кошачьи глаза и бутоны роз

      — Дыши, прошу ради Барбатоса, дыши!              Маленькая девочка на постели синела и с каждым вдохом всё тяжелее ей было выдохнуть. Она была по настоящему горячей, тельце было так разгорячено, что прикасаться было больно. Но папа крепко держал малышку за руку и причитал под руки врачей.              — Сэр, прошу, отойдите. Мы делаем всё что можем.              Медсестра оттянула цепкие пальцы папы от крохотных ручек девочки и принялась что-то вкалывать её в руку.              — Подождите, не выгоняйте меня, могу я остаться здесь?              — Эх, оставайтесь, только прошу, тихо.              Главный врач приложил маску к лицу малышки и начал подавать кислород. Её скорчившееся от боли лицо разгладилось, медленно, но верно расслаблялись мышцы. Она снова задышала полной грудью.              Послышался громкий выдох всех стоящих в палате. Эта девочка была самым важным для них всех. Особенно для папы.              Гаяне была само солнце. Своим очарованием она способна влюбить в себя всех окружающих, а уж родитель совсем без ума от малышки. Она растёт избалованной любимицей. Любит добиваться своего, когда лаской, а когда капризами. Повадки маленькой альфочки с годами всё чаще проявлялись. Она защищала своего папу, так, словно ощущала то, насколько ему нужна помощь. Помогала всем знакомым людям, таскала тяжёлые корзинки с фруктами, веселила вечно грустную влюблённую Ай.              Её рождение было чудом и это чудо нужно было защищать.              И время остановилось. Врачи сновали кто куда, перед глазами от белизны халатов слепило глаз. Кэйя стоял как вкопанный и не мог пошевелится. Его единственная дочка, его солнышко, сейчас умирала.              Капитан кавалерии не мог устоять перед тремя вещами: драки с монстрами не по заданию, лошади и Гаяне. Этот лучик во тьме появился, хотелось бы верить, что внезапно, но это не так, скорее неожиданно для самого Кэйи. Кто же из омег в свои восемнадцать пожелает родить ребёнка, да ещё не от своей пары. Малыш ни в чём не виноват. Это всё взрослые — гнилые люди.              — Кэйя, — Главврач опустил свою руку на его плечо и слегка сжал. — Она будет в порядке, обещаю.              Кэйя не отрывал взгляд от дочери. Прислушивался. С каждым её вдохом сердце загонялось в бешенном ритме, в страхе, что приступ снова может повториться, а с каждым выдохом — успокаивалось. Чувствуя, как схлынувший адреналин медленно, но верно, превращает тело в бесформенное желе. Только сейчас пришел осознанный страх, не тот первобытный, что заставил броситься вперед и ни о чем не думать кроме, а совсем иной, жуткий своим осознанием, вынуждающий цепенеть. Гаяне могла задохнуться. Вот так просто в одно мгновение перестать дышать и… жизнь закончилась бы. Кэйя не простил бы себе.              — Я не могу её потерять, Нед, просто не могу.              Его голова обессилено рухнула на плечо врача, и он зашёлся в беззвучных рыданиях.              — Понимаю, поэтому сразу как она поправится вам следует отправится в Ли Юэ, мой знакомый точно знает, как ей помочь.              — Точно?              Кэйя всхлипнул и посмотрел на дочь.              — Точно, я тебе обещаю — Нед похлопал его по плечу и подошёл к больничной койке.              — К тому же, температура спала, через пару дней она будет в порядке. Кэйя подошёл к постели и опустил свою руку на лоб дочери, и правда, тельце, что всего каких-то минут двадцать назад было раскалено до предела, сейчас имело приемлемую температуру.              — Спасибо.              — Это тебе нужно сказать спасибо, — Кэйя хотел было прервать, спросить за что, но его прервали. — За то, что смог удержаться соблазну стоять у кровати и держать её за руку. Без этого мы бы мало что смогли сделать.              Капитан кавалерии помрачнел, но после услышанного, замер и резко повернулся на дочь. Та ворочалась, пыталась найти удобное положение для сна, но зацепилась рукой за руку своего папы и притянула её к себе.              — Папа…              Лоб Гаяне сморщился, кажется, у неё был плохой сон.              — Тише, тише…              Кэйя наклонился долго прижимался губами к детскому лобику, медленно приходя в себя после пережитого. Мысли по типу: «а если бы…» он старательно отгонял.              — Давай я спою тебе — он погладил дочь по голове.              Недлис уже давно вышел из палаты, так что опасаться было нечего. Кэйя начал петь колыбельную, что когда-то для него пела его мать. Это всё что он помнит про неё. Тихая, тёмная ночь, и песня, что успокаивала и вводила в транс.              Дни, кажется, тянутся бесконечно,       Солнце упирается в землю, дразня тебя,       Но после солнечных дней не меняется одно —       Восходит луна.