Мы поставим этот мир на колени

      Еще в первый год сосуществования с Системой Юэ Цинъюань нашел ее главную болевую точку, но старался пользоваться этой удобной слабостью как можно реже. Любой вопрос о прошлом самой незваной гостьи вызывал что-то, что сам Юэ Цинъюань назвал бы обмороком, только вот какие обмороки могут быть у существа, вовсе не имеющего тела?       Поначалу такое поведение казалось ему хитростью, но после возвращения Система некоторое время даже говорила с запинками, а о происходящем во время своего отсутствия и вовсе не знала.       После собрания многочисленные главы школ и сект потянулись в обеденный зал, где каждый день накрывали настоящий пир. В этом году право принять у себя высокое общество всеми правдами и неправдами отвоевала крошечная и ничем непримечательная секта, которая таким немудреным способом попыталась громче заявить о себе в мире заклинателей. При виде юного и излишне вспыльчивого главы Юэ Цинъюань улыбался довольно холодно и равнодушно, не стремясь к более близкому знакомству и в который раз сравнивая прошлую и настоящую свою жизнь.       То собрание, которое он уже однажды пережил, проходило совсем в другом месте. Теперь его не отпускало странное ощущение, будто он сам в самом начале своего нового пути где-то оступился, и крошечный камешек покатился с горы, по пути вызвав настоящую лавину. Слишком многое изменялось в настоящем, отходило от уже намеченного пути, и глава Юэ ощущал холодок страха. Его главное оружие — знания о том, что будет дальше, четкое понимание, кому можно верить. Но если все уже изменилось, то нет больше смысла хвататься за свое мнимое преимущество.       Тяжелое, невыносимое чувство одиночества навалилось сверху, запуская щупальца прямо в измученную душу. Он принял правила новой игры, поймал за хвост шанс изменить судьбу Шэнь Цинцю, только вот сил уходило слишком много. Неудачи текли ручейком, который просачивался под камень веры и подтачивал его день за днем. Шэнь Цинцю все равно страдал, пусть больше и не был один.       Монах Учэнь, известный своей скромностью и неприхотливостью, сытные обеды пропускал. После собрания он удалялся на прогулку в небольшой запущенный сад, где и тропинки не найти — крошечная секта не слишком рьяно ухаживала за одичавшими зарослями, предпочитая тратить время на стычки и охоты.       Сегодняшний день не стал исключением, и мастер Учэнь, тепло попрощавшись со всеми присутствующими, неторопливо направился во внутренний дворик. Юэ Цинъюань шел следом, но старался держаться на расстоянии. Монах шагал легко и упруго, спина его была прямой, а лишенный волос затылок блестел в ярких солнечных лучах. Он вовсе не выглядел стариком, однако Юэ Цинъюань помнил его нечеловеческую проницательность и чутье. Он до сих пор не слишком понимал, как начать разговор и перевести его на интересующую тему, однако времени на раздумья уже не оставалось.       Древние мшистые деревья сплетали ветви густой сетью и накрывали землю влажной тенью. Тонкая, едва заметная ниточка заросшей тропинки уходила все глубже в душный зеленый полумрак. Неяркие коричневатые одежды монаха сливались с корой, и глава Юэ ускорил шаг, опасаясь потерять его среди деревьев.       Тропинка вильнула, огибая несколько плотно сплетенных лиственниц. Спешно обойдя препятствие, глава Юэ едва не врезался в преградившего ему путь монаха.       — А-ми-то-фо, — учтиво склонил голову мастер Учэнь, безмятежно глядя на своего преследователя. — Весь день я чувствую ваш взгляд и беспокойство, окутавшее разум. Если в моих силах помочь вам, то прошу, не стесняйтесь       Покрытое морщинами лицо монаха казалось продолжением леса, маской из тонкой коры. Юэ Цинъюань на мгновение отвел взгляд и снова посмотрел прямо в спокойные, непостижимо-глубокие глаза.       — Мне нужно узнать о том, что произошло почти пятнадцать лет назад, — негромко заговорил он, чутко улавливая все изменения в настроении монаха. Услышав о пятнадцати годах, тот поджал губы и качнул головой.       — Рано или поздно кто-то должен был прийти с этим вопросом, и я с самого начала надеялся, что это будете именно вы.       — Так почему не пришли сами?       Упрек прозвучал горько и слишком резко.       Не отвечая, монах приглашающе взмахнул рукой и медленно побрел по тропинке. Юэ Цинъюаню пришлось идти с ним плечом к плечу, то и дело соприкасаясь рукавами. От монаха пахло благовониями, но свежий, острый лесной дух рассеивал их душную сладость.       — Я знал, что однажды кто-то придет, — протянув руку, монах позволил крошечной блеклой бабочке опуститься на тыльную сторону ладони. Кожа на его руках была темной, прокопченной солнцем. — Но не знал, как и с кем заговорить об этом. Слишком много домыслов, но нет никаких свидетельств. Я могу только рассказать о том, что видел своими глазами и слышал своими ушами, но всего этого недостаточно.       Юэ Цинъюань искоса наблюдал за монахом, сдерживая десятки вопросов. Глубоко вдохнув влажный воздух, он ненадолго прикрыл глаза, продолжая вслепую шагать вперед: беспокойные мысли улеглись, не доставляя больше неудобств ни самому главе Юэ, ни его чуткому спутнику.       Мастер Учэнь благодарно кивнул и взмахнул рукой, заставляя бабочку развернуть крылья и сорваться в трепещущий полет.       — Я начну с того времени, о котором вы не можете знать. Более двадцати лет назад заклинательским миром овладело лихорадочное желание переиначить то, на что они прежде и смотреть опасались. Школ было много, талантливые и умелые воины искали для себя подвигов, а на границе стали все чаще появляться чистокровные демоны. Тогда они спокойно посещали наши города и селенья, ничем не отличаясь от людей. Не знаю, кто первым заронил в головы глав идею о том, что обе части мира можно объединить и заставить жить в мире. Чистокровные демоны сильны, энергия их иная и течет иначе, однако они вполне разумны. Жестокость их объяснялась не кровожадностью натуры, а средой обитания. Голод, борьба за власть… Стали поговаривать о том, что демонов вполне можно перевоспитать и заставить жить в мире. Не всех, разумеется.       Глава Юэ только фыркнул негромко, опасаясь помешать или оскорбить монаха, однако тот глянул остро и удивленно.       — Дворец Хуаньхуа уже тогда заполучил огромное влияние, а голос его главы звучал громко и уверенно. Многие прислушивались к его словам. Несколько собраний неизменно приводили собравшихся к одной и той же теме, и стали появляться неопределенные планы, надежды… Пусть не вышло бы объединиться, однако мир помнил времена без вражды между двумя народами. Надежные торговые пути и обмен знаниями несли выгоду обеим сторонам. Однако еще до первых попыток выстроить мосты Лао Гунчжу уже выиграл.       Налетел ветер, и деревья вокруг сумрачно зашелестели, забормотали на разные голоса. Монах вздохнул тяжело, продолжая бесцельно шагать по тропинке и уводя Юэ Цинъюаня все дальше от стен секты. Пушистые метелки трав впустую скользили по коричневой простой ткани, а богатой темно-серой с черной отделкой даже коснуться не могли.       — Влияние его росло, секта богатела, — помолчав, снова заговорил мастер Учэнь. — Пошли слухи о том, что он давно уже связан с демонами, но тогда за это не порицали. В последующие годы случилось многое, но это не имеет особого значения. За год до падения Тяньлан-цзюня мы встретились на ярмарке, и эту встречу вы должны запомнить. Вам было около шестнадцати, и вы со своим наставником прибыли на торжище в поисках неких ингредиентов.       Юэ Цинъюань опустил голову, отводя в сторону разросшиеся ветки. Обе жизни его сливались воедино, и не всегда он мог вспомнить, в какой именно части его существования случилась встреча или событие, размытое толщей прожитых дней.       — Я помню, — после паузы кивнул он. — Мы встретили и Лао Гунчжу с двумя учениками.       — Да. После он пригласил нас посетить дворец Хуаньхуа, и мы не стали отказываться. Именно там… и завязался весь этот узел. Невольно я стал свидетелем разговора, которого не должен был услышать.       Сквозь деревья ослепительно блеснуло зеркало маленького озера, и раздавшаяся тропинка оборвалась у самой воды, в сплетениях мощных корней.       — Помните ли вы Су Сиянь? — монах огляделся, присел на выступающую петлю морщинистого корня и посмотрел на спутника с легкой усталостью. — Она была на несколько лет старше вас, очень сильная и гордая, несгибаемая. Вы были из одного поколения и стали старшими учениками, наверняка ваши дороги пересекались. Лао Гунчжу заменил ей семью, но я никогда не присматривался к ней. Не так уж часто судьба сводила нас, однако в тот день мне удалось оказаться в нужном месте в нужное время. Девушка была влюблена и просила у Лао Гунчжу не то совета, не то благословения. Она была растеряна.       — Таньлань-цзюнь? — предположил Юэ Цинъюань, но натолкнулся на непроницаемый взгляд и тоже присел, смахнув с корней мелкий сор.       — С Таньлань-цзюнем дева Су Сиянь познакомилась спустя время. В тот день она говорила о другом человеке, — мягко опроверг его предположение монах. — И это уже после показалось мне странным. Она не была ветреной, и в словах ее я слышал искренность и сильное чувство, так почему спустя месяц она встретила демона и полюбила его?       — Быть может, чистокровный демон был куда привлекательнее и интереснее предыдущего избранника, — глава Юэ пожал плечами. Над тихим озером метались стрекозы, однако умиротворяющий пейзаж никак не мог разогнать темные тучи внутри двух людей.       — Возможно, — согласился монах. — Су Сиянь не только полюбила демона, но и понесла от него ребенка, и тогда планы Лао Гунчжу разительно изменились. С тем же пылом, с которым он призывал объединиться с демонами, он принялся клеймить их и выставлять чудовищами. К чему было из-за одного Таньлань-цзюня рушить все? Не такая уж невидаль — дети. Лао Гунчжу обвинил демона во всех грехах, в гнусном совращении и влиянии на разум Су Сиянь.       — Он вполне мог заставить ее. Чистокровные демоны обладают огромной мощью.       Несколько мгновений монах пристально вглядывался в лицо Юэ Цинъюаня, прежде чем укоризненно покачать головой.       — Демоны способны совратить и принудить, как и люди, но демоны никогда не станут безрассудно давать жизнь ненужным детям. Если Су Сиянь понесла, значит Таньлань-цзюнь принял ее как свою невесту и никому не позволил бы навредить ни ей, ни своему ребенку. Чистокровные верны тому, кого выбрали сами, но об этом не принято теперь упоминать, ведь у врагов не может быть светлых сторон. Для человека, проживающего лишнюю жизнь, вы удивительно невнимательны.       Небрежно брошенные слова наотмашь ударили, выбивая почву из-под ног. Юэ Цинъюань неловко отвел взгляд.       — Это мой дар и мое проклятие — видеть глубже, чем людям хотелось бы, — мягко заговорил мастер Учэнь. В глазах его метался огонек любопытства. — Я не стану расспрашивать, отчего душа ваша заблудилась, но вашей вины в том нет. Быть может, именно незавершенное дело не дает ей очиститься и забыть прошлое?       — Вряд ли это дело имеет ко мне прямое отношение, — глава Юэ говорил твердо, однако червячок сомнения точил каменную его уверенность, грозя обратить ее в труху. В прошлый раз он заточил Таньлань-цзюня, в этот раз — самолично отрубил ему голову. Разве все это не означает самое прямое отношение к произошедшему?       Старый монах неопределенно хмыкнул и сложил узловатые ладони на коленях.       — Вы были выдающимся заклинателем даже в самые юные годы, — успокаивающе заговорил он, завораживая плавностью речи. — Немудрено, что дева Су Сиянь была вами впечатлена. В разговоре с Лао Гунчжу она определенно упоминала ваше имя. Однако он просил ее повременить, а спустя недолгое время дева вдруг о вас позабыла и стала искать встречи с демоном. Не могу поверить, что Лао Гунчжу не знал о ее отлучках, однако тогда все выглядит еще более странным. Он запретил своей ученице даже смотреть в вашу сторону, отговариваясь вашей юностью, берег ее как зеницу ока, но вовсе не был против демона?       Мысли разрастались, дымом заполняя разум.       — Вы думаете, что Таньлань-цзюнь был влюблен в Су Сиянь, но ее сердце было отдано мне? — Юэ Цинъюань чувствовал, будто в голове его натянулись незримые нити, готовые вот-вот лопнуть. — А Лао Гунчжу был нужен вовсе не мир с демонами, а только сводничество… дети? Дети чистокровного демона и сильной заклинательницы? Но зачем?       — Об этом я не смогу вам рассказать, я не знаю, — коротко уронил монах, мигом замыкаясь. Даже глаза у него стали какими-то неживыми, больными. Каждое слово давалось ему с трудом. — Он не достиг своей цели. Су Сиянь погибла, и смерть ее уничтожит Лао Гунчжу. Это возмездие, и не мне пытаться что-то изменить.       — Вы знаете о проклятии и о гибели Су Сиянь слишком много, но говорить не хотите. Разве стоило начинать разговор, чтобы теперь обрывать его на середине?       Мастер Учэнь закрыл глаза и устало сгорбился.       — Я все расскажу. Произошедшее изменило меня, и не было ни дня, чтобы я не обдумывал правильность своего выбора. До меня доходили слухи о том, что Лао Гунчжу в своем дворце занят делами неправедными, но никто не пытался призвать его к ответу. Слухи оставались слухами. Однако после того разговора, которому я стал невольным свидетелем, Лао Гунчжу посетил один небезызвестный вам город, в котором изготавливаются лучшие любовные зелья. Именно там юность провел ваш названный брат…       Юэ Цинъюань вскинулся, как почуявший врага волк. Если Лао Гунчжу и вправду оберегал Су Сиянь для своих планов, то романтические чувства девы могли ему помешать. Хозяин дворца мог случайно стать одним из клиентов Шэнь Цинцю или же с самого начала направить удар на него, безошибочно вычислив слабое место в броне самого Юэ Цинъюаня.       Старый монах торопливо выставил руки перед собой:       — Я никому и ничего не расскажу. Иногда я вижу душу слишком глубоко… Эта тайна уйдет со мной в могилу. Когда беременность Су Сиянь уже нельзя было скрывать, Лао Гунчжу собрал совет и потребовал начать истребление демонов, и начать он предлагал с Таньлань-цзюня. Мгновенно он изменил свои планы с мира на войну, умело давил на эмоции, взывал к сердцам, а не к разумам. Все это вам и без моих слов известно. Су Сиянь завлекла демона в ловушку, но сразу после гибели Таньлань-цзюня я встретил ее на берегу реки…       Хрупкая фигурка брела по колено в снегу, и золотое шитье ее платья покрылось коркой наледи. Дева придерживала огромный живот, и тогда впервые я понял одну простую вещь. Мы уничтожили призрачную опасность, однако даже не заметили, как растоптали еще одну жизнь, крохотную и невинную. Мы лишили этого ребенка, готового появиться на свет, разом обоих родителей. Людям сложно выносить полудемона, и Таньлань-цзюнь ближе к родам не отходил бы от невесты ни на шаг, поддерживая ее здоровье и здоровье своего будущего ребенка. Однако без его поддержки выжить мог только ребенок. Сама дева, увы, была обречена. Увидев меня, она не испугалась, нет. Она горела яростью, и эта ярость в глазах ее была столь огромна, что я впервые осознал силу духа Су Сиянь. Ее нельзя было сломить, но она несла в себе бремя ненависти и к учителю, и к вам, и к самому Таньлань-цзюню, но только не к ребенку. Она уже знала, что Лао Гунчжу обманул ее, любовь к демону тоже рассеялась дымом. Ее принесли в жертву неизвестным нам планам, но она оставила последнее слово за собой. Она приняла яд, который убил бы ее вместе с младенцем.       — Ему нужны были ее дети, — губы Юэ Цинъюаня едва слушались, словно он сам замерзал посреди безбрежной ледяной пустыни без надежды на спасение. Но младенец выжил, он не мог не выжить, ведь Юэ Цинъюань никогда не выпускал Ло Бинхэ из паутины своего внимания.       — Я не знаю, для каких целей Лао Гунчжу понадобился младенец, но Су Сиянь понимала, что никто не станет воевать с влиятельной сектой за новорожденного полудемона. Однако уготовленная для малыша судьба настолько ужаснула ее, что смерть осталась единственным выбором. Су Сиянь умерла на моих руках, и зарождение проклятия я видел своими глазами. Умирающий в ее утробе младенец отдал все свои силы и рассыпался пеплом вместе с телом матери, выпуская в мир древнюю и жестокую силу возмездия.       Холодом потянуло от спокойного, неживого тона монаха. По лицу его Юэ Цинъюань видел, насколько корит себя мастер Учэнь, но все сказанное казалось ему нелепой шуткой.       Быть может, старый монах преследует свои цели и сбивает его со следа, только вот зачем?       — Даже если поведение Лао Гунчжу показалось кому-то странным, никто не стал разбираться в произошедшем. В конце концов, никто не пострадал, кроме демона и юной легковерной девушки. Однако я не могу так просто пренебречь… Эта боль останется со мной навсегда. Обман, в котором разменной монетой стали жизни еще нерожденных, слишком отвратителен. Быть может, Су Сиянь могла обрести счастье с вами, а между миром демонов и людей протянулись бы дороги… Теперь конец Лао Гунчжу предрешен. Я чую демоническую ци вокруг него и слышал о странной болезни, постигшей его единственную дочь. Нельзя отобрать жизнь столь бесчестным способом и не расплатиться сполна.       В голове тоненько зазвенело. Еще несколько минут, и Система снова пробудится, заставляя плясать под свою дудку и усеивая уже пройденный путь новыми шипами. Юэ Циньюань едва удержался, чтобы не вскочить с места и не умчаться домой до ее пробуждения. Он успел бы отразить нападение демонов, если бы не прямой запрет вмешиваться в происходящее.       Он должен быть там, а не убивать время разговорами о прошлом.       Только вот все ниточки ведут к прошлому, и клубок этот не разрубить одним махом. Даже дважды прожив одно и то же событие, Юэ Цинъюань никак не мог полностью сложить из осколков целое и увидеть правду.       — Вы укрепили все мои подозрения об истинной сущности Лао Гунчжу, — холодно обронил глава Юэ и поднялся. Темные глаза потускнели, словно подернувшись коркой льда. — Смерти от проклятия мне недостаточно. Не из-за судеб погибших или обмана, или упущенных возможностей. Он навредил лично мне, и пусть судьба спрашивает с него свои долги, а я спрошу свои.       — Будьте осторожнее, — мастер Учэнь поднял руку, словно надеясь остановить Юэ Цинъюаня, но только сокрушенно покачал головой и уронил ладонь обратно на колени. — Есть еще одна тайна, о которой Лао Гунчжу не должен узнать никогда.       Только приличия сдерживали Юэ Цинъюаня от поспешного прощания, но, заметив болезненно искривленные губы старого монаха, он огляделся и снова сел напротив, ожидая продолжения.       Монах провел ладонью по лицу, будто паутину смахивая.       — Детей было двое, — буднично и страшно заговорил он, и узловатые от времени пальцы его задрожали. — Боясь не успеть и силясь ускорить гибель собственного дитя, Су Сиянь с собственной ци отправила яд прямо в его тело. Это была девочка, и мучения ее стали основой для проклятия… когда тело девы истлело, до последней капли высосанное темным вихрем, в ее одеждах остался второй ребенок, мальчик. Он был совершенно беспомощен, но почти здоров. Су Сиянь и подумать не могла, что внутри нее зреет сразу две жизни… Яд лишь ослабил его демоническую половину, но не затронул человеческой. Я должен был продолжить волю усопшей, но не мог поднять руку на беспомощное дитя. Даже отвернуться и уйти не смог. Оставив ему шанс на жизнь, я подверг его огромной опасности и могу только молиться о том, чтобы судьба отвела его как можно дальше от Лао Гунчжу. Я закутал его в свои старые одежды, опасаясь выдать золотым шитьем, и спустил вниз по реке в деревянной лохани, забытой кем-то на берегу. Если мальчик выжил, то только вам под силу найти его и защитить. Я окажу вам любую помощь и поддержку, надеюсь только на ваше благоразумие и отвагу. Дворец Хуаньхуа необходимо перевернуть сверху донизу, до самых темных подземелий. Тайны некоторых праведных сект слишком отвратительны и ужасны, чтобы оставлять их гнить во тьме. Дева Су Сиянь могла быть не единственной пострадавшей, а Лао Гунчжу под влиянием горя способен на страшные поступки.       Юэ Цинъюань замер, слепо глядя перед собой. Крупная дрожь колючим прикосновением расползлась по спине.       В прошлой жизни Ло Бинхэ выжил, а Су Сиянь погибла. В этой жизни Су Сиянь самолично попыталась уничтожить свое дитя, обманутая учителем и влюбленная вовсе не в демона, но убила только безымянную девочку, не зная о втором своем ребенке. Были ли в прошлой жизни у девушки чувства к Юэ Цинъюаню? Почему он никогда и ничего не слышал об идее объединения с демонами?       Те же люди, города и секты, да и результат кажется почти таким, каким был в прошлом, но на самом деле все давно пошло трещинами.