перед тем, чтобы выключиться, я не могу заснуть вовсе, подолгу прислушиваясь к каждому шороху, шелесту листьев, к треску костра, дыханию братьев, к дыханию собственному, свисту воздуха при вдохах и выдохах. Но какие муки недосыпа ни испытываю, я поднимаю себя с земли за воротник, как вытаскивал себя из болота в паре с конём барон Мюнхгаузен, не забывая подкидывать хвороста в кострище. Раз не могу отправиться в царство снов, вызываюсь сторожить чуткий сон охотников — необходимо поддерживать в этом красном цветке жизнь, предупреждая Шерханов. Мелкие монстры такие же хищники — скривившиеся гуманоиды ростом с человека, — а хищники остерегаются приближаться к открытому пламени, что играет на руку. Никакая тварь втихаря не утащит кого-нибудь из нас, не перегрызёт глотку, пока другие продолжат ждать рассвета. Вопреки студенческому бесчувствию к голоду, пустой желудок скручивается, как мокрая тряпка на отжиме, прося закинуть в него малейшую крошку. Кажется, организм потихоньку собирает вещички, сходит с ума, несколько дней подряд поддерживая в крови зашкаливающий уровень кортизола. Я достаю из кармана оставшуюся горсть кусочков древесной коры, которую содрала с ели и сжарила на костре перед сном, и принимаюсь жевать по одному, чтобы растянуть сладковатое удовольствие. На вкус полевая закуска вышла неплохой и мне её досталось гораздо больше, ведь Дину не понравилась затея вести себя, как травоядное млекопитающее. Он поживился мясом жирной игуаны, свою часть которой с упорством отказывался есть Сэм. Поймать четыре ящерицы про запас оказалось тем ещё квестом, заставившим вспомнить былые времена и ловлю всякой живности загородом. Я вдоволь набегалась, выдохлась, и впервые в жизни научилась сдирать шкуру с ящериц, вместо того, чтобы ловить их и отпускать обратно на волю. При виде брызжущего за деревьями, такого долгожданного рассвета вдалеке сердце трепещет птичкой в золотой клетушке, но, к моей недолгой радости, безжизненное, посветлевшее до серо-чёрного оттенка небо заполоняют раздутые тёмные облака. В лоб прилетает первая маленькая и холодная капля. Скатываясь между бровей, глаз, по небольшой горбинке на переносице, она свисает с кончика и, слетая с него, впитывается в лесной настил. И вот, за ней летит ещё одна, и ещё одна, и ещё одна, и начавшийся дождь тушит пламя костра, бесчестно растаптывая наши с Дином труды. Хворост становится сырым и ни на что не годным. Готовая завыть от тоски по благам цивилизации, утыкаюсь лбом в согнутые колени. Я люблю походы в лес, мне нравится проводить время на природе, но не в мире, кишащем монстрами! — Корнел? — тихо зовёт меня Сэм, вытаскивая застрявший листик из своей порядком намокшей шевелюры. Когда я поднимаю на него глаза, он протягивает мне нечто, завёрнутое в какую-то тряпку, и поддерживающе треплет за плечо. — Держи. Дин говорил, что их мясо на вкус как курятина. Ты вчера не ела ничего, кроме коры. — Я не очень голодна, мистер Винчестер, — отмахиваюсь я, только враньё не скрывается от бывалого охотника. Под давлением его авторитета я сдаюсь и разворачиваю кулёк, в котором лежат неровные кусочки зажаристо-подсушенного шашлыка из игуаны. При взгляде на еду, пробивая желудок кулаком, к горлу подступает клубок тошноты, но я принимаю сторону младшего Винчестера: будет лучше хоть что-то в себя запихнуть, чем шляться голодной. — Соли не хватает. За Сэмом поднимается Дин. Наблюдая за сборами в путь, я заталкиваю в себя скудный завтрак кусок за куском. В конце концов, встав и вытерев руки о пальто, убираю платок и затаптываю кострище: палёные, взмокшие куски древесины перемешивается с мокрыми листьями, с землёй, превратившейся в скользкую, липкую грязь, пристающую к обуви комками. Помогая себе правой ногой, я отлепляю один. Неизвестно, сколько ещё продержатся мои теннисные туфли — я не замечала у подошвы никаких повреждений, она целёхонькая, но неприятно думать о том, что в неподходящий момент всё же придётся побегать по лесу с голыми пятками. — Константин!.. — кличет меня Дин. — Я иду, мистер Винчестер, иду, — послушно откликнувшись, я семеню за братьями, надеясь, что мы совсем скоро найдём этот… — Nenorocitul de portal.⋉◈⋊
Блуждания, блуждания, блуждания, снова эти бесконечные блуждания. Когда в очередной раз я обращаю внимание на дату с циферблата наручных часов, подходят к концу вторые сутки отсутствия в нормальном мире — нормальном для Винчестеров мире. Ветер разносит запах влажной листвы, гнилой плоти и смерти. Всю дорогу нас преследует крупный стервятник, по крайней мере, мне кажется, что это огромное сплошное и размытое буро-чёрное пятно в небе — всего лишь стервятник или, как его ещё иначе называют, сип, неплохо увеличенный в размере. В первом попавшемся по пути источнике нам попадается грязная, мутная, не внушающая никакого доверия, вода. Естественно, что она не подходит для питья. В груди клокочет колючее разочарование. Облизав пересохшие, потрескавшиеся губы, я затыкаю первые звоночки жажды, и резвой ланью пересекаю этот неглубокий спокойный ручей по плоским камням. Достигнув противоположного берега, догоняю Винчестера-младшего. Мной замыкается наш маленький строй. Вдруг из ветвистых кустов, далеко впереди нас, выскакивает крупное рыжее копытное, похожее на доисторическую лошадь, и валится на тропу, перекладывается набок, неестественно согнув правую переднюю ногу. Дин советует брату схватить меня в охапку и спрятаться за массивными, нет, гигантскими деревьями. Не сопротивляясь, я задерживаю дыхание, боясь заглотить лишнюю каплю кислорода. Бока животного тяжело вздымаются. Оно бьётся в конвульсиях собственной беспомощности, жалобно ржёт, пытается встать и пойти дальше, но не может. Лес разносит тихий хруст кости по округе. Из тех же кустов, откуда выпал прообраз динногипуса, выпрыгивает крупная саблезубая кошка, в размере достигающая самца льва. Она ведёт головой и принюхивается, приближаясь к ней всё ближе и ближе. Одиночка выслеживала травмированную особь весь долгий путь до сюда, иначе объяснить не могу. Разглядывая огромную кошку во все глаза, ошеломлённый Дин сводит брови. На наших глазах настоящий саблезубый, мать его, тигр пробивает холку дёрнувшейся в сторону лошади клыками семи сантиметров длиной, долбит ими, как кайлом, и оттягивает плоть назад, оставляя две глубокие резаные раны. Жертва истекает кровью в самом процессе трапезы на радость хищнику. — Как вам идея пойти в обход?.. — успеваю намекнуть я раньше, чем Дин, поймав зрительный контакт, утаскивает меня с Сэмом за собой. Нам хватило наткнуться на огромный глубокий след, похожий на след огромного… терапода? Какого-нибудь аллозавра или тиранозавра, или похожей ящерицы-переростка. Сматывая удочки, мы выбираем другой путь. К счастью, больше никто нам не попадается.⋉◈⋊
На третьи сутки мы ставим новый импровизированный лагерь — на ровной полянке у поваленных брёвен. Я измождённо опускаюсь на одно из них, принимая новое ежедневное задание: Дин вверяет мне сохранённые туши игуан и просит, чтобы к его возвращению я разделала их. Это трудоёмко сделать ангельским клинком просто потому что он и не предназначен для разделки и потрошения, но хорошего охотничьего ножа в запасе у нас нет, что возьму для себя на заметку. Взамен Винчестер уходит обдирать кусты и занимается костром. Младший Винчестер садится неподалёку от меня. — У меня предчувствие, что мы так и не найдём эту проклятую дверь, — подаю признаки жизни я, обращаясь к Сэму вполголоса, отсекая первой ящерице голову, и принимаюсь сдирать с неё кожу и помогаю себе чуть отросшими короткими ногтями. Без того нужно будет вымывать из-под них всю скопившуюся грязь, так что от каких-то там застрявших частичек шкурки ящерицы хуже не станет. Обрубила бы их под корень, честное слово, но всему мешает теплящееся желание вернуться к игре на гитаре. Очистив оставшиеся тушки, я не мучаюсь с попытками разрубить их на кусочки, в противном случае выйдет, как позавчера — не очень, да и когда меня волновала презентабельность шашлыка? Нанизываю целые тушки ящериц на крепкие ветки, служащие заменой шампуров, и укладываю на странную, но чудом устойчивую конструкцию над костром. Также не упускаю шанса погреть у огня руки, начиная подозревать, что заболеваю. — В последний раз, когда мы открыли одну, она так и осталась открытой, — со светлой надеждой в голосе отвечает Сэм. — Да, но всего на пару часов, — отклоняет его слова Дин, садясь напротив нас. — Сколько мы уже здесь? Три дня? Корнел? — Дня три, мистер Винчестер, — я сверяюсь с часами. — Может, четыре, сама со счёта сбиваюсь. — Хорошо, — он медленно втягивает зубами воздух, собираясь с мыслями. — Сэм, надеюсь ты прав, но если это не так, мы застряли в этом грёбаном Монстрлэнде и никто даже понятия не имеет, где нас искать. — Что вы хотите сказать? — уклончиво спрашиваю я. — Я хочу сказать, чтобы мы наконец поели и двинулись дальше, — говорит Дин и показательно снимает с костра одну игуану. Сэм, глядя на приготовленное мясо, кривится с присущим ему отвращением. Сразу видно, вегетарианец, придерживающийся здоровой пищи. Идиллию трапезы прерывает топот и рёв огромного монстра, разносящийся вдалеке. По моей спине маршем проходятся мурашки. Вскочив с бревна, я рефлекторно прокручиваюсь в сторону, откуда и орала неизвестная тварь. — Этот звук ближе к вам? — мы с Сэмом активно киваем, затем, так же подскакивая, Дин следует за нами и отвечает на завитающий в воздухе вопрос: — Лучше не знать, что это было. Пошли. Слиняв на приличное расстояние, мы продолжаем пешее путешествие в спокойном темпе. Чем дальше заходим, тем мне всё больше кажется, что за нами пристально следят, но я сваливаю это на разыгравшееся воображение, хотя мы пробыли здесь всего три дня. Три дня, а не несколько недель! Чтобы успокоиться, я решаю что-то насвистывать-напевать себе под нос, не принимаясь вспоминать, откуда слова и мелодия, слетающие с моих губ. — Константин, что ты там бормочешь? — интересуется Дин. Нет, ангел вас подери, Дин, думаю я, заговор на понос нашёптываю, а ты мешаешь. — Напеваю заевшую в голове мелодию из старого мультсериала. Это неплохо успокаивает, но могу прекратить. Простите, если помешала, — вместо открытого возмущения я наигранно пожимаю плечами, ускоряя шаг, потому как перестаю поспевать за Сэмом. — Мне перестать, мистер Винчестер? — Что это был за язык? — продолжаются расспросы старшего Винчестера, зашагавшего по правую сторону от меня. — Это русский, Дин, и речь человека, изучавшего его длительное время, — приводит справку Винчестер-младший, чья натура заучки временами, верно, надоедает его брату, смотря на меня сверху вниз. — Корнел, при первой встрече я сразу уловил твой странный акцент. На него получилось не обратить внимание. И теперь всё проясняется. Я слышал, как ты… — Это был румынский. Это была довольно грубоватая фразочка на румынском, а ещё парочку мог слышать Дин, когда мы разбирались с заклинанием Цапа, — поясняю я, глядя себе под ноги. Ух, да, парочка грубоватых фразочек, которые любая бабулька посчитает за грязные ругательства. — Я не скрываю, что я билингв, а румынский — мой родной язык. — Получается, легендарный Граф Дракула — твой земляк? — натянуто смеётся Дин. — К сожалению, нет, я родом не из Трансильвании, и тем более не из Клуж-Напока, мистер Винчестер, — выдаю я и из груди моей вырывается нервный смешок. — Вы его фанат? Мне так не кажется, это не связывается с родом вашей деятельности. А ещё я не думаю, что вам интересно знать, откуда я родом на самом деле, поэтому давайте продолжим идти молча. За сим оживлённым разговором одичавшая чуйка притупилась. Но опасения, безрассудно сваливаемые на игры дуркующей кукушки, оказываются не напрасны — мы сталкиваемся нос к носу с некто в чёрной мантии. Он в одиночку выходит нам навстречу. Или она. Её — для мужчины этот «некто» худоват, узкоплеч, а мрачный наряд притален, но не отменяю того, что могу сильно ошибаться — лицо скрывается глубоким капюшоном. В правой руке она держит копьё, сделанное из длинной кости неизвестного монстра. Незнакомка не раздумывает долго: вступает в бой первой, налетая на нас, как коршун на кролика, попутно размахивая оружием. Попытки увернуться заканчиваются там, где начинались — лезвие проходится по правому плечу, оставляя на нём глубокий порез. Заскулив от боли и неосознанно пригнувшись, я зажимаю рану левой рукой, когда многострадальный затылок принимает на себя молниеносный удар костяного древка копья. Сил, чтобы вздохнуть, кажется, не хватает, и темнота охватывает сознание.⋉◈⋊
Окутывающий страх, пришедший с болью, притесняет все остальные чувства. Должно быть, я вырубилась, а я вырубилась, а ещё точнее — меня вырубили. Перед глазами плывёт образ таинственной незнакомки. Череп пульсирует болью, метит расколоться на части тающим на солнце айсбергом, заплывшим в тёплый океан. Как только мои глаза открываются, я обнаруживаю себя привязанной к дереву с заведёнными за спину руками. Как ни пытаюсь высвободиться, руки всё так же обвиты гибкими и крепкими стеблями древесной лозы, и я, перестав рваться, вскрикиваю от боли в плече. Похоже, доведётся смириться быть привязанной к стволу. Подслеповатые глаза цепляются за Винчестеров, которые тоже привязаны, как я — стеблями лозы, каждый к своему стволу. Лица их одновременно, вроде бы, сосредоточены и тревожны, но при взгляде на меня на них проступает облегчение. — Как думаете, насколько мы в бездне по десятибалльной шкале? — нервно хихикнув, кисло спрашиваю я, помотав головой. — Моё оценочное суждение подсказывает, что она тут не подойдёт… — Бесконечность — не предел, — невесело бросает мне Дин, первым заставая нашего пленителя, показавшегося из-за деревьев. В лунной ночи я с трудом различаю его силуэт. — Эй, ты, мрачный говнюк! Ничего не отвечая, он подходит к черепу, огромному клыкастому черепу — который я даже не могу сравнить с чьим-то другим, кроме обезьяньего, из-за нехватки ли вариантов, или из плохой начитанности, — и стучит по нему три раза древком копья, как по треугольнику. Словно хозяин, подзывающий питомца к миске с кормом. Она уходит, а монстр не заставляет себя долго ждать. — Эту тварь позвали к обеду, — процеживаю я сквозь зубы. — Fie ca ea să moară! — Слушай, может, ты прибегнешь к своему… колдунству? — с нажимом просит Дин, с разочарованием дёрнув путы в последний раз. — Кольцо не настолько бесполезная железка, раз за ним гонялись демоны. — Мистер Винчестер, мне ещё учиться и учиться с ним обращаться! Но согласна, попробовать следует, — я стыдливо опускаю голову, прижимая подбородок к груди. — Стать для кого-то обедом не лучшая перспектива… Закрыв глаза, я пытаюсь сосредоточиться. Что сомнительнее: попробовать обратить лозы в пыль или достать из пустоты нож? Второе? Ну, была не была. — Обычно ты не поддаёшься, как следует, но сейчас, прошу, смилуйся над рабыней твоей, — перстень обжигает руку, когда я обращаюсь к нему. До чего докатилась, с кольцами разговариваю. — если не хочешь снова стать утерянным, в этом проклятом месте. Чувствую, как лоза, обвивающая руки, трещит и осыпается. Со стороны братьев тоже слышится шевеление. Можно ликовать? К нам внезапно поспевает помощь. Кайя и… Белокурая девушка, с которой братья, кажется, знакомы. Радости спасения нет предела, но откуда они здесь взялись? — Клэр? — Дин не верит своим глазам. — Привет, мальчики, — приветствует братьев она. — Была бы героем, но мы и без вас тут… почти справились… — Дин потирает освобождённые запястья, поглядывая на меня. — Вы тут откуда? — Дверь, она всё ещё открыта, — коротко отвечает Кайя. — А где Джек? — интересуется Сэм. — Кайя при открытии портала не смогла сосредоточиться на одном мире вместо двух, так что со всей вероятностью он попал к вашей матери. Больше некуда, — я перевожу взгляд на Ньевес с неловко-натянутой, извиняющейся улыбкой. — Извини, я не хотела тебя обидеть… — Пора идти, — кивает она мне, соглашаясь, и ведёт нас, как проводник, что знает эти места по своим снам. Когда мы проходим к порталу сквозь гремучий лес, знакомой золотистой щели в пространстве, нас догоняет таинственная незнакомка. Кайя отталкивает Клэр с траектории летящего копья, заслоняя её собой, но я не даю ему ранить девушку, удачно перехватив оружие за костяное древко, ненадолго уведя его в сторону. — Я не Доктор Стрэндж и вы не Дормамму, но можно было бы и договориться, — стоило обратиться к перстню, как магия, внезапно ставшая послушной, в секунду вырывает копьё из рук девушки. Лезвие накрепко застревает в необъятном дереве, словно дротик в доске для игры в дартс. — Мы не сделали вам ничего плохого, так зачем скармливать нас монстру? Вспоминаешь солнце — вот и лучик: над поляной зависает гигантское красноглазое обезъяноподобное чудовище. От ужаса желудок норовит провалиться в тазобедренную полость. Дин хватает разъярённую Клэр, попытавшуюся наброситься на подрастерявшуюся нападающую, и тащит её к порталу. Даю дёру за ними. Вслед за нами шагает Сэм, ведущий с собой Каю. Как только мы дружно выкатываемся на корабль, разлом с щёлканием закрывается. Клэр подхватывает какая-то женщина, обнимая. — Хорошо всё то, что хорошо кончается, — приподняв руку с указательным пальцем, я вздыхаю, раскладываясь на палубе. Плечо надоедливо ноет. Кайя подаёт мне руку с желанием помочь встать, но я вежливо отказываюсь и продолжаю смотреть в потолок. — Эй, ты в порядке? — Сэм присаживается рядом со мной на корточки. — Рана на плече может и подождать, — я сразу же приподнимаюсь и пробегаюсь глазами по присутствующим знакомым и незнакомкам, и кривовато улыбаюсь. — Думаю, теперь мы можем уходить отсюда с чистой совестью.⋉◈⋊
Джоди, так зовут мать — или опекуна? — бойкой Клэр, позволила братьям остаться у них дома на ночлег. Отказавшись от предложения присоединиться и сообщив братьям, что они могут звонить, если планы поменяются, я отправляюсь в родной Бисмарк. Самым ненавистным способом — перстень хоть и помогает с перемещением, делает это отвратительно. Облегчённо выдохнув, вспоминаю, что мотельный номер был оплачен на месяц и у меня есть время накопить на съёмную квартиру или маленькую комнату. Попав в коридор, сгребя в охапку чистые вещи и свежее нижнее бельё, я первым делом заваливаюсь в ванную и не выхожу из неё час, всё это время отогреваясь в горячей воде. Вылезаю только тогда, когда становится невыносимо дышать, и натаскиваю на себя одежду. На кухне завариваю себе кофе и отряхиваю от пыли ноутбук, чтобы забраться со всем на кровать в спальне, залезть под одеяло, и посмотреть какой-нибудь фильм. Обработав рану и поменяв повязку, с которой помогла мне Джоди, я засыпаю в самом его начале, не особо вникая в сюжет. Подтверждая опасения по поводу простуды, к ночи у меня поднимается температура. Я просыпаюсь в холодном поту и во взмокшей рубашке. Кофе обнаруживается пролитым на пол, а кружка, выпавшая из разжавшихся пальцев, лежит в его луже. Воспалённый и уставший от пережитого мозг выгребал для грёз не самые лучшие сцены из прошлого, пуская их под киноплёнку. Сначала мне виделась филадельфийская католическая церковь Успения Пресвятой Богородицы — в неё-то я, как выяснилось после наведения многочисленных справок по заброшенным американским церквям, и попала. За ней шли знакомые адские гончие, потом то, как меня протаскивали по адским коридорам, как я по неволе лишилась пальцев… Асмодей в картине, как важная фигура, опустился, но по непонятной причине разум и сейчас не может выкинуть образ Гавриила. Возможно, оттого, что я часто задумываюсь над словами Бартамуса. Обидно, что он поздно замолк и вовремя не перестал чесать языком. Я встаю с кровати и, придерживаясь за шкаф, подхожу к окну, раздвигаю шторы и открываю форточку. Нежданная гроза началась где-то час назад и теперь во всю неистовствует. Гавриил, Гавриил, Гавриил… В глубине каждого человека, в потаённых уголках души грызутся два матёрых, взъерошенных волка, покрытых загрубевшими шрамами. Белый и чёрный никогда-никогда-никогда и, ещё раз, никогда не смогут прийти к проклятому перемирию. Долгий бой в короткий век не находит конца, они навечно заперты на гладиаторской арене, но мой чёрный волк всегда удерживает верх над белым. Наверное, плох тот друг по несчастью, что долго не приводит помощь даже под страхом потерять голову. Не от кого-нибудь, а от руки языческого бога, подарком судьбы спасшего меня от демонов и взявшего на попечение. Честно признаю, я с самого начала истории я была плохим другом по несчастью. И я могу сколько угодно думать о том, что любое геройство вредно как для физического здоровья, так и психологического — оно высасывает все соки, как паук, скрутивший мушку в плотный кокон. Честь обязана преклоняться перед разумом, а не разум перед честью. Трезвое и рациональное мышление должно стоять превыше всего. В правой руке болтается отцовская цепочка, которую я по неясному побуждению снимаю с шеи. Воспоминания накатывают волнами и я захлёбываюсь в них. Зная его, его честность и благую добродетель, а знаю отца я от корки до корки на правах кровной дочери, он бы выдал всё, во всех деталях, и рассказал бы о пленённом архангеле Винчестерам, если бы его расспросили. Всё разбивается об меня, разбивается об нежелание, не-же-ла-ни-е братьев помогать кому-то просто так, ни за что, без обоюдной выгоды. Наставив ствол на Кайю Ньевес, молодую девушку, Дин, не смекнув, показал мне раскрывшееся соцветие их истинной сущности: если есть цель — она и только она будет заполонять глаза беспроглядной туманной пеленой, а пойдут они по головам, чтобы её достичь, или прибегнут к дипломатии, им неважно. От бессилия ладонь сжимается в кулак. Нет-нет-нет, я в состоянии понять героев серой морали, я в состоянии понять братьев, в состоянии понять любого, чья мотивация мне хорошо известна. С первой встречи я не считаю Винчестеров няньками, волшебными покровителями со светящимися палочками или супергероями с алыми плащами за спиной, и, признать, не совсем соглашаюсь с их правилами, но кто я, какая такая козлина, чтобы влезать в чужой огород и пытаться перевоспитывать взрослых мужчин с нуля? Ведьмаки не работают без оплаты чеканными монетами, здесь же охотники, со своей трудной и долгой историей, которые сражаются со злом просто потому что им на шею натянула этот хомут жизнь, и которым не платили ни копейки за бессчётные головы убитых монстров. Вот почему они пришли к тому, к чему пришли. Становясь охотником, ты по горло проваливаешься в глубокое болото, до краёв заполненное вязкой кровью и смертью, и в течение многих лет глас твоего разума обгладывает кости геройской чести, потому что так правильно. — Мы ещё обязательно встретимся, Гавриил… — опираясь руками на подоконник, говорю я себе под нос, наблюдая за разразившейся грозой. Словно отвечая на невысказанные слова, она вспыхивает ярче. — Только смогу ли я без угрызений совести смотреть тебе в глаза? Хочу попросить прощения у отца. За то, что не имею сил переступить через себя и поступить в точности так, как бы он хотел. Этот мир равнодушен, полон сверхъестественных существ, и его не изменить. Я же в нём — никто и звать меня никак. Так, маленькая песчинка, бесчестно потревожившая чужую историю, и быть мне ей до поры до времени, пока гнойник правды обо мне, моей иномирности, не вскроется самостоятельно. Все, кто познакомились со мной, знают обо мне, как о Корнел, о юной, непутёвой хозяйке перстня Соломона, за которым попеременно гоняются демоны, и новой знакомой Винчестеров. Но никто не знает обо мне, как о Евгении, о Жене, об обычном человеке, который попал сюда из другого мира, и который день за днём держится, чтобы не сдаться и до последнего не принимает тот факт, что может не вернуться домой. Так пусть и дальше все будут уверены, что Корнел — двухсторонняя разменная монета, а я с радостью продолжу натягивать маску и говорить, что так и есть, что всё хорошо, и не пророню ни одного правдивого слова. Потому что я смирилась с образом вора, который заместил меня настоящую. Но надолго ли меня хватит? Надо подготовить и собрать вещи, на всякий случай.──────── ⋉◈⋊ ────────