──────── ⋉◈⋊ ────────
Почему автомобили девятнадцатого и двадцатых веков такие, позволю себе выразиться, сексуальные? Почему сейчас подобных не производят? Почему большая часть осталась лишь удачливым коллекционерам? Впрочем, глупые вопросы. Глупые. Глядя на стоимость, как простой обыватель, хватаюсь за разбитое сердце и прячу помятый календарик с изображением двухдверного «Mercury Cougar XR-7» — «Меркьюри Пумы» — шестьдесят девятого года под ножку включённой лампы. Конечно, понятно, что третий час не самое благоприятное время, чтобы копаться в своих вещах, но ничего не остаётся. В какой-то момент я вовсе, притихши, усаживаюсь на пол, в уголочек, внимательно изучая дуэльную трость, вручённую посмертно. Сугубо по моим предпочтениям, она смотрелось бы гораздо лучше, если бы набалдашник выполнили в виде головы оскалившейся кобры. На ней рубины — внутренний скептик настойчиво уверяет, что это обычная подделка — на месте глаз смотрелись бы куда символичнее. Продолжительное время у меня были довольно абьюзивные отношения с математикой, в частности профильной, но не с расчётом валютного курса. Проводя пальцами по гравировке, невольно задумываюсь, что за такую вещицу бы отдали не меньше четырёх сотен румынских леев, а это где-то восемьдесят американских долларов, что, переводя на русские рубли, тысяч, наверное, пять. Негусто, очень негусто, казалось бы. Но это были бы хоть какие-то деньги. Сбыт картин отпадает из-за стратегического положения дел и намертво высохших красок. Только вот сама мысль о продаже трости в чужие руки ради заплатки на кошелёк обойдётся крахом, поскольку именная гравировка портит все планы. Поведя клинком в сторону, поверхностно оглядев скрытое оружие, понимаю, что, если этим займусь самостоятельно, неудачно рассчитав глубину серебра — она сама по себе не внушает доверия, — испорчу клинок, переборщив с наждачкой, и уменьшу ценник вдвое. Мастера своего дела поблизости легко не отыскать, лично этим заниматься я открыто побоюсь, отвечать на лишние вопросы не отважусь, и в общем не стремлюсь побыстрее расстаться с тростью. Учитывая, что никакой опасности она не несёт. Кастиил, принёсший ужин, какое-то время просидел в комнате, мог прочувствовать неладное, как при первой, так и повторной проверке, чтобы уж наверняка. Я попросила его осмотреть её часами позже. Магические артефакты, в моём понимании, по-своему пульсируют на недоступном обычному человеку уровне восприятия и любой ангел или демон, находящийся поблизости, вполне уловит исходящие от него волны. Рассуждать, будучи неучем, бессмысленно, если даже перстень никак не реагирует на трость, а именно из-за его магического о́тсвета меня тогда, в церкви, и поймали. Получается, что подарок полубога, аналог именной пули и неплохой джентльменский аксессуар, не несёт в себе внутренней опасности. Непроизвольно ощупываю кадык и чувствую себя болтливым мертвецом. Вместо того, чтобы отправляться досыпать оставшиеся пару свободных утренних часов, сложив трость, медленно вожу по клюву вороньей головы большим пальцем калеченной руки. Затылок лежит на краю матраса, к губам подносится бутылка безалкогольного рутбира, стащенного из холодильника. Делаю ещё пару глотков, надеясь каким-то образом заглушить напитком внутреннюю тревогу. Что невозможно, потому что это не травяное успокоительное, которых в моей жизни не хватает, и не кофе, которого я ещё вечером налакалась в достатке. Мне двадцать, а не двадцать один, чтобы иметь полное право баловаться с алкоголем. Ко всему прочему, его частое употребление — сухой закон, в отличие от табу на курение, без зазрения совести нарушался — не входит в список жизненно важного. Уставшие глаза упираются в серый, как настроение, потолок, в одну точку. Разглядыванию мелких трещин старательно мешает светильник, пусть в плафон ввинчен не самая яркая лампочка. Кошмарные сюжеты, ненадолго покинувшие меня ранее, стоит только глаза закрыть, возвращаются, погружая за собой в знакомый густой туман. Он не позволяет проснуться сразу же, как мало-мальски осознаюсь. За ночь мне привиделось три коротких сюрреалистичных чёрно-белых сна, смешавших в себе всё, что только было возможно, вплоть до первых дней пленения, ломанного кафеля, заплёванного и окровавленного пола, отбитых рёбер и синяков, покрывающих по меньшей мере всю правую часть торса. Припоминая прошлое, смиренно соглашусь, что я, откровенно чокнувшись, потеряла инстинкт самосохранения, решив не только грубить демонам, но и разбавить унылое пребывание пением на весь тюремный пролёт. Один из последних охранников, среднестатистический громила, порой был готов пережать мне горло, однако он почему-то слушался второго, более холёного и костлявого. Судя по сосуду. Его представление вполне устраивало. Наверное, благодаря ему и его специфическому вкусу я и осталась в живых, и какое-то время, пока меня не забрал полубог, сколько-нибудь скрашивая плен архангела. Прошлый кошмар задевает меня за живое, но я всё равно придерживаюсь того, что была маленькой пешкой в большой игре Асмодея. До того момента, пока снова не попалась на радары или, как вышло на деле, и накрепко не повязалась с другой добычей. К несчастью для Князя, архангельская благодать и магический перстень — дорогой подарок, который он, опоздав, глупо просчитавшись, понадеялся заполучить единым, два в одном. Кастиил наставлял не недооценивать Асмодея, поддаваясь наивности, но, честно говоря, желтоглазый мог поступить и умнее. Основательно послать за мной кого-то из своих верных ищеек, как вариант. Или, может, он и посылал их, но планы разбивались о Винчестеров. С ними, на расследованиях по поиску ингредиентов для заклинания, меня не бывало, а развернуть скрытое проникновение в бункер не так-то просто: место оборудовано под все необходимые нужды и защищено само по себе, по стандартам Хранителей Знаний, работавших здесь десятки лет назад. Время, остановись, я упускаю что-то, какую-то закавыку, гвоздь, что не вошёл в подошву теннисной туфли. Трёхпалая ладонь соредоточенно сжимается вокруг набалдашника трости, создавая напряжение в разбитых костяшках. На них едва образовались новые маленькие струпья. Старые, поддавшись тревожности и прострации, и незнанию, куда податься, я содрала. Останутся шрамы? Ничего страшного. Насчёт надёжности бункера можно и нужно сомневаться после явления Асмодея. Нет. Точно. Хранитель Знаний. Британская каналья. Мистер Кетч. Он работал на Асмодея. Что заставило его предать его и притащить Гавриила в качестве подарка? Неужто правда только плохое обращение и желание скрыться от плохого босса? Главной причиной оно стать никак не могло, потому что демон и со своими истинными подданными обращался хуже, чем с псами из глубинной подворотни. Кажется, что единственные, кому среди адских чертогов комфортно, так это гончим. И это мягко говоря. Так или иначе, у здравого человека ли, у охотника ли на нечисть, к прирождённым сверхъестественным машинам для убийств без всяких условностей не будет ни капли снисходительности, особенно когда его трижды попытались сожрать уродливые твари полтора метра ростом. Шарюсь в кармане дорожной сумки, в которой ранее нашла календарик, и обнаруживаю железную зажигалку, на удивление, не пустую. Рассматриваю её, наблюдая, как свет лампы показывается в отражающей поверхности. Собственно, почему зажигалке не быть рабочей, если я ей не пользуюсь, и, к здоровью лёгких, не курю. Но она может когда-нибудь да пригодиться и выбрасывать её не буду — мало ли что. Рядом лежит монетный доллар и краплёная колода в пятьдесят четыре карты, с которой язычник развлекался, красуясь и раскрывая минимум своих возможностей. Чёрно-бронзовый рисунок мечей на глянцевых рубашках всё такой же притягивающий и в нём каким-то образом находится окончательный ответ на призрачный вопрос. Я не питаю злости ни к Гавриилу, ни к Локи, но выбрать правильную, так называемую, светлую сторону не в силах. Или не в праве. Винчестеры отходят далеко не на второй план при свои задумках, так как повелись на просьбу архангела из-за нужды в благодати и гарантии, что ослабленный небожитель подсобит в ответ, поделится парой капель. Они не оставили бы полубога в покое, выживи тот. Дилемма усугубляется тем, что никто из троих — команда в лицах двух охотников и ангела считается за единицу — не причинял мне зла и это скручивает руки. Хватит. Достаточно. Ещё хоть один левый довод, который может быть в корне неверным, как банальная додумка потёкшего разума, больше похожего на гружёный товарный поезд… Как вложить себе в голову, что нечего пытаться догадываться, что у всех на уме, пока сказка сказывается дальше, а спектакль переходит к долгожданному второму акту? Но совсем не думать обо всём этом… сложно? С восходом сентябрьского солнца, думаю выйти подышать на улицу. На нижних ярусах бункера, что без окон, без витражей, как никогда ощущается временной вакуум. Намеренно забываю надеть поверх костюма неизменный тренч. Любимый потёртый тренч, переживший немного всякого, длинной полов больше походит на тренч Рипа Хантера. На лестничной площадке у выхода я останавливаюсь и, помедлив, сталкиваюсь настороженным взглядом со старшим Винчестером. Он стоит внизу. Уставший, едва началось утро, с чашкой горячего кофе, мирно изучает меня, что-то прикидывая с серьёзным выражением лица. Мысленно пожимаю плечами, потому что и не стараюсь пройти незаметно. — Я не сбегаю, мистер Винчестер, со мной даже вещей нет. Не желаете выйти на перекур, перекинуться парой слов? Киваю, кратко указывая подбородком в сторону лестницы, и больше ничего не добавляю, думая, что он не пойдёт. Промашка, ошибаюсь — тяжёлая входная дверь бункера придерживается рукой Дина и через минуту мы прохлаждаемся предпоследние спокойные минуты. Скоро должен вернуться Сэм и не один. — Я подумала, что стоит внести некоторую ясность во вчерашнюю мысль, потому что… — выкладываю я, понимая, как неловко начинать разговор, когда ты привык по большей части слушать. — Она могла прозвучать… оскорбительно? — Я без тебя привык к замечаниям насчёт блуда. Сэм у нас ходячая невинность, сама понимаешь. — Мистер Винчестер, я не могу в точности определить своё отношение к свободным отношениям, отношениями без обязательств и тому прочее. Но люди всегда сходились и расходились, сворачивали налево, только вот будучи в союзе с кем-то… Моей матери, в конце концов, надоела жизнь с отцом и вместо того, чтобы обговорить проблему и развестись, она делала вид, что всё отлично, на стороне балуясь с алкоголем, сигаретами и временами укладываясь в постель к любовнику. К сожалению, подобные случаи зачастую умалчивают и выходит, что всегда виноваты мужчины, а женщины остаются невиновными. Если человек не удосужился даже обсудить… что тут говорить? Старший Винчестер, выслушав меня, молча кивает, кажется, выпадая в некоторую задумчивость. Ненадолго. Во двор подъезжает светло-салатовый маслкар — очередной экземпляр из гаражного наследия Хранителей Знаний. Марку, каким бы любителем автомобилей я не была, сходу определить не получается. Спутанные «Бьюик» и «Шевроле», в отличие от него, были мне хорошо знакомы. Когда младший Винчестер открывает левую заднюю дверь и Ровена, фамильярно поблагодарив его, выходит из автомобиля, сродни королеве заморского государства, я, вместо женщины — прекрасной рыжеволосой женщины средних лет, — на миг вижу гремучую змею. Чувствую её сущность кожей. Желваки напрягаются сами собой и это не ускользает незамеченным старшим Винчестером. — Сотрудничество с ведьмами, как правило, до добра не доводит? Но, насколько я понимаю, она единственная проверенная колдунья из вашего окружения, — заметив прямой взгляд охотника, я отлипаю от внешней стены, и выпрямляясь по-солдатски, методично потираю переносицу, пытаясь сосредоточиться и вернуть тому безразличие. — Я был бы очень даже рад не связываться авантюристками вроде неё, — старший Винчестер не рассчитывает, что прозвучит фраза вполне громко, чтобы я смогла уловить, заложенный или нет, двойственный смысл, первым ссылаясь на хобби вынужденного коллеги. Проверить свои сомнительные гипотезы смогу лишь тогда, когда отрою оставшиеся книги авторства Карвера Эдлунда. Разворачиваясь на пятках ко входу в бункер и скрываясь на лестничной площадке, киваю чему-то своему, отрешённо мотаю головой, слыша отстук каблуков дорогих туфель о ступени. Ощущая спиной заинтересованный взгляд зелёных глаз — лисьих ведьмовских глаз, — удерживаю себя от того, чтобы обернуться и посмотреть ей в лицо. Мне стоит молчать, держать рот на закрытой молнии, пока дело не дойдёт до важных для дела вопросов. Решив сразу завернуть в родную библиотеку, бросаю наплечную сумку, заранее нагруженную вещами, на ближний свободный стул. В полумраке, развеянном настольными лампами, в неизменном чисто чёрном костюме без ненавистного пиджака я кой-как похожу на чернильную тень, разгуливающую вдали от своего хозяина. По непонятной причине мне начинает так казаться. Вдруг кровь струйками крутого кипятка приливает к горлу. Вешая пальто на спинку стула, мыльным боковым зрением замечаю Гавриила. Воротник рубашки, застёгнутый до последней пуговицы, и без помощи галстука ощущается ошейником, затянутым туго, впритык к кадыку. Я прикладываю руку к основанию шеи, маскируя оторопь за потиранием разболевшегося сустава. Архангел, проходя мимо, не издаёт и малейшего шума. Снова это настораживает. За время проживания с братьями я выучила шаги всех жителей бункера, кроме его. Усвистать бы за борт, в кухню, за успокоительной чашкой прогорклого зернового кофе из перколятора, но ноги за жалкое мгновение будто тонут в изрисованном защитными знаками полу. Гавриил искоса наблюдает за мной, изредка отнимая взгляд от изучаемой книги. Для меня библиотека едва ли не единственное место, в котором я чувствовала себя в относительной безопасности, потому что братья, заставая за чтением, обычно не дёргали: Сэм скорее из одобрения тяги к знаниям, а Дин из лёгкой досады, получив вместо одного ботаника двух. Теперь расклад таков, что, если в библиотеке вдруг засиживается архангел, мой след в ней редок. Его не бывает из желания не переходить конфликтную черту, и полки пустеют тоже благодаря мне. Всё чаще, в рамках пары дней, я перетаскиваю книги к себе в комнату, частенько забывая возвращать. Творческий бардак в комнате продолжает цвести и пахнуть. Всеми известными мне матерными выражениями проклиная развязавшийся переплёт двух старых знакомых, а тем и давних врагов, проклиная глушёное благоговение, я одновременно боюсь Гавриила и, пожалуй, восхищаюсь им, не лишаюсь пиетета. Связь с полубогами чревата различными последствиями, вплоть до смерти молящегося, и мне повезло выйти живой как по желанию мёртвого бога хитрости, так и по воле архангела. Впрочем, несмотря на открытое недоверие, Гавриил, вроде, не дурак и должен понимать, что я, до определённой поры не зная, попала в переплёт — как какая-нибудь букашка, упавшая на дно блендера для приготовления коктейля со льдом, — и большой вины и ответственности за его плен, как таковой, не несу. Какая-никакая трезвая оценка, разложенные в правильном порядке карты, побившие истёртого валета и глянцевого туза, не даёт упасть. По крайней мере в собственных глазах. — Время стоит денег, где они шляются? — архангел с глухим стуком захлопывает книгу. Я, отвлекаясь от тщательной полировки револьвера, который тут же прячу за пояс, приподнимаю голову. — Мисс МакЛауд, вероятно, выбирает себе временные апартаменты из пустых комнат, — я выдавливаю ответ с титаническим трудом, выравнивая тональность осевшего голоса до холодного послушания, потому что не хочу, чтобы он дрожал, выдавая липкий страх. — Сейчас должны подойти. Взгляд пробегает над стёклами сползших на кончик носа очков и цепляется за размытый край спасительного бежевого дождевого плаща. Завидя в проходе Кастиила, приоткрываю рот, мельком задумываясь о чём-то спросить, но, опомнившись, прекращаю ненужную пантомиму, выбрасываю бесполезную мысль — которая тут же и потерялась — из кратковременной памяти и выскальзываю из библиотеки, по касательной задевая ангела плечом. Близость, — нет, само присутствие — Ровены в бункере подталкивает вытягиваться, быть начеку. Я ловлю её оценивающие взгляды, расходящиеся пугающими электрическими разрядами по венам. Нежеланием сталкиваться с ведьмой взглядами я выдаю себя со всеми потрохами, чего с незнакомцами допускать речи идти не должно. Выдыхаю с толикой облегчения. Вылазка откладывается на некоторое время. На пару часов точно. Первая попытка раскрыть портал в Альтернативный Мир не оканчивается успехом. Дверь в иное измерение захлопывается на глазах, издевательски загинаясь рыболовным крюком, потом и вовсе распадаясь в пространстве между столом и книжным шкафом. О чём, откровенно глумясь над архангелом, косвенно предупреждала Ровена. Благодати, что отцедил Гавриил, с донышка маленького стеклянного пузырька не достаточно, чтобы разлом продержался хотя бы минуту. Лицо архангела, попутно высказанному оправданию, попеременно и вместе с тем бегло, поверхностно сменяет маски неловкости, вины и потерянности из-за полного — практически полного — бессилия. И отсутствия какой-либо гарантии на дальнейшее благополучие. Не так сложно догадаться, что любое могущественное существо, потеряв возможность устроить себе сладкую жизнь в Монте-Карло или Вегасе по вялому движению руки, и в основном существовавшее за счёт её одной, не только внесёт неуверенность — спустит самооценку куда ниже паркетного пола. Тёплый крепкий кофе с четырьмя ложками сахара сравнится с животворящей амброзией и приводит меня в контролируемые чувства. В кухне появляются Винчестеры и Кастиил, и, видя, что я плаваю где-то в своём мире, большими глотками опустошая жидкий наркотик, при всём желании не выгоняют меня. Они знают, что если я в перерывах обычно не появляюсь в библиотеке, или шатаюсь по коридорам, или сычую в комнате, или засиживаюсь на камбузе. Бункер не постигнет ужасная участь, на него не упадут разорвавшиеся пополам небеса, если вдруг я, отвиснув, поймаю нить разговора. — Корнел, если ты не уверена, что готова идти с нами, можешь остаться здесь. Поможешь Ровене следить за порталом, — младший Винчестер кладёт свою огрубевшую ладонь на мою расслабленную руку, прикрывая тыл травмированной ладони в знак поддержки. И задевает обрубки пальцев. То, что от них осталось. Задевает их невольно, но и этого вполне хватает, чтобы ощутимо вздрогнуть всем телом, выдрать руку и поднять настороженный взгляд. Так-то, я отчётливо слышала, о чём они говорили. О Люцифере, чьего единственного упоминания, мысли о нужде в архангельсвой благодати, они бы избежали, если бы не ослабленный Гавриил. Но позволила себе отделиться от общего потока мыслей, которые меня не касаются, углубляясь обратно в свои, пытаясь найти точку короткой медитации, как своеобразной опоры. — Кхм, я ей не доверяю. К тому же мисс МакЛауд опытная ведьма и может справиться в одиночку, — стеснённо прокашлявшись, как ни в чём не бывало, я встаю из-за стола, не оборачиваясь, быстро ополаскиваю кружку в раковине, и ставлю её в шкафчик, в дальний угол. Обрубки пальцев мозолят глаза. Сбитые костяшки, шлифованные старыми мелкими шрамами от зубов домашнего тегу и отсутствующие пальцы кажутся чужой проблемой, не моей. Иллюзорно, всего на несколько секунд. Это не сон. — Мистер Винчестер, я умею не только бумажки перебирать. — Корнел, я понимаю. Не нужно ничего доказывать. — Вот и прекрасно, не находите? Братья и Кастиил не наседки, готовые заботиться о юной девушке. Однако Сэм не столь суров, подобно Дину, и с самой первой встречи относится ко мне снисходительно. Свершённые оплошности, похоже, не сильно портят впечатление обо мне, как могли бы. Джон — если правильно помню их отца по летописи Эдлунда — на его месте просто убил бы меня, но не в том понимании, как поступил бы с молодым нефилимом. Младший Винчестер давал понять, что не хочет, чтобы я становилась полноправным подмастерьем охотников или, хуже того, самим охотником, по их образу и подобию. Видно, он искренне пожелал бы оградить меня от этой участи, дал бы шанс закончить университет и пойти по пути психолога, но понимает, что поздно, что повлиять на существование проклятого перстня пока никак нельзя. — Как ты остаёшься такой спокойной, — так и не удержавшись, охотник задаёт вопрос, пропитанный недоумением, смешанным с каплями сожаления, мне, выпрямившейся по струнке, — после всего того, что случилось с тобой? Вспоминая пары по профильным предметам, так и хочу протереть тряпочкой пыльный портрет дядюшки Зигмунда Фрейда. Он иногда являлся мне во снах на пару с наболевшим перечнем защитных механизмов психики. Я лицом к лицу сталкиваюсь с вытеснением в той или иной форме. И как бы хорошо оно не работало, вытесненные события и чувства никуда не исчезают, остаются в подсознании и потому могут являться в сновидениях, проявляться в оговорках, в шутках. Психика затрачивает много энергии, истощает внутренние ресурсы, поддерживая стабильное состояние, что в конце концов может привести к неврозам и психосоматическим нарушениям. Мир братьев, а тем паче и временно мой, никак не дружелюбен. Он опасен, как логово пещерного льва. Пребывание в адской темнице под заброшенной психиатрической больницей, затянись плен подольше, мог бы показаться в тысячу раз ужаснее пребывания в легендарной Сан-Квентин. Полное эмоциональное истощение — и медленно тикающая бомба, на которой я сижу, и вредное лекарство, которое рано или поздно придётся принять. — Врать не буду, секретного рецепта у меня нет. Я не знаю, как ещё держусь, ладно? — смягчённо и устало выдаю я, поворачиваясь лицом к младшему Винчестеру. Охотник понимающе кивает. — Не самое подходящее время, чтобы давать волю эмоциям. Пускать слезы в сторонке буду потом. — Влияние отца? — вроде как, догадывается Сэм, а с другой стороны ему с не меньшей вероятностью мог разболтать Дин. По домашнему сарафанному радио, пожелав немного посплетничать обо мне, лишней квартирантке. — Мне не на что жаловаться, — я пожимаю плечами. — Отец тут ни при чём. Возвращение в главный зал открывает сомнительный вид на отыгрыш начала рейтинговой сцены бульварного романа. Иными словами не описать изумление при взгляде на растрёпанного Гавриила, прикрывающего стояк натерпевшейся за день книжкой, и взлохмаченную Ровену. Конечно, они молодцы, в отсутствие команды, за выяснением отношений, нашли, чем заняться, но чтобы так… По ошалело вытянувшемуся лицу Сэма, по глупо уставившихся на виновников меня и Дина, по изучающему пол смущённому Кастиилу эффект виден как на ладони. Это надо было умудриться. Что, собственно, в силах архангела и ведьмы. Парочка хорошенько изучала литературу, только вот оживи она, точно глазастая карта из известной детской телевизионной обучалки, скопом умоляла бы стереть память. После увиденного стоит забрать камень, ранее брошенный в огород старшего Винчестера. — Am nevoie de o băutură, — побег из комнаты тормозит Дин, сцапавший меня за ворот рубашки. Напрашивается плохо пошутить, что мне, по праву уронившей ругательство, самой было бы неплохо промыть глаза святой водой, но вовремя съезжаю с темы. — Вам нужно обсудить планы, а мне кофе выпить. Завидев Ровену впервые, я прочувствовала потаённое неладное, заинтересованность — корыстную — в магическом перстне, нутром. Её не особо скрываемая жеманность, хаотичность и кичливая женственность — яркий макияж, приторно-сладкий парфюм, дорогостоящие каблуки и платья — разбивают хрупкие рамки рациональности, к которой я привыкла, но про себя называть ведьму пресмыкающимся поторопилась. Погребённая под спутавшимися мыслями, позабыла, что живым по земле ходит Люцифер. Змей искуситель. Соблазнитель Евы. Крылатая габонская гадюка. Во плоти земного сосуда. Непосвящённому во все подробности сложно будет поверить, что, благодаря командной работе младшего архангела и ведьмой, контуженный Люцифер повергается ниц. На колени. Кастиил, не теряя времени, вынимает ангельский клинок, проводит лезвием по его горлу. Пускает драгоценную благодать, лучащуюся голубоватым свечением, в чашу с готовыми ингредиентами для заклинания. Медленно доходит, что братья намериваются использовать Люцифера как бесконечный источник энергии, чтобы удержать портал открытым достаточно долго, а затем — убить его. Перспективный план, правда имеющий все риски оборваться: пленник вряд ли покорно сложит лапки кверху, он не сдавшаяся мышь, свалившаяся в баклашку с молоком. — Ау-у-у, большие папочки запретили разговаривать с незнакомцами или ты просто язык проглотила? Неужели я настолько ужасно прекрасен? — очнувшийся, скованный наручниками с защитными знаками, настойчиво старается вывести меня на изматывающий диалог. Если останусь, Люцифер, записав новенького в карманный ежедневник, в первую очередь может опробовать доканать меня. Но это не точно, потому что… ведьма интересует его… больше? Второй аргумент в пользу путешествия в другой мир, который Сэм поддерживает. — Она не будет с тобой разговаривать, — сбивает запал Люцифера младший Винчестер, поправляя лямки рюкзака на плечах. Пригвождённая холодными, льдистыми голубыми глазами, я отступаю на несколько шагов назад и натыкаюсь спиной на Кастиила. Сердце в грудине, бухая, отбивает размеренную, предупреждающую дробь о нижние пары рёбер. Долго не думаю, теряюсь в раскрытом портале вслед за Сэмом. Разлом выдыхает нас на холме и я, не удерживаясь на ногах, прокатываясь в основном боком, скатываюсь с крутого склона пыльным клубком. Очки не разбиваются, но теряются в редкой, сухой траве, находятся в ней чудом. С мягким приземлением везёт Дину, ему удаётся проехаться на подошвах ботинок. Гавриил приземляется лицом ровно на пах Кастиила. Заставая недоразумение, собственной шкурой ощущаю гнетущую неловкость, как если бы я так же неудачно свалилась на своего друга. — О таких посадках следовало бы предупреждать, — и хоть встреча с землёй не страшна, жалуется архангел, попутно отряхиваясь от песка. Я бы тоже жаловалась в голос, да вспоминаю начало своего долгого путешествия, встречу позвоночника со старыми досками в разваленной церкви, и прикидываю, что это не самая стоящая причина для возмущений. Старший Винчестер предполагал, что нас выбросит ровно там же, где его и мистера Кетча выкинуло в прошлый раз. Несказанно наивно, ребячески наивно, но уже ничего не поделать. Остаётся опираться на наводки некой альтернативной версии их знакомой по имени Чарли. По просьбе старшего охотника Кастиил, прикрывая глаза, определяет примерное местоположение портала относительно Дейтона — Кентукки, точнее, то, что от него осталось — и я уже не удивляюсь возможностям ангельского моджо, в том числе встроенному в их сущность точному компасу. Ангелы выдвигаются первыми, уходят далеко вперёд, когда братья и я, держась Сэма, размеренным шагом следуем за ними. Под ногами шуршат мелкие камни, песок, жухлая, жжёная растительность, доживающая последние деньки в мире, который пережил, получается, настоящий армагеддон, сложно сравнимый с восстанием машин. Прохладный ветер, забирающийся под тренч, пригибающий мелкие ветки кустов и деревьев, лёгкими порывами указывает на север, а с пасмурного неба, затянутого серым пледом облаков, сыпятся мелкие, противные дождевые капли. Вблизи раздаётся панический женский крик, такой продирающий, что под ложечкой завязывается мёртвый узел. Я подскакиваю на месте, выискивая глазами бедовую деву, и юркаю вслед за братьями, которые пропускают мимо ушей предупреждение Гавриила. Успев вовремя, Винчестеры спасают двоих молодых ребят — девушку и парня — от мутировавшего монстра, в котором, даже если хорошенько пораскинуть мозгами, не с первого раза получается опознать бывшего чистокровного вампира. Сэм лишает его права на жизнь взмахом мачете, опередив выстрел на поражение. Старший Винчестер, выхватив винтовку, собирался пустить пулю в череп твари, правда, как видно, не успел свершить двойного убийства. Рядом с обезглавленным туловищем набирается приличная лужа тёмной крови. Наклоняюсь с опаской, боясь, будто откатившаяся башка тотчас отрастит себе лапки, и внимательно рассматриваю бледную — болезненного молочного цвета — кожу, акулью пасть, острые зубы, застекленевшие зрачки озверевшего существа. Тише едешь — дальше будешь, несомненно, но Сэм, охваченный идеей как можно скорее выручить миссис Винчестер и Джека, наотрез отказывается идти в обход и делать крюк. Идти на прямик, в котором попутчики потеряли своих знакомых и друзей? Гнездо вампиров — мутировавших, а не обычных, на минуточку — не самое страшное, с чем они сталкивались. Конечно, не самое страшное. Тлетворное влияние старшего брата — как обычно бывает с их парочкой — не сподвигает поменять решение и, что меня удивляет, Дин… не настаивает на обратном. Про себя я отчасти соглашаюсь с коротким протестом Гавриила, а остатком отсылаюсь к мисс МакЛауд и Люциферу, как, похоже, старым врагам, которых оставили наедине. Ни пленник, ни наручники, которыми сковали архангела, не внушают ни малейшего доверия. Думается, ни к чему хорошему это не приведёт, но я понимаю, что не хотела бы остаться в бункере с ними. Морхетский тоннель, может быть, походит на странного вида заброшенную каменоломню или шахту. Если не является ни тем, ни другим. Осыпающиеся каменной крошкой стены, прохлада и сырость — с потолка изредка капает вода, одна грязная капля уже упала мне на нос — в непроглядной тьме немилосердно жадно обгладывают кости всех нас, или же только мои. Споткнувшийся парень — Флойдом звать, кажется? — заставляет рефлекторно вытянуть револьвер и судорожно забегать глазами по узкому проходу. Покачав головой, я смягчаюсь и подаю ему руку, помогая встать. Он почти неслышно извиняется и шарахается от чего-то во тьме. От… разворошённых, разбросанных тряпок, разодранных огромными когтями рюкзаков. Вещей тех, кому было не суждено выбраться из тоннеля живыми. Спина ощущает ворсистые лапки страха, голодным тарантулом охватывающим грудную клетку. Пальцы правой впиваются в шершавую рукоять револьвера. Ноги несут за старшим Винчестером. — Народ, дальше проход завален, — Дин светит фонарём, закреплённым на ружье, в один из дальних поворотов новой развилки. Несколько человек, включая меня, шагают не только с фонариками, но и с флюорисцентными колбами, светящимися в темноте зелёным. — Придётся разгребать. У подобия пещеры, в которую мы выходим, прилично широкий свод. Просторная, в потолке — сплошная дыра, из которой сочится дневной свет, а под ней — маленькое озеро, больше напоминающее глубокую лужу с грязной водой. Глазам, привыкшим к тьме, больно. Самую малость. Обойдя источник, я сдерживаю желание проверить его настоящую глубину. Вокруг сравнительно тихо. Подозрительно тихо. Только ангелы разгребают тяжёлые камни, Дин осматривает окрестности, а остальная группа, кучкуясь, проходит вперёд. По дороге не встретилось ни одной мутировавшей твари и меня заживо лупцует чувство, что за нами пристально наблюдают из всех щелей и лабиринтов — они испещряют каждую ненадежную стену. В спартанских условиях вампиры не потеряли здравомыслие, по крайней мере животное, если оставили охоту в стае залогом к успешному выживанию. Мы словно попали в гнездилище настоящих антропофагов, не дойдя до зловещей кормушки на кладбище, потому что сам тоннель — проклятая кормушка. — Мистер Винчестер, я тут поняла одну неприятную штуку… — зажигалка, завалявшаяся в кармане, заставляет напружиниться. Почему до меня не дошло ещё когда я пила рутбир? Оба охотника откликаются и я, подзапутавшись, к кому изначально обращалась, и впервые за вылазку подавая голос, перехожу на шёпот: — Следовало бы напомнить вам взять пару бутылок чистого спирта, водки или абсента с собой… В общем, горючего. — Мы уловили, можешь не продолжать, — переглядываясь с братом, остановившемся поодаль, кивает Дин, видимо, соглашаясь со мной. — В следующий раз выкладывай сразу. — Я понимаю, что затея была бы опасная, но огненная завеса хотя бы как-то преградила вампирам путь? Я знаю, что пламя им не помеха, но также не думаю, что им не понравится походить на обгорелые угли, пока раны и ожоги не лечатся. Плохое предчувствие оказывается верным. Сложно определить, откуда именно первая из тварей подкрадывается близко к отряду. Испуганный зов Мэгги отскакивает от стен пещеры, эхом привлекая всё больше монстров к раскрытому шведскому столу. Над головами трещат выстрелы и свиста лезвий мачете и ангельских клинков, проходящих сквозь плоть. Нескольких драгоценных секунд хватает на то, чтобы отпрыгнуть от возникшей тени — изуродованной оболочки оборванного подростка. Никогда не забуду гнилой смрад, которым он на меня дохнул, только раскрыв клыкастую пасть. Получив рукоятью револьвера в хрупкий нос в отместку за укус в пустоту, вампир шипит. Чертыхаясь, он валится в воду со скользкого края, истошно повизгивая. Освещённый днём участок доставляет ему неприятности, а мне — кроме выплеска адреналина — какое-то садистское наслаждение. Сей же момент — благодаря старшему Винчестеру — меткий выстрел из дробовика делает своё дело, и полы плаща заляпываются кровью и мелкими обрезками плоти. Голова опомнившегося утопленника превращается в разлетевшийся винегрет. У правого уха проносится свист лезвия, пронзающего горло ещё одной твари. От неожиданности у меня пропадает дыхание: за правое плечо, затем за ворот плаща, хватается крепкая мужская рука. — Не ранена? — отпихнув меня на безопасное расстояние, осведомляется Гавриил. Мотаю головой, желая рухнуть прямо на месте. Звуки боя перебивают оклики братьев и рука архангела грубо преграждает мне путь. Старший Винчестер, мчась к Мэгги, опаздывает с помощью не только Флойду: четвёртый из оставшихся вампиров запрыгивает младшему Винчестеру на спину, одним укусом перегрызает сонную артерию, пуская кровь хлестать фонтаном и заливать грязный пол тоннеля. Сэма утаскивают в сеть лабиринтов. Слова Кастиила отдают набатом весь путь к поверхности: «Он мёртв, Дин… У нас нет времени… Ему уж не помочь». Вопреки всем принципам, изголодавшиеся особи выбрали самую крупную рыбу на мелководье. Я продолжаю ненавидеть мир братьев — и его первые встречные ответвления — более чем достаточно и боль в механически сжатых кулаках это только подтверждает. То самое чувство, когда стоишь на самом краю обрыва и так тянет прыгнуть вниз… То чувство, которое у меня наглухо отбито. Помимо уяснённого правила невмешательства, от верного дворецкого из приключенческих романов я отличаюсь одной деталью. Важной деталью. В реалиях действительности я не отважусь добровольно уложить голову на плаху ради спасения чьей-то жизни. Неуёмная жертвенность никогда не была составляющей моего альтер-эго. — Все слышали? У нас мало времени! Пошевеливаемся! — резко бросает старший Винчестер, для удобства закидывая ружьё на плечо. Охотник рвёт и мечет загнаннным зверем и я одёргиваю Мэгги за рукав куртки, чтобы она не подходила к разгорячённому мужчине. Безмозгло не ожидать, что теперь старший Винчестер не вцепится в план спасения матери любой и самой высокой ценой, которая только может быть озвучена. Он вырывается вперёд, следом и на приличном расстоянии семеню я, пытаясь подавить дрожь в непослушных коленях и лодыжках, и Мэгги. С ней мы обмениваемся напряжёнными взглядами. Бюст Андрасте, вампиры, мне второй раз спасли жизнь… Но… Сэм… Невозможно… Просто… Как?.. С ним… было поздно что-то предпринимать. Поминая младшего Винчестера и Флойда, зашагав в пол-оборота, я растерянно оборачиваюсь назад, оглядываю Кастиила, Гавриила, и, наконец, выравниваю походку, насколько позволяет самочувствие.──────── ⋉◈⋊ ────────