Мы поставим этот мир на колени

      Презрев все нормы приличий, Му Цинфан камнем рухнул прямо на пик Цюндин. Он настолько выбился из сил, что последние полчаса летел только на силе своего упрямства и тонизирующих эликсирах собственного приготовления, за которые придется расплачиваться многодневной слабостью. Меч летел неровно и нервно, то и дело покачиваясь из стороны в сторону, и при виде Цюндин на глазах Му Цинфана выступили слезы облегчения.       Шэнь Цинцю дышал тяжело и хрипло, воздух вырывался из полуоткрытого рта со стонами. Кожа его обжигала, жар тела не смог охладить даже ледяной ветер над пиками. Едва ощутив под ногами твердую почву, лорд Шэнь рывком отстранился от целителя, с отвращением сбрасывая его руки.       — Не трогай, — просипел он и покачнулся, едва удержавшись на ногах. Не поднимая головы, он сделал короткий шаг по направлению ко входу и рухнул на колени.       Целитель бросился к нему, но был остановлен одной ледяной фразой:       — Не приближайся.       Юэ Цинъюань боком оттеснил Му Цинфана и подхватил на руки бессильное тело.       — Вас кто-то видел? — отрывисто спросил он, с болью вглядываясь в запрокинутое лицо и закатившиеся глаза Шэнь Цинцю.       — Я никого не заметил, — с запинкой отозвался Му Цинфан. — Это хозяин дворца, он добавил зелье в еду, а мы даже не думали проверять, ведь это не яд. Я постараюсь вывести его…       — Нечего уже выводить, — глава Юэ поднял пустой взгляд, — десять минут, и эту дрянь уже не отделить. Теперь все зависит не от нас, да и не позволит он себя коснуться сейчас. Отдохни и позаботься о своем ученике.       Завозившись, Шэнь Цинцю съежился и доверчиво прижался к плечу Юэ Цинъюаня, для верности ухватив в горсть его воротник.       — Ци-гэ, — раздельно пробормотал он и приоткрыл глаза, с трудом фокусируя взгляд, — я не хочу всего этого снова. Я не хочу.       — Я знаю, — шепнул Юэ Цинъюань, — мы в прошлый раз справились и справимся снова, слышишь?       Шэнь Цинцю молча сжал пальцы, комкая темную ткань.       — Не давай им трогать меня, — несмотря на слабый голос, слова его звучали холодно и твердо, — никому.       — Никому, — эхом отозвался Юэ Цинъюань, бегом поднимаясь по лестнице и боком захлопывая за собой дверь. — Никогда.       — Ночью отнеси меня в пещеры, — приказал Шэнь Цинцю, пока глава укладывал его на собственную постель. Ощутив под собой мягкую поверхность, лорд мгновенно свернулся клубочком и раздраженно прикусил щеку изнутри, пытаясь разогнать туман в голове. — Никто не должен видеть. Запечатай.       — Лю Цингэ сейчас в пещерах, — глава коротко покачал головой и осторожно убрал растрепанные пряди, прилипшие ко влажному лбу. — Я боюсь оставлять вас вдвоем и запечатанными. У него все признаки скорого искажения.       — Даже не пытайся со мной спорить, — устало предупредил Шэнь Цинцю, — пещеры огромны, мы с ним вообще не встретимся, а сколько времени мне придется сходить с ума здесь? Что произошло?       Глава Юэ помедлил с ответом.       — Его ци не слишком стабильна, — наконец заговорил он, — она всегда была несколько хаотична, это частая беда пика Байчжань, но сейчас все зашло слишком далеко. Да и воспитание твоих учеников…       — Бинхэ, — выдохнул Шэнь Цинцю и едва заметно ухмыльнулся, — жаль, что я этого не увидел.       Юэ Цинъюань ощутил, как сердце его сжимается. В этой слабой улыбке не было ни ехидства, ни обычной силы. Шэнь Цинцю выглядел совершенно сокрушенным.       — Если бы только он. С мальчишками шиди Лю справляться умеет. Несмотря на все слухи, он не зря и не только благодаря силе занял свое место. Но вот что делать с влюбленными девочками, он совершенно не знает.       Шэнь Цинцю подавился воздухом и широко распахнул глаза:       — Нин Инъин?! Пусть уберет свои лапы подальше и даже смотреть на нее не смеет!       Тело его мгновенно отозвалось на сильные эмоции судорогой столь мощной, что лорд Шэнь дугой выгнулся на постели и зарычал сквозь стиснутые зубы, обливаясь потом.       — Успокойся, — Юэ Цинъюань удержал его за плечи и помог опуститься на подушки. — Не нервничай. Он смотрит куда угодно, только не на твою ученицу. Он с радостью сунулся бы в драку с кем угодно, но робкие вздохи и сияющие взгляды приводят его в совершеннейший ужас.       Шэнь Цинцю благодарно кивнул.       — Пещеры, — процедил он, едва переводя дух, — ты же знаешь, что будет дальше. К ночи от меня останется одно воспоминание да сходящее с ума тело, с которым никак не сладить, а потом меня придется связывать, чтобы я не помчался в город за очередным бутыльком. Исцеления нет. Доза была невелика, но для меня и ее достаточно.       Юэ Цинъюань не произнес ни слова, молча опустился рядом и сгорбился, опершись локтями о колени.       Выровняв дыхание, Шэнь Цинцю протянул руку и слепо уцепился за крупную ладонь, переплетая пальцы.       — Ты нес меня тогда, верно? Я не помню, но только тебя я не боялся ни тогда, ни сейчас.       Вспомнив бьющееся с нечеловеческими криками тонкое тело, глава Юэ судорожно вздохнул. Тогда ему казалось, что они вместе сходят с ума. Они корчились от одной боли и жажды, разделяя ее на двоих, и только это разделение удержало их обоих на самом краю. Однако самым страшным оказалась даже не жажда и не боль, а презрительные взгляды, от которых нельзя было защитить. Юэ Цинъюаню не было дела до того, кто и как будет смотреть на него — семнадцатилетнего юнца никто не принимал всерьез, несмотря на все его таланты. Однако за каждый косой взгляд и каждое недоброе слово в сторону Шэнь Цзю расплатились все.       Не сразу и не совсем понимая, за что именно пострадали, но наказание понесли все до одного.       — Я так и не решился спросить, — голос лорда Шэнь становился тише и бестелеснее, словно слова его ниточкой потянулись из прошлого. — Было ли тебе омерзительно видеть меня там, в борделе? Ты презирал меня?       — Я презирал только себя, — спокойно отозвался Юэ Цинъюань и выпрямился, холодно блеснув глазами. — Каждую секунду своей жизни я презирал и презираю только себя.       Комната погрузилась в тишину: спустя несколько минут Шэнь Цинцю задышал ровнее. Узкая ладонь ослабела и едва не выскользнула, но глава Юэ удержал ее и сжал легко-легко, опасаясь разбудить погрузившегося в неспокойную дрему брата. Каждая капля сна будет сейчас победой и даст отдых измученному телу.       Телу, которое ненавидит своего хозяина и получает в ответ сполна: если бы Шэнь Цинцю знал способ выпустить себе кровь и очиститься, он не отступил бы ни перед какой болью. Только свобода была для него целью и мечтой, и постыдная зависимость осталась последней цепью, от которой никак не выходило избавиться.       Ненависть к самому себе въелась в кости гордого лорда, разрушая его изнутри и не давая принять себя целиком, разделяя на хорошего заклинателя Шэнь Цинцю и омерзительного, похотливого, глубоко нездорового А-Цзю, который незримой тенью таился в самой глубине. Юэ Цинъюаню казалось, что они с братом похожи на два тяжелых металлических шипастых ядра, скованных одной цепью и запущенных в воздух со страшной силой. Как только один из них опускался ниже, второй неизменно выталкивал его к свету, только вот полет не может продолжаться вечно. Но вечность им и не нужна, достаточно будет одной человеческой жизни.       Если бы шар остался вдруг один, то рухнул бы с этой страшной высоты и вызвал бы ужасающие разрушения.       “Ваши мысли поражают своей метафоричностью”, с оттенком пренебрежения заявила Система голосом А-Цзю. Даже интонации она скопировала точно, выдернув из глубин памяти образ чумазого мальчишки с дерзко горящими глазами оттенка озерной воды.       “Не смей использовать этот голос”       Система только хмыкнула и изменила тембр на мягкий женский:       “Я думала, вам будет приятно услышать привет из прошлого. Я ошиблась? Прошу простить. Человеческий разум до сих пор кажется мне непостижимым.”       Юэ Цинъюань сморщился и потер виски. Вторжения второго обитателя его головы каждый раз отзывались мигренью и многодневной бессонницей, поэтому глава Юэ свел все их общение к минимуму, запретив появляться без особой надобности.       “Приближается важная точка. Напоминаю, их осталось всего две.”       “И что потом?”       Система помолчала и неохотно отозвалась:       “Вы по-прежнему не сможете сообщать о том, что возродились, а также сообщать о моем существовании прямо или косвенно, устно или…”       “Я помню”, с раздражением оборвал монотонную речь Юэ Цинъюань.       “Дальше вы можете делать что угодно, соблюдая правила.”       “Значит, я должен запечатать Шэнь Цинцю в пещерах и уехать на собрание, оставив его справляться самостоятельно. Я не смогу помочь ему, если Лю Цингэ вдруг впадет в искажение. Единственное, что в прошлой моей жизни случилось в это время — нападение демонов. Я должен оставить защиту школы на измученного целителя и двух лордов, один из которых на грани искажения, а второй полностью лишен сил? Они могут вовсе не выбраться из пещер.”       “Лю Цингэ обязательно впадет в искажение”, — самодовольно заметила Система, и глава Юэ заскрипел зубами.       “Дай слово, что после этой последней точки я больше никогда не услышу тебя.”       В нежном женском голосе прорезался намек на обиду.       “Я так много сделала для вас, а вы все еще относитесь ко мне с такой враждебностью. Разве люди не любят тех, кто помогает им? Я вам помогаю, но получаю только ненависть, а вот Шэнь Цинцю только доставляет вам проблем, но его вы любите. Почему люди такие нелогичные?”       “Потому что мы — люди”, — рассеянно отозвался Юэ Цинъюань.       Потому что люди борются до последнего за тех, кто им дорог, даже если в этом нет ни логики, ни чести, ни справедливости. Даже если ради них придется спуститься на самое дно.       Лао Гунчжу и без того презрел все нормы морали и добродетели, и путь его лежал только к честному суду, однако…       Проболтаться было некому. Юэ Цинъюань знал это твердо, потому что о зависимости знали только они двое да предыдущий глава пика целителей, который ни слова не произнес бы о подобном, чтя секреты своих подопечных. Если все это не глупая шутка, то все можно объяснить легко, и от объяснения этого у Юэ Цинъюаня в бессильной ненависти пальцы сжимались в кулаки.       Любитель юношей Лао Гунчжу мог быть одним из клиентов прославленного борделя, и ему даже тогда хватило бы умений определить чужую зависимость. Только вот для чего так долго придерживать информацию, раз он давно соединил горного лорда Шэнь и А-Цзю в одно целое?       Неужели только теперь опасность для него стала столь велика, что он решил выиграть время очередным грязным приемом?       “Старый хозяин дворца искал А-Цзю уже после того, как вы разрушили бордель”, — равнодушно отозвалась Система. — “Он планировал выкупить его. Напоминаю, что вы не можете напрямую вмешиваться в происходящее. Вы не имеете права лично заявиться к нему и не имеете права использовать полученную от меня информацию в качестве доказательства.”       Юэ Цинъюань мрачно усмехнулся. Неважно, чья рука будет держать меч. До второй точки осталось всего три года, и за это время он либо чужими руками уничтожит Лао Гунджу, либо вынудит его раскрыться и понести наказание.       Если же не выйдет, то спустя три года Юэ Цинъюань освободится от демонова голоса в голове, и старому недругу о справедливом суде придется забыть.              Ло Бинхэ мчался, не чуя под собой ног.       Он не видел падающего с небес меча, на котором неловко теснились два лорда, но заметила Нин Инъин и только спустя несколько часов поделилась своим беспокойством. Разве лорды не отбыли на повозке? Но повозка так и не вернулась, а вместо этого…       Что-то произошло. Что-то случилось.       Солнце катилось к закату, и рыжие лучи его вытягивали длинные тени. Ло Бинхэ на мгновение замешкался, не зная, куда бежать в первую очередь — к целителям или на Цюндин, однако сердце глухо стукнуло у самого горла, и ноги сами понесли его в сторону пика лорда Юэ.       Один из старших учеников в темных одеждах поймал Ло Бинхэ за рукав у самого входа, останавливая.       — Куда летишь? — с подозрением спросил он. Ло Бинхэ только замотал головой, тяжело переводя дух:       — Главу… Юэ…       — Тут подожди, заполошный, — старший ученик нахмурился и выпустил рукав Бинхэ, — поднимусь и узнаю, сможет ли глава принять тебя.       Проводив спину старшего ученика тяжелым взглядом, Ло Бинхэ тенью метнулся за ним. Стоило двери кабинета приоткрыться, как он с силой оттолкнул опешившего ученика и ворвался внутрь.       Юэ Цинъюань с недоумением приподнял одну бровь, но удивление его было слабым.       — Я ожидал твоего появления, но не настолько наглого.       Под тяжелым взглядом главы Юэ Ло Бинхэ невольно съежился, но дерзко вскинул подбородок. Глава источал ауру подавляющей мощи, но он, Ло Бинхэ, в своем праве.       — Что случилось с учителем?       Юэ Цинъюань несколько мгновений молча изучал юношу.       — Ты знаешь, куда и зачем отправлялся твой учитель?       Ло Бинхэ отрицательно покачал головой.       — Мы подозреваем одного из прославленных заклинателей в многочисленных преступлениях, и этот заклинатель заметил наше внимание и сумел навредить Шэнь Цинцю. Ничего страшного не случилось, однако теперь какое-то время твой учитель проведет в пещерах за восстановлением. Ни о чем другом я не стану говорить, попрошу только быть осторожнее, поменьше говорить и не расспрашивать Шэнь Цинцю, пока он сам не захочет что-то тебе рассказать.       Взгляд главы показался Ло Бинхэ немного странным и будто бы даже озлобленным, как будто именно Бинхэ был каким-то образом замешан и виновен в произошедшем, но ледяная ярость заглушила все посторонние мысли.       Юэ Цинъюань молча приоткрыл неприметную дверь в углу кабинета:       — Можешь повидать его, только веди себя пристойно.       Шэнь Цинцю выглядел обессиленным и побледневшим, профиль его заострился. При виде ученика он болезненно сморщился.       — Ты-то какого демона сюда притащился?       Ло Бинхэ замер, во все глаза глядя на измученного, похожего на неупокоенный дух лорда.       — Учитель… — потрясенно пробормотал он и бросился к кровати. — Учитель, кто посмел вам навредить?       — Одна старая бородатая мразь, — недовольно отмахнулся Шэнь Цинцю, — не бери в голову. Я быстро приду в норму и заставлю его подавиться собственной бородой.       Несмотря на легкий тон, учителю приходилось несладко: Ло Бинхэ с болью заметил его потускневший взгляд и дрожащие бледные губы. Не имея сил сдержаться, юноша опустился на колени, сжал тонкую белую руку Шэнь Цинцю и прижал ее к своему лбу.       Всего мгновение длилось это прикосновение. Жар волной прошелся по телу Ло Бинхэ, кровь вскипела внутри, словно вулкан; он едва не вскрикнул от обжигающего чувства, но Шэнь Цинцю стремительно вырвал свою руку из цепких пальцев ученика.       Глаза горного лорда расширились, а зрачки увеличились. Он хрипло вздохнул и замер, закусив губу. По бледному острому подбородку прокатилась яркая капля крови.       Ло Бинхэ замер, ошеломленный. Эта алая капля на нефритовой коже повергла его рассудок в хаос. Сильный, язвительный и неуловимый учитель сбросил вдруг свою жесткую оболочку и предстал таким растерянным, смущенным и нежным.       Нуждающимся в защите.       — Учитель, — голос Ло Бинхэ изменился, стал ниже и тяжелее. Глаза юноши обратились двумя провалами тьмы и жадного огня, из которых на Шэнь Цинцю глянуло что-то нечеловеческое, пугающее.       Горный лорд рассеянно стер кровь, оставив на подбородке смазанную полосу.       — Не смей касаться меня без разрешения. Пошел вон.       Ледяной тон отрезвил вернее ведра воды, вылитого на голову. Ло Бинхэ в ужасе зажмурился и опрометью выскочил из комнаты, продолжая кожей ощущать раскаленное прикосновение.       Проводив ученика взглядом, Шэнь Цинцю отпустил себя и свернулся в воющий ком оголенных нервов. Подушка под ним пропиталась потом, а руки скребли по ткани, как птичьи когти. Любой человек, приближающийся слишком близко, вызывал одновременно страх и желание, только желание исходило из тела, а страх — из разума.       Мучительный жар унялся только под широкой прохладной ладонью, накрывшей лоб.       — Я летел и думал только о том, чтобы развернуться и содрать штаны с шиди Му, — хрипло заговорил Шэнь Цинцю, с каждым словом все глубже погружаясь в ненависть. — Я не помню, что такое настоящее телесное желание, я никогда его не испытывал, только вот эта пытка, которой конца нет. Неутолимое желание, которое выворачивает нутро. Тело зависимо, подчинено, обезображено, а рассудок внутри испытывает смертельный страх. Нельзя довериться другим, нельзя верить себе. Что я такое, Ци-гэ? Как долго я еще продержусь? Даже собственный ученик вызывает у меня ненормальные мысли, он ведь совсем ребенок, насколько же я на самом деле чудовище? Сколько во мне внутренних демонов?       — Все не так, — Юэ Цинъюань мельком глянул на сгущающиеся за окном сумерки и осторожно приподнял Шэнь Цинцю с постели. Ему показалось, что за прошедшие несколько часов горный лорд стал еще легче и горячее. — Ты веришь мне и веришь Лю Цингэ, пусть я того и недостоин. Ты веришь Му Цинфану, и он бережет твое доверие, как никто другой. Я буду повторять тебе снова и снова, что ты не один. Ты никогда не был чудовищем, но жизнь изранила тебя. Людям вокруг просто стоит быть с тобой немного бережнее.       Шэнь Цинцю хрипло рассмеялся, глядя на проплывающие над головой деревянные балки. Запахло свежестью, и вместо потолка появилось стремительно синеющее небо.       — Слышали бы тебя другие. Бережнее, да со мной? Глупости.       Шаг за шагом Юэ Цинъюань приближался к пещерам, прижимал к себе хрупкое тело и думал только о том, что в прошлой жизни слишком многое пустил на самотек, слишком многим спустил обиды и недобрых намерений предпочитал не замечать, веруя в возможность решить все мирным путем. Этот мирный путь отнял у него все и снова пытается не отнять, так изуродовать.       “Если кто-то погибнет не по моей вине, но при косвенном моем участии — это будет считаться нарушением?”       Система отозвалась мгновенно.       “Если вы передадите кому-то яд, чтобы этот яд поднесли жертве, то вы будете виновны. Но если вдруг яд окажется в чаше, а жертва сама выберет эту чашу и выпьет яд — вашей вины не будет.”       В одном А-Цзю прав — в каждом слишком много внутренних демонов.