you are my medicine

— Сейчас прими это, это и вот это, — у Чонгука в ладони было шесть таблеток разной формы, расцветки и назначения. Он старался запомнить, что, когда и в какой дозе Тэхёну нужно принимать. — А это выпьешь после еды. Хорошо? Ответа снова не следовало. Тэхён лежал, не шевелясь. Слышал ли он то, о чём ему сказали только что, Чонгук не понимал, но надеялся, что омега только притворялся спящим. Он думал, что после того, как Тэхён плакал в его объятиях, отношения между ними станут более открытыми, однако близкий контакт возымел обратный эффект. Тэхён отвечал на его вопросы даже меньше, чем прежде, отказывался от еды и питья, не реагировал даже на просьбы доктора Мина вылезти из-под одеяла, чтобы измерить давление, пульс и температуру. Вытаскивать омегу из кровати приходилось насильно, и как только все необходимые процедуры были завершены, он забирался назад в свой белый кокон. Тэхён лежал, высунув из-под одеяла только бледную руку с воткнутой в вену иглой. Рядом стояла капельница, протягивающаяся к кровати. Чонгук сидел на койке Тэхёна и задумчиво наблюдал за тем, как медленно капает лекарство. Привычка рассуждать вслух и раньше была его проблемой, а сейчас, когда даже Юнги был игнорируем Тэхёном, Чонгук вовсе перестал контролировать свой язык. — Дождь собирается, — вздохнул он, подметив, что небо за окном с каждой минутой становится всё темнее и тяжелее. — Как-то совсем грустно. Взгляд Чона упал на рюкзак, откуда виднелся торчащий провод и кусочек белого устройства, о котором Чонгук уже давно позабыл. Он мгновенно оживился, улыбнулся и встал с кровати. — У меня есть идея. Из рюкзака Чонгук достал белую портативную колонку и взял в руки смартфон. После небольшого копошения в настройках раздался звук подключения. — Мы не будем громко включать музыку. Мало ли кто спит, — негромко произнес Чонгук, установив колонку на полу рядом с кроватью. Тэхён не реагировал. Он сиротливо примостился на краю кровати, едва ли занимая треть имеющегося места. Выбрав песню, Чонгук долго смотрел на омегу, слыша его тихое дыхание. — Можно я… Лягу с тобой? Ожидаемо в ответ донеслось только молчание. — Я не буду тебя трогать. Только полежу рядом. Хорошо? После минуты тишины Чонгук включил музыку. Печальные мотивы хорошо соответствовали настроению в палате. Саморазрушительные наклонности Которые у меня есть, медленно убивают меня… Чонгук скинул с ног ботинки, снял кофту, оставив только белую футболку. Он аккуратно залез на кровать ближе к стене и повернулся к Тэхёну, чувствуя, как на пару мгновений замирает сердце. Но всё в порядке Мне нравится это ощущение Да, мне нравится это ощущение Когда я думаю, что ухожу в себя Причиняю себе боль, чтобы доказать Что я человек Где я ошибся в этот раз?.. Чонгук приближается совсем немного, вдыхая запах чужих волос. У Тэхёна естественный запах — без добавочных ароматов шампуня, геля для душа, дезодоранта и прочего. Сам Тэхён наверняка сказал бы, что не мылся уже сто лет и пахнет отвратительно, но Чонгуку нравится. — Ты альфа или омега? — А не видно? — Вообще-то нет, — Чон нахмурился и принюхался. — Ты ничем не пахнешь. — Я… — Тэхён опустил глаза. — Я пахну маками. Маками. Чонгук прикрыл глаза, и до него донёсся фантомный аромат багровых цветов. Тэхён стоит посреди бескрайнего макового поля, где за гущей цветов не видно ни одной травинки. На Тэхёне — красная клетчатая рубашка, простая, но подходящая ему идеально. Ветер развевает тёмные волосы, рубашку, и омега смеётся, убирая с лица мешающие пряди. Чонгук улыбается, представляя улыбку Тэхёна: она широкая, искренняя, оттого немного забавная. Бесценная. Если я не проснусь Будет даже лучше Я наконец-то смогу отоспаться Я был так потерян Мысли в три часа ночи О постройке домика для одного… Открывая глаза, Чонгук снова разбивается о серость больничных стен, удушающее молчание и белое одеяло, в которое обёрнут Тэхён. Песня заканчивается и Чонгук берёт телефон, чтобы включить следующую, но глухой голос из-под одеяла вынуждает его замереть. — Что ты сказал? — Включи снова, — Тэхён повторил чуть громче, но его голос всё ещё звучал слабо. Чонгук чуть приподнял уголки губ. — Эту? Она тебе понравилась? Ответа он не дождался, но понял всё и без него, поставив на повтор песню, которая вызвала небольшой трепет сердца у омеги. Если я не проснусь Будет даже лучше Я наконец-то смогу отоспаться Я был так потерян Мысли в три часа ночи О постройке домика для одного… — Тебе подходит эта песня, — тихо произнёс Чонгук. — Теперь буду думать о тебе, слушая её. Он тихо лежал рядом, изо всех сил подавляя желание обнять хрупкого омегу. Тэхён, вероятно, не выказал бы сопротивления, но даже то, что сосед лежал с ним на одной кровати без явного на то согласия, казалось Чонгуку нарушением личных границ. Позволить себе большее он не мог, как бы не хотелось. Дверь открылась и Чонгук вскинул голову — в палату вошёл Мин, который, наткнувшись взглядом на лежащих на одной кровати пациентов, замер и слегка смущённо спросил: — Я вам не помешал? Чонгук подскочил с места и быстро сел на край кровати, приведя себя в порядок и сделав музыку немного тише. — Нет-нет-нет, не помешали. Ничего такого не было. Я просто лёг вместе с Тэхёном. Врач хмыкнул и прошёл в палату. Остановившись возле омеги, он слегка покачал его за плечо. — Тэхён, таблетки, — напомнил Мин. — И капельницу надо отсоединить. Омега нехотя вылез из-под одеяла. Выглядел он ещё более бледным и болезненным, чем когда Чонгук видел его в последний раз, однако взгляд из-под пушистых ресниц был более резким и отторгающим и прямо говорил: «Уйдите. Я не хочу видеть здесь никого». Врач отсоединил капельницу и налил воды. Чонгук, придерживая стакан, помог омеге выпить все необходимые таблетки. Мин замерил пульс, давление, прослушал сердце и замерил температуру. Вопреки внешнему виду Тэхёна, его состояние крохотными шажками продолжало улучшаться, что не могло не радовать Чонгука. Состояние его самого тоже было стабильным — по поводу него у Мина почти не возникало беспокойств. — Слушаете музыку? — спросил врач, выглядящий удовлетворённым после осмотра. Чонгук кивнул. — Тэхёну, кажется, понравилась песня. Печальная, но красивая песня продолжала наполнять звуками палату. — О, вот как, — покачал головой врач. — Это хорошо. Лишний серотонин не помешает. Мин ушёл, но Тэхён не спешил прятаться под одеяло. Он сверлил Чонгука тяжёлым взглядом, словно сосед чем-то намеренно его оскорбил, вызвав глубокое презрение. Чонгуку от этого взгляда, причину которого он не мог понять, было не по себе. — Зачем ты обнимал меня вчера? Вопрос заставил его оцепенеть. Что он должен ответить? Что значит зачем? Разве есть причина для того, чтобы обнимать плачущего человека? — Ты… плакал. Только поэтому. Мне показалось, что тебе нужны объятия. Тэхён всё ещё глядел сурово и недоверчиво, сжимаясь и закрываясь так, как только мог. — У тебя какие-то свои цели? — Что? — Чонгук хлопнул глазами совершенно глупо и наивно. Омега отвёл взгляд, смутившись. — Я говорю: у тебя какие-то мотивы? Зачем ты мне рассказываешь про свою жизнь? Такими вещами даже с близкими знакомыми не всегда делятся, а ты рассказываешь это какому-то почти незнакомому человеку, — Тэхён насупился ещё больше. — Ещё и в кровать ко мне лезешь. Чонгук и подумать не мог, что его действия будут восприняты подобным образом. Тэхён в самом деле видел в его рассказах и действиях такой подтекст? Словно его сосед — какой-то насильник, скрывающийся под маской простого глуповатого мальчишки. Это звучит даже немного оскорбительно. Чонгук улыбнулся, почесав затылок. — Я не… я ничего такого не думал, честно. Я просто хочу с кем-то поговорить, а идти заводить дружбу с кем-то из соседних палат страшно. А ты слушаешь меня, не говоришь, что я странный, не затыкаешь. Поэтому и рассказываю, — он опустил взгляд. — Если тебе не нравится, я больше не буду говорить. Обнимать и рядом ложиться тоже. Извини. После непродолжительной паузы Чонгук негромко добавил: — Если я совсем тебе не нравлюсь, я скажу персоналу. Меня переведут в другую палату. Доктор Мин уже предлагал. Тэхён чуть заметно встрепенулся. Он выдавил: — Не надо. Чонгук кивнул, растянув губы в расстроенной улыбке. — Хорошо. Я буду говорить меньше. И трогать тебя больше не буду. Он поднялся с кровати Тэхёна, чтобы пересесть на свою, но был схвачен за руку очень слабой хваткой, которая, тем не менее, заставила его замереть. Тэхён покраснел, сверля взглядом уже не точку в углу и не лицо Чонгука, а его руку. Теперь в этом взгляде смешались страх и смущение. — Нет, — произнёс омега. — Не надо. Можешь… можешь ложиться рядом со мной, если хочешь. И говорить. Пожалуйста, говори. Я буду слушать. Пожалуйста, говори. Такое Чонгук слышал от другого человека впервые. Его посылали, крутили пальцем у виска, даже кидали в него вещи, но ещё никогда не просили говорить. Время от времени привычка вечно что-то болтать себе под нос и рассказывать о каких-то глупостях раздражала его самого, а Тэхёну… интересно? — Хорошо, — он кивнул и вернулся на место. — Ты хочешь чем-нибудь заняться? Тэхён выглядел ещё более смущённым, чем прежде. Он накрылся одеялом, но спрятал под ним только ноги, будто ища защиты. — Можешь рассказать мне про Ю? — тихо спросил Тэхён, не поднимая глаз. — Или ещё про каких-нибудь твоих вымышленных друзей. Чонгук снова расплылся в улыбке — в сердце стало тепло от того, что Тэхён помнил, о чём он рассказывал, и действительно слушал все его глупые рассказы. Отказать в такой просьбе он не мог. — Конечно. Ложись, если так тебе будет удобнее. Тэхён укутался в одеяло и собирался нырнуть в него с головой, но Чонгук его остановил. — Оставь, пожалуйста, открытым лицо, — попросил он, понимая, как странно звучит его просьба. Омега немного нахмурился. — Зачем? — Просто оставь. Ты всё время прячешься под одеялом. Я даже не успеваю запомнить, как ты выглядишь. Конечно, Чонгук лгал. Лгал себе и Тэхёну. Ему просто невероятно нравилось смотреть на лицо, которое омега показывал так редко и красотой которого Чонгук безумно восхищался. Тэхён казался ему красивым даже будучи в шаге от смерти, а насколько он был прекрасен до попадания в больницу Чонгук боялся даже представить. — Хорошо, — нехотя согласился омега и устроился на боку, уткнувшись носом в скомканное одеяло. Чонгук говорил всё, что приходило ему в голову. Мысленно он перемещался в те места и времена, о которых рассказывал, и вспоминал те детали прошлого, которые уже успел позабыть. Старые вымышленные друзья, оставшиеся призрачным отголоском детства, друзья настоящие, немногочисленные, лица которых Чонгук уже не мог вспомнить, но зато помнил их имена и то, о чём эти дети рассказывали. Видеоигры, фильмы, мультфильмы, книги — Чонгук рассказывал обо всём, что когда-то любил и любит до сих пор, перескакивая от одной темы к другой шустро, так, словно прыгал по клетчатому полу, стараясь не зацепить полосы между плитами. Губы Тэхёна были слегка приоткрыты, ресницы мелко трепетали, брови были чуть нахмурены. Чонгук чувствовал себя абсолютным идиотом, готовым вот-вот замереть с открытым ртом, глядя на человека перед ним. Даже на человека Тэхён похож не был — в самом лучшем смысле этого выражения. Он походил на скульптуру, составляющими которой были только мрамор и чистое несчастье — все душевные терзания, вложенные творцом в своё творение. Тэхён был воплощением несчастья во всей красе — каждое его слово, каждый жест, выдох, каждая клетка его тела казалась воплощением всего человеческого горя. Чонгук всегда смотрел в будущее с улыбкой, и сейчас, глядя на человека, не погрязшего в отчаянии, а олицетворяющего его, был абсолютно растерян. Что он должен делать? Говорить, что всё будет хорошо? Утешать? Он привык делать именно это, привык быть опорой для других, чтобы не чувствовать тяжесть собственной ноши. Тэхёну нужно больше. Чонгук боится, что не сможет дать столько, сколько необходимо. Может ли Тэхён стать первым человеком, которому он не сумеет помочь? — Можно я лягу с тобой? — он задавал этот вопрос второй раз за день, но сейчас был гораздо больше уверен, что ему ответят. Ожидание не подвело. — Ложись. Чонгук улыбнулся и вытянулся вдоль тела рядом, ощущая чужое тепло. Голову Тэхён всё ещё не спрятал под одеялом, поэтому лицом он утыкался ровно в его затылок с тёмными спутанными волосами. В голове родилась мысль, пробудившая детское озорство. — Давай мы тебя причешем? Тэхён ответил с опозданием, но сам факт того, что вопросы не глухо ударялись о стену, заставлял Чонгука радоваться. — Зачем? — Ну я же расчесываюсь. Значит, так надо, — он ехидно сощурил глаза. — На меня никто не смотрит. — Я на тебя смотрю. Наступила тишина. Чонгук вздохнул и встал с кровати, прошагав к своей тумбочке и достав из ящика свою простенькую расчёску. В больницу он больше и не взял, не предполагая, что приводить в порядок ему придется кого-то кроме себя самого. — Перевернись к стенке, пожалуйста. Тэхён послушался и, тяжело дыша, перевернулся на другой бок. Чонгук встал на колени возле кровати и бережно взял в ладонь смоляную прядь волос. Они были масляными, так что на руке остался блестящий след, но это не вызвало ни капли отвращения. Даже напротив — уголки губ Чонгука мягко приподнялись. Несколько раз он провёл расчёской по пряди, с трудом разматывая старые колтуны руками. Тэхён почти не реагировал, не сопротивлялся, несмотря на то, что ощущения, вероятно, были не очень приятными, хотя Чонгук старался быть осторожным. Он получал какое-то особое удовольствие, держа в руках чужие волосы и постепенно приводя их в порядок. Ещё утром Тэхён полностью игнорировал существование Чонгука, а сейчас позволил лечь рядом, оценил песню, разрешил расчесать свои волосы. Такие мелочи казались большим шагом в развитии их отношений. Как именно можно охарактеризовать эти отношения сейчас, Чонгук не знал. Через двадцать минут половина волос Тэхёна уже выглядела гораздо лучше, чем прежде — Чонгук с гордостью смотрел на результат проделанной работы, сравнивая его с тем, что осталось. — Тебя нужно помыть, — произнёс он задумчиво, заплетая косичку из приведённой в порядок прядки. Тэхён съежился и слегка повернул голову в сторону Чона. — Не нужно, — тихо пробурчал он. Чонгук удивлённо взглянул на омегу и хлопнул глазами. — Почему? — Не нужно, — упрямо повторил Тэхён. — Ну, я могу помочь тебе принять душ или ванну… — Нет! — омега зыркнул на соседа испуганным зверьком, и Чонгук, кажется, понял, в чём дело. — Ты стесняешься? На этот вопрос он ответа не получил, но, судя по поведению Тэхёна, предположение оказалось верным. Чонгук вновь взял в руки расчёску и принялся разбираться с остальной частью волос, негромко продолжая: — Это нормально, когда человеку в тяжёлом состоянии кто-то помогает помыться. В этом нет ничего плохого. Тэхён, скрипя зубами, ответил: — Не нужно. Чонгук не настаивал. Он спокойно пожал плечами, но на его лице мелькнула добрая усмешка. — Как хочешь. Ещё через полчаса усердной работы в порядок были приведены все волосы. Чон перебирал их, наслаждаясь шелковистостью, хотя делал вид, что всё ещё не закончил. Он хотел продлить момент, пока мог так по-особенному касаться омеги. — Я закончил, — наконец произнёс Чонгук. — Теперь гораздо лучше, правда? На риторический вопрос он не ждал ответа, но получил его к своему удивлению. — Не знаю. Немного погодя, Чонгук хихикнул. — Конечно ты не знаешь. Ты очень давно не видел себя в зеркало. О, погоди секунду… Альфа подскочил и места и, порывшись в рюкзаке, откопал небольшое складное зеркальце. Улыбнувшись своему отражению в нём, он сел на кровать Тэхёна. Прежде, чем передать соседу зеркало, Чонгук тактично уточнил: — Ты хочешь себя увидеть? Тэхён вновь весь сжался и обнял себя руками — Чонгук уже понял, что этот жест говорит о дискомфорте, поэтому понял, что поспешил с действиями. Он отложил зеркало в сторону. — Ладно, как хочешь. Рассказать тебе ещё что-нибудь? Тэхён промолчал, но, немного кряхтя, снова перевернулся лицом к соседу по палате, на пару мгновений приоткрыв печальные глаза. Этой пары мгновений Чонгуку хватило, чтобы в его сознании прошла вечность: на бледную кожу падали тёмные пряди, на этой же бледной коже двумя бездонными колодцами зияли приоткрывшиеся глаза. Каждый подобный момент, когда восхищение затмевало разум Чонгука, ощущался длиною в несколько долгих минут, ради которых стоило жить. Глубокий голос, раздающийся словно отовсюду сразу, произнёс: — Расскажи. Омега лежал с сомкнутыми веками, потому Чонгук начал, не отводя от него взгляда. Он снова не контролировал поток слов, вырывающийся из его рта, пребывая в состоянии между сном и реальностью. А Тэхён слушал всё, и с каждой минутой его дыхание становилось спокойнее и спокойнее, так что в один момент Чонгук даже взволновался. — Тэхён? Омега не ответил, но его дыхание было всё так же ровно. — Тэхён? Ты спишь? Чонгук провёл большим пальцем по бархатистой щеке, ощутив, как по собственной коже пробежала волна мурашек. Тэхён не отреагировал — видимо, он действительно уснул. Чон улыбнулся и встал с кровати. — Поспи. Не буду тебе мешать. Он вышел из палаты и тихо прикрыл за собой дверь, чувствуя, как гремит в груди сердце.