Мы поставим этот мир на колени

      Ло Бинхэ потерял покой.       Учитель все никак не возвращался, и сердце сжималось в противно дрожащий ком. Разве могло с ним что-то случиться? Ведь он отправился не один и определенно не был беспомощен. Случись что, и глава Юэ наверняка если бы не сам сорвался на помощь, так отправил бы всеобщую занозу Лю Цингэ, но все было тихо.       Мысли Бинхэ в этой точке каждый раз переворачивались и начинали течь в другом направлении. Взаимоотношения лордов все больше начинали его тревожить. А если совместное путешествие с лордом Му что-то изменит? Заставит Шэнь Цинцю заново взглянуть на своего шиди?       Ло Бинхэ хотелось попеременно скулить и бежать навстречу, потому что ожидание всю душу из него вытянуло. Он и без того не имел никакой власти над хитро переплетенными судьбами, а теперь не может даже узнать, что же происходит!       Вместе с тем ему стали являться странные сны. Сны эти были пропитаны тяжелой, кровавой аурой и полнились ощущением чужого недоброго присутствия. Ло Бинхэ слепо бродил по черной оголенной земле и подошвами ног чувствовал исходящий от нее жар, задирал голову и видел невозможное разноцветное небо сквозь клубы алого пара. Ему никак не удавалось найти того, кто незримой тенью наблюдал за ним, да и стоило ли искать? Здесь не было ни души и не происходило ничего, кроме жара да ощущения чужого взгляда, даже пейзаж не менялся, сколько не шагай — обугленные кусты с едва держащимися черными листьями, плотная, спекшаяся корка на земле да далекие крики стервятников.       Душный страх заставлял пробуждаться посреди ночи и лежать, глядя в потолок и силясь унять колотящееся сердце. На вторые сутки Бинхэ обзавелся синеватыми кругами вокруг глаз и повышенной раздражительностью. К третьей ночи он решил измотать себя до той степени усталости, которая позволит рухнуть и забыться без снов, но измученный разум вдруг погрузился в совсем другие грезы.       Ему приснился Лю Цингэ. Наглый соперник танцевал посреди залитой солнцем комнаты, и лучи золотом покрывали матовую бледную кожу; вместо белоснежных глухих одежд на Боге войны были только полупрозрачные шелковые ленты, цепочки да густая вуаль, скрывающая лицо. Гибкое, мускулистое тело двигалось плавно и размеренно, серебряные цепи звенели, им вторили браслеты на запястьях и щиколотках, а Лю Цингэ смотрел поверх вуали ярко подведенными серыми глазами и смеялся. Смех этот искрился в зрачках, угадывался под вуалью, и это было упоение победой.       — Разве ты станешь когда-нибудь таким, как я? — заговорил Лю Цингэ, но голос его зазвучал прямо над ухом, словно за спиной Бинхэ стоял еще один Бог войны и шептал насмешливо, презрительно. — Ты слабый безродный щенок. Разве ты красив или силен? Только и знаешь, что мечтать. Ты умрешь раньше, чем наберешься сил, или демоны изрежут твое лицо, и учитель отвернется от тебя. Отвращение, вот чего ты заслуживаешь. Ты мне не соперник. Я уже победил.       Гипнотические серые глаза становились все ближе, а смех звучал громче, отчетливей. В висках полыхнуло болью. Ло Бинхэ изо всех сил пытался сдвинуться с места, поднять руку и сорвать вуаль, обнажить высокомерное лицо и ударить, ударить изо всех сил, но тело не подчинялось. О, с каким удовольствием он бросился бы и разбил этот точеный нос, вырвал глаза, разодрал бы эту демонову метку под глазом!..       Я убью тебя, безмолвно пообещал Ло Бинхэ сквозь пелену боли и оглушающего гнева. Даже если я не смогу стать лучше тебя, тогда я стану изворотливей, злее, отчаянней и однажды приду. Приду и убью тебя.       Лоб горел огнем, будто ярость прорывалась наружу и прожигала кожу насквозь.       Лю Цингэ наконец исчез, и только издевательский смех все продолжал звучать в ушах. Вокруг собралась плотная темнота, и ее можно было набрать в ладони, только руки снова не повиновались. Эта тьма была ласковой, убаюкивающей, и жаркая ярость вдруг без следа в ней рассеялась.       Эта тьма слышала и слушала Ло Бинхэ. Она была как будто… небезразлична.       Стучащее у самого горла сердце понемногу успокаивалось, и Ло Бинхэ вдруг ощутил, что теперь не сон тащит его безвольный разум по своим волнам, совсем наоборот. Тела он все еще не чувствовал, но точно знал, что до сих пор крепко спит.       Если бы можно было увидеть учителя хотя бы здесь…       Тьма подалась в стороны, и появился Шэнь Цинцю.       У Ло Бинхэ от изумления приоткрылся рот.       Учитель выступил из тьмы, как божество сходит с небес на землю. На нем был расшитый золотом алый наряд, а за спиной клубился темный как грозовые тучи плащ. Прихотливые узоры расползались по тяжелой ткани, как щупальца неведомого чудовища, тонкие пальцы обтягивали невесомые перчатки, а на поясе покачивался короткий меч.       — Ло. Бинхэ. — раздельно проговорил Шэнь Цинцю и остановился, глядя на ученика холодно и с презрением.       Ло Бинхэ ощутил себя крошечным насекомым и невольно съежился, ощущая свою никчемность. Под коленями уплотнилась земля, обрела твердость, и юноша скорчился у ног учителя, словно умоляя о пощаде.       — Жалкий, — задумчиво уронил Шэнь Цинцю и с легким любопытством посмотрел на Бинхэ сверху вниз. Чернильные брови сошлись над переносицей. — Маленький и жалкий. Что за мысли роятся в твоей бестолковой голове?       Под пронзительным, цвета озерной воды взглядом Ло Бинхэ опустил голову и зажмурился, сдерживая подступающие слезы. Не так, не такого учителя, ему и в жизни достаточно холода!.. Этот Шэнь Цинцю был даже страшнее настоящего!       — Я вижу, — прошептал Шэнь Цинцю. Кончиком сложенного веера учитель подцепил Ло Бинхэ под подбородок и вынудил поднять голову. Лицо его показалось ученику безумным.       — Думаешь, что хочешь стать равным? — задумчиво продолжил Шэнь Цинцю, задумчиво разглядывая лицо Бинхэ, как разглядывал бы не слишком искусную картину. — Стать подобным мне? Все это — вранье.       Продолжая удерживать подбородок, Шэнь Цинцю второй рукой ласково пригладил растрепанные волнистые пряди ученика и вдруг стянул их в горсть, рывком потянул наверх, вышибая из глаз слезы.       Лицо его оказалось близко-близко, и Бинхэ ощутил горячее дыхание на своей щеке.       — Ты не хочешь быть равным мне, — мурлыкнул лорд Шэнь и прищурился, — ты хочешь подчинить меня, присвоить… и хочешь сам подчиниться. Разве не так?       Кожа под волосами горела, и сквозь пелену слез лицо учителя расплывалось перед глазами, но голос его просочился в самую глубину головы и что-то сдвинул там, расшвыривая в разные стороны остатки полудетских желаний. Вся кровь вдруг словно потекла вниз, и Ло Бинхэ в полной растерянности ощутил непонятный жар, охватывающий низ живота.       Подчинить. Присвоить… или быть присвоенным.       Возбуждение поднялось внутри и скрутило тело, раскаленной волной прокатившись до самых кончиков пальцев. Дыхание сбилось, и Ло Бинхэ осталось только жмуриться и ловить воздух широко раскрытым ртом, пережидая телесные мучения.       Шэнь Цинцю удовлетворенно хмыкнул и поднялся, выпустив изрядно растрепанные волосы ученика:       — Посмотри на себя. Посмотри на свое тело и на свои мысли, звереныш.       Носком сапога он несильно ткнул куда-то под пояс Ло Бинхэ, и измученное тело юноши словно рассыпалось мириадами звезд. Оглушенный, задыхающийся от невероятных по силе, но незнакомых ощущений, Бинхэ повалился на землю и мучительно застонал сквозь стиснутые зубы.       Этот стон раздался в тишине комнаты и выдернул юношу из тяжелого, темного сна. Ощутив собственное тело, покрытое испариной, Ло Бинхэ свернулся в клубок на скомканных простынях и вцепился зубами в собственное запястье.       Что за странные видения его преследуют? Неужели он и вправду мечтает вот об этом? Насколько же грязны и отвратительны его мысли по отношению к учителю на самом деле?       Прав был Лю Цингэ. Он и в самом деле достоин только презрения.       В темной, наполненной остатками сна комнате было душно, и стены сдавливали, не давая вдохнуть. Скатившись с влажной постели, Ло Бинхэ с лихорадочной поспешностью принялся натягивать одежду. Подхватив ученический меч, он выскочил на улицу, не успев придержать дверь — она захлопнулась с оглушительным в ночной тишине стуком.       Ночной ветер прохладной ладонью коснулся залитого слезами лица, унял жар. Постепенно успокаиваясь, Ло Бинхэ медленно побрел куда глаза глядят, ежась от предрассветной прохлады.       Раз эти мысли нашли лазейку в моей голове, значит, я недостаточно устал, с яростью подумал Бинхэ. Какие бы чувства он не испытывал к учителю, будь то восхищение, уважение или желание завоевать его внимание, он никогда и не думал о чем-то постыдном, грязном! Он и помыслить не мог о том, чтобы к чему-то принудить Шэнь Цинцю. Да как вообще такое возможно?       Споткнувшись о небольшой валун, Ло Бинхэ наконец огляделся. Бамбуковая роща осталась позади, а под ногами раскинулась обширная площадка, заваленная камнями. С трех сторон ее окружали шелестящие заросли, а с четвертой ограничивал отвесный обрыв. С высоты открывался дивный вид на дремлющий во тьме лес и кромку горизонта, уже окрашенную нежно-розовым.       Выровняв дыхание, Ло Бинхэ поднял деревянный меч и сделал первый выпад, изгоняя из головы все постороннее. Раз мысли его столь грязны, значит, придется очистить их и тело заодно, выколачивая из самого себя это гнетущее чувство.       Меч вдруг замер в воздухе, оборвав на середине связку ударов. Ло Бинхэ остановился, слепо глядя на разгорающийся рассвет.       Просыпаться на влажных простынях, задыхаясь от постыдного чувства удовольствия — разве не тем иногда страдают другие ученики пика, переживая пик влюбленности в какую-нибудь юную красавицу? Разве не видел он таких же жаром расцвеченных скул и жадных, отчаянных взглядов, какие наверняка сам бросает на учителя?       Неужели он и правда не то влюблен, не то охвачен вожделением?..       Меч вывалился из ослабевшей руки и упал на землю.       — Да что же это такое, — в отчаянии пробормотал Ло Бинхэ, — что же это…       Первый робкий луч выглянул из-за горизонта, разгоняя мрак. Оглушенный, растерянный юноша подобрал меч и двинулся к краю площадки.       Деревья один за другим загорались, словно лес внизу охватил пожар. Расплавленное золото заливало долину и опускалось все ниже по склону, превращая ночную тьму в ликующее утро. Где-то зачирикали пробуждающиеся птицы.       Вихрь смертоносной, убийственной ци пронесся подобно ветру и тараном ударил в грудь, отшвыривая Ло Бинхэ подальше от края. Жалобно хрустнуло дерево ученического меча.       — ЛО БИНХЭ! — проревел Лю Цингэ и ногой отшвырнул обломки деревянного лезвия. Сонные птахи от гневного вопля Бога войны снялись с веток и растрепанной стайкой поднялись в воздух.       Ло Бинхэ болезненно охнул, собственными ребрами пересчитав все булыжники, и с усилием поднялся на колени. Лю Цингэ надвигался, как скала — неудержимо и страшно.       — Два дня. Два дня я нянчусь с тобой, и у меня уже никаких нервов не хватает, — тихо сообщил он, остановившись в нескольких шагах и загородив поднимающееся солнце. — Если ты не скалишь зубы, то огрызаешься. Если не огрызаешься, то мешаешься под ногами. А теперь что, решил сигануть вниз?       Ло Бинхэ поднял голову, и в глазах его разгорелось пламя неистовой ненависти.       — Откуда у Шэнь Цинцю столько терпения? — Лю Цингэ подцепил юношу за шкирку и потащил прочь, продолжая раздраженно бормотать. — Какие настойки ему выдает Му Цинфан?       Несколько секунд Ло Бинхэ молча волочился следом, не пытаясь сопротивляться. Поднявшаяся из глубины ярость и унижение парализовали его тело, да и Бог войны своей яростью способен был напугать кого угодно. Лю Цингэ был растрепан, на поясе его недоставало верного меча, словно он выскочил во время умывания или еще каких утренних дел и помчался сломя голову спасать нерадивого ученика. Уголки губ его презрительно кривились.       Однако никакой страх больше не мог остановить разгорающееся в душе Ло Бинхэ пламя. Насмешливые серые глаза и издевательский смех, пренебрежение и удар по лицу — все обиды настоящего и прошлого, реального мира и мира снов связались в плотный узел, грозящий разорвать юношу изнутри.       Оттолкнувшись коленом от земли, Ло Бинхэ перевернулся лицом вверх, едва не передавив горло собственным воротником, и с яростью пнул Лю Цингэ под колено. Не ожидающий нападения Бог войны с недоумением покосился вниз и скривился, но неосознанно сжал пальцы крепче. Плотный воротник треснул, не выдержав хватки, и Ло Бинхэ повалился на землю.       У Лю Цингэ нет меча. Нет… меча.       Припав к земле, Бинхэ оскалился и тараном бросился вперед.       Если столкнуть Лю Цингэ с обрыва, он разобьется. Без мечей люди не умеют летать.       Голова юноши уже готова была ударить в живот ненавистного Бога войны, но Лю Цингэ увернулся. На лице его проступило слегка неверящее выражение, однако он сделал два шага назад.       Целых два шага к пропасти.       Внизу нет дорог, только острые камни да густой лес, там никто не бывает. Никто и тела не найдет.       Пальцы сами собой нашарили увесистый булыжник и сомкнулись на острых гранях. Из горла рвалось звериное рычание.       Ло Бинхэ снова бросился вперед, замахиваясь камнем и скользя над землей стремительно, словно распластавшийся в воздухе гепард.       — Угомонись, — холодно бросил Лю Цингэ и неуловимым глазу движением перехватил тело юноши за плечи, не дав себя коснуться. Одним движением кисти он изменил траекторию полета, и Ло Бинхэ покатился к зарослям бамбука, глотая пыль и выпустив камень из рук.       — Ненавижу тебя! — взвыл Ло Бинхэ. Ярость схлынула, и вместо опасного юного хищника на земле остался сидеть обиженный на весь мир, растерянный и заплаканный ребенок. Только и оставалось ему, что извергать свою ярость в крике и слезах. — Я убью тебя, вырасту и убью!!       — Вырасти и убей, — пожал плечами Лю Цингэ, не пытаясь приблизиться. Он скрестил руки на груди, глядя на юношу с непонятным выражением. Поднялся ветер, и бамбук отозвался тихим перестуком и шелестом листвы.       Последним, отчаянным жестом Ло Бинхэ влил немного ци в разбросанные сухие листья бамбука и направил поток крошечных лезвий прямо в лицо Лю Цингэ.       Если не убить, так хоть оставить шрамы.       Учитель любил превращать в оружие все, что его окружало. Лепестки цветов, листья, тонкие веточки — все приходило в движение и повиновалось легчайшим движениям пальцев, но Ло Бинхэ никак не удавались эти требующие тонкости и изящества приемы. Он вливал то слишком мало ци, то слишком много, то никак не мог направить листья в цель, но сейчас сам Шэнь Цинцю мог бы гордиться потоком крошечных лезвий.       Лю Цингэ досадливо цыкнул и взмахнул ладонью, сбивая листья с цели. Разом лишившись ци, они с тихим шорохом посыпались на землю.       — Что-то пока у тебя не слишком хорошо получается, — заметил Бог войны и склонил голову к плечу, ожидая, какую еще глупость выкинет юноша. Он не попытался ответить ударом на удар и просто ждал, снова скрестив руки на груди и стоя расслабленно и неподвижно. На лице его не было гнева, только взгляд цепко и пристально подмечал каждое движение Ло Бинхэ.       Отчаяние юноши было сокрушительным. Стоя на разбитых, ободранных коленях посреди очищенной потоками ци площадки, он молча смотрел на своего врага и лихорадочно искал выход.       Лю Цингэ не спустит такого поведения. Ни один учитель не спустит, если ученик вдруг озвереет и начнет бросаться, рассыпая угрозы.       Дни Ло Бинхэ на пике сочтены. Стоит вернуться учителю, и его с позором погонят вниз под насмешливое улюлюканье остальных учеников. Безродный щенок, посмевший замахиваться на лорда…       — Вы не лучше меня, — опустошенно пробормотал юноша и опустился на землю, не делая больше попыток подняться на ноги. Колени дрожали от пережитого всплеска эмоций и ужаса перед тем, что он натворил сгоряча; онемевшая от удара кожа медленно отходила и начинала надсадно ныть. — Никто из вас не лучше меня, но вы все относитесь ко мне, как к пустому месту. Если бы я родился в семье, которая смогла бы меня защитить, если бы моей приемной матерью стала бы не прачка… никто не посмел бы смотреть на меня свысока. Вся ваша сила, красота и успех — это просто ваша семья и богатство, но не вы.       Лицо Лю Цингэ искривила короткая судорога, и юноша вдруг со всей ясностью понял: лорд пика вовсе не был так спокоен, как казалось на первый взгляд.       — У тебя хотя бы была мать, — прошипел Лю Цингэ, шаг за шагом подходя ближе. — У тебя она была.       Второй раз Бог войны опрокидывал Ло Бинхэ на лопатки и подходил вот так, глядя сверху вниз с таким ледяным презрением, что горло перехватывало, и Бинхэ снова ничем не мог ответить       Подойдя ближе, Лю Цингэ подхватил юношу за плечи и стиснул пальцы с такой силой, что причинил боль.       — Я и вправду рожден в богатой и сильной семье, — отрывисто бросил он и несильно тряхнул Ло Бинхэ, — знаешь, сколько еще пиковых лордов боги наделили счастливым детством? Ни одного.       Светло-серые глаза Бога войны в лучах солнца показались почти прозрачными и такими глубокими, что можно было разглядеть душу на донышке этих колодцев.       — Твое бесконечное нытье о том, как тебя обделили… думаешь, его никто не слышит? Его не слышит глава Юэ, который впервые досыта наелся, став учеником? Который никак не мог избавиться от привычки прятать еду во всех укромных уголках? Быть может, отданная крохой за долги отца Ци Цинци пожалеет тебя? Или твой наставник, за спиной которого грязные рты до сих пор разносят сплетни, поплачет о твоей горькой судьбе? Твой наставник, которому приходилось спать в подворотнях с бездомными собаками и с ними же делить еду? Нет, наверняка Му Цинфан поддержит тебя. Ведь это не его вместе с семьей выловил отряд демонов, перебив весь род Му, не его демоны забрали в плен и мучили несколько недель, прежде чем прежние пиковые лорды отбили своего старшего ученика. Вовсе не Му Цинфан молчал два года после тех событий, ему ведь все досталось легко и просто, правда? Знаешь, в чем разница между тобой и любым, кто достиг успеха?       Ло Бинхэ болтался в руках разгневанного Бога войны и боялся вздохнуть лишний раз. Голова его полностью опустела.       — Разница в том, — процедил Лю Цингэ, — что все они свою долю приняли как должное и перешагнули. Пошли дальше и приложили все усилия, чтобы стать сильнее. Они не оплакивали свою судьбу и не завывали днями напролет. Шли вперед, стиснув зубы, чтобы сделать лучше и свою жизнь, и твою. Думаешь, кто-то из них стал бы лордом, если бы днями напролет подножки другим ученикам подставлял? Если бы нянчился со своими детскими обидами, не видя дальше собственного носа?       Голос Лю Цингэ становился все ниже, а глаза сверкали ледяной яростью обнаженного клинка. Словно опомнившись, он вдруг опустил веки и осекся, поджав губы.       — Незачем тебе все это говорить, — тяжело заметил он и разжал пальцы. — Разве ты поймешь.       Помедлив еще несколько мгновений, Лю Цингэ открыл глаза и снова ухватил юношу за полуразорванный воротник, утягивая за собой.       — Вырастешь — приди и убей меня, если смелости и силы хватит, — глухо заметил он и направился к тонкой тропинке среди бамбуковых зарослей, волоча юношу следом, как тюк с бельем. — Может, хоть с такой целью будешь учиться и подчиняться правилам. Будь моя воля, ты бы уже вместе с вещами кубарем катился отсюда, но ты и вправду талантлив, только глуп и ноешь без меры. Пусть Шэнь Цинцю с тобой сам разбирается, сил моих больше на тебя нет.