Морковки

Сатоши смазывал повреждения, закусив губу. Это так странно — лечить раны, которые сам же и нанёс… Чёрт! Он от всей души надеялся, что всё сделал правильно и что всё это не зря. Слишком многое сейчас крутилось в голове и слишком многое вдруг стало выходить на поверхность. И слова Юджи… Сатоши их слушал очень внимательно, уже в открытую поглаживая мелкого по спине. Да в самом деле, если он старший брат, ему можно! Старший брат. От этих слов, которые витали в их отношениях, но впервые были произнесены так открыто, в груди перехватило. И очень долго не получалось сделать вдох. Он не знал, что у Юджи был родной брат. Да и вообще, слишком много про него не знал, оказывается. Они никогда не делились вот так открыто своим прошлым. Спина Ю подрагивала от охвативших его эмоций, и весь он был такой трогательный с этой своей подушкой ещё. И чуть завивающимися прядками волос, которые подрагивали тоже. Что опять захотелось его обнять. И обнимать до тех пор, пока он не перестанет грустить и не начнёт снова счастливо улыбаться. Сатоши рос один в семье. У него не было братьев и сестер, ни старших, ни младших. Но сейчас он как никогда отчётливо понимал, какое это счастье — иметь братишку. Именно такого вот — порой нелепого, рассеянного, делающего кошмарные глупости и вместе с тем очень искреннего, порывистого, открытого. С непосредственностью, которой у него самого никогда не было. И которой, как выяснилось, он совершенно не умел сопротивляться. Не умея всего этого высказать, — это, пожалуй, только Юджи и умел, — Сатоши вместо этого спросил, передавая в мягком тоне всю ту нежность, которую сейчас испытывал: — Почему ты раньше не сказал про магию, Ю? Это у тебя из-за неё голова болит так часто? — Может и из-за неё, но вообще я думал, что слишком глупый и в голову просто все эти уроки не помещаются, вот она и болит, — Юджи совершенно не хотелось выползать из-под этих поглаживаний, вот вообще. Так бы и лежал ещё до-о-олго. — А не сказал, потому что оно совсем недавно появилось. Сам чуть с кровати не упал, когда вдруг — бац! И то, что происходило только во сне, вдруг перенеслось в реальность. Ну и… хотел сначала убедиться, что оно нормально работает… Я не не доверял! — спохватился вдруг Юджи, как это может быть истолковано. — Просто немного испугался этих странностей. Но они могли бы пригодиться, вот и полез… экспериментировать. Ты правда больше не сердишься? — обернулся он и заглянул Сатоши в лицо. — Не сержусь, — подтвердил Сатоши совершенно искренне. И всё-таки потрепал малого по голове. — Я вообще не могу на тебя долго сердиться. Слишком люблю. Но даже и не думай расслабляться! — добавил он тут же и свёл брови в гримасе притворной строгости. — В случае чего тебе это не поможет. А с магией разберёмся постепенно. Хочешь, пойдем вместе к Гурену? Ему надо обязательно рассказать, он в этом больше понимает. При мысли, что придется оказаться перед глазами командира, да ещё разговаривать с ним, у Сатоши внезапно затеплели щёки и уши. И он не удержался от длинного вздоха. — К тому же, рюкзак твой у него, мне всё равно придётся за ним идти. Юджи коротко прильнул к ладони старшего и даже довольно зажмурился. Не расслабляться? Да он теперь в десять раз больше стараться будет! Рассуждения Тоши звучали разумно и Юджи согласно кивнул, но… рюкзак?! Ой, бли-и-ин!.. — Подожди, как это у него? Там же петарды были… чёрт! Кольнуло неправильностью. С одной стороны, Сатоши уже влетело, и вряд ли командир будет с ним строг, но с другой… рюкзак-то Юджи. И не сознаться даже сейчас казалось чем-то, блин, мерзким. Но если взять и явиться к Гурену — а не пошлёт ли это все старания Сатоши к демонам? Он же так старался прикрыть… Защитить. Парень смотрел растеряно и несчастно. Его штормило между желанием вернуть Сатоши доброе имя перед командиром и одновременно не хотелось показать, что он не ценит заботы старшего. О том, что будет с ним самим, если он таки решит сознаться — Юджи предпочёл не думать вовсе. В любом случае, без одобрения Сатоши он бы не пошёл, идти вместе — всё равно что опять за ручку его потащат, как мелочь какую, а как объяснить свои затруднения Юджи и вовсе не знал. — Эм, Сатоши… — начал он распутывать этот клубок смутных ощущений. — Может… я сам схожу к Гурену? За рюкзаком. И вообще. Про магию вот доложу, что пробудилась. Сатоши посмотрел на Юджи долгим внимательным взглядом, будто пытаясь по лицу младшего что-то для себя понять. Видимо понял, потому что кивнул и сказал со всей серьёзностью: — Хорошо. Сходишь сам. Петарды изъяли, разумеется… Сегодня пойдешь? — поинтересовался Сатоши чуть погодя. — Чем дольше ждать, тем я сильнее себя накручу, так что лучше сразу, — проговорил Юджи и потянулся к одежде. Мазь уже впиталась, да и ноги уже мёрзли слегка. — Но, наверное, сначала перекусим? А то я не завтракал. Поесть действительно хотелось, но время завтрака прошло, и оставалось разве что организовывать чай прямо в комнате. Форму Юджи натянул быстро, хоть всё же и осторожничал с подраненным местом. Заметил уже чистый китель, ощутив волну благодарности — и когда только Казуо успел постирать? Но надевать пока не стал, в казарме можно и так. Вот когда пойдёт к подполковнику — надеть определённо надо. Уже одевшись, Юджи наконец отважился спросить то, о чём он тревожился сильнее всего. — Если Гурен потребует правду, могу я рассказать как всё было? Соврать всё равно не смогу, просто… ну, ты же меня не выдал, и получается, что вроде как все труды теперь насмарку. Но если не сознаюсь и теперь — когда узнал, меня просто совесть сожрёт, понимаешь? Блин… — сейчас Юджи остро требовался совет. Не готовое решение, но мнение старшего на этот счёт. — Сатоши, я запутался… Ты точно не огорчишься, если я признаюсь Гурену в том, что натворил? — Если ты действительно так решил, то я могу сказать тут только одно: Я горжусь тобой, Ю! И, даже, если я огорчусь, ты должен поступить как сам считаешь правильным. Сатоши придержал собирающегося сесть парня и положил подушку на стул. Потом смущённо потёр нос. — Наверное я пропустил момент, когда ты вырос. Как такое могло случиться? Но с этих пор, обещаю, я буду уважать твоё мнение и не стану решать за тебя. «Хотя волноваться не перестану», — но этого Сатоши не стал говорить вслух.