──────── ⋉◈⋊ ────────
Всей душой ненавижу состояние слепого котёнка, который даже к матери приткнуться не может, потому что она заведомо от него отказалась. Последнее, что ярко отпечаталось на подкорке, так то, как бросилась на фэйри в попытке оттолкнуть его от Клэр, наставившей на него ствол, и дала стеклянной бутылкой в висок со всей дури. Уловка сработала и отвлекла его от мистера Крайма, хоть мужчина оказался не менее прошаренным стариком, чем мы, две молодые дуры. Фей, отнюдь не с перепончатыми крылышками и бюстом феечки Винкс, был готов придушить меня на месте. Ну и, в заключение кордебалета, вспоминается, как меня, словно мешок с побитым хрусталём, поднимали, усаживали за стол и, закатав рукава рубашки, принялись выщипывать мелкие осколки, неглубоко засевшие в предплечьях и обрабатывать царапины. Под нос мне сию секундно подсунули стакан неразбавленного джина и выпила я его целенаправленно. От такой крепкости разум поплыл во благо. Здравый рассудок из прошлого могла бы приложить раскалённой сковородой по затылку, но теперь я считаю, что алкоголь не так уж плох. В умеренных количествах, разумеется. Да, да, да, алкоголь ничто иное как отравленное дерьмо и не лекарство от проблем, как и лёгкие успокоительные, и всё хорошо помнят, как закончил бренную пиратскую жизнь старый Билли Бонс, но пойло годится как крайний способ завалить тебя спать. Особенно, если рубит после одного или двух чистых бокалов, выпитых залпом. После часового сна, лелея наручные часы, циферблат которых разбит вдрызг, и внутренне трясясь от стыда, пустившего корни глубоко в душу, я не сразу реагирую на посторонние звуки, шаги, и на то, как меня окликает Эдвард. — Там за вами приехали, кажется. Какой-то мужик в бежевом плаще и мужчина в тёмно-синей кожанке. Близкие ваши, как я понял, — прокашливается парень, по первой опираясь на дверной косяк гостиной, и, поблуждав взглядом по полу, разворачивается, убегая к семенящему по коридору мистеру Крайму. Под смурным взглядом Кастиила, прошедшего в комнату за коротким оповещением, мне хочется съёжиться до шерстяного клубка серых — почему-то именно серых — ниток, для вязания, и ничего более этого. Ясно, что оправдания бесполезны. Похождения за меня прекрасно описывают забинтованные руки, и по сию минуту держащие битые дедушкины часы и брешь в оконном стекле. Эдвард унёс обломки деревянной рамы и подмёл осколки после того, как вытряс из своего отца всю длинную историю. Знать не хочу, что было бы, если бы не Клэр и если бы не мистер Крайм. — Хотел я убедиться, что в порядке с вами всё. Неспокойно мне было неспроста, — первым заговаривает ангел, хмурясь, отчего разрез его глаз становится ещё интереснее. — Слышал я о том, что произошло. Как чувствуешь себя ты? — Я в порядке. Просто несколько царапин и синяков, — говорю я низким голосом, стараясь звучать убедительно, хотя со стороны я определённо звучу как просто отнекивающийся подросток. Собранность удушает, хватая меня за горло, вцепляясь в него ногтями, не позволяя расклеиться здесь, сейчас, на глазах у всех, кто только услышит всхлипы. Кастиила теперь встречает затравленный, недоверчивый волчий взгляд, знакомый и ему, и братьям, и всем, кто только видел меня впервые, я думаю. Челюсти сами ходят ходуном, сжимаясь, заставляя желваки танцевать свой обычный танец, таков, когда злишься, или когда загоняют в угол в предвкушении нотаций, что не стоило так рисковать. Ангел обменивается со мной понимающим взглядом. Он сжаливается надо мной, то ли завидев моё осунувшееся лицо, что сработало не хуже щенячьей мордашки, то ли зная, что я отругаю себя за бесполезность не хуже его речи в возвышенных белых стихах, которой не брезгует, потому как и с братьями не отказался от неё. Клэр вовремя приходит на выручку, окончательно отмазывая от разговора, и я выбираюсь на крыльцо. Обновлённые белой краской перила, и высохшие как сутки, не пачкают джинсы. Здесь меня подлавливает Гавриил, бесшумно подходя со спины. — Не хватило тебе приключений, Кей? — ирония, сарказм, что-то такое в его голосе сливается в одно, но есть в этом что-то отчасти интересующееся, будь то от скуки или, мало ли, искренне. — Большая честь сначала побыть в теле совы из-за какой-то побрякушки, а потом быть отмудоханой фэйри, — фыркая, я оглядываюсь на разбитое окно и слегка веду плечами, сбрасывая с себя несуществующую порцию осколков. Перед глазами проносится игровая катсцена, как Томас Анджело выпрыгивает из окна кабинета директора элитного отеля, спасая свою шкуру, хотя это никак не относится к тому результату, что получила я. Ассоциация с боку-припёку, а то и из воздуха, ни к селу, ни к городу. Но полетала я красиво, однако не жаль, что этого никто не видел, кроме Клэр и мистера Крайма. Если это была вторая — или какая там — часть обряда посвящения в охотники, то я и её пережила. Архангел присвистывает в манере, присущей, наверное, лишь ему, и я роняю вторящий свисту горький смешок, почёсывая поцарапанную кожу трёхпалой ладони сквозь бинт. Вместо вопроса о том, что он здесь делает вместе с Кастиилом, что напрашивается сам собой, из горла сперва вырывается звук, похожий на бульканье, который я маскирую за неловким кашлем. Сомневаюсь, что Гавриил потащился бы в такую глушь по собственной воле и только из-за того, что у его младшего брата включился отцовский инстинкт. — Гавриил, а вас что привело сюда вместе с Кастиилом? — всё-таки спрашиваю я, стараясь сохранить спокойный, если не лёгкий, тон. Вслух предложения не высказать, но такое ощущение, что архангел чем-то подсолил братьям и его за шкирку толкнули прокатиться вместе с ангелом. — О, разве два родных дяди не могут приехать и забрать своих племянниц? — он подмигивает мне, и я в последний момент сдерживаюсь от того, чтобы закатить глаза. Ответ вопросом на вопрос в момент обращается в пустой звук. Новоприобретённая мной кличка отстукивает звучанием букв и звуков в ушах, как назойливая муха. Гавриил решил звать меня в честь агента в чёрном, из-за того, что тот, как и я, постоянно с суровым и серьёзным лицом ходил, пока его молодой напарник косячил без конца и края? Прекрасно, кажется, для меня есть неприятная новость: осень уже с первого пролёта выламывает ментальные кости подступающей хандражкой, или дело в том, что меня избили, как пелось в одной песне, дьяволы, в полсилы? Кучка маленьких дьяволят, втопавшихся каблуками в каждое межреберье, но это, по правде, если совсем преувеличить боль от свежих синяков. Грудину щемит при вдохе, что в этот раз больше похоже на невралгию, а не на сердце, собирающее чемоданы в лучший мир. Спасибо, что обошлось без переломанных костей, а то собственную смерть без рок-н-ролла встречать как-то совестно, надо сказать. Ладно, хреново шучу: если бы я правда хотела в скором уйти из жизни, я бы предпочла сделать это тихо и без шума, чтобы не было свидетелей. — Вы подтёрли местным память или не отважились распускать моджо? Хотя, когда завязалась приватная вечеринка, в округе никого близко не было, — голос, без того тихий, хрипит от пустыни во рту, в то время, как я соскальзываю с перил, собираясь пройти к мистеру Рамосу. Мужчина, размеренно шагая, издали машет рукой с самодельным бумажным конвертом и я подозреваю, что намекает на то, чтобы я забрала фотографии. — Пусть это останется здешней легендой, виновники которого на уме только у пары человек. — Эй, Константин, — из разбитого окна высовывается светлая голова Клэр, взяв на себя роль всеми известного Капитана Очевидности. — Хватит болтать, собирай тряпьё. Вздохнув, я отмахиваюсь вялой честью, отданной двумя пальцами, мол, уяснила, и привычно разворачиваюсь на пятках. Неловко принимая подарок от мистера Рамоса, я откладываю просмотр проявленной плёнки до возвращения в бункер. Пора бы понять, рассуждаю про дом охотников так, будто предстоит возвращаться в тюремную камеру, аль подобная скользкая мысль всего лишь небольшая иллюзия уставших извилин. Перемещение по ранчо больше напоминает листание галереи, насколько между локациями отключаются мысли. Или становятся настолько машинальными, как заевший на повторе двоичный. Хотя ноги перебирают по земле, дощатому полу, ступенькам, чувствуя каждую неровность сквозь подошву обуви. Последней каплей становится то, что на крыльце я чуть не спотыкаюсь о несущегося по двору Бигби. Он подворачивается мне под ноги, грозясь быть прибитым сумкой с пожитками. Гавриил снова кидает ему палочку и ухмыляется, позабавленный мелким происшествием, а я на мгновение зависаю на месте, туповато глядя то на пса с добычей в зубах, то на него, то на Кастиила. Надеюсь, ангел простит меня, потому что у меня на уме сейчас впервые только желание ужраться чем-то калорийным, шлифануть это парой бутылок корневого пива и завалиться спать, про себя поскуливая от ломоты в теле. Тинистый привкус страха за жизнь, опутавший язык какие-то пару часов назад, сменяется на голодную усталость. Напоследок Клэр о чём-то переговаривается с мистером Краймом, а я отхожу к ближайшей леваде потискать лошадей. Шаста сначала не совсем понимает, что от неё хотят, но не сопротивляется тому, что я имею совесть снаглеть и неловко приобнять её за шею, зарывшись пальцами в рыжую гриву, приложившись к мощному плечу головой. Когда я прислоняю голову к плечу Шасты, я не могу не испытывать благодарности за спокойствие на ранчо. Это разительный контраст со страхом и хаосом, которые я испытал всего несколько часов назад. Я глубоко вдыхаю прохладный воздух и позволяю себе немного расслабиться, чувствуя, как напряжение в теле тает. Именно такие моменты, как этот, заставляют меня осознать, что все опасности и невзгоды, возможно, того стоят. Это напоминание о том, что в мире есть красота и что даже посреди хаоса и опасности можно найти моменты умиротворения. Когда же солнце склоняется всё ближе к горизонту, я неохотно отстраняюсь от Шасты, в последний раз проводя ладонью по её морде. Всё ещё уставшая и голодная, как бездомная собака, но чувствую себя немного лучше. — Жаль слышать о вашем отъезде. Но я был бы рад увидеть вас снова. Так что, если вы когда-нибудь захотите подтянуть навыки верховой езды, я к вашим услугам, коллега, — без лишних церемоний роняет мистер Рамос, когда мы пересекаемся с ним у калитки, которую я перемахиваю. Такой поворот становится для меня сюрпризом. Мистер Рамос откровенничает, что он впечатлен тем, как сносно я адаптировалась к жизни на ранчо за короткое время, и что он считает, что у меня большой потенциал как у работника и всадника. Не буду скрывать, я испытываю чувство гордости и выполненного долга от его слов, и я вижу в этом напоминание о том, что даже посреди хаоса и опасности есть возможности для маленького роста и совершенствования. Это обнадеживающая мысль, за которую я цепляюсь, направляясь к красному хэтчбэку Клэр. Прощаясь с мистером Уолшем и Эдвардом, подвернувшимся позже, я не могу не испытывать благодарности за время, проведенное. И кто знает, может быть, однажды я правда побываю здесь снова. Это место поистине святое, островок покоя в мире, сходящим с рельс, особенно после того, как фэйри больше не отважится воровать здесь людей. — У тебя такое лицо, будто ты лимон вжрала, — Клэр хлопает меня по плечу, обходя машину и хватаясь за ручку двери с водительской стороны. Для меня дольку лимона или лайма сжевать раз плюнуть, но об этом я умалчиваю. — Я начинаю сомневаться, что парни не держат тебя в заложниках. — Знаешь, что меня разочаровало больше всего? — невпопад со свойственной резкостью перевожу тему я, косо поглядывая на Кастиила у второй машины, о чём то треплющимся с Гавриилом. Ангел замечает, что я наблюдаю за ними, отвлекая тем самым и архангела, но это не особо трогает. Внимание снова цепляется за Клэр. — Вся эта нечисть, сбрендившие феи и все такое… Никто из них не цитировал старину Билли Шекспира. Скучно жить в шизанутом мире, что вписано в прошивку, невозможно. А этот мир, по правде, в своей мере шизанутый, если выражаться цензурно. Старик Джонни Сильверхенд выразился бы по-другому. И мы все тоже в своей мере двинутые, если не стараемся драпать куда подальше. Как знакомые с охотниками, теперь мы не можем просто избежать их. Они вокруг нас, хотим мы этого или нет. Кто знает, может быть, однажды мы даже встретим фею, которая не только цитирует Шекспира, но и исполняет солилоквию в идеальном ямбическом пентаметре. Какого рожна я вообще помню этот термин, если литературы у меня не было уже три года, а язык искусства, или как там его, у вечерников длился всего один семестр? Устроившись в салоне, Новак без стеснения передаёт мне часть денег, что мистер Крайм по большей части выдал нам в благодарность за помощь. При виде щедрой — как мне видится — пачки в пятьдесят долларов я давлюсь воздухом. Ими можно выплатить долг братьям, хотя бы за бензин, когда-то потраченный на то, чтобы забрать меня из Бисмарка. Как же это давно было, чёрт побери, хотя, казалось бы, всего месяцев шесть или семь назад. Мне начинать жалеть, что я не веду дневник? Кастиил, помимо всего прочего, настаивает на том, чтобы сопроводить Клэр до дома, так что мы в любом случае какое-то время торчим на городской заправке. Никогда не думала, что какая-то незнакомка попробует стащить у меня номер, но оно так и случается, когда я отлучаюсь, чтобы, по просьбе, купить Клэр стаканчик кофе, а себе, раз на то пошло, холодного чая. Не то чтобы я гомофоб или что-то в этом роде, но просто неприятно, когда кто-то исподтишка лезет к тебе, особенно когда ты не заинтересован. Я, как бы, вообще не похожа на куртизанку, охотно флиртующую со всем, что движется, в ответ. Нет, всё можно понять, и с парнем меня не раз путали, но чтобы так… Путаницы сами по себе не новы и в основном сводятся к обыденной хохме с бариста в копилочку. Но, Карл, ко мне за мою жизнь ни разу не пытались нагло подкатить, тем более девушки, и я как-то подзабыла о сей немаленькой вероятности. Не считая Василисы, которая вначале нашего общения честно призналась, что бисексуальна, но успокаивала тем, что видов на меня не имеет. К счастью, никто не видел, как у меня пытались выцыганить номер. Кастиил и Гавриил о чём-то спорят, однако не вслушиваюсь, как паинька, но в воздухе определённо витает напряжение. Новак просматривает свой телефон и едва поднимает глаза, когда я протягиваю ей кофе. Она бормочет благодарность, прежде чем сделать глоток. Я сажусь обратно на переднее пассажирское сиденье и принимаюсь по маленькому глотку потягивать чай со льдом. Плейлист продолжает заливаться музыкой в правом наушнике, и я, увеличив громкость, чтобы заглушить неловкость от произошедшего. Внезапно телефон в заднем кармане настойчиво вибрирует, и в панеле уведомлений я вижу, что пришло новое сообщение от младшего Винчестера. Охотник спрашивает, что с нами, что с Кастиилом, доехал ли он, и, в общем, в духе второго заботливого отца, боящегося за потерявшихся детей. Вздохнув, я набираю быстрый ответ, сообщая ему, что мы доберёмся, как только сможем, ведь мы не одни. Как бы мне ни нравилось проводить время с Новак и будням вдали от бункера, забывая о собственных проблемах, я понимаю, что ответственность перед братьями всегда на первом месте. По дороге я не могу избавиться от укола грусти. Неизвестно, когда я снова смогу потусоваться с Клэр. Девушка за пару дней стала одним из светлых пятен в остальном мрачном мире, и я не могу избавиться от неприятного чувства. Но этакий долг зовёт, и я должна вернуться к братьям. И я приползу на карачках, а пока предпочитаю сидеть сложа руки и наслаждаться пейзажем, благодарный за краткую передышку от хаоса нашей жизни. Давно у меня не было возможности отдохнуть от охоты и просто насладиться видом пустых шоссе, окружённых заросшими травой полями. Передав Клэр в руки мисс Миллс в Су-Фоллс, я по одному взгляду женщины понимаю, что мои перебинтованные запястья её совсем не веселят, и ретируюсь в машину к ангелам, забрав с собой на заднее сиденье свою дорожную сумку. Гавриил и Кастиил покончили со своей жаркой дискуссией, но я чувствую, как напряжение до сих пор натянуто в воздухе, как бельевая верёвка. Я делаю глубокий вдох, готовясь вмешаться, если потребуется, но пока что продолжаю позволять самотёк. Не мое дело вмешиваться в их спор, и я не хочу чувствовать себя посредником, словно в неблагополучной семье. Гавриил как-то раздражённо подкручивает магнитолу, пытаясь поймать подходящую волну, чтобы разрядить тишину в салоне. Он находит станцию с, кажется, солянкой с наличием классического рока и прибавляет громкость. Музыка, наполняя салон, навевает чувство облегчения: тишина всегда — невыносимый груз, а работающее радио — желанное развлечение, особенно когда разрядился мобильный со всей любимой картотекой. Архангел, кажется, наконец немного расслабляется, слегка постукивая ногой в такт барабанам. — Выспаться тебе нужно, Корнел, — настаивает Кастиил, услышав, как я зеваю до щелчка в челюсти, раздавшегося на весь автомобильный салон. — Кастиил, я сносно себя чувствую. Отосплюсь в бункере. Кроме того, мне не быть за рулем, чтобы беспокоиться о уровне моего внимания. Кастиил в ответ бросает на меня скептический взгляд, который, опять-таки, можно сравнить только со взглядом обеспокоенного отца. Названного разве что, правда определение занято — он таков для Джека, а что по моему поводу, так всё сложно. Но больше ничего не говорит, доходя, что настаивать с моим упрямством, проявлявшимся не раз, бесполезно. Тем временем я, недолго думая, решаюсь податься вперёд и не совсем культурно встрять между передними сиденьями, чтобы подкрутить радио по-своему и останавливаюсь на каком-то приятном французском рэпе, несмотря на картинные восклицания архангела. — Гавриил, вы не водитель, так что вы всё равно первым не выбираете музыку, — я веду бровью, глядя на него, прежде чем откинуться на сиденье. Архангел недовольно кривится на мгновение, но явно не обеспокоенный моим комментарием с отсылкой на типичный и один из главных законов старшего Винчестера. Фраза не раз звучала в тех бульварных книжках. — Ну, раз уж ты не собираешься спать, может, расскажешь о ваших похождениях вместо того, чтобы занимать место диджея? — предлагает Гавриил, постукивая кончиками пальцев по бардачку в такт музыке. Не сдержавшись, я закатываю глаза к потолку машины. — Вы говорите так, будто я какой-то герой-меченосец. То, что произошло в доме тянет на слабую постановку с огромной сюжетной дырой, — Гавриил хмыкает, а выражение лица Кастиила в то же время становится серьёзным. — Меня даже уговорить на исполнение желаний не успели. Никто не обещал, что каждая охота проходит эпично и, к тому же, гладко. — Корнел, в любом случае не можешь ты продолжать отмахиваться от травм своих, как от пустяка, — продолжает гнуть свою мысль ангел, несмотря на то, что старается внимательно следить за дорогой. — Кастиил, я позабочусь о своих синяках и бинтах сама, когда мы вернемся в бункер. Но, напоминаю, это всего лишь синяки и царапины, — я понимаю, что ангел прав, но не желаю вести разговор дальше. Важнее то, что фэйри больше нет, и все вроде как счастливы. Претензии затухают, а песня по радио уже тише доигрывается на заднем плане и переключается на совершенно другую. Я погружаюсь в что-то сродни медитации с открытыми глазами, убаюканная ровным гулом машины. Вопреки напряжению, повисшему ранее, я чувствую себя более или менее в безопасности и, может быть, утешении в присутствии ангельских спутников. Кастиил не лезет с непрошенными советами. Собственно, в бункер меня подбрасывают, как посылку. Винчестера-старшего я встречаю коротким кивком на лестнице. Марлевые бинты, которыми перевязаны руки в районе неудачно содранной кожи, точечно пропитались кровью. Бордовые пятна открыто намекают, что неплохо было бы сменить повязки. Что же, юнцы знавали более лихие времена. Конечно, халатно, но ссадины были кое-как промыты и обработаны к обратному пути, так потерпят ещё немного. Сейчас мне жизненно необходимо смыть с себя весь проклятый день. Поклажа отфутболивается в дальний угол, под кровать, и я небрежно снимаю с себя рубашку через голову с таким остервенением, что последние пуговицы готовятся оторваться. Зараза, гель для душа заканчивается. Да что я буду делать? С этой новостью я едва не поскальзываюсь на полу, благо, неосторожность обходится лёгким испугом. Терпя боль в занывших после контакта с водой ладонях, я зачёсываю волосы назад и вываливаюсь, переодевшись в сухое. Типичной усталостью по телу тяжело разливается свинец. Если я упаду на кровать, не встану, голова отключится в пять минут. В конце концов, я, по правде, отключалась в машине, каждые две минуты роняя голову на грудь, но инстинктивно не могла себе позволить такой роскоши. Выглянув в коридор, я сразу же сталкиваюсь с рыжей шевелюрой мисс Брэдбери и младшим Винчестером. — Доброго вечера, мисс Брэдбери, доброго вечера, мистер Винчестер, — я стараюсь говорить так, чтобы язык не заплетался и, повнеменив секунду, обращаю внимание на сумку в руках девушки. — Кто-нибудь из вас знает, в лазарете не остались неизрасходованные бинты? И где сам лазарет… — Первое дело обошлось не без последствий? — будто будучи пойманной с поличным, немного смущённо отвечает девушка. — Привет, Корнел, — приветственно улыбнувшись, младший Винчестер берёт меня за плечо и провожает по лабиринтам коридоров. Эластичные бинты надёжнее и из них не лезут нитки, которые могут присохнуть вместе с кровью, как из марлевых. Не поднимая глаз на младшего Винчестера, я благодарю охотника, когда он оставляет меня в лазарете один на один со своими царапками. В голове поздно щёлкает и от собственной глупости хочется постучаться лбом о шкафчик напротив. Впрочем, выложить про Кипа можно чуть позже, но из истории Марбаса, оповестителя из ниоткуда, всё равно не выкинуть. Губернатор стал бы неплохим союзником на нейтральной территории, но у него определённо есть собственные интересы. На случай повторной встречи следует припомнить труды Соломона, а также где-то достать карманное зеркало, или его осколок, или свободный стеклянный пузырёк. — Н-да, я думал, что домушники уже и до этого подвала добрались, — шуточно заводят разговор позади, рассчитывая слегка припугнуть, что засчитывается, пока я местами отдираю присохшие к ранам нитки. — Всё ещё знакомая вам мелюзга с разбитыми коленками, — стукнув донышком пузырьком антисептика о столешницу, повторно обработав ссадины перекисью, небрежно перевязываю сначала левую кисть. Видимо, попытки выглядят так жалко, что Гавриил, тяжело вздыхая, решает влезть под руку. — Винчестеры тебя бинтовать не учили, да? — покачав головой, архангел хватает меня за кисть первее, чем я делаю шаг назад, и проделывает всё по-своему, не без моджо, брякнув что-то на енохианском. Мягкость прикосновений тёплых, по сравнению с моими, рук вселяло бы хотя бы минимальное доверие, если бы могло пробить подступающие сомнения. Использовать ангельское моджо, когда ты на мели? Верхушка безалаберности. — Впредь не тратьте благодать на всякую чепуху, — я, не скрыть, оторопело осматриваю чистую кожу ладоней, лишённых всяких маленьких ран и царапин. Старые шрамы на костяшках никуда не пропали, но вот на левой ладони теперь чего-то не хватает. Именно, чего-то. Точно. — Умно, что вы заодно свели и руну. — Не понимаю, о какой руне ты мелешь. Если Локи расщедрился на жалкую показуху, она могла уйти со временем, потому что ты того пожелала. Но если хочешь изучить слои поглубже, придётся заглянуть твою душу, — поводя рукой в странном жесте, размыто поясняет архангел. — Грубо говоря, руку в грудь сунуть. Будет неприятно. Даже, больно, наверное. — Обойдусь как-нибудь, пожалуй, — принимая отрицательный ответ со схкрипом, Гавриил, сжимая губы в ещё более тонкую полоску, неодобрительно фыркает или на сам отказ или на главного виновника. Оказавшись лицом к лицу с архангелом, будучи одного с ним роста, я считываю посуровевший, какой-то, может быть, уставший, изучающий посыл в помутневшей фисташковой радужке. Наверное, ему из кожи вон интересно, чего же такого я всё-таки могла поднахвататься от Локи, находясь в статусе лже-ученика. Пускай интересуется, только набор догадок разобьётся о то, что у меня не развилось ни трикстерского мастерства, ни мудрого ума. Вера в скандинавского Гудини исчерпала себя до последней капли совиньона в первом же бокале. И понятие доверия, благодаря Бартамусу, медвежьей услугой раскрывшему правду, утопилось в той же капле. — Корнел! Как давно ты вернулась? — вместо ванильного приветствия с объятиями, за что спасибо, Джек выхватывает меня из лазарета за рукав, несмотря на присутствие Гавриила. Клайн утягивает меня за шахматы до позднего часа. Забывает извиниться за перерыв в разговоре, но это ничего. Парень, в отличие от Клэр, не привносит охотничьего страха перед непредсказуемостью выходок и вынужденного просчитывания планов по первым трём буквам алфавита, которые рискуют вылететь в окно. Имея выбор сдаться в любой момент и пойти к себе, я иду на поводу, рассчитывая за играми не сколько пообщаться, сколько выбить из головы ненужный мусор. Тупая боль в мышцах пропрыгивает по пояснице теннисным мячом. Клэр скоро допредлагается, когда-нибудь я на правах перелётной ласточки, собравшейся в короткий отпуск, перееду к мисс Миллс на пару недель подальше от новой версии команды легенд завтрашнего дня. Буду помогать по хозяйству, чем способна, нуждаясь в какой-то мелочи: посуду за всех мыть, подкручивать лампочки там, где надо, смеситель время от времени ремонтировать, и спать на коврике, если местечка на диване не найдётся, лишь бы кормили и не отдавали на съедение нежити. Новак точно не будет против близкого соседства с человеком, с которым можно не только болтать, но и которого можно спокойно сорвать на интересное дело, не давая бездельно заскучать. Расписать воображаемую анкету, так не кандидатура, а золото, прям пакетик кофе два в одном! Но если опустить плохие шутки, мне кажется, что девушке как раз не хватает того, с кем можно скорешиться вот так вот просто, а я свободное звено без кола и двора, которое может выполнять функции, прописанные в мнимом инструктаже, по крайней мере в одну сторону. Человеку нужен человек, люди существа социальные, ну, как там дальше зачитывается по выученной методичке? Спустя месяцы без слёз, выплаканных в чужую жилетку, и невысказанных слов, привыкаешь к одиночеству, обществу одного капитана у штурвала корабля в бутылке, только иногда склоняясь к мысли, что вот, как бы, бывает иначе. Человек привыкает ко всему, была бы сила воли, чтобы терпеть лишения, вот я и договорилась со своим капитаном. Куча мыслей, напоминающая смятые газетные вырезки, лишь сгромождаются, а с мелькнувшим бежевым плащом вовсе заполняет всё внимание, оставляя моего короля чёрных без защиты. — Джек, извини, мне нужно отлучиться. Может, завтра отыграемся, если шило не заиграет, — совершая последний ход, намеренно смертельный для зажатого в угол короля, я быстрым шагом пересекаю бункер до ангельской обители. Перемнувшись с пятки на носок, стучусь в дверь, ожидая разрешения войти, и только тогда едва пересекаю порог. Заглотнув затхлого воздуха, не зная, как подступиться и начать говорить. Кастиил обращается вслух и я понемногу смелею, хоть и боюсь строгого окрика. — Кастиил, меня по сей день беспокоит тот факт, что я была повязана с язычником. Хорошо, я не распространялась об этом, но в тот день, когда он забрал меня у Асмодея, мы повязались с ним на крови. Меня заклеймили руной, похоже, чисто символично, потому что в какой-то момент она сошла. Но хотелось бы знать, что на душе нет его следа. — Связь на крови не проследить так просто, если было это именно оно… — ангел медленно моргает, обдумывая сказанное, и поднимает на меня взгляд. — Откуда знаешь ты про душу? Гавриил надоумил тебя ко мне обратиться? — Закладывать нехорошо, однако он первым предложил такую услугу. Обратиться к вам уже сугубо моё решение, — отвечая предельно честно, я пожимаю плечами. — Ты уверена, что тебе это правда нужно? Неприятно будет, говоря мягко. — Знаю, Кастиил, знаю, мне сказали и об этом, — отговорки не прогоняют желание узнать, что с язычником меня больше ничего не связывает. — Каков толк переубеждать, если видите, что несчастный упёрся? По совету я вытаскиваю ремень из шлеек джинс и, сложив вдвое, прикусываю его зубами вместо плотной тряпки, заранее готовясь к худшему. — Если есть место, в котором хорошо тебе, представь его, — закатывая рукав, Кастиил погружает руку в мою грудь по локоть. В точности когда я только задумываюсь о городской набережной у заброшенного казино Констанцы. Выгибаясь от нестерпимой боли, выворачивающей грудную клетку наизнанку, как допотопные раздвижные шарниры, я вижу перед зажмуренными веками всполохи света. Упуская контроль над обмякающим телом, отдалённо ощущая на щеках горячие слёзы, я проваливаюсь… куда-то. Изнанка сознания, или одно из воплощений изнанки, предстаёт полем, покрытым высокой жёсткой травой, окутанным густым и непроглядным туманом. Каждый шаг, совершаемый по кривой узкой тропинке, ведущей туда, не знаю куда, робок и осторожен. Даже лиса, испуганно проскочившая под ногами, пустит бежать, только подгоняй. Соскользнув на дно старого оврага, оставленного высохшим ручьём, я вскакиваю на самый его край и с молодецким рыком перемахиваю через невысокий бордюрчик, продолжая путь в молочной дымке. Ёжик, то есть, человек в тумане, которому для полного вхождения в образ не хватает набрести на обрыв и свалиться в реку. Сценарий получше, чем разговаривать со своим альтер-эго, как с негативным отражением в зеркале. Интуиция подсказывает, что я на верном пути, потому что туман начинает понемногу рассеиваться, пропуская лунные лучи. Пробегая по поваленному дереву, служащими самодельным мостом, отделяющим дорожку до другой части поля, я различаю, куда держу путь — к табуну диких лошадей. Виляя окольным путём, чтобы взглянуть на открывающееся диво и не спугнуть животных, упираюсь взглядом в вороную кобылу. Она замечает меня, опасливо шагает навстречу и внимательно смотрит своими голубыми глазами. Её образ, вероятно, построен на простой поездке и воспоминаниях о Карго, но в этой странной картинке всё ещё присутствует доля необыкновенной свободы и природной красоты. Видение разваливается на кусочки под звук падающего стула. Очертания силуэта, замаячевшего у кровати, складываются в растерянного Джека. Заметив, что я прихожу в себя, он выдыхает с нескрываемым облегчением, падает на хлипкую табуретку, во второй раз навестившую мою скромную берлогу. Разыгравшиеся нервы парня выдают пальцы, сцепленные в замок, которые он укладывает на колени. Узнать бы, сколько времени прошло с момента отключки. Приняв сидячее положение, я встречаю головокружение, как дорогого, но нежеланного гостя, и тщательно прощупываю грудину, в конце концов чувствуя, как больное, переполошённое сердце вытанцовывает реггетон. Нефилим, не переставая вслушиваться в отдалённое эхо голосов, протягивает кружку с прохладной водой. Возможно, прибавится вторая хорошая новость, помимо той, что мне завтра никуда не надо. Бледный рунный шрам с ладони мог не означать ничего серьезного, а контроль Локи надо мной невозможен по факту его смерти. Но это нужно уточнять у всевидящего ока Кастиила, а сейчас, честно говоря, мне хочется разбить что-нибудь о свою башку и отключиться где-нибудь в другом месте на пару часов, забывшись от дребезжащего звона в черепе. Расследование и заседание по делу моей связи со скандинавским полубогом и фокусником практически официально закрывается, не хватает только официального приговора и стука деревянного молоточка в духе телевизионных передачек про судебные заседания. Заржавевший пунктик биографии после проверки вряд ли подчистую перестанет быть бременем, которое я могла бы нести долгое время. Слухи, сомнения, клеймо на словах, связанное с богом озорства — от всего этого трудно избавиться, в первую очередь, во благо спокойствия и доверия самой к себе, потому что все события выжжены в моей памяти. Сделав глубокий вдох, я рассеянно благодарю Джека за то, что тот побыл в комнате, испытывая чувство благодарности к молодому нефилиму, который становится мне кем-то вроде младшего брата. И прикрываю глаза, пытаясь сосредоточиться на своем дыхании, рассчитывая на то, чтобы стук в голове, наконец, утих.──────── ⋉◈⋊ ────────