you are my medicine

Тэхён проснулся, когда за окном уже стемнело. Часы на стене показывали девять вечера — время, близкое к отбою. За своей спиной омега чувствовал тяжесть чужого тела — Чонгук лежал рядом. Надежда на то, что потрясение сегодняшнего дня будет размазано в его памяти как страшный сон, становилась всё тусклее. Внешний вид омеги, посетившего его сегодня, всплывал в воспоминаниях чётко — высокий молодой человек в пальто, с большими чёрными глазами, полными жалости и вины, с блестящим золотым обручальным кольцом на безымянном пальце. Это был совершенно обыкновенный человек. Более того — человек, чувствующий стыд за свой поступок и пришедший с искренним намерением хоть немного искупить свою вину. Покупки Сокджина, всё ещё не разобранные, стояли на полу. Тэхён желал исчезнуть. Провалиться сквозь пол, слиться со стеной, навечно оказаться в плену одеяла, где его никто не достанет. Где его не достанет чувство ненависти, стыда, страха, вины, отчаяния и безысходности в одном флаконе. Омегу своего истинного Тэхён представлял в силу своего состояния — развязной, бесстыдной, высокомерной сукой, не испытывающей ни капли жалости к омеге, чью жизнь поломал с хрустом и едва не оборвал. Этот образ въелся в разум как насыщенный красный пигмент, стал частью общей картины, но Сокджин пришёл и растоптал его, показав — всё не настолько легко. Нет никакой меркантильной суки, соблазнившей Намджуна, на которую можно было бы свалить всю вину и все беды. Тэхён думал, что в роли жертвы в этом спектакле он один, но Сокджин всё это время делил эту роль с ним. Чувство зависти и ревности, захватившие Тэхёна вчера и побудившие выгнать посетителя, никуда не делись, но теперь казались мизерными по сравнению с ненавистью и злобой. Но если раньше эти чувства были направлены на вымышленный образ омеги извне, то теперь их лезвия холодили кожу самого Тэхёна. Человек, который казался ему источником всех бед ещё вчера, сегодня испытывал к нему жалость. Он, чёрт возьми, плакал. Плакал от жалости к тому, с чьим истинным был помолвлен. Это настолько нелепо и глупо, что Тэхён готов рассмеяться в голос. Они должны ненавидеть друг друга. Но Тэхён только больше ненавидит себя, а Сокджин и вовсе готов оплатить его лечение из своего кармана. Лучше бы ненавидел до скрежета зубов и ломки костей, пришёл, чтобы избить и заявить свои неоспоримые права на альфу, пригрозил бы смертью, если хоть раз ещё увидит рядом с Намджуном. Тэхён справедливо бы сгорал от гнева, но остыл бы в конце концов и отпустил, понимая, что перед ним выстроили стену, через которую не перебраться. Но перед ним, будто бы издеваясь, опустили мост. И теперь всё настолько сложно, что Тэхён понятия не имеет, что ему делать со своей жизнью и со своими чувствами. Он повернулся на другой бок, оказавшись лицом к лицу со спящим Чонгуком. Тот спал мирно и сладко, как ребёнок, и выглядел соответствующе. Его щёки, мягкие на вид, граничащие с острыми скулами, украшал здоровый румянец и юношеский пушок, короткие тёмные ресницы трепетали, влажные розовые губы были слегка приоткрыты. Альфа выглядел совершенно умилительно, так что Тэхён, пытающийся не заплакать от собственных мыслей, улыбнулся. Он поднял дрожащую жилистую руку и едва ощутимо коснулся чужого лица. Большим пальцем провёл по бархатистой коже, украшенной маленькими родинками, будто звёздами, заметил маленький шрамик на щеке, который, если не приглядываться, почти невозможно увидеть. Тэхён провёл ладонью ниже и приметил, как красиво расположены родинки на лице Чонгука: одна на переносице, другая на крылышке носа, третья спряталась под нижней губой так, что её Тэхён заметил в последний момент, но именно она особенно привлекла его внимание. Не сдержавшись, он опустился и нежно провёл по ней подушечкой пальца. Чонгук нахмурился и приоткрыл один глаз. Тэхён моментально убрал руку и затаил дыхание, проследив за тем, как мягкие розовые губы напротив растянулись в улыбке. — Доброе утро, — хриплым голосом произнёс альфа. Тэхён почувствовал, как кровь прилила к его щекам и ушам. — Сейчас вечер, — ответил он, вновь взглянув на часы. Чонгук не придал этому особого значения. Улыбка исчезла с его лица. — Как ты себя чувствуешь? — спросил он с беспокойством, сев на кровати. Тэхён опустил глаза. — Плохо. Чонгук понимающе кивнул и скрестил ноги. Его футболка сильно помялась, волосы были похожи на гнездо, лицо немного опухло, но всё это делало его вид особенно домашним и уютным. При взгляде на альфу Тэхён на мгновение забывал, что находится в холодных стенах больницы. — Теперь ты знаешь? — тихо спросил он. — Знаю. Уточнения не требовалось. Теперь Тэхён чувствовал себя ещё хуже. Чонгук знает, что с ним произошло. Знает о Намджуне, о его измене, об абсолютной беспомощности и одиночестве Тэхёна. Теперь омега перед ним — оголённый нерв: бей — боль будет в сотню раз сильнее удара. Тэхён готов к тому, что Чонгук ударит. Он переживёт. Хуже, чем было, уже не будет. Чонгук неожиданно подвинулся ближе, оказавшись лишь в паре десятков сантиметров от него. Он замер, слегка отклонившись назад. Альфа прикоснулся к тонкой руке и взял одну его ладонь в две свои. Руки Чонгука были сухими и тёплыми, очень приятными и осторожными. Он бережно перевернул руку Тэхёна запястьем вверх и неощутимо провёл большим пальцем по бинту, пропитавшемуся кровью, который уже стоило бы поменять. — Позволь мне… посмотреть, — мягко попросил он, коснувшись тугого узелка. Тэхён гулко сглотнул и кивнул. Руки Чонгука напряглись, вены на мгновение вздулись, перетянув на себя всё внимание омеги, и бинт порвался. Чон начал медленно его разматывать, разрывая там, где кровь склеила его слишком сильно. С каждым оборотом прикосновения становились все болезненнее, засохшая кровь на руке — все виднее. Когда на запястье осталось всего два слоя бинта, Тэхён зашипел от боли и Чонгук остановился. — Присохло, — произнёс омега. — Нужно смочить. Перекись на тумбочке. Чонгук взял перекись водорода и смочил бинт, чтобы он отошёл менее болезненно. Альфа делал все настолько мягко и осторожно, насколько мог, но боль, испытываемая Тэхёном, всё равно была ужасной. — Извини, извини, — шептал Чонгук, стягивая бинт. Кончик носа Тэхёна покраснел, глаза стали мокрыми, и по щекам потекли слёзы. Впервые за последние дни он плакал не из-за душевной боли, а из-за телесной, и эти слёзы ощущались совершенно иначе. Они были легче и даже приятнее, хотя лучше всё же не плакать вовсе. Бинт наконец отошёл. Тэхён облегчённо вздохнул, а Чонгук, успокаивающе поглаживая его руку, пытался разглядеть имя, спрятанное за слоем присохшей крови. Омега взял ватный диск, смоченный перекисью, и начал осторожно избавляться от присохшей крови так, как прежде делали медбратья, пока имя, высеченное ножом на сердце, не стало полностью чистым. Прежде такого взгляда Чонгука Тэхён не видел. Строгий, сосредоточенный, задумчивый — обычно рядом с ним альфа был совершенно другим. Такая разница напрягала, но Чонгук продолжал ласково гладить его руку, давая понять, что всё в порядке. Однако Тэхён чувствовал, что всё совсем не в порядке. Чувствовал, что у альфы внутри полыхает пламя. — Он не заслужил тебя. Голос Чонгука был твёрдым и таким убедительным, что сомневаться в его словах было невозможно, но что-то в груди щипало, будто на рану в сердце сыпали соль. Тэхён не ответил, сверля потухшим взглядом имя на руке, на котором вновь появилась кровавая роса. Чонгук взял чистый бинт и принялся перематывать метку истинности, доставляющую Тэхёну столько проблем и боли. Омега не мог сказать, о чём Чонгук думал, но его взгляд был весьма красноречив. В нём смешались злость, жалость, ревность. Тэхён чувствовал вину за то, что вынуждает альфу испытывать столько эмоций. Норовил руку убрать, спрятать, чтобы противоречия не терзали чужую душу и разум, но Чонгук не позволял, уже завершив перевязку, закрепив всё аккуратным маленьким узелком. Альфа продолжал бережно гладить руку Тэхёна, и особых причин для этого не было, но там, где проходилась сухая и тёплая ладонь альфы, будто распускаются цветы. Тэхён вечность бы ощущал чужое тепло на своей коже, но Чонгук руку убрал и позволил омеге сделать то же самое, спрятав бинт. Улыбка, уже родная, такая же тёплая, как и руки, украсила лицо Чонгука, и только в этот момент Тэхён по-настоящему почувствовал, что всё хорошо. Когда Чонгук улыбался, все тяжёлые мысли отходили на второй план, мир вокруг будто бы переставал существовать. Сжирающие изнутри чувства — ревность, ненависть, злость — закрыли пасти и послушно склонили головы, подчинившись гулко бьющемуся сердцу. Тэхён сглотнул густой комок слюны и опустил глаза. Озвучивать внезапную просьбу Чонгуку отчего-то было немного боязно. — Уже поздно, но мы можем… выйти погулять на улицу? Альфа округлил глаза, но, задумавшись на пару секунд, кивнул. — Я думаю, да. Здесь нет комендантского часа. Мы можем выйти погулять на территории больницы. Но ты уверен, что сможешь идти сам? — Я… Могу попробовать, — неуверенно произнёс Тэхён, свесив с кровати ноги, тонкие, как спички, по виду для ходьбы вовсе непригодные. Ощутив смущение, он прикрыл их одеялом. — Давай, — Чонгук подбадривающе улыбнулся, сел ближе, и Тэхён моментально почувствовал прилив сил. — Я помогу. Одной рукой альфа обнял его за спиной, другой крепко сплёл пальцы с чужими так, что Тэхён забыл, как дышать. Близость Чонгука выбила из лёгких воздух. — Давай, осторожно, — произнёс он и встал с кровати первым, вслед за собой подняв и омегу. Тэхён встал, чувствуя как дрожат и подкашиваются ноги, не способные удержать даже небольшой вес исхудавшего тела. Если бы его не поддерживал Чонгук, он бы упал, как марионетка без кукловода. — Стоишь? — спросил альфа. Тэхён, поджав губы, положительно покачал головой. — Стою. — Хорошо. Тогда давай пойдём. Я буду держать тебя. Тэхён вновь беззвучно согласился, и Чонгук, крепко его придерживая, пошёл вперёд. Желая того или нет, Тэхён передвигал ногами вместе с ним, и с поддержкой Чонгука шаги давались гораздо легче. — Умница, — альфа широко растянул губы в улыбке, искренне гордый за чужое крохотное достижение. Щёки Тэхёна уколол румянец. — Теперь мы можем выйти погулять. Тэхён опустил голову, ощущая странный дискомфорт и удовольствие. Чонгук перенёс вторую руку на его талию и крепко держал, помогая не упасть. Тэхён делал неумелые шаги, будто заново учился ходить, и когда перед ним распахнулась дверь, он впервые за несколько недель вышел за пределы палаты. Кожу лица обдал прохладный больничный воздух, пропитанный запахом спирта. В вечернее время пациентов вне палат было немного, зато персонал как всегда суетливо бегал по палатам и кабинетам. На вышедших в коридор пациентов обратил внимание только один медбрат-омега, несущий в руках ящик с одноразовыми шприцами. — Может, вам… коляску инвалидную дать? — он удивлённо хлопнул глазами. Тэхён представил, как они с Чонгуком, обнимающим его за талию, выглядят со стороны, и кровь прилила к его ушам. Чонгука же, однако, их положение совершенно не смущало. — Да, если можно, — уверенно ответил он. Омега с ящиком в руках поспешно удалился и спустя пару минут вернулся с инвалидной коляской. — Большое спасибо, — расплылся в улыбке Чонгук, а у Тэхёна по спине пробежали мурашки. Он настолько немощный, что будет передвигаться как люди с параличом ног? Но он здоров, если не считать чрезмерной худобы и болезни сердца. Почему его приравнивают к инвалиду? Чонгук сделал шаг к креслу, однако Тэхён не сдвинулся с места. Альфа взглянул на него оленьими, широко раскрытыми от непонимания глазами. — Тэхён?.. — Я… — растерявшись, Тэхён не мог придумать причины, почему он не может сесть в инвалидную коляску. — Я могу идти сам. Со мной всё в порядке, я… — Тэхён, — с растянувшихся в доброй улыбки губ имя омеги звучало так тепло, что впору было солнцу под вечер показаться из-за горизонта и разбудить только-только закрывшиеся цветы. — Всё хорошо. Сейчас ты слаб, но тренировки и хорошее питание восстановят твоё здоровье. Нет ничего такого в том, чтобы поберечь себя и не перенапрягать мышцы лишний раз. Обещаю, когда ты пойдёшь на поправку, мы с тобой каждый вечер будем гулять возле больницы. Хорошо? Голос Чонгука был мягким и теплым, как нежная морская вода, и его слова разливались по венам лёгким успокоительным. Тэхён поджал губы и кивнул, при помощи Чонгука сев в инвалидное кресло, оказавшееся более удобным, чем он предполагал. — Замечательно, — Чонгук от радости почти светился, и источником этой радости было не что-то извне, а он сам. Тэхёна, которого не радовали даже маленькие хорошие события, свет Чонгука согревал. Они вышли на улицу, спустившись по лестнице при помощи специального спуска для колясок. Как только автоматические двери разъехались перед ними, в лицо Тэхёну ударил уличный холод, запах мокрого асфальта и дождя. Чонгук остановился, задумчиво глядя на моросивший в темноте дождь. — Надо зонтик взять, — выдохнул альфа. — Подожди, я сейчас приду. Тэхён остался под навесом в инвалидном кресле. Он вздохнул и прикрыл глаза. Прохладный ветер забрался под пижаму, холодным языком облизывая кожу, посылая по телу волны мурашек. Мелкие капли дождя бились о крышу и об асфальт, отвлекая и успокаивая. Здесь, в прохладе, темноте и одиночестве, слыша голоса людей и шум автомобилей, Тэхён чувствовал себя гораздо лучше, чем в тесной душной серой палате. Здесь мир жил, продолжал движение несмотря на то, что происходит в душе одного одинокого омеги. Тэхён будто вылез из коробки, в которой прятался всё это время, боясь большого страшного мира. Однако мир этот был не таким уж страшным, да и не таким уж большим. Пока что для Тэхёна он ограничивается кованым забором и рядом мокрых скамеек под тусклым светом уличных фонарей. Тэхён положил слабые руки на колеса инвалидного кресла и небольшим усилием вытолкнул его вперёд. Он выехал из-под навеса и поднял голову к небу. Крохотные капли дождя падали на его лицо, смывали многодневную тяжесть одиночества взаперти, впитывались в нежно-голубую ткань пижамы, окрашивая её в синий. Тэхён глубоко дышал свежим запахом дождя, уже совершенно забыв, как любил раньше этот запах. Внезапно дождь прекратился и Тэхён открыл глаза — над его головой был раскрыт большой чёрный зонт. — Простудишься, — сказал Чонгук, улыбаясь. — Идём. Коляска неторопливо покатилась. Дождь становился сильнее, капли крупнее, но на Тэхёна влага почти не попадала. Под мерный шум воды, влажного асфальта под ногами и звуки проезжающих неподалёку машин он почти засыпал. — Тебе холодно? — спросил Чонгук из-за спины. Тэхён поёжился и обнял себя за плечи. — Тепло, — негромко ответил он. Желания возвращаться в тесные стены больницы не было совершенно, поэтому Тэхён даже готов был помёрзнуть на улице в тонкой пижаме. Однако коляска остановилась, Чонгук замешкался позади, и спустя пару секунд в руки омеги упала плотная тёплая чёрная толстовка, промокшая под дождём. Тэхён растерянно обернулся — сверху на Чонгуке не было ничего, и холодные капли дождя стекали по его телу вниз. Его волосы были мокрыми, как после душа, а улыбка на лице такой привычно доброй и невинной, будто всё было в порядке. — Ты чего?! — Тэхён судорожно впихнул толстовку в руки Чонгука, услышав его смех. — Холодно же! — А ты сказал, что тепло, — Чонгук смеялся, и от этого юношеского смеха Тэхёну действительно становилось теплее. — Надень, — пробурчал он, съежившись. — Холодно. — Возьми, если тебе холодно, — Чонгук вновь протянул кофту Тэхёну. — Я в порядке. — Дурак! — Тэхён отодвинул от себя чужую руку, скривившись. — Пойдём в тепло, если с голым пузом ходить хочешь. Мы на лечении, в конце концов! Чонгук улыбался совершенно по-дурацки счастливо, и только в этот момент Тэхён понял, сколько своего возмущения вывалил на альфу. Даже в холоде от стыда его щёки залились краской, а по телу разлился жар. Хорошо, что в темноте Чонгук этого не видел. — Мне так нравится твой голос, — склонил голову он, светясь ярче, чем уличные фонари. Тэхён вновь понял: Чонгук намеренно ведёт себя так, чтобы вывести его на эмоции. — Ты специально что ли? — нахмурился омега. Чонгук шкодливо сощурился. — Немножко. Но кофту надень, если тебе холодно! — Да иди ты! — возмущённо воскликнул Тэхён. — Сам надевай! Чонгук смеялся, как ребёнок, и едва удерживал зонт над головой Тэхёна. Омега поджал губы, но через глупое возмущение прорвалась невольная улыбка. Чонгук замер, как каменное изваяние, уголки его губ медленно опустились, а рот приоткрылся, словно в попытке что-то произнести. Тэхёна такая внезапная смена в настроении серьёзно напугала. — Ты чего? — спросил он. Спустя пару долгих секунд уголки губ Чонгука вновь подскочили вверх. — Ты улыбаешься, — альфа наклонил голову вбок, обнажив ряд крупных белоснежных зубов. — Первый раз вижу, как ты улыбаешься. Тэхён распахнул глаза и инстинктивно закрыл ладонями рот, что ещё больше позабавило Чонгука. Он обошел кресло и, держа зонт над головой омеги, сам едва укрытый от дождя, присел на корточки у ног Тэхёна. Голый по пояс в холоде, промокший с ног до головы, Чонгук всё равно выглядел как самый счастливый человек на земле. Капли градом стекали с его лица и тела, но он будто совершенно не замечал этого. В его глазах, огромных, чёрных и бездонных, где в бескрайнем космосе идут звёздные дожди, отражался целый мир, и центром этого мира сейчас был хрупкий, как хрустальная фигурка, омега в инвалидной коляске. У Тэхёна отнялось дыхание. — Тэхён, я… — Чонгук взял в ладони тонкую продрогшую кисть омеги, окутав её теплом. — Я не могу положить к твоим ногам мир, или как там обычно говорят альфы в романах, — он тихо засмеялся. — Я не какой-нибудь суперкрутой миллионер и тем более не бог, чтобы решать чью-то судьбу. И звезду с неба я тебе тоже достать не смогу, но… я могу пообещать быть рядом. Правда. Никто больше не обойдётся с тобой так, как твой истинный. Я не позволю. Я буду рядом, что бы ни случилось. Тяжёлый ком в горле перекрыл кислород. Губы Тэхёна сжались в кривую полоску и задрожали, глаза наполнились влагой, и Чонгук с беспокойством заглянул в его лицо. — Тэхён, всё хорошо, правда. Не плачь. — Я и не… — омега шмыгнул носом, и первая слеза пробежала по его щеке. — Не плачу. От улыбки Чонгука хотелось распасться на атомы или провалиться в асфальт прямо на месте. Настроение Тэхёна меняется ежеминутно, он плачет, а через полчаса будет смеяться, и из-за этого проявление эмоций перед альфой с каждым разом кажется всё более и более стыдным. Чонгук проявляет невиданное терпение, с улыбкой воспринимая каждую его истерику. — Хорошо, хорошо, — он снисходительно улыбнулся, большим пальцем стерев одну из десятка слезинок на лице Тэхёна. — Поплачь. Это полезно. — Оденься, — Тэхён в последний раз протянул Чонгуку мокрую толстовку, всхлипнув. Его голос звучал жалостливее блеяния ягнёнка. — Ты заболеешь. Брови альфы и его улыбка так изогнулись от умиления, что смотреть ему в лицо Тэхён больше не мог. Избавившись от одежды в руках, он уткнулся лицом в свои ладони и зарыдал во всю силу своих чувств. — Хорошо, — Чонгук кивнул и натянул толстовку в пару движений. Тэхён почувствовал движение — альфа оказался позади и повёз инвалидную коляску вперёд. Спустя несколько минут слёзы закончились, пелена перед глазами рассеялась, и Тэхён уставился в одну точку, пока в его голове царила пустота и тишина. Чонгук не доставал его вопросами, утешениями, бессмысленной болтовнёй. Дождь почти закончился, напоминая о себе лишь редкими мелкими капельками, разбивающимися о кожу. Альфа остановился возле мокрой скамейки под фонарным столбом. — Давай посидим здесь. Тэхён кивнул, не имея ничего против отдыха в этом ничем не примечательном месте. Ему хотелось побыть наедине со своими мыслями, а молчать рядом с Чонгуком было совершенно не напряженно. Чонгук вытер скамейку краем толстовки, которой все равно предстояло быть постиранной, и развернул инвалидное кресло так, чтобы сидеть с омегой рядом. Он откинулся на спинку скамейки, подняв лицо к небу. Его грудь вздымалась высоко и тяжело, голова тоже была полна мыслей. Каких — Тэхён не знал и мог только догадываться, предполагая, что чужие мысли не легче его собственных. Он вздохнул и сделал то, чего не делал прежде — завалился на бок, уткнувшись виском в плечо альфы. Рука Чонгука была крепкой, и пусть от дождя толстовка намокла, сквозь её прохладу Тэхён чувствовал жар кожи альфы. Он позволил себе прикрыть глаза и расслабиться, лёжа на сильном плече замершего Чонгука. — Спасибо, — выдохнул омега едва слышно. Но за унесённый ветром шёпот успел зацепиться и Чонгук. — Всё хорошо, — ответил он. В его голосе Тэхён услышал улыбку. И улыбнулся тоже.