you are my medicine

— Это… на самом деле? Он не очнётся? Питер же успел… — Нет, — с печальной улыбкой покачал головой Чонгук. — Он умер. Тэхён зажал рот рукой, и по его ладони покатились слёзы. Чонгук видел эту сцену из фильма не в первый и не во второй раз, но от неё до сих пор щемило сердце. Гвен умер на руках Питера Паркера, и Человек-паук плакал над его телом. Тэхён видел эту сцену впервые и, глядя на него, Чонгук видел себя, подростка, в кинотеатре много лет назад, обливающегося слезами похлеще омеги. Тэхён был очень впечатлительным, и на каждом фильме, что они успели посмотреть, он плакал минимум один раз. Не сказать, что серия фильмов о Человеке-пауке настолько слезовыжимательная, однако даже на грустных моментах, которые не были направлены на то, чтобы вызвать у зрителя слёзы, Тэхён рыдал навзрыд. Слава небесам, среди покупок, привезённых Сокджином, было несколько упаковок бумажных салфеток, потому что только за время просмотра фильмов на слёзы Тэхёна ушла половина пачки. Чонгук в очередной раз заботливо промокнул щёку омеги салфеткой и смял импровизированный платок, откинув к горке точно таких же. Тэхён укутался в тонкое одеяло, всхлипывая, и прижался спиной к груди Чонгука. Альфа улыбался, несмотря на то, что момент в фильме к этому не располагал, и мягко обнял омегу поперек живота. Обнимать в Тэхёне всё ещё было нечего, но с каждым днём цифра на весах на утреннем взвешивании становилась больше. Иногда на десять грамм, иногда на пятьдесят, но каждое прибавление заставляло Чонгука улыбаться. Он, наверное, выглядел совсем как дурак, потому что улыбался от любой мелочи, связанной с Тэхёном, и особенно от факта того, что Тэхён понемногу, совсем крохотными шажками, с каждым днём выздоравливал. Чонгук был счастлив, что чуть-чуть помогал Тэхёну, пускай не мог ничего больше, кроме как быть рядом. Но он пообещал быть рядом, и он был. Когда он шмыгнул носом, Тэхён обернулся, заплаканный и удивлённый. — Ты плачешь? Чонгук утёр нос, тихо посмеявшись. — Нет. Я простыл. Тэхён нахмурился, приложив ко лбу Чонгука внешнюю сторону ладони. Температуры не было. — Я же говорил, что ты простудишься! — Тэхён несильно толкнул Чонгука, так что тот почти этого не почувствовал. — Дурак. — Дурак, — согласился Чонгук. Но он ни о чём не жалел — если бы Тэхён замёрз, он отдал бы ему всю свою одежду, и всё равно бы не пожалел. Он отделался легко, только текущим носом. Хотя от доктора Мина за вечернюю прогулку под дождём досталось хорошо. Фильм закончился хорошо — после смерти возлюбленного Человек-паук взял себя в руки и вновь начал геройствовать. Как только пошли титры, Чонгук нажал на паузу. — Тебе понравилось? — спросил он. Тэхён активно закивал, улыбнувшись. — Если бы не понравилось, я бы ещё на первом фильме уснул. — Другие фильмы более новые, в них играет Том Холланд. Ты обалдеешь от того, что там произойдет. — Верю, — усмехнулся Тэхён. — Только давай завтра. На сегодня я закончился. — Хорошо. Тэхён кивнул и выдохнул, улёгшись спиной на грудь Чонгука. Он закрыл глаза и расслабился. Глядя на его лицо, Чонгук радостно подмечал изменения: лёгкий здоровый румянец, чуть округлившиеся щёки, порозовевшие губы. Всё говорило о том, что омега идёт на поправку, и это делало Чонгука счастливым. Смотреть на расцветающего Тэхёна с каждым днём становилось всё приятнее и приятнее, хотя в каком бы состоянии он ни был, Чонгук считал его невероятно красивым. Будь он хоть на волоске от смерти, хоть в самом расцвете сил. — Чонгук? — прошептал Тэхён, не открывая глаз. Чонгук наклонился ниже, чтобы лучше слышать его. — Да? — Откуда у тебя шрам на груди? Альфа изогнул бровь, заставив Тэхёна слегка смутиться. — Я заметил, когда ты снял футболку на улице, — приглушённо произнёс омега. — Так откуда? — Операция, — невозмутимо пожал плечами Чонгук, приподняв уголки губ. — На сердце? — удивился Тэхён. — На сердце, — кивнул Чонгук. — У меня порок сердца. Тэхён замер, уставившись на альфу в упор. С лица Чонгука не исчезала лёгкая улыбка. Впервые Тэхён неотрывно смотрел на него настолько долго. В его взгляде смешались изумление и страх. — Правда что ли? — переспросил омега. Чонгук усмехнулся. — Правда. Что удивительного? — Нет, ничего, просто… — Тэхён встряхнул головой. — Просто это же вроде… очень серьёзно? Дети с таким заболеванием умирают. Я ни разу не видел человека с пороком сердца. — Теперь видел, — рассмеялся Чонгук. — Да, то одна из причин детской смерти, но в наше время большинство людей с пороком сердца доживают до средних лет благодаря хирургическому вмешательству. Со мной всё хорошо. До операции я на медикаментозном лечении. — Ты ждёшь операции? — удивился Тэхён. — Да. Всё хорошо, мне не страшно, — улыбнулся Чонгук, уткнувшись носом в волосы омеги. — Не представляю, как тебе может быть не страшно, — слегка ошарашенно произнёс он, задумчиво глядя на ноутбук. — Может, — пожал плечами Чонгук. «Когда каждый день может быть последним, вовсе перестаёшь бояться» — подумал он, но вслух не произнёс — Тэхёна и без того впечатлила причина его нахождения в больнице. — Я… — Тэхёну трудно было подобрать подходящие слова. Такое нередко случалось после того, как кто-то узнавал о диагнозе Чонгука. — Я надеюсь, что всё пройдёт хорошо. Ты справишься, — губы омеги приняли нежную полукруглую форму, и у Чонгука пересохло в горле. Каждая улыбка Тэхёна заставляла мир вокруг на секунду замереть, а затем вновь продолжить движение, будто ничего не произошло. Только никто, кроме альфы, этого почему-то не замечал. — Конечно, — Чонгук кивнул и подарил ответную улыбку. — Спасибо. Воцарилась тишина, в которой Чонгук, прикрыв глаза, дышал запахом волос Тэхёна, а сам Тэхён глядел в потолок, запрокинув голову. Они сидели друг к другу настолько близко, насколько это было возможно, но Чонгук совершенно не чувствовал смущения. Для него это чувство в принципе было немного чужеродным, а с Тэхёном, с которым они были знакомы едва ли неделю, оно и вовсе засыпало, изредка приоткрывая глаза лишь тогда, когда улыбка Тэхёна или его взгляд — какой-то космический, настолько живой, близкий и притом невозможно далёкий — озаряли мир своим сказочным сиянием. Их с Тэхёном отношения трудно как-то охарактеризовать, но они кажутся чем-то настолько правильным, что время от времени Чонгук забывает, что омега — другой человек, малознакомый, практически чужой. Тэхён как недостающий кусочек пазла: в каждом дне, в каждой минуте жизни Чонгука он идеален, будто бы для неё и был создан. Это нечто большее, чем дружба, но что именно — ответить трудно. Чонгуку рядом с Тэхёном просто хорошо, где бы они ни были: в палате, в которой с недавних пор находиться стало гораздо приятнее, в коридорах больницы, в комнате отдыха или на улице под дождём. — Слушай, — обратился к нему Тэхён. Чонгук приподнялся, — Сокджин не покупал какао? Мне кажется, что-то такое в пакетах было. — Он точно покупал кофе. Какао, кажется, не было. А что? Ты хочешь какао? — Ага, — омега потупил взгляд и улыбнулся. — Очень люблю какао. С зефирками. У Чонгука от слов Тэхёна сердце обливается, но не кровью, а какао с зефирками. — Я схожу до магазина и куплю, — уверенно произнес альфа. — Хоть сейчас. — А тебе разве можно выходить за пределы больницы? — Можно. Я попрошу разрешения, — хитро сощурился Чонгук. — А можно мне тоже? Глаза Тэхёна, большие, чёрные и невероятно красивые, блестели как у ребёнка, выпрашивающего игрушку у взрослого, каждый раз ведущегося на одни и те же манипуляции. Чонгук готов был покориться этим глазам ещё не одну тысячу раз. — Конечно, — Чонгук расплылся в улыбке. Пускай Тэхён набирался сил и понемногу становился здоровее с каждым днём, заново учась некоторым совершенно простым вещам — например, кружку он уже мог держать в руках без помощи Чонгука, — на ногах он всё ещё стоял неуверенно. Зато в инвалидном кресле, как бы двояко это ни звучало, Тэхён сидел так, будто бы был знаком с ним всю жизнь. — Догоняй! — как только Чонгук отпустил его, Тэхён рванул на инвалидном кресле вперёд, самостоятельно крутя колёса. Альфа рассмеялся и побежал следом, намеренно отставая. Прохожие косились на них, как на сбежавших пациентов психбольницы, но Чонгуку никогда не было так плевать на чужое осуждение. Посторонние люди мелькали возле него серым коридором, а впереди не было никого и ничего, кроме звонко смеющегося Тэхёна. Омега остановился только на оживлённом перекрёстке, так что Чонгук сумел ухватиться за ручки кресла и не позволить Тэхёну ехать дальше. Тэхён бы и не поехал — на пешеходном светофоре горел красный свет. — Куда теперь? — спросил омега, приподняв голову. — Через дорогу и направо. Загорелся зелёный свет, и Тэхён расслабился, позволив Чонгуку себя везти. Проходящие люди по-прежнему обращали на них много внимания, глядя с удивлением, страхом или жалостью, но Чонгуку было абсолютно всё равно, однако он немного беспокоился о том, как себя чувствует Тэхён. Омега сидел в кресле, уверенно глядя в перед, словно не замечая людей на улице. Его губы красиво изгибались, говоря о хорошем настроении. Чонгук тоже почувствовал прилив радости и повёз коляску немного быстрее. Они подъехали к магазину и взобрались при помощи подъёма для колясок. Омега, выходящий из магазина, взглянул на пару с удивлением, но не растерялся и подержал дверь. Чонгук благодарно поклонился. — Большое спасибо. Губы незнакомого омеги тронула лёгкая улыбка и он кивнул в ответ, но в его глазах на мгновение промелькнула печаль. Не сочувствие, не жалость к человеку, а настоящая печаль, легонько ударившая в самое сердце. Чонгук этот взгляд знал и понял моментально: этот омега прекрасно знает, каково это — быть подобием человека. Либо ему когда-то пришлось сесть в инвалидное кресло, либо кто-то из его близких испытывал такую необходимость. В любом случае, этого Чонгук никогда не узнает. Они вошли в магазин и сразу же направились в отдел с кофе и какао. Чонгук видел, как сверкают глаза Тэхёна не столько из-за обилия товаров, сколько из-за того, как давно омега не был в подобных обыкновенных местах, в которых простой человек бывает каждый день. — Выбирай, — произнёс Чонгук и медленно повёз Тэхёна вдоль полок с растворимыми напитками. — Стой. Альфа замер, и Тэхён указал пальцем на одну из полок. — Вот. Вот это. Чонгук без проблем дотянулся до высоко расположенной полки, достав упаковку с какао и вручив её Тэхёну. Глаза омеги светились как у ребенка, которому купили сахарную вату. — Остались зефирки. Чонгук повёз Тэхёна в отдел со сладостями, и там омега так же быстро выбрал пакет с нежным зефиром. На кассе же Чонгук взял для себя и Тэхёна по маленькой упаковке M&M's. Они вышли на улицу и Чонгук повёз коляску в противоположную сторону от больницы, надеясь ещё немного побыть на свободе. Время стремилось к полудню и солнце начинало припекать. Тэхён с удовольствием хрустел шоколадными конфетами, и Чонгук чувствовал какое-то особое удовлетворение от того, в каком положении они находились сейчас. Забота об омеге, даже такая небольшая, как перевозка его на инвалидной коляске, делала Чонгука счастливым. Он всегда стремился помогать окружающим, видел в этом смысл своей жизни, но с Тэхёном даже это ощущалось иначе. Мир становился ярче, звонче, красивее, но в то же время совершенно тускнел и размывался на фоне Тэхёна. На фоне его улыбки, стоящей дороже всего золота этого мира, глаз, в которых бездонная пропасть утягивает на дно и тысячи сказочных фейерверков взрываются в небесах. Чонгук не даёт Тэхёну утонуть, заставляет заново привыкать к вкусу воздуха, показывает мир, будто бы омега только вчера появился на свет. У Чонгука в груди какая-то непонятная сладкая каша, от которой мозг отказывается работать, доверяясь безрассудным порывам сердца. Это неправильно, но волшебно. — Мы можем погулять ещё. Может, хочешь что-нибудь поделать? — Даже не знаю… — задумчиво протянул Тэхён, оглядываясь по сторонам. — Кажется, здесь неподалёку есть парк? — Есть, — Чонгук кивнул. — Хочешь прогуляться там? — Хочу послушать птиц, — тихо произнёс Тэхён, опустив глаза. Чонгук улыбнулся. — Хорошо. Спустя несколько минут пути они прошли через зеленеющую арку и вошли в парк. Люди прогуливались, сидели на лавочках, фотографировались на фоне цветущих кустов, но Чонгука количество посетителей парка совершенно не смущало. Он был не прочь помимо пения птиц послушать и детский смех, и чужие непринуждённые разговоры, однако беспокоился о том, как будет чувствовать себя Тэхён в большом скоплении людей. — Сегодня выходной, народу много. Если хочешь, можем пойти куда-нибудь в другое место. — Давай прогуляемся здесь, — мягко произнёс омега. Он, к удивлению Чонгука, кажется, совершенно не испытывал раздражения, хотя время от времени люди, многие из которых забывали, где они находятся и что они здесь не одни, доводили до края и терпение альфы, каким бы закалённым оно ни было. — Как скажешь. Чонгук свернул на дорожку, где почти не было людей, и неторопливо повёз Тэхёна вперёд. В солнечный день пение птиц действительно было особенно ярким и заливистым, так что Чонгук расслабился, позволив себе насладиться сладкими голосами вместе с Тэхёном. В такие моменты обыкновенное времяпрепровождение превращалось в особенное единение душ. Чонгук не обращал внимания на то, куда они шли, целиком отданный своим мыслям. Он смотрел на омегу со спины, и улыбался, как дурак, пока Тэхён этого не видел. Посреди парка находилось большое озеро, окружённое печально склонившимися над ним ивами. Дети указывали пальцами на крупных рыб, привлекая внимание родителей, влюблённые пары смеялись и мило переговаривались, подкармливая птиц. Чонгук любовался мамами-утками с выводками утят, представляя, как здорово было бы взять в руки и погладить одного из таких крошек. Однако ему хватало осознанности, чтобы не устраивать охоту на уток посреди дня в общественном месте, учитывая и то, каким стрессом это было бы для животных. Когда Чонгук завозил коляску на мост, люди расступались, пропуская их. Тэхён чуть заметно улыбался своим мыслям, глядя на стеклянную поверхность воды. Внезапно он оживился и приподнялся в кресле, вытянув шею. — Смотри, там лебеди! Чонгук взглянул туда, куда указывал Тэхён, и там в самом деле была пара белоснежных лебедей. Приглядевшись, он увидел и кучку крохотных, как игрушки, сереньких пушистых лебедят, плавающих неподалёку от родителей. — Очаровательно, — Чонгук расплылся в улыбке. Тэхён тоже выглядел немного глупо, заглядевшись птицами, но от этой милой глупости сердце Чонгука таяло, как масло на жарком солнце. — Папа, смотри, птички! — ребёнок лет восьми тащил родителя за руку. Подпрыгнув у перил, чтобы увидеть лебедей, он случайно толкнул Тэхёна, заставив инвалидную коляску немного откатиться назад. — Ой! — Ничего страшного, — Тэхён снисходительно улыбнулся, выставив перед собой руки. — Набёль! — возмутился папа мальчика, дёрнув его за руку и заставив отойти от незнакомых людей. Чонгук прикусил губу, почувствовав себя в очень неудобном положении. — Сейчас же извинись! — Извините, — мальчик поклонился, не поднимая глаз. — Я не специально. — Всё хорошо, всё хорошо, — Тэхён сконфуженно улыбался, вероятно, чувствуя себя ещё хуже, чем Чонгук. — Папа, — ребёнок дёрнул родителя за рукав. — У дяди больные ноги? — Набёль, боже! — мужчина закрыл лицо ладонью и развернулся, потянув сына за собой. — Пожалуйста, извините это маленькое глупое недоразумение. Идём! Папа вместе с оглядывающимся на незнакомцев сыном скрылся в толпе. Чонгук с Тэхёном в смятении остались стоять на мосту. — Милый ребёнок, — негромко произнёс омега. Чонгук улыбнулся и кивнул. — Да. Очень милый. Лебединой семьёй они любовались ещё несколько минут, прежде чем наконец перебраться с моста на другой берег. Там начинался сад: цветущие кусты и аккуратные красочные клумбы провожали посетителей парка, услаждая их взгляды. Чонгук с удовольствием ловил в воздухе запах ирисов, пионов и роз. Все эти цветы очень любил высаживать его папа и любоваться их цветением на протяжении всей весны. — Подождите! Чонгук и Тэхён одновременно обернулись и увидели несущегося к ним мальчика, совсем недавно уведённого своим сгорающим от стыда папой. Ребёнок улыбался, а в руках держал яркий букет цветов, где только недавно проснувшиеся одуванчики соседствовали с цветами с клумб. Чонгук усмехнулся — мальчик явно не бегал в цветочный магазин. Ребёнок подбежал к ним и вручил цветы в руки изумлённому Тэхёну. Тот поднял на малыша непонимающий взгляд. — Это вам, — мальчик покачивался с пятки на носок, спрятав руки за спиной. — Вы очень красивый. Выздоравливайте поскорее. И, развернувшись, бросился назад, сверкая пятками. Тэхён непонимающе хлопал глазами, держа в руках наскоро собранный худенький букет цветов. — Да, действительно чудесный ребёнок, — рассмеялся Чонгук. Тэхён, однако, находился в полном смущении и, подняв невинно округлившиеся глаза на Чонгука, он тихо произнёс: — Это мне? Чонгук удивлённо приподнял брови. — Конечно. Тебе что, никогда не дарили цветов? Тэхён опустил глаза и поднёс букет к носу, вдохнув запах свежих цветов и отрицательно покачав головой. — Нет. Не дарили. — А твой альфа? — нахмурился Чонгук. — Тоже? — Тоже, — не поднимая головы, ответил Тэхён. — То же мне альфа, — фыркнул Чонгук. — Какой альфа не дарит своему омеге цветов? Это же самый первый шаг в отношениях! — Намджун говорил, что цветы всё равно умрут, поэтому тратиться на них бессмысленно. — Ты уж извини, но альфа твой мудак, — несдержанно выпалил Чонгук, отчего Тэхён прыснул от смеха. — Не буду отрицать. Тэхён держал букет в руках так трепетно, будто цветы были хрустальными, а Чонгук не мог сдержать улыбки при взгляде на омегу, смущённого и невероятно счастливого. Тэхёну совсем не нужно было многого, чтобы испытать целую гамму чувств, и наблюдать за ним, словно переливающимся разными цветами, как драгоценный камень на солнце, для Чонгука было бесценным. Весь парк они обошли за час и, проведя ещё полчаса в городе, направились назад к больнице, пока их не хватились. У главного входа, привалившись к стене, стоял Мингю с горящей сигаретой в руках. — Вернулись, голубки? — он затянулся и окинул пару многозначительным взглядом, задержавшись на букете в руках Тэхёна. Чонгук улыбнулся. — Вернулись. Но мне нужно сбегать ещё кое за чем. Можете, пожалуйста, довезти Тэхёна до палаты? — Без проблем, — пожал плечами медбрат, выкинул недокуренную сигарету и спустился по лестнице. Тэхён взволнованно обернулся к Чонгуку. — Куда ты? — Скоро вернусь, — Чонгук хитро сощурился и почти моментально выбежал с территории больницы, оставив Тэхёна в недоумении. Мингю посмотрел на убегающего альфу как на деревенского дурачка, но не стал ничего комментировать. Он взялся за ручки инвалидной коляски и ввёз её вверх по лестнице по пандусам. — Вы были на свидании? — подходя к лифту, спросил медбрат ровным голосом. Тэхён поджал губы и покачал головой. — Нет. Мы просто ходили в магазин. — Цветочки у тебя тоже из магазина? — усмехнулся омега, нажав нужную кнопку. Двери лифта закрылись, и они с Тэхёном остались наедине. — Это подарил мальчик в парке. — Очень мило, — улыбнулся медбрат. Тэхён ждал, что его и дальше будут допрашивать, однако сегодня Мингю не был настроен плеваться ядом. Судя по голосу, он сильно устал за прошедшее время. Он довёз Тэхёна до палаты, помог перебраться на кровать и ушёл, увезя инвалидное кресло. Оставшись наедине с собой, Тэхён оглянулся. Ещё пару дней назад он ни под каким предлогом не согласился бы выбраться из палаты на улицу, а сейчас серые стены, две одинаковые кровати и небрежно разложенные вещи не вызывали никакого желания, кроме как поскорее оказаться от них подальше. На улице вовсю бурлила жизнь, зеленели цветы, трава и деревья, а в больнице она будто бы была медленнее, тяжелее, мрачнее. Тэхёну хотелось на волю. Поскорее собрать немногочисленные вещи, поставить подпись в соглашении на выписку и выйти на улицу, направившись куда угодно. Только у него нет места, куда он может пойти, где его любят и ждут. У Тэхёна нет дома. Больше нет. Он лёг на кровать, укутался в одеяло и прижал ноги к груди, уставившись на разбросанные вещи Чонгука. На полу валялись его чёрные носки, на стуле висела черная толстовка, там же лежали джинсы и ещё несколько пар носков, но уже нелепых и цветастых, в которых Тэхён постеснялся бы даже дома ходить. Ну как можно надевать носки с принтом картошки фри, единорогом и инопланетянами и не чувствовать себя идиотом? Тэхён улыбнулся. Чонгук может. Чонгук, кажется, может сделать любую глупость на планете и никогда не пожалеть об этом. На самом деле Тэхёна это восхищает. Как бы он ни кривился, как бы ни прятался, но в глубине души — иногда даже на её поверхности — он тоже хочет свободы. Не только физической, такой как возможность идти в любое место и ни у кого не спрашивать разрешения, но и ментальной. Свободы от косых взглядов, ядовитых шепотков и оков собственного «нельзя». Тэхён хотел бы научиться этой свободе у Чонгука. Хотя, не совсем так. Тэхён чувствует эту свободу с Чонгуком. Ему действительно плевать на чужое мнение, пока есть Чонгук, который творит невообразимые глупости, ничуть этого не смущаясь. Тэхёну плевать, пока Чонгук смеётся и улыбается так, что в горле становится тесно и дыхание замирает. Плевать, пока Чонгук рядом. Тэхён лежал, плавая в своих мыслях, пока на улице смеркалось. Он не включал свет, почти засыпая, когда в комнате царил уютный полумрак. Дрёма отошла только тогда, когда комнату озарил яркий свет, и Тэхёну пришлось нехотя разлепить глаза. — Я разбудил тебя? Извини, — Чонгук улыбался виновато, но так очаровательно, что Тэхён не чувствовал даже раздражения. Чонгук что-то прятал за своей спиной. Очертания этого «что-то» были заметны, но спросонья Тэхён вовсе не соображал и не мог понять, почему Чонгук так стеснённо улыбается и прячет глаза. — Ничего страшного, — Тэхён зевнул и потянулся. Чонгук подошёл почти вплотную к его кровати и немного наклонился. — Это для тебя. Он протянул Тэхёну цветы. В ярко-красном букете горели розы, пионы и, самое главное, маки. Тэхён глядел на них ошарашенно, как на что-то, что никогда не видел, и тупо хлопал глазами. Чонгук улыбался по-детски шкодливо. — Я надеялся, что тебе понравится. Эти цветы очень тебе подходят. Тэхён поджал губы и опустил голову, спрятав лицо за букетом. Чонгук присел на корточки перед кроватью и увидел, как содрогаются плечи омеги. Его лицо тотчас стало беспокойным. — Тэхён, что случилось? Тебе больно? Тэхён выглянул из-за букета, шмыгнув носом. Он покраснел, а его глаза были мокрыми от слёз. — Н-нет, всё… всё хорошо. Просто… спасибо. Цветы очень красивые. — Поплачь, если тебе нужно, — Чонгук улыбнулся и бережно провёл пальцем по горячей влажной щеке. — Я схожу за вазой и салфетками. Чонгук поднялся, глядя на Тэхёна самым тёплым взглядом из тех, что омеге приходилось ощущать на себе. Когда дверь закрылась, Тэхён разрыдался с новой силой, сжавшись и спрятав лицо между коленями. Он чувствовал огромную гамму эмоций, и его расшатанная нервная система, кажется, с этим не справлялась. Его сердце билось так часто, будто бы он только что вернулся с пробежки. Тэхён смотрел на цветы, мягко касался их подушечками пальцев и вновь ощущал, как слёзы щиплют глаза. Его уязвимая сторона, всегда желавшая быть любимой, не могла принять того, что кто-то действительно проявил к нему такое внимание. Подарил не украшения, не одежду и не сладости, а цветы. Цветы, ассоциирующиеся с ним. Тэхён совершенно забыл, что значит чувствовать себя человеком, значимым и любимым. Знал ли он когда-нибудь вообще, каково это? — Ты успокоился? — улыбнувшись, спросил Чонгук. В руках он держал простую стеклянную вазу и упаковку сухих салфеток. — Успокоился, — шмыгнул носом Тэхён, не поднимая глаз и бережно прижимая к себе букет. Чонгук, немного простуженный, тоже шмыгнул носом, мягко передразнивая. — Замечательно, — налив в вазу воду, Чонгук поставил туда букет, подаренный мальчиком в парке, уже немного увядший, и следом за ним, осторожно забрав цветы из рук Тэхёна, поставил их туда же. — Может, я тебе почитаю? В этой книге так много описаний, что мы с тобой уснём за две минуты. — Это не просто описания, — нахмурился Тэхён. — Это образы и детали. Гюго прекрасно их раскрывает. Мне очень нравится. — Если тебе нравится, значит, не зря он всё это писал, — рассмеялся Чонгук. — Но сто страниц описания шторма — это чересчур. — Мне так не кажется, — произнёс Тэхён, улёгшись ближе к краю кровати, чтобы за ним мог лечь Чонгук. — Ну и хорошо, — Чонгук перелез через омегу, оказавшись за его спиной. Он не прижимался слишком близко, чтобы не смутить Тэхёна. — Где мы остановились? — Вторая глава третьей книги. Мальчик нашёл младенца. — Всё, нашёл. Засыпай. Тэхён прикрыл глаза, а Чонгук начал читать тихим, но глубоким бархатистым голосом:       «Снова отыскав щёку мальчика, младенец прильнул к ней губами и, согревшись, уснул. Это было первым поцелуем двух детских душ, встретившихся во мраке.       Папа остался лежать в снегу; его лицо было обращено к ночному небу. Но в ту минуту, когда мальчик снял с себя куртку, чтобы завернуть в неё малютку, покойник, быть может, увидел это из беспредельности, где уже была его душа.» — У Стивена Кинга хорроры помягче будут, — усмехнулся Чонгук. — Ага, — донеслось глухое из-под одеяла. Чонгук читал, пока в комнате не начало темнеть и пока горло не начало болеть от жажды. Тэхён дышал спокойно и почти беззвучно, но, на минуту замолчав, Чонгук понял, что ради этого звука прочитает ещё тысячу страниц бессмысленного описания, и даже не важно чего: заснеженных равнин, бушующего моря или одинокого изуродованного мальчишки, нашедшего младенца глубокой зимней ночью.