Мы поставим этот мир на колени

      Некоторое время глава Юэ молча наблюдал за растерянным юношей. Взгляд его был тяжел и неподвижен, но Ло Бинхэ не смел поднять глаз.       — Идем, — коротко бросил Юэ Цинъюань и двинулся в путь, заложив руки за спину. Несмотря на вид спокойно прогуливающегося человека, на лице главы не осталось привычной доброжелательности и теплого участия: оно было бесстрастным и словно окаменевшим.       За всю дорогу глава ни разу не обернулся проверить, следует ли Бинхэ за ним или нет. В сердце юноши всколыхнулась волна гнева, но осела мутной пеной. Он не сомневался в принятом решении, однако внутри свербил крошечный червячок сомнения. Ло Бинхэ остро чувствовал, насколько не хватает ему умения разбираться в людях и опыта. Другие лорды казались ему трусливыми и беззубыми, давно погрязшими в интригах и не имеющими смелости защитить свое, но что произойдет, если Бинхэ достигнет цели?       Воображение его не могло продвинуться дальше убийства старого хозяина дворца. Но ведь такое дело не может остаться без последствий.       Очнувшись от своих раздумий, Бинхэ припустил бегом, догоняя ушедшего далеко вперед главу Юэ. Тот пропустил юношу в свой кабинет и плотно прикрыл дверь, кивком предлагая сесть.       — Я не хочу, чтобы ты питал ложные надежды, — начал глава Юэ, занимая свое место за столом. Под его взглядом Ло Бинхэ ощутил себя вдруг маленьким, жалким и совершенно потерянным. — Из-за моей торопливости и несдержанности ты решил, что я поддержу твои стремления. Это не так. Я ни на каких условиях не отпущу тебя в Хуаньхуа.       Стало так тихо, что Бинхэ услышал даже ток собственной крови в ушах. Он даже не нашел в себе сил разозлиться.       Ему и в голову не приходило, что его могут остановить.       — Я ведь вам даже не нравлюсь, — пробормотал Бинхэ и упрямо насупился. — Зачем вам?..       Юэ Цинъюань непонимающе моргнул.       — В каком смысле — не нравишься? — с искренним любопытством спросил он и сплел пальцы, глядя на юношу с неким сочувствием. — Люди не должны нам нравиться, Бинхэ, чтобы относиться к ним по-человечески. Ты мне не сын, чтобы я восторгался твоими успехами, не друг, не часть моего рода. Я никак к тебе не отношусь, но вместе с тем я ровно так же никак не отношусь к каждому из сотен учеников. Я буду гордиться вашими достижениями, потому что сам приложил к ним руку, и расстраиваться поражениям, потому что и к ним я буду причастен. Однако я буду защищать любого из вас ценой своей жизни, потому что иначе не имел бы права зваться главой.       Для Ло Бинхэ произносимые слова казались пустым звуком. Что значит — защищать того, кто тебе неприятен? Зачем? Если вдруг случится чудо и в беду попадет Лю Цингэ, а он, Бинхэ, будет иметь возможность ему помочь или отвернуться и уйти, он непременно уйдет. Уйдет и позабудет про своего соперника, перешагнет его смерть…       В памяти вдруг всплыли отчаянные и отважные глаза Лю Минъянь, которая всегда предлагала помощь другим, но никогда не просила ее для себя. Серые глаза упрямой до безумия и гордой девушки, которая после смерти брата смотрела бы на Бинхэ не как на друга, а как на предателя. Наверняка ей было бы обидно за все то время, которое тратила она на обучение и пустые разговоры, на вечера в попытках помочь Нин Инъин и на тот самый первый решительный шаг, с которым появилась она в жизни Ло Бинхэ.       Да и Лю Цингэ не стал бы просить помощи. Молча сгинул бы, за секунду разобравшись в гнилом нутре юного ученика, который никому не протянет руку помощи.       Изнутри закусив щеку, Бинхэ зажмурился.       — Каждый может рассчитывать на помощь и понимание, — устало и глухо объяснил Юэ Цинъюань. Он наблюдал за душевными терзаниями ученика, но видел что-то иное, куда более глубокое, чего сам Бинхэ не мог осознать. — Однако нельзя брать и не отдавать ничего взамен. Никто не захочет помочь тому, кому нет дела до чужой боли. Никто не скажет спасибо за помощь, которая сделает только хуже.       — Зачем вы все это говорите? — сорвался Ло Бинхэ. Голос его дрогнул. — Никто не протянет мне руку, кроме учителя, и ради него я должен сделать все, что смогу!       — Никто не протянет руку? — переспросил Юэ Цинъюань. Бинхэ впервые рискнул посмотреть ему прямо в глаза; они были так черны, что даже зрачка в этой бесконечной тьме не было заметно. — Разве никто не пытался помочь тебе? Никто и никогда не учил тебя тому, чему научился сам через боль, пытаясь уберечь тебя от ударов судьбы? Никто не делал шаг навстречу первым, даже если этот шаг был для него невероятно трудным? Разве я не протягиваю тебе руку сейчас, пытаясь не дать уничтожить свое будущее?       У Бинхэ задрожал подбородок. Юэ Цинъюаню верить нельзя, никому из лордов нельзя верить, они просто вывернут все наизнанку и белое назовут черным, и ему придется это принять!       — Никого другого ты не выбрал бы своим учителем, кроме Шэнь Цинцю, — глава Юэ выпрямился и перевел взгляд куда-то за спину Бинхэ. Глаза его остекленели. — Ты неглуп. Подумай, насколько Шэнь Цинцю не любит принимать помощь, о которой не просил, и насколько близким надо стать для него, чтобы иметь возможность хотя бы узнать о его проблемах. Своим вмешательством ты покажешь учителю, что считаешь его жалким и неспособным позаботиться о себе. Ты, находясь в зависимом и уязвимом положении, одним поступком поставишь себя выше Шэнь Цинцю. Не спросив его о том, нужна ли ему такая помощь, не спросив, хочет ли он ее, ты не только унизишь своего учителя и скорее всего полностью провалишь свою месть, но и спровоцируешь такое количество бед, которых и вообразить не можешь. Хочешь знать, как все обернется на самом деле? Ты сбежишь в Хуаньхуа, и спустя пару дней поползут слухи. О том, насколько негоден Шэнь Цинцю, раз лучшие его ученики бегут в другие секты. Эти слухи будут жалить твоего учителя снова и снова, жалить незаслуженно. Он начнет беспокоиться, зная, что ты полез в логово врага. Тебе, даже не получившему меча, просто нечего будет противопоставить умелым заклинателям. Скорее всего, ты попадешь в беду, и Шэнь Цинцю придется бросать все дела и бежать за тобой, унижаться, уговаривать выдать тебя и не предавать суду. Учитель возненавидит тебя, Бинхэ. Если бы он просто хотел мести, Хуаньхуа лишился бы главы спустя полдня, и никто не заподозрил бы нас. Секты всегда были тесно связаны с правителями, политикой и огромными деньгами, мы не выжили бы, не умея тихо и незаметно устранять своих врагов. Выручив тебя из беды, Шэнь Цинцю вышвырнет тебя вон с пика, посчитав, что и без того слишком много сил потратил на неблагодарного звереныша, а нам пришлось бы еще долго восстанавливать репутацию и лебезить перед Хуаньхуа. Если же вытащить тебя не удастся либо ты пострадаешь, твой учитель еще и повесит на себя очередное ярмо вины. Отношения между нашими сектами покатятся в пропасть. Пока мы будем рвать друг другу глотки, секты помельче постараются подняться повыше, используя наши головы вместо лестницы. Почуяв слабину, на равнины хлынут демоны. Кто будет благодарен тебе за этот хаос, Бинхэ? Шэнь Цинцю? Может, ты не ради благодарности это делаешь, а из чувства справедливости, но в итоге пострадают все. Глупость способна привести к страшным последствиям, ее нельзя осудить, но только вот ты не глуп. Все это ты сделаешь из нежелания думать и из тяги что-то доказать. Это будет предательством, Бинхэ. Ты просто оставишь нас разбираться с кучей проблем, которых могло и вовсе не быть. Я никому не враг и не враг тебе, пока за пазухой у тебя нет камня. Однако после такой мести имена врагов тебе придется записывать на таком длинном свитке, что и начало позабудешь, дойдя до середины. И имя Шэнь Цинцю появится там одним из первых. Я не могу посадить тебя на цепь, я не имею на это права, но если бы мог — я бы пошел и на это. Я не прошу тебя быть добрее, я прошу тебя научиться думать.       — Глава Юэ весьма добр и человеколюбив. К счастью, я такими качествами не обладаю, — протянул Шэнь Цинцю. Ло Бинхэ, заслышав знакомый голос, стремительно обернулся и съежился, стараясь стать меньше ростом. Глава Юэ сильно вздрогнул и как-то беспомощно посмотрел на вошедшего лорда, так глубоко погрузившись в свои измышления, что не заметил давно приоткрывшейся двери.       — Ты все слышал, — полуутвердительно заметил он и откинулся на спинку кресла, рассеянно потирая лоб. — Стоит мне позвать кого-то из твоих учеников, и ты обязательно оказываешься рядом.       Шэнь Цинцю широко улыбнулся. Именно эта улыбка, так непохожая на обычное неуловимо-лукавое выражение лица учителя, напугала Бинхэ до дрожи. Горный лорд был не просто зол, он был переполнен безрассудным бешенством.       — Потому что я за них отвечаю, — коротко бросил Шэнь Цинцю и остановился посреди кабинета, вскинув подбородок. — Знаешь, Бинхэ, ты и вправду звереныш, не помнящий добра. В голове твоей такой беспорядок, что ты вполне способен укусить кормившую тебя руку и уйти за врагом, виляя хвостом. Уйти, доверившись любому, кто зальет побольше красочной чуши в твои уши.       Издевательские, горькие слова летели оплеухами, достигая не кожи, а сразу сердца.       — Пусть глава и не может ограничить тебя, — отвесив Юэ Цинъюаню неглубокий поклон, Шэнь Цинцю снова посмотрел на Бинхэ и прищурился. — Это могу сделать я. И я клянусь усадить тебя на цепь, если ты не выбросишь из головы эту глупую идею. Ты слышишь меня?       От вкрадчивого тона внутри что-то переворачивалось и скручивалось узлом, а глаза вдруг заслезились. Бинхэ с усилием сморгнул, стараясь не выглядеть слишком уж жалко.       — Знаешь, почему глава Хуаньхуа все еще жив? — в два шага достигнув Бинхэ, учитель склонился так низко, что глаза их оказались на одном уровне. Юноша ощущал тонкий запах и теплое дыхание на своих губах, видел каждую дрожащую длинную ресницу. — Ни я, ни глава Юэ не выступим против него сейчас и будем действовать крайне осторожно, стараясь не спугнуть. Мы не знаем, одна ли голова у этого чудовища. Убив его сейчас, мы оборвем все возможные ниточки и никогда не достанем правды, но даже не это обернется нашим поражением, Бинхэ. Множество людей пострадали, да и не только людей. Какими бы ни были демоны, даже они не заслужили такого отношения. Обретут ли погибшие покой, если мы просто убьем виновного? Осмелятся ли жертвы когда-нибудь поднять голову и сказать, что с ними случилось страшное, или будут вынуждены всю жизнь склоняться лишь ниже? Им придется выслушивать речи о том, как велик и прекрасен был их обидчик, и они не смогут рассказать о правде, потому что это окажется лишь клеветой на достойного заклинателя, погибшего от рук злодеев. Если мы просто убьем одного человека, но не поможем всем остальным, то чем мы окажемся лучше разбойника, пырнувшего своего обидчика ножом в пьяной драке? Никакая обида не сломит меня, пока я дышу. Я должен думать не о мести за себя, а о мести за тех, кто пострадал куда сильнее меня, потому что за них заступиться некому. И это наша вина, потому что в наших рядах завелся враг, а мы не распознали его вовремя и дали власть творить бесчинства. Именно поэтому я буду так осторожен, как не был никогда до этого, вытягивая эту гадюку из норы. Именно поэтому глава Юэ не станет прилюдно нанизывать старого ублюдка на меч, а будет улыбаться ему и поверит в неискренние извинения и заверения в вечной дружбе и нелепой случайности. И не потому что лорды давно растеряли зубы, Бинхэ, а потому что лорды давно заимели мозги и не кидаются на врага, не пустив ему кровь.       Выпрямившись, Шэнь Цинцю скривил губы и отвел взгляд, словно испытывая стыд за собственные слова. Он раскрыл белоснежный веер, но тут же со щелчком сложил его и ткнул кончиком в плечо Бинхэ.       — Я не гнушаюсь делать не самые лучшие вещи, и если мне придется остановить тебя, я остановлю. Неважно, что мне придется для этого сделать. А теперь возвращайся и постарайся хотя бы до завтрашнего дня больше не попадаться мне на глаза.       Тон его был спокойным и уверенным, но Юэ Цинъюань видел то, чего не видел юноша — на деле Шэнь Цинцю был вовсе не так уверен в себе, как старался показать.       Коротко поклонившись, Ло Бинхэ со скоростью ветра исчез из кабинета, оставив лордов наедине. С усталым вздохом Шэнь Цинцю опустил плечи и покачал головой:       — Все годы меня удивляет только одно — все считают тебя очень добрым и заботливым, Ци-гэ. Говорят, мы с тобой дополняем друг друга. Идеальный старший брат и бедовый младший. Даже мои же ученики считают, что с тобой поладить куда легче, чем со мной.       — Отчасти они правы, — Юэ Цинъюань пожал плечами и поднялся, отобрав раздражающе щелкающий веер; опустив ладонь между лопаток Шэнь Цинцю, он несильно подтолкнул лорда к креслу. — Твоя броня снаружи, и сквозь нее не видно истинных твоих намерений и чувств.       — Два слоя, — устало пробормотал Шэнь Цинцю. — У меня два слоя, а у тебя три. Поверх тебя есть еще один ты, бумажный и добрый. Ци-гэ для посторонних.       — Он и вправду мог бы нам помочь, но не сейчас. Мальчик… слишком вспыльчив. Я даже подумать не мог, что он вот так внезапно сорвется. Здесь есть еще какая-то причина, но я не могу найти ее.       Шэнь Цинцю смежил веки.       — Юность — единственная его причина, — рассеянно заметил он. — Я не могу отправить его туда, пусть и ловить на приманку было бы удобнее. Бинхэ красив, и старая мразь непременно протянет к нему руки. Не только красив, но и способен, а еще лишен защиты семьи, как тут устоять?       — Никто не будет использовать его приманкой, А-Цзю.       Выпростав из рукавов тонкие кисти, Шэнь Цинцю соединил ладони и сплел пальцы, словно стремясь в самом себе обрести уверенность. Он заговорил мягко и страшно, как говорят о старой, но не отболевшей потере:       — Я помню, как смотрят такие, как Лао Гунчжу. Как на покорное мясо. Им нет дела до ужаса, слез или просьб пощадить, они их раздражают или вовсе веселят. Ничего страшного ведь не происходит? Эта игра им приятна, и они неосознанно верят, что и жертве она приятна тоже. Просто таковы правила, один нападает, а второй умоляет, все это в их глазах правильно. Им и в голову не придет, что они делают на самом деле. Несмотря на любые доводы, они в глубине души будут уверены, что юные ученики были горды заполучить внимание своего учителя и даже получили удовольствие и вовсе виноваты сами, как-то не так смотрели или двигались. Они всегда либо обвинят тебя, либо выставят все чепухой, глупостями. Потому что если они вдруг осознают, то им придется признать себя вовсе не хорошими людьми, а ублюдками из тех, кого с рассветом на центральных площадях разрубают на части. И если хоть один из них попытается навредить моим ученикам, потакая своим грязным желаниям…       Шэнь Цинцю выпрямился, и в эту секунду Юэ Цинъюань не мог отвести от него взгляд. Сине-зеленые глаза от гнева обратились в темно-изумрудные, а черты идеального лица словно покрылись тонкой корочкой льда.       — Клянусь, Ци-гэ, если Лао Гунчжу действительно делал то, в чем мы его подозреваем, и если он посмеет хотя бы посмотреть косо в сторону Бинхэ, или Нин Инъин, или в сторону любого ребенка из тех, кого я защищаю — я поймаю эту старую мразь, оскоплю и подвешу на цепи. Я вырежу ему язык, чтобы он больше не мог кричать, и буду отрезать от него кусок за куском, пока не останется ничего. Совсем ничего, Ци-гэ. Но даже тогда я не дам ему умереть.       Водоворот страшных воспоминаний и бесполезных, не имеющих уже никакого значения слов закрутились вокруг Юэ Цинъюаня. Он вспомнил о том, как корил себя за мягкость и неспособность усмирить Шэнь Цинцю в прошлой жизни, когда боль и ненависть захватили его рассудок и толкали на страшные вещи; вспомнил и о том, как обещал себе не повторять прошлых ошибок.       Только для этого оказалось мало прожить жизнь, умереть и возродиться заново.       Глава Юэ и сам не успел осознать, как оказался рядом не в обычном своем желании защитить, а в слепом поклонении; устроившись прямо на полу, он молча уткнулся лбом в острое колено и зажмурился.       — Я обещал, что остановлю тебя, если ты станешь вредить другим, — невнятно пробормотал он и нахмурился. — Я обещал, но я не хочу останавливать тебя.       Шэнь Цинцю ни о чем не спрашивал, только рассеянно опустил ладонь и коснулся туго стянутых темных волос, разом разорвав оболочку того самого фальшивого Ци-гэ и обнажив кровоточащую душу.       Я никогда не дам полудемону добраться до тебя, подумал вдруг Юэ Цинъюань, едва удерживая стон. Не дам ему навредить тебе, но и сам уничтожить его не сумею, пока он твой. Ты все равно поймешь и не простишь. Только если ты сам откажешься от него… и если он вырастет из мелкого щенка в злобного волка, но станет оберегать тебя — я приму его, потому что ты будешь в безопасности.       Если ты хочешь творить зло, то я буду стоять рядом с тобой.       Люди так долго считали Юэ Цинъюаня великодушным спасителем всех и вся, а Шэнь Цинцю — эгоистичным и равнодушным интриганом, что так и не заметили несоответствия. Нынешний Шэнь Цинцю готов был на многое ради спасения близких или в попытках достигнуть справедливости. Он попытался бы выжить любой ценой, но снова и снова бросался бы в бой, оставаясь в тени, действуя как угодно грязно и оправдывая цель средствами. Однако Юэ Цинъюань уже давно набрался смелости признаться себе в том, что постарается спасти мир только во вторую очередь, потому что мир не имеет права существовать ценой жизни А-Цзю.       И неважно, сколько жизней придется разменять на спасение одного-единственного лорда.              Бинхэ с размаху рухнул на постель и накрыл голову подушкой.       Почему он никогда не видит того, что так очевидно для других? Почему он снова и снова выставляет себя бесталанным, не желающим думать мальчишкой, который приносит только беспокойство? Стыд до хрипа клокотал в горле, привкус крови из многократно прокушенных губ наполнил рот.       Если уж он решил стать для своего учителя надежным защитником, недостаточно будет просто устранить других лордов. Отсутствие выбора вовсе не означает близости Шэнь Цинцю.       Для начала неплохо бы перестать доставлять проблемы учителю и постараться научиться учитывать последствия, чтобы не быть тем самым грузом, который Шэнь Цинцю тащит за собой из жалости.       Исполненный самоуничижительных мыслей, Бинхэ незаметно погрузился в дрему.       Комната вокруг него переменилась: зазвенели колокольчики, потянуло сладким и фальшивым ароматом переспелых фруктов. Дрожали огоньки свечи, превращая тени в затаившихся по углам чудовищ.       Бинхэ растерянно приподнялся. Он оказался не на своей низенькой постели, а на роскошном ложе с десятком подушек и легким балдахином.       В углу, возле резного деревянного столбика, сжался в комочек ребенок. Он был таким худым, что кости едва не разрывали тонкую кожу; в огромных сине-зеленых глазах тлел ужас и паническое предчувствие. Он так знакомо сплетал пальцы и кривил губы, что Ло Бинхэ захотелось ущипнуть себя.       — Учитель? — неверяще спросил он и протянул руку, но мальчик не обратил на него никакого внимания. Его взгляд был прикован ко входной двери, и только сейчас Бинхэ заметил тонкий ошейник на его шее и изящную цепочку, уходящую куда-то под кровать.       На вид крошечному Шэнь Цинцю было лет десять или тринадцать, но худоба никак не позволяла определить его истинный возраст. Заслышав шаги, он сжался еще сильнее и выставил перед собой шелковую подушку.       В комнате появился мужчина. Он был нестар, но и немолод, и один вид ухоженной бороды привел Бинхэ в состояние дикой ярости. Спрыгнув с постели, юноша кинулся к цепочке и попытался разорвать ее, но звенья казались туманом и расползались в пальцах, не давая ухватиться; зарычав, Бинхэ бросился к столу и попытался бросить в вошедшего тяжелое блюдо.       Ни стола, ни блюда словно и не было: мебель пропускала руки Бинхэ сквозь себя и равнодушно сходилась, как вода. Была только отвратительная и ужасающая картина, в которой перепуганный ребенок молчал, стиснув зубы до скрипа, и пытался увернуться от жадных рук, а еще нестарый хозяин Хуаньхуа ласково бормотал какие-то успокоительные глупости и пытался изловить свою жертву, и глаза его горели предвкушением.       Сорвавшись с места, Бинхэ с отчаянным криком бросился вперед. Всем телом он протаранил ненавистный образ, но тот только колыхнулся, потеряв четкость, и собрался заново.       — Нет, нет, я не хочу, — беспорядочно бормотал Бинхэ. Он метался по комнате и не мог ни уйти, ни остаться; оставалось только молиться, чтобы вмешался кто-то другой, кто-то, кому хватило бы сил развеять страшное видение. — Это было? Неужели это действительно было?!       Сорвавшись на крик, Бинхэ зажал рот ладонями и не сразу услышал осторожное покашливание.       — Не знаю, как там было на самом деле, но в целом я не ошибаюсь, — проскрипел старческий голос и угрюмо хмыкнул. — Не повезло твоему учителю, малец.       — Убери это, умоляю, убери, — Бинхэ никак не мог отвести взгляд от отчаянных глаз маленького лорда, и этот загнанный взгляд был так знаком, что внутри что-то рвалось наружу и выло, требуя крови.       Неведомый собеседник хмыкнул:       — Это твой сон, сам и убирай. Я только поместил сюда немного правды, чтобы ты понял наконец, насколько глубоко ранен этот человек.       Маленький Шэнь Цинцю не выдержал и гортанно вскрикнул, пытаясь ударить заклинателя крошечным кулачком; Бинхэ рухнул на колени и зажал уши, лихорадочно мотая головой.       Пусть все это прекратится.       Если это правда, то Бинхэ и вправду не стоит сетовать на жизнь — она с ним обошлась куда мягче, чем с беззащитным малышом, у которого не оказалось рядом совсем никого. Теперь стало ясно, почему Шэнь Цинцю так боится и так яростно пытается защитить его, Бинхэ, от старого своего врага.       Боль смешалась с горьким теплом, и по щекам потекли слезы.       — Ну вот, — с легким разочарованием заметил голос уже внутри головы Бинхэ, минуя зажатые уши. — Видишь, получилось.       Медленно открыв глаза, Бинхэ осмотрелся. Ресницы его слиплись длинными черными стрелками.       Комната исчезла, оставив после себя только бескрайнюю серую пустошь с редкими островками огня.       — Не понимаю, чего так волноваться, — продолжал бубнить незримый собеседник. — Все это дела давно ушедшие, слезами тут разве поможешь?       — Где я?       — Там, где и был. Пространство сна — тонкая штука, ты ее прямо в клочья разнес, малец, ну и силища у тебя… Я могу помочь тебе узнать правду из снов и наводить на врагов такие кошмары, что они начнут медленно сходить с ума и путать грезы с явью. Я могу дать тебе силу, с которой ты этого заклинателя заставишь ползком добираться до пика и вымаливать прощение у твоего учителя, разбив лоб о камни.       Старческий голос дребезжал и прерывался кашлем, но был так убедителен, что Бинхэ вдруг захотелось ему поверить. За любую мощь придется платить, но с такими умениями Лао Гунчжу и вправду станет и вполовину не так опасен…       Он сможет узнать правду, не повергая Шэнь Цинцю очередной боли. Вытянет ее из старика и принесет учителю на блюдечке.       — Ты ведь демон? — равнодушно уточнил Бинхэ, вытирая лицо и поднимаясь с колен.       Собеседник развеселился:       — Сильный мальчик, умный мальчик! Конечно, демон, разве заклинатели могут обладать такими талантами? Но с тобой я и вправду поделюсь…       Той ночью бамбуковая хижина опустела. Растерянный и запутавшийся в туманных воспоминаниях Шэнь Цинцю решил провести ночь на пике Му Цинфана, а Ло Бинхэ, уложив в сумку все немудреные пожитки, сбежал.