you are my medicine

— Доброе утро. Тебе хорошо спалось? Мне не очень, просыпался пару раз за ночь. Снилось что-то странное. Знаешь, часто такое бывает, когда засыпаешь в незнакомом месте. Обычно это проходит, но я всё ещё скучаю по своей родной кровати. Там всё-таки спится уютнее всего. Хотя я в детстве боялся заглядывать в щель между кроватью и стеной. Мне друг, который учился в старших классах, показал какое-то видео… Ух, я несколько ночей нормально не спал. С тех пор всегда казалось, что под кроватью у меня живёт монстр. Я его очень сильно боялся, даже днём старался под кровать лишний раз не заглядывать, а когда мне исполнилось двенадцать, я подумал: а чего мне его бояться? Я его не видел ни разу, он меня ни разу не тронул. Захотел бы — тронул раньше. Хотя, может быть, он ждал, пока я стану постарше и поупитаннее? — Чонгук рассмеялся. — Тогда я об этом даже не подумал. Ну, в общем, я решил с ним подружиться. Его имени я не знал, поэтому придумал своё. Простое такое имя — Ю. Как дождь. И я говорил с ним тогда, когда за окном шёл дождь. Мне почему-то казалось, что всё время он спал, а когда дождь начинал стучать за окном, просыпался, и тогда я разговаривал с ним. Он был моим первым другом. Я сам по себе общительный, но из-за здоровья друзей у меня не было, а родители были очень заняты работой, поэтому я дружил только с Ю. Такие тёплые воспоминания: ночь за окном, фонари горят, капли на стекле, и я разговариваю с Ю… Тэхён лежал неподвижно, глядя в холодную белую стену. Чонгук ходил по палате, раскладывая вещи, заправляя постель и между тем рассказывая Тэхёну обо всём на свете. Рассказывал он с таким энтузиазмом, словно его слушала публика из нескольких десятков человек, тогда как единственным его слушателем был спящий омега, которому совершенно не было интересно то, о чём он рассказывал. Во всяком случае, со стороны могло показаться именно так. Но Чонгук говорил. Говорил много, эмоционально и порой так наивно, что на лице Тэхёна проскакивала улыбка. Чонгук был немногим младше него, но омегу преследовало чувство, будто из своих четырнадцати лет он так и не вырос. Это был лишь второй день пребывания Чонгука в палате Тэхёна. Две недели до этого, начиная с самого своего пробуждения после потери сознания, не было ни секунды, когда бы Тэхён не думал о Намджуне. Он прокручивал в голове все воспоминания, начиная от невинной встречи в коридоре института и заканчивая моментом, когда альфа с поличным был пойман на измене. Сердце Тэхёна горело и этот жар, поднимаясь по горлу, жёг ему глаза, вновь заставляя проронить слёзы. Вместе с глазами начинало жечь и запястье, выгравированное судьбой имя вновь кровоточило, из-за чего медбратья почти ежедневно меняли повязки на руке. Тэхён пребывал в своем горе и сожалениях, совершенно забыв о том, что существует мир за пределами его палаты. Сердце билось всё неправильнее: то тише, так, что даже Юнги со стетоскопом едва мог его услышать, то громче, так, что в груди становилось больно. Тэхён думал и надеялся, что скоро его страдания закончатся. Он не говорил с медбратьями, не встречался с другими пациентами, не искал развлечений. Его телефон молчал — изредка туда приходили уведомления приложений или рекламные сообщения, но не было ни одного звонка или беспокойного сообщения. Намджун после произошедшего словно исчез, поэтому Тэхён лишний раз даже не брал телефон в руки — одни только обои на экране блокировки, где друг сфотографировал его, обнимающего Намджуна на фоне цветущей вишни, доставляли невыносимую боль. Единственным редким собеседником Тэхёна был Юнги, но и тот был далеко не самым сочувствующим человеком. Много лет работы с тяжело больными людьми закалили его и без того жёсткий характер. Мин не врал о том, что всё будет хорошо, не предпринимал бессмысленных попыток вернуть пациенту волю к жизни, не делал ложных утешающих прогнозов. С самого начала Тэхён понял: он умрёт, если сам не сделает ничего для того, чтобы жить дальше. Он и не пытался — медленно шёл на дно, наблюдая за тем, как темнота пожирает всё вокруг. Но Чонгук почему-то раз за разом вытягивает его на поверхность и позволяет сделать несколько глотков воздуха. Он начинает издалека, с какой-то чуши, которая мало у кого может вызвать интерес. У Тэхёна поначалу тоже не вызывала ничего, кроме раздражения. Он даже был в шаге от того, чтобы закричать на Чонгука и заставить замолчать. Но сейчас Тэхён не жалеет о том, что не повысил голос, и чувствует, что даже если бы и сделал это, Чонгук всё равно упорно продолжал бы свои рассказы. Когда нового соседа нет рядом, Тэхён возвращается в пучину своих мыслей. Возвращается всё: равнодушные родители, паршивые друзья, лживый возлюбленный и его мерзкий любовник. Огромной бетонной плитой на Тэхёна падает осознание: Он не нужен никому в этом мире. Когда Чонгук появляется, появляется и его голос: мягкий, светлый, живой, который вырывает из мрачного омута и поднимает в небо. Чонгук рассказывает о любимых фильмах и комиксах, о любимой еде и занятиях, о друзьях — настоящих и вымышленных, — о музыке и ещё много-много о чём. Каждый раз Тэхён чувствует, будто бы погружается в недра незнакомой, но тёплой и невероятно уютной души, где детское любопытство перекликается с юношеской страстью, где под кроватью живёт дождевой монстр, а на стенах висят плакаты с любимыми героями фильмов и музыкальными группами. Слушая, как Чонгук рассказывает о случае на детской площадке из далёкого детства, Тэхён переносится за сотни километров от холодной серой больницы, в жаркое лето, в окружение огромных зелёных деревьев, в настоящую цветастую крепость с горкой для семилетнего мальчика, который посещал детскую площадку лишь пару раз в жизни и для которого это было настоящим праздником. Слушая Чонгука, Тэхён оживает. — Я скучаю по детству. Хорошее было время, — Чонгук вздохнул. — Хочу пересмотреть мультики, которые я смотрел тогда. И «Человека-паука» тоже хочу пересмотреть. Ты смотрел хоть одну часть? Тэхён как всегда молчал. Он не знал, что мог бы ответить. Уже даже привык ничего не отвечать. — У меня есть ноутбук. И книги. И игры. Я хорошо приготовился к скуке, — улыбнулся Чонгук. — Скажи, если тебе что-то понравится. Я дам, мне не жалко. Тэхён улыбнулся тоже. Чонгук чудесный. Невинный, как ребёнок, добрый и милый, несмотря на то, что общительность и отзывчивость Тэхёна сравнимы с социальными навыками фикуса. Если поначалу зарывшегося в своё страдание омегу навязчивый альфа раздражал, то сейчас, спустя совсем небольшой промежуток времени одним своим появлением Чонгук снимал камень с души Тэхёна, позволяя хоть немного выйти за пределы своего крохотного мирка. Скрипнула дверь — раздался стук каблуков, и этого Тэхёну было достаточно, чтобы узнать, кто пришёл в палату, не вылезая из-под одеяла. — Доброе утро, — поздоровался Мин. Уже зная, что ему нужно сделать, Тэхён нехотя выбрался из-под одеяла и сел в кровати. Чонгук смотрел на него своими огромными блестящими чёрными глазами, выражающими беспокойство, так что Тэхёну было стыдно даже поднимать взгляд. Неухоженный, немытый, отвратительно тощий, он выглядел ужасно и пах, вероятно, соответствующе. Это была одна из множества причин, по которой он вылезал на свет только при крайней необходимости вроде осмотра или принятия таблеток. Задирать пижамную кофту перед доктором Мином уже было привычно, а вот чужая пара глаз Тэхёна сильно смущала. Он обнял себя руками, не позволяя прикоснуться к своей одежде и, увидев вопрос в лице врача, быстро кивнул на Чонгука. Юнги понимающе кивнул и обратился ко второму пациенту: — Чонгук, выйди или отвернись пожалуйста. Ты смущаешь Тэхёна. Чонгук встряхнул головой, словно выйдя из транса. Он испуганно ойкнул. — Да, конечно, извините пожалуйста. Альфа торопливо покинул палату, краснея до самых кончиков ушей. Юнги усмехнулся. Тэхён задрал кофту и почувствовал морозное соприкосновение стетоскопа со своей кожей. Металл скользил по груди, пока Мин не отстранился и не снял инструмент с шеи. Выражение его лица было неоднозначным. — Твоё сердце всё ещё бьётся тихо, но гораздо спокойнее и чище, чем вчера и всё остальное время до этого. Не знаю, стоит тебе порадоваться или насторожиться. Тэхён пожал плечами. Возможно, завтра утром он уже не проснётся? Или послезавтра? Через неделю? Как будет чувствовать себя Чонгук? Ему больше некому будет рассказывать о своём детстве, о комиксах, о фильмах… Хотя, вероятно, к нему просто подселят нового соседа. Скорее всего, какими бы не был этот человек, он будет лучше, чем Тэхён. Он хотя бы будет отвечать на вопросы Чонгука. Может быть грубо, может не так, как самому Чонгуку хотелось бы, но говорить с живым человеком лучше, чем с умирающим растением в человеческой оболочке. — Ещё кое о чём хотел с тобой поговорить. Тэхён поднял глаза. Юнги задумчиво смотрел на дверь, за которой стоял Чонгук. — Освободилось одно местечко в соседней палате. Мы может переселить туда тебя или Чонгука. Ответа не было долго, но Мин Тэхёна не торопил. Он тоже успел привыкнуть к тому, что нужно иметь железное терпение, чтобы дождаться от омеги ответа. — Нет, — тихо произнёс Тэхён. — Я не хочу. — Точно? — скептически спросил врач. — Он очень болтливый и немного странный. Я думал, он будет раздражать тебя. Тэхён смотрел в пустоту. Он медленно покачал головой. — Нет. Точно. — Ладно, — кивнул Юнги и поднялся с места. — Видимо, вы поладили. Чонгук, можешь заходить! Альфа неуверенно заглянул в палату и прошмыгнул туда, по-прежнему весь розовый от смущения. Юнги это умиляло, так что он вновь пропустил короткую улыбку. — Принимай всё по расписанию, — обратился он к Тэхёну. — И пусть Чонгук тебе об этом напоминает. — Хорошо, — Чонгук кивнул и улыбнулся. Тэхён, поняв, что его присутствие больше не требуется, начал снова заворачиваться в свой одеяльный кокон. — Скоро будет обед и, ну… ты сам знаешь, что делать. — Знаю. Конечно. Доктор Мин ушёл. Тэхён ждал, что Чонгук продолжит какой-нибудь из своих рассказов о себе, но почувствовал, как прогнулась кровать под чужим весом и загремели в пластиковых баночках таблетки. — Это после еды… — задумчиво произнёс Чонгук. — Это до, это во время… Три раза в день, раз в день, два раза в день, а это витамины… Ты принимаешь всё это так, как нужно? На самом деле не совсем. Некоторыми таблетками, которые Тэхён считал пустышками или которые по какой-то причине просто ему не нравились, он пренебрегал. Среди той горы препаратов, которые он принимал, чтобы растянуть своё никому не нужное существование, трудно было понять, какие принимаются, а какие нет. Так что рекомендациям Юнги Тэхён следовал не совсем добросовестно. — Нужно принимать всё, — насупился Чонгук. — Теперь я буду следить. Тэхён закрыл глаза и вздохнул. Альфа оставил в покое его таблетки и затих, по-прежнему сидя рядом. — Ты выздоровеешь, — негромко произнёс он. — Обязательно. Я помогу тебе. Это не простуда, не грипп и даже не рак, от которого можно излечиться. От сломанного сердца лекарства не существует. Своей наивностью в этом вопросе Чонгук Тэхёна даже немного умилял. — Ладно, отдыхай. Выспись хорошо, — чужой вес исчез с кровати. — Я пойду почитаю в комнату отдыха. Дверь закрылась и Тэхён снова остался один. И в мыслях его был далеко не Намджун. Тэхён уснул удивительно быстро и спал крепко. За временем он совершенно не следил, поэтому, проснувшись, слегка высунул голову из-под одеяла и взглянул в окно. Небо было ясным, солнце светило ярко, но в помещение проникали только его узкие лучи. В палату Чонгук ещё не вернулся. Тэхён успел забыть, как выглядит дневной свет, привыкнув к свету холодных больничных ламп. Он любил природу. Он был художником и не мог её не любить. Что искрящийся снег зимой, что осенняя слякоть и увядание, что летнее цветение жизни — ещё недавно Тэхён во всём умел видеть красоту. А в последние две недели его чувство прекрасного совершенно очерствело, так что даже нежная поздняя весна за окном совершенно не трогала его сердце. Как только он вновь укутался в одеяло, дверь открылась и в комнату вошёл медбрат. Вслед за ним — Тэхён уже мог определить это по звуку шагов — зашёл Чонгук. — Доброе утро! — прозвучал высокий приподнятый голос. Среди прочих этот голос Тэхён слышал впервые. Вероятно, этот медбрат работал здесь недавно. — Как вы? Как дела? — Тэхён не очень разговорчивый, — мягко ответил Чонгук. — Он и мне редко отвечает. — А чего так? Что-то случилось? — удивился омега. Тэхён сцепил зубы. Чувства такта у нового персонала не было от слова «совсем». — У него случилось горе. Неприятный случай. — Какое горе? Какой случай? Авария? — Не твоё дело, — прорычал Тэхён, выглянув из-под одеяла. Медбрат ойкнул и отскочил в сторону. Убийственный взгляд тощего, как скелет, омеги, резал не хуже скальпеля. — Вы чего так грубо? — возмутился омега. — Я просто спросил! — Мингю, извините пожалуйста, Тэхёну очень тяжело, — попытался загладить ситуацию Чонгук, осторожно забрав поднос с едой из чужих рук. — Не беспокойте его лишний раз. — Грубиян, — фыркнул медбрат. Тэхён скинул одеяло, резко сел на кровати и кинул вслед убегающему омеге подушку, которая ударилась о дверь и громко плюхнулась на пол. — Пошёл вон! Тэхён прижал колени к груди и обнял себя за колени, сверля тёмным взглядом закрытую дверь. — Мудак, — пробурчал он и перевёл глаза на Чонгука. Альфа улыбался глупо и совершенно неуместно и раздражал этой улыбкой не меньше, чем болтливый омега. — Что ты лыбишься? Чонгук склонил голову в сторону и его улыбка стала ещё глупее и счастливее, словно в его крови плескался алкоголь. — Ты разозлился. Тэхён недоумевающе приподнял бровь. — И что? — Ты разозлился. И ты разговариваешь. Я очень рад. До Тэхёна внезапно дошло. Он в самом деле не вел себя так активно при Чонгуке. Ещё ни разу. Впервые за две недели он ощутил яркие эмоции, пускай и не самые положительные. Эти эмоции не были связаны ни с Намджуном, ни с его омегой, ни с другими людьми, которых Тэхён хотел бы вычеркнуть из своей жизни раз и навсегда. Нет. Его вывел из себя посторонний человек настолько, что он почти подорвался с кровати, чтобы достать до него. Он, который не может удержать в руках чашку и не чувствует ничего, кроме ненависти к себе и выжигающей лёгкие любви к человеку, предавшему его и бросившему. — Плевать, — быстро произнёс Тэхён и отвёл глаза. — От этого ничего не изменится. Он собирался вновь спрятаться под одеялом, но голос Чонгука остановил его: — Тебе нужно принять таблетки до и во время еды. Поешь, пожалуйста, Тэхён. Омега перевёл взгляд на тумбочку, на которой стоял поднос с едой. От небольшой миски с супом шёл пар и аромат мяса с овощами. Тэхён чувствовал себя так, словно спустя долгое время наконец вновь получил способность чувствовать ароматы и запахи самой вкусной еды свалились на него в один момент, хотя то и был всего лишь аромат простого супа с курицей. Во рту моментально скопилась слюна. — Ладно. Немного, — произнёс Тэхён и Чонгук незамедлительно оказался рядом, поставив поднос на постель рядом с омегой. Тэхён взял в руки ложку, но не успел поднести её ко рту — крошечный вес ложки казался неподъёмным, а рука дрожала так сильно, что весь суп едва не расплескался на постель. Чонгук перехватил чужую руку вовремя. — Давай я. Альфа осторожно забрал ложку, вновь набрал в неё суп и поднёс ко рту Тэхёна. Омега инстинктивно сжал губы и потупил взгляд, в один момент почувствовав себя отвратительно. Он даже не может самостоятельно поесть. Он настолько слаб и беспомощен, что не может без помощи сделать такую простую вещь. Тогда что он может сделать для кого-то другого, если сам не способен даже на то, что могут делать маленькие дети? — Давай. Немного. Чонгук упорно держал руку возле его рта. Тэхён поднял глаза и сделал шаг. Шаг навстречу завораживающей бездонной тьме глаз Чонгука. У простых людей не бывает таких глаз. В этих глазах мерцание миллионов звёзд в полуночном небе. В этих глазах тьма и неизведанность бескрайнего космоса. В этих глазах столько боли, сколько Тэхёну не пережить за тысячу лет одиноких скитаний по миру. В этих глазах столько добра и понимания, что Тэхён чувствует себя ужасно, потому что ничего из этого не заслуживает. — Что такое, Тэхён? — огромные блестящие глаза беспокойно бегали по чужому телу, пытаясь найти причину того, почему по бледным щекам вдруг побежали соляные дорожки. — Тебе больно? Тэхён покачал головой и спрятал своё лицо за ладонями с тощими длинными пальцами. — Не смотри на меня. Чонгук не должен даже смотреть на кого-то вроде него. На того, кто в руках не может удержать в ложку. На того, кто походит на скелет, обтянутый кожей, пустой внутри и снаружи. Того, кого бросил человек, которого судьба привязала невидимыми нерушимыми узами. И тот сбежал, оставив за собой только удушающее чувство одиночества и череду крошащих сердце воспоминаний. Грубый, капризный, сломанный, брошенный. Тэхён не заслуживает даже того, чтобы находиться рядом с Чонгуком. Он не заслуживает заботы. — Не говори так, Тэ. Чонгук тёплый внутри и снаружи. От одного его касания на коже словно распускаются цветы. Когда расстояния между ними не остаётся, в сердце Тэхёна расцветает весна. Чонгук пахнет домом. Местом, где ждут любящие родители, которых у Тэхёна никогда не было, где любимый питомец, которого Тэхёну никогда не разрешали заводить. Чонгук пахнет тёплым одеялом и горячим какао с зефиром. В его объятиях минута иллюзорного счастья, которого Тэхён на самом деле никогда не чувствовал. — Не плачь. Всё будет хорошо. Хорошо никогда не было и никогда не будет. Но хорошо есть сейчас.