Морковки

Дорога до лазарета казалась бесконечной. Казуо неслышно шёл позади, мучительно наблюдая за бредущим будто во сне Сатоши. Злость мешалась со страхом и непониманием. Что случилось? Чем он так провинился и что с ним сделали, что он сначала орал как резанный, а теперь еле идёт?! Неприятной неожиданностью оказалось, что проскользнуть в лазарет вслед за ними не вышло — медсестра почти вытолкала его за дверь и велела не ошиваться без дела, а врача дозваться не удалось. Пришлось пару раз зло пнуть дверь, усесться прямо на пол и ждать, сам не зная чего. Гурен выдал все необходимые инструкции дежурному врачу, помог парню снова раздеться, проследил, чтобы Сатоши уложили как следует и уже начали суетиться вокруг него, и вышел из лазарета. Огляделся. Ага. — Простатит зарабатываешь? Вскочив на ноги, Казуо на мгновение даже растерялся. На языке вертелось столько всего! Злое и обиженное: «Как вы могли!» и куда более уместное «За что его?», совершенно бесполезное «Он в порядке?» и откровенно самоубийственное «Ненавижу вас за это!» — Можно к нему? — голос прозвучал хрипло и с куда большей мольбой, чем Казуо мог бы себе простить. — Меня не пустили. — Пока нельзя, — покачал головой Гурен. И в ответ на зло блеснувшие глаза пояснил: — Сейчас там как раз самые неприятные процедуры и врачи очень заняты пациентом. Поверь, ваш старший сам не хотел бы, чтобы его видели в таком состоянии. — Когда можно? — вот и почему слова лезут с таким трудом, царапая глотку будто наждаком? Гурен говорил всё правильно, конечно. Тогда откуда такое желание броситься на него? Вон и кулаки сжались сами собой, пришлось спрятать их за спину. Будь рядом кто-то из ребят, Казуо нашел бы силы на пару глупых шуток, но он был один, а рисоваться перед командиром… Да какой смысл? — Когда врачи закончат, — спокойно ответил командир. И вдруг чуть-чуть прищурился. — Скажите, курсант Казуо. А вы любите котиков? — Что?! — вопрос настолько выбил из размышлений, что Казуо даже сумел взять себя в руки. — А. Котиков… Ну, это. Их поймать труднее, мы чаще жрали собак и голубей, так что о котиках судить сложно… — Понятно, — неизвестно каким своим мыслям ухмыльнулся Гурен, но вышло слегка зловеще. — Ладно, курсант. Слушайте команду: сидеть на полу запрещено. У нас нет финансирования на пересадку почек. Сейчас идите и возьмите в столовой лёгкий ужин для своего старшего, меню номер пять специально для раненых, они знают. Пока ходите, Сатоши закончит свои процедуры и его переведут в палату. Вот туда к нему и пойдёте, я распоряжусь, чтобы пустили. — Есть, сэр, — как же невовремя отказала природная болтливость! Звучал приказ неплохо. Ну, ладно, звучал он как забота, но испытывать к Гурену благодарность после того, что случилось с Сатоши, ожидаемо не хотелось. И причём тут котики?! — Решения старших не обсуждают, курсант, — вот к чему он это сказал? — И если Сатоши его принял — ваше дело — выполнять. А теперь идите. Решения старших. Чудесно. Мало ему загадок! Отдав честь так криво, как постыдился бы и парализованный ленивец, Казуо развернулся и поспешил убраться с глаз подполковника прежде, чем язык станет врагом и поведёт вслед за Сатоши. Заставить себя не спешить было трудно. Будь его воля, Казуо бегом ворвался бы в столовую и бегом помчался обратно. Но Гурен вряд ли для красного словца намекнул, что Сатоши не нужны свидетели во время лечения. Потому пришлось заставлять тело двигаться с нормальной скоростью, хотя на последнем лестничном переходе по пути обратно шаг всё же чуть не перешёл в бег. Да и перешёл бы, если бы не поднос. Гурен не соврал — в лазарет его пустили. Сатоши лежал ничком, устроив голову на сплетении рук. Ниже пояса он был укрыт простынёй, так что оценить ущерб возможности не представлялось. Но, по-правде, куда больше напрягало то, что на скрипнувшую дверь друг даже не обернулся.