Морковки

— Сначала я за тобой прослежу, — зловещее пообещал Казуо, демонстративно погладив Сатоши по голове, будто ребёнка. — Я тебе обед принёс. Учти, это был приказ Гурена. Так что если не будешь есть сам — придётся мне тебя с ложечки кормить. — Не хочу, Зу. Может, позже… Он, что, приказал меня кормить? — в каком-то суеверном ужасе переспросил Сатоши, когда до него дошёл смысл последней фразы. Кто его знает, что ожидать от Гурена после сегодняшнего… — Не совсем, — рассмеялся Казуо, обрадованный тем, что друг, кажется, начинает оттаивать. — Велел не морозить задницу и идти притащить тебе какой-то специально обученный обед. Вряд ли подполковник имел в виду: «Принеси и выкинь, потому что он не станет это есть». Наверняка жуткая гадость, раз для больных. Так что не надейся, что я позволю тебе его не съесть. Это будет моя страшная мстя за то, что ты у меня на той неделе сигареты отобрал. На самом деле, обед пах весьма приятно. Точнее, приятнее, чем их привычный рацион. Чем бы он не отличался от обычного, восстановление сил после ранений явно не предполагало какую-то стрёмную баланду, скорее наоборот. — А где это ты морозил задницу? — заинтересовался Сатоши, поневоле принюхиваясь к запаху еды и обнаруживая, что да, пожалуй, он таки проголодался. Тем более, если приказ. — О! Зу, так ты, наконец, начал понимать смысл слова «приказ»? Это событие. Давай уже, ставь сюда что ли. По-другому вряд ли получится. На самом деле Сатоши не очень представлял как можно есть в постели, да ещё и лёжа. Но вставать не хотелось просто до ужаса. Да и… Раз весь день сегодня вверх дном, то пусть. — Я не морозил, просто Гурену нравится моя задница, — Казуо ослепительно улыбнулся. — Давай-ка сначала тебя чуть приподнимем. Ты только не напрягайся, хорошо? Я сам всё сделаю, станешь напрягаться — сделаешь себе больно. Замечание подоспело вовремя, потому что Сатоши таки напрягся. Слишком непривычно и неловко, когда тебя приподнимают как немощного. Наверное в другой день не согласился бы на такое самоуправство. Но сегодня спорить не стал. Надеясь, что Тоши прислушается к совету и не станет дёргаться, Казуо слегка приподнял его за плечи и подпихнул под грудь и плечи выброшенную на соседнюю койку подушку. Подумал, добавил ещё одну, спертую оттуда же. Теперь Сатоши, все ещё лёжа на животе, немного прогибался в пояснице и возвышался над кроватью. Так что, чисто теоретически, мог есть, не лежа лицом в супе. Только после этого поднос перекочевал на кровать. — Ну что, с ложечки тебя кормить или обойдёшься? — Обойдусь, — фыркнул он на предложение. — Сегодня ты у нас «мамочка» что ли? И уж если принять во внимание слова про Гурена и задницу… Тьфу ты! С тобой совсем собьёшься с пути истинного. — Ой, а ты ревнуешь, что не только твоя задница ему нравится? — Казуо легонько ткнул друга кулаком в плечо. — И я не мамочка, я просто боюсь, что ты помрёшь и нам дадут другого старшего, который будет у меня не только сигареты отбирать, но и вообще всё. Но я запомнил, как легко тебя сбить с пути истинного. Сатоши чуть не подавился. Вот кто его дёргал за язык начинать эту тему и с кем! Будто не знал, что Казуо способен вывернуть всегда и всё. — Не надейтесь, — чуть смущённо возразил Сатоши, ну, самую малость, смущённо. — Отбирать у вас теперь всё буду я. И петарды в первую очередь. — Спасибо что сказал, я перепрячу свои, — Казуо улыбнулся во все тридцать два, но от дальнейших комментариев воздержался. Как Сатоши ни храбрился, даже есть ему, кажется, было непросто, так что отвлекать его ещё и разговорами не хотелось. Оставалось только сидеть рядом, будто невзначай положив руку на всё ещё удивительно горячую спину. — Если перепрячешь, ещё полбеды. Главное, чтобы тоже не отправился с ними на крышу. Когда еда была съедена, Сатоши чуть отодвинул поднос, пристраивая голову на подушки и снова прикрывая глаза. От сытной еды его снова разморило. — Побудешь ещё? — мысли опять свернули к Юджи и, по-хорошему, Казуо стоило отпустить, чтобы проверил как там мелкий, но… Но. Казуо был нужен и ему, тут, рядом. Молчащий, или болтающий, положивший, вот, руку на спину в такой нужной поддержке. Перед которым можно было не быть «застёгнутым на все пуговицы». — Побуду. Столько, сколько будет нужно. Не надейся от меня отделаться. Казуо убрал опустевший поднос, отобрал одну из подушек, чтобы не мешали. И, заняв свой «сторожевой пост» около кровати, вернул ладонь на почти законное место между лопаток друга. Такой Сатоши, мягкий и беспомощный, вызывал почти ужас. Просто потому что Казуо понятия не имел, что с ним делать и как ему помочь. — Не знаю, что теперь делать с Ю… — как бы продолжая мысли, вслух поделился Сатоши. — С Ю… поговорить? Не обязательно сегодня, разумеется, но без разговора вы в любом случае не разберётесь. Поговорить, да, конечно… Вот только, что ему сказать? «Не делай так больше»? «Нельзя ходить в запрещённые места»? Или: «Надо думать головой прежде, чем собираешься что-либо сделать»? Всё это Юджи и без него знает, а толку? Вот Гурен бы наверняка нашёл нужные слова. Но это же Гурен! А сейчас Сатоши чувствовал, что он должен сам. Сам найти правильные слова, только так он сможет защитить Юджи. Зу был рядом, но не давил своим присутствием, не требовал внимания, и чёрт, как Сатоши был за это благодарен! — Если сейчас ему всё сойдёт с рук, то он ведь опять полезет, ты понимаешь? И меня может не оказаться рядом в нужный момент. Я не хочу давить, не хочу заставлять, я просто… Я просто очень волнуюсь за вас. Вы всё, что у меня есть. Вот так, неожиданное «вас», вместо «него». Но ведь это же правда, за Казуо он тоже всегда волнуется, хоть и никогда ему этого не говорил. Вдох получился чуть более резким, чем Казуо хотел. Он не привык слышать от друга такие вещи, хотя, конечно, они знали о чувствах друг друга и без слов. Просто со словами оно казалось как-то… реальнее? Дав себе несколько вдохов на размышления и не прекращая поглаживать Тоши по спине, Казуо наконец заговорил, медленно и осторожно, будто прощупывая носком ботинка тонкий лёд. — Я крайне херовый советчик в вопросах дисциплины, ты же знаешь. Я тоже боюсь за Ю, но никогда не считал это поводом удерживать его от опасных глупостей. Все мы в праве умереть любой тупой смертью на свой выбор. А вы… ну, один раз ведь он уже признал за тобой право разобраться с его проступком самостоятельно, верно? Не то чтобы я понимал и одобрял, но если будет надо, я… выйду, чтобы не мешать. От того, что Зу озвучил его собственную мысль, которая витала вокруг, но никак не могла оформится, Сатоши чуть не вздрогнул. В самом деле, ведь Юджи ещё тогда дал понять, что он готов принимать от старшего и такое. Вот только сам Сатоши про такой вариант никогда не думал всерьёз. Ну как можно бить мелкого? Ведь жалко же. Интересно, а было ли жалко его Гурену в тот, первый их раз? Но Гурен — он другой. Он такой… такой… настоящий командир! Значит ли это, что тот, кто командует, должен уметь отодвинуть жалость и действовать жёстко, если того требуют обстоятельства? По всему выходило, что да. И, выходит, пожалев Юджи сейчас, он окажет ему медвежью услугу? Всех этих размышлений оказалось слишком много для столь короткого времени. И поэтому Сатоши немного переключился: — Если ты когда-нибудь убьёшься тупой смертью без меня, я найду тебя, куда бы ты там ни попал, и убью ещё раз лично, понял? — Мы уже выяснили, что я не жадный и всегда зову вас разделить со мной право тупой смерти, — тихо рассмеялся Казуо. — Вот то-то же! Слушай, и еще… не говори мелкому, что я тут, и про яму не говори. Не надо ему… знать.