Морковки

Гурен подошёл к двери кабинета и с удивлением обнаружил там одну из своих новеньких головных болей: самую разговорчивую морковку. Выглядел пацан странно: бледный, с кругами под глазами и нервным блеском в них же. — Докладывайте, курсант. Чеканя шаг, Казуо вошел в кабинет, бодро отдал честь и выкинул вперед руку с зажатым в ней листком бумаги, будто тот был как минимум заряженным пистолетом. — Курсант Итанаки явился по приказу метра Как-его-там. Мне было велено доложить, что меня выгнали с урока за безобразное поведение и хамство. Метр так же просил передать пожелание, чтобы вы выполнили свои обязанности с особым усердием. Смею добавить от себя, сэр, — в последнем слове послышалась уже откровенная издёвка, — что крайне удручен фактом, что мы с преподавателем не сошлись в вопросе методики преподавания. Гурен не спеша взял записку и внимательно вчитался в текст. Потом так же внимательно посмотрел на Казуо, буквально просвечивая того ледяным взглядом-рентгеном. — Вам было мало нашей прошлой встречи, курсант? — Вы были крайне убедительны, сэр, — теперь яда Казуо не скрывал. Уголки его губ дрогнули в злой усмешке. — Видимо, нет, — подполковник вернул ему тот же яд, только с отчётливым привкусом изморози. — Раз ты с первого раза плохо понял. Снимай лишнее. Он отошёл к своему столу с самым безразличным видом, больше не глядя на Казуо. Стал разбирать один из ящиков, потом напомнил: — Поторопитесь, курсант. — Прямо здесь? — Казуо так удивился, что даже на миг забыл шипеть. Потом вдруг вспомнил, что Юджи тоже выпороли в кабинете и злость хлестнула с новой силой. Улыбка вернулась. — Вы что, розги храните поближе, чтобы душу грели? А то вдруг кто-то из курсантов, не дай всевышний, осмелится, например, от волнения забыть то, что без продыху зубрил неделю сутками напролёт. Можно разобраться далеко не отходя… Штаны трогать мучительно не хотелось и он принялся расстёгивать мундир, от волнения рванув его так, что верхняя пуговица почти оторвалась. Не выругаться совсем вслух удалось чудом. — Могу отвести вас в Яму после того, как вы разденетесь, — все тем же спокойно-ядовито-ледяным тоном ответил Гурен. Он даже не посмотрел на Казуо. Ну, то есть так казалось со стороны. На самом деле подполковник чётко отслеживал каждое движение и каждое выражение лица боевитой морковки. Кровь бросилась в лицо, и Казуо с трудом заставил себя не зарычать. Вместо этого он едко спросил: — Вам всё же слишком нравится выставлять чужие задницы на всеобщее обозрение, да, сэр? Мундир хотелось швырнуть на пол, но юноша вовремя вспомнил, что сигареты из кармана так и не вынул. Пришлось аккуратно пристроить на стул у стены. А вот штаны на пол всё же полетели. — Вы можете так считать, если вам это нравится, — почти ласково промурлыкал Гурен, оборачиваясь к своей «жертве». — Я прямо сейчас дам вам выбор: подтвердить вашу догадку и прогуляться через весь корпус, мимо учебных классов, где вас увидит в том числе и наш многоуважаемый профессор, мимо тренировочных площадок и спальных отделений. Итак, мы идем в Яму, или остаёмся здесь? Он с полминуты молчал и вдруг добавил неожиданное: — Я сам на вашем месте никуда бы не пошёл. Честно. Выбор, мать его. Казуо замер, глядя на Гурена испепеляющим взглядом. Но с таким же успехом можно было играть в гляделки с бетонной стеной. В море злости плескалась одна единственная мысль: альтернатива наверняка достаточно ужасна, раз ему предложили выбирать. Но идти в таком виде? Нет уж, лучше сразу застрелиться. — Ну, допустим, здесь. — Это правильное решение, — удивительно серьёзно, без капли прежнего сарказма сказал подполковник. — Первое правильное решение за весь день, курсант. Вы даже не представляете, насколько я ему рад. Дальше начало происходить странное. Гурен не спеша вынес на середину кабинета стул, уселся на него, аккуратно поддернув брюки, и кивнул: — Идите сюда. — Рад что вы рады, сэр, — заставить вести себя расслабленно было трудно, но Казуо справился, хотя делать вид, что ничего не происходит, расхаживая в одной рубашке — то еще развлечение. — Вы не представляете, как это для меня важно. Хуже было то, что он ничерта не понимал. Поведение Гурена и тон разговора не вписывались в ту картину мира, что он себе нарисовал. За провинности по закону жанра должна следовать яма. Это ведь не очень страшно, если рядом нет друзей, за которыми придётся наблюдать, верно? Ужасные несколько минут — и всё. По крайней мере он сможет вернуться к Ю и Тоши и спокойно смотреть им в глаза. Но чего ждать теперь? Казуо подошёл так, словно перед ним на стуле сидел не Гурен, а как минимум демон третьего уровня, готовый разинуть пасть и сделать один большой «ам!». Подполковник осмотрел его с головы до ног, кивнул своим мыслям, взял курсанта за руку, а потом… интересно, сам пацан понял, как оказался на подполковничьих коленях кверху голым задом и с завёрнутой за спину рукой? — До начала наказания я собираюсь вам кое-что сказать, Казуо. Надеюсь, вы внимательно выслушаете. — Блять! — в этот раз сдержаться не удалось. Мир завертелся перед глазами и Казуо в ужасе осознал, в каком положении очутился. — Вы! Отпустите немедленно, что вы…! Выходка Гурена настолько шокировала, что парень даже не мог внятно сформулировать свою претензию. Зато во всю пытался вырваться или ударить командира. Да как Гурен смеет? Он что ему — ребенок пятилетний? Что это вообще за фокусы?! — Не стоит ругаться матом раньше времени, — спокойно высказался Гурен. — Лучше послушай. Вы трое — теперь моя семья. Помимо того, что вы семья друг для друга, вы стали ею для меня. Вы идеально подходите для команды. Сатоши — разум и расчёт, Юджи — сердце и любознательность. А ты, Казуо, их сила. Их щит и меч. Я понимаю, что как любую силу, тебя заносит на поворотах и тебе легче разнести стену или разбиться о неё самому, чем вовремя подумать. Но тебе придётся этому учиться. Прямо сейчас. Гурен занёс руку и звонко шлёпнул по выставленному заду. И если кто-то думал, что ладонью отшлёпать — это так, детское наказание — он здорово просчитался. Потому что шлепки посыпались один за другим так быстро и сильно, что буквально через минуту зад пылал, словно в огне. Стоило Гурену открыть рот, Казуо забрыкался с новой силой и вознамерился его перебить, сказав, что по-настоящему ругаться он ещё не начинал, однако следующие слова выбили почву из-под ног. Метафорически, коли уж буквально эти самые ноги самым дурацким образом мелькали в воздухе. Выбили настолько, что парень даже забыл, что собирался брыкаться. Он ожидал упрёков в нарушении дисциплины или, на худой конец, издевательских острот, но Гурен говорил негромко, ровно и будто даже обеспокоенно. Будто ему правда было какое-то дело до них. О том, что не стоит расслабляться, напомнил внезапный удар. Вновь ругнувшись, Казуо попытался остановить это идиотское и при том неожиданно болезненное наказание. Помогало мало — манёвра для движений ему почти не оставили. — Да хватит уже! — чувствуя, что боль слишком быстро перестаёт быть не заслуживающей внимания, он наконец подал голос. — Хотите меня наказать — наказывайте по уставу, а не как… — он запнулся, чувствуя, что дыхание перехватывает и вот-вот говорить, не перемежая слова со вскриками, попросту не удастся. — Плевать я хотел на устав, когда часть моей семьи тупо бьётся башкой об стену каждый раз, когда не умеет справиться с собственной силой! — неожиданно зло рявкнул на него Гурен, придавив к своему колену ещё сильнее и другой ногой прижимая брыкающиеся конечности Казуо. — Хочешь защитить друга и брата — думай, как это сделать не убившись! Если ты вылетишь из отряда, как долго они проживут без твоей защиты?! Если тебе всё равно на свою и их судьбу — то мне — Нет! Карающая ладонь только на несколько секунд зависла в воздухе, чтобы шлепки не заглушали слова, а потом снова взялась за дело, разжигая на провинившейся заднице настоящий пожар. Рука била чертовски больно, слова — ничуть не слабее. Лишившись возможности даже ёрзать, Казуо сжал зубы, чувствуя, что мозг начинает плавиться ничуть не хуже, чем под розгами. Тогда его душил пережитый страх за друзей и боязнь этих самых друзей напугать ещё сильнее, сейчас — остатки упрямой гордости и обиды. Последнее оказалось куда более слабой мотивацией — кажется, не так уж много понадобилось времени, чтобы с закушенных губ стали срываться пресловутые придушенные истеричные смешки, заменявшие всхлипы. Гурен покачал головой, но порку не прервал. Когда хочешь кого-то как следует наказать просто отшлёпав — даже не обязательно бить слишком сильно, главное — быстро и долго. Тогда пожар полыхает почти без перерыва, сила его растёт очень быстро, превращаясь из легкого жжения в расплавленную магму, уходя с поверхности кожи внутрь, в мышцы, а оттуда — прямиком в мозги. Правда, подполковник, выдавая заслуженное, чётко отслеживал дыхание Казуо, и как только его истерический смех-всхлип в первый раз захлебнулся — опустил ладонь. Не куда-нибудь, а на всё ту же пылающую задницу. Как бы это не казалось унизительным или интимным в любой другой ситуации, но сейчас легкое прикосновение, прохладное поглаживание не несло ничего, кроме облегчения — яркого, как сама боль. — Мы все здесь семья. Мы зависим друг от друга. Буквально. В жизни и смерти. Вы трое нужны нам так же, как мы вам. Если мне придется учить тебя контролировать свою силу, укладывая к себе на колени каждый день — я так и сделаю. Можешь забыть о розгах и яме. Все твои залёты будут заканчиваться здесь. Если бы с утра кто сказал Казуо, что он испытает такое блаженство от того, что чёртов-подполковник-Гурен-мать-его-за-всё-что-выпирает положит ладонь на его задницу, дело закончилось бы дракой. Однако облегчение в первую секунду было столь сильным, что он шумно вдохнул и на мгновение обмяк, даже не думая о том, как происходящее выглядит со стороны. Где-то на задворках мысли всё ещё металась маленькая паническая извилина, орущая, что Гурен даже не запер дверь в кабинет, но основная часть уцелевшего клубка мыслей занята была совсем другим. — Зачем вам вообще всё это сдалось? — голос прозвучал хрипло и немного придавлено. Тело еще не дрожало, как бывало с ним в минуты сильного эмоционального всплеска, но в словах эта дрожь уже слышалась. Разговаривать с ковром было, мягко говоря, неловко, но не говорить он не мог, будто кто-то насильно размыкал его губы. Просто потому что, как бы Казуо это не отрицал, этот вопрос зрел и скрёбся изнутри с того дня, как им выдали чёртову форму. — Дали бы сдохнуть и нашли бы тех, кого не нужно бить, чтобы они были «правильными». Возиться бы не пришлось. Или вам просто нравится над нами издеваться? — Правильных не бывает, — усмехнулся Гурен. — Сдохнуть может любой из нас в следующем рейде против вампиров. Издеваться над тем, кто прикроет тебе спину в битве — глупость. Я рискну нарваться на твоё неудовольствие только ради того, чтобы ты выжил. Выжил сегодня, выжил завтра, выжил вообще. Выжил, вытащил своих и дал просраться всем, кто встанет лунным демонам поперёк дороги. Если ради этого придётся лично и собственноручно отбить тебе задницу — сделаю. Отдышался? Продолжим.