Мы поставим этот мир на колени

      Едва проводив Шэнь Цинцю, Юэ Цинъюань направился к пику целителей. Удачно, что Бинхэ он отправил дожидаться именно туда — можно за один визит поговорить и с мальчиком, и с Му Цинфаном.       Ло Бинхэ был бледен и полусидел в постели, до пояса укрытый тонким одеялом. Туго перебинтованный торс едва прикрывала широкая рубашка, а всклокоченные вьющиеся волосы он небрежно стянул в нетугой хвост. Упрямые завитки густо-каштанового оттенка в солнечных лучах переливались золотыми искрами. При виде вошедшего главы Бинхэ вскинулся, с надеждой глядя за спину Юэ Цинъюаню, но мигом сник.       — Нет, он пока не желает тебя видеть, — Глава Юэ со вздохом придвинул стул поближе к кровати и окинул взглядом идеально-чистое помещение, насквозь пропахшее травами. Всего два человека занимали соседние постели — пребывающий в бессознательности Гунъи Сяо да Ло Бинхэ. Несмотря на красочное представление Шэнь Цинцю и воспоминания о прошлом, нынешний Ло Бинхэ все еще был неплохим ребенком. Излишне привязчивым, увлекающимся, дерзким, бесстрашным, непослушным, но точно не пытающимся намеренно кому-то навредить.       — Он обижен на меня? — Бинхэ старался говорить спокойно, но голос подрагивал, и в эту секунду Юэ Цинъюань готов был поклясться, что никакого притворства, даже неосознанного, в нем нет ни капли.       — Он… не слишком любит, когда им пытаются манипулировать, — откровенно ответил глава Юэ. Бинхэ вздрогнул и закусил губу.       — Я не пытаюсь манипулировать, — шепотом пробормотал он и поднял воспаленно-блестящие глаза. Сквозь растрепанную волнистую челку взгляд мальчика казался уязвимым и исполненным горечи. — Я просто… не знаю, как объяснить. Я боюсь, что учитель от меня откажется, а если откажется он, то что у меня останется?       Горло сжалось в тоскливом предчувствии. Пусть ребенку суждено вырасти монстром, но пока еще ничего не случилось и они смогут все изменить, иначе какой вообще прок от их жизней? Только бы этот мир не свернул на тот пугающий путь, в котором Шэнь Цинцю вынужден будет развеять свою душу.       — Ты привязан к нему или просто боишься остаться один?       Этого вопроса сам Юэ Цинъюнь от себя не ожидал, но жгучая жалость уже просочилась внутрь и разъедала толстый панцирь здравомыслия. Бинхэ вскинул голову и сухо закашлялся.       — Если ты привязан к учителю, то в этом нет ничего дурного, — глава Юэ передал стоявшую на тумбе чашку с водой и продолжил говорить, наблюдая, как жадно Бинхэ вливает в себя жидкость. — Но если ты просто боишься остаться один… даже если он откажется от тебя, почему ты думаешь, что у тебя ничего не останется? Лю Цингэ с радостью примет тебя, даже если не ради твоих талантов, так ради спокойствия сестры. Ты не замечаешь, но он по-своему старается защитить тебя. Если не хочешь идти по пути меча, то Му Цинфан вряд ли откажется от талантливого ученика. Не хочешь становиться целителем, можешь стать учеником моего пика. С тобой останется Лю Минъянь, которая доказала свою тебе преданность, остальные твои соученики не отвернутся от тебя, да и тот юноша, которого ты привел из дворца. Разве он для тебя остался посторонним? О каком одиночестве ты говоришь?       Звучно клацнув зубами по краю чашки, Бинхэ наконец выпустил опустевшую посудину из рук и опустил голову, скрывая покрасневшие щеки.       — Обдумай мои слова. Шэнь Цинцю жесток, но ты отказался идти к другому наставнику, так что поздно жаловаться. Постарайся не считать его глупее, чем он есть на самом деле. Он такого не прощает.       — Вы близки?       Не сдержавшись, Бинхэ колко посмотрел на Юэ Цинъюаня, продолжая крутить в руках чашку. Протянув руку, глава Юэ отобрал ее и опустил на тумбу.       — Ты не вправе задавать такие вопросы, — ровно заметил он. — Ни мне, ни ему.       Казалось, Ло Бинхэ был словно до звона натянутая струна, готовая в любую секунду лопнуть и ударить врага, рассекая кожу, но спокойствие Юэ Цинъюаня не давало ему ни единой острой грани, за которую можно зацепиться. Бинхэ никак не удавалось ни задеть, ни выведать что-то, он с каждым словом просто погружался в хлопковую мягкость чужой уверенности и терялся, не зная, какие действия предпринять. Мир научил его бить первым, хитрить и изворачиваться, но как драться с тем, кто в драку не вступает?       — Давай поговорим о твоей учебе во дворце, — Юэ Цинъюань легко улыбнулся, глядя на Ло Бинхэ. — Расскажи о детях, которые там учатся.       Бинхэ с трудом выпутался из своих размышлений и с недоумением пожал плечами.       — Дети везде ведут себя как дети, глава Юэ. Даже если некоторые из них после проступков исчезают навсегда. В подвале были юноши и девушки, но не было детей, да и пропаж куда больше, чем клеток. Думаю, некоторые шли на корм демонам.       Юэ Цинъюань задумчиво кивнул. В эту секунду он припомнил когда-то увиденную в одной запретной библиотеке книгу с описанием снятия с человека кожи живъем, после чего человек оставался в живых. Библиотеку он сжег собственноручно, но строки сами всплывали в памяти и красивыми рядами укладывались поверх образа Лао Гунчжу, понемногу превращая его в воющий от боли кусок окровавленного мяса.       — Есть еще кое-что, но я не знаю, как вам об этом рассказать, — Ло Бинхэ нахмурился и виновато затеребил край одеяла. — Я сам не совсем понимаю.       — Расскажи, как увидел или услышал, — подбодрил его Юэ Цинъюань. — Я пойму.       — Лао Гунчжу, он… как будто меня боялся, — медленно начал Бинхэ. — Я сначала не понял, в чем дело, и начал влезать в его сны и показывать себя. Он каждый раз испытывал ярость и желание убить меня, но никогда не касался. В реальности же он часто окружал себя миловидными учениками, но только меня никогда не звал. Со временем я понял, что в голове Лао Гунчжу живет кое-кто еще. Это как червяк в яблоке. Лао Гунчжу думал, что сам управляет своей жизнью, но чаще им управлял этот червяк. Они часто говорили, даже во сне. Быть может, это дух или демон, но старик называл его Системой.       Юэ Цинъюань прикрыл глаза и снова кивнул. Жжение внутри головы становилось нестерпимым, но Система продолжала молчать.       — Я так и предполагал, — эхом откликнулся он и открыл глаза. — Что-то еще?       — Да. Этот демон или… Система, оно тоже было как будто заражено. Яблоко с червем, а внутри червя еще какая-то зараза, которая постепенно разрушает обоих. И эта зараза приказывала Лао Гунчжу не трогать меня.       Бинхэ потер лоб и съежился, показавшись вдруг слишком маленьким для больничной койки.       — Этот второй голос иногда пробивался в его сны и причинял ему боль. Голос казался мне женским, но тут нельзя быть уверенным ни в чем, сны слишком хрупки и непонятны. Но может ли человек быть одержим сразу двумя духами? Зачем бы второму духу защищать меня?       “Продолжаешь молчать? Не хочешь рассказать мне о еще одном подопечном, которого ты воскресила? О том, что он помнит, и какой вред может нанести? Может, расскажешь о втором духе? Кто это?”       — Я не знаю, Бинхэ, — отозвался Юэ Цинъюань, — но любой соратник для нас ценен. Любой. Помни о том, что я сказал тебе. Твою судьбу могут изменить многие люди, но определяешь ее ты сам. Поправляйся и возвращайся к занятиям, у Шэнь Цинцю большие планы на ближайшие два года…       Ло Бинхэ впервые за весь разговор несмело улыбнулся. Даже плечи его расправились, словно с них упал тяжкий груз.       — Учитель будет готовить меня для соревнования?       — Тебя, Минъянь и твоего нового друга, полагаю. Вы сильны, но в реальном бою все еще не слишком опытны. Отдыхай.       Попрощавшись, Юэ Цинъюань направился к комнатам Му Цинфана. Разговор им предстоял приватный, и скрытный целитель вряд ли решит говорить в другом месте.       При виде главы Юэ целитель нахмурился, отступил в сторону и протянул заранее заготовленный напиток.       — Что это? — вяло поинтересовался Юэ Цинъюань, поднеся к носу молочную жидкость с мягким запахом.       — Силы и здоровый сон, — проворчал Му Цинфан и с воинственным видом скрестил руки на груди. — И крепкие нервы. Станете пытать меня?       В два глотка выпив лекарство, Юэ Цинъюань сморщился и беспомощно вздохнул:       — Может, все-таки расскажешь все сам?       — Сначала о демонах или о мальчиках? — уточнил Му Цинфан и склонил голову к плечу, как встревоженная птица.       — Начни с начала.       Му Цинфан разом растерял всю свою мнимую воинственность. Зябко обхватив себя за плечи, он шагнул к окну и выглянул наружу, подставив лицо солнечному свету.       Юэ Цинъюань с легким любопытством оглянулся. Комната целителя оказалась просторной и полупустой, наполненной светом и воздухом. Стены скрывали высокие полки, сплошь забитые книгами. Пыли на них не было — наверняка каждый фолиант не раз снимали с полок и старательно очищали, а то и перечитывали сотни раз, делая пометки.       В углу была еще одна комната. Дверь туда была приоткрыта, и в полумраке угадывалась низкая постель, заваленная не то одеждой, не то просто тканью.       После долгой паузы Му Цинфан неловко повел плечами и заговорил сухо, сжато и равнодушно, словно не о себе. Обернуться он не решился.       — Я был старшим учеником пика, когда мы с родителями попали к демонам. Мы часто собирали редкие травы у границ их земель, но никогда не видели тварей серьезнее, чем демонические мелкие волки. В тот раз на нас наткнулся высший со своей свитой. Мы не смогли оказать никакого серьезного сопротивления, целительское искусство отнимает множество сил, и редко кто решается тратить драгоценное время на иные знания. Мы оказались… полностью беззащитны.       Вместо обычных коричневых или зеленоватых нарядов на Му Цинфане было серо-стальное ханьфу с голубой и серебристой отделкой. Пусть для пиковых лордов не было обязательным ношение определенных цветов, но столь явные перемены не могли не натолкнуть главу Юэ на некие размышления.       — Мы стали пленниками в Ледяном дворце, — продолжил целитель и усмехнулся, рассеянно потирая запястье. — Меня спасло симпатичное лицо. Линьгуан-цзюнь не слишком любил людей, но любил причинять боль. Я до сих пор благодарю судьбу за то, что он был слишком брезглив и никогда не делил постель со своими рабами. Если бы это случилось, боюсь, я не смог бы выжить или лишился бы рассудка. Я слаб. За первые три дня он уничтожил всех, но это время я провел словно в тумане и почти ничего не помню. Потом пришел мой черед. Он приделал цепь к ошейнику и таскал меня за собой, как непослушного щенка. Вся одежда разлетелась клочьями после первого же удара. У него была такая плетка с очень узким хвостом, и им он выкладывал рисунки из шрамов… я не знаю, какой пейзаж он создавал на моей спине. Мне хотелось спать и было так холодно, что я почти не чувствовал тела. Боль тогда была терпимой, но однажды он ошибся и нарушил свой узор. В ярости он превратил мою спину в месиво и бросил в камеру, приковав к стене. Сначала это было даже приятно, потому что огонь от ударов стихал в объятиях холода…       Неловко обернувшись через плечо, целитель бросил долгий взгляд на неподвижного Юэ Цинъюаня.       — Мне было столько же, сколько Бинхэ сейчас. Пятнадцать. Мне было пятнадцать, а я не хотел жить. Ради развлечения демон замораживал мой рот и горло, и я не мог кричать. Однажды он отвлекся, и лед добрался до легких. Я кашлял кровавой пеной, и ци отказывалась течь в меридианах. Казалось, и она замерзла. Далеко не сразу я заметил еще одного зрителя моих унижений. Ему было лет десять, не больше. Смешной беловолосый щекастый мальчишка с ледяными глазами. Он пробрался в мою камеру и принялся пинать меня по ребрам. Он был в ярости. Обзывал мусором и совал мне в ладонь рукоять меча… древнего, великолепного родового клинка ледяных демонов. В первую секунду я подумал, что он хочет добить меня, но финального удара он так и не нанес. Я впал в забытье, а потом очнулся, завернутый в старый плащ. Мальчишка разбил мои кандалы своим мечом и тащил этот плащ за краешек. Тащил молча, упорно и зло, и только голубые глаза мерцали так холодно, что я даже не решился заговорить. Помнишь, все говорили о том, что тогдашние лорды спасли меня? Они не спасли. Никто не пошел бы в глубины земель демонов ради несчастного старшего ученика. Они просто прибыли для зачистки, потому что демоны там совсем разгулялись. Это он вывел меня, маленький ледяной демон. Отдал свой меч. Он и тогда был силен и просто обращал льдом любых врагов, которые вставали на моем пути. К вечеру он вывел меня к лордам.       Му Цинфан говорил все легче и спокойнее, словно сбрасывая с себя невыносимую тяжесть. Эта злость и многолетняя привычка врать настолько тяготила его, что сейчас даже лица его было не узнать — задумчивый взгляд тлел застарелой болью и сиял призрачным светом, а черты лица смягчились.       — Этот клинок… Его ледяные правители передают только детям либо своим спутникам, с которыми связаны их сердца. Его никогда не подарят любовнице или нелюбимой жене, или непризнанному ребенку. Этот дар должен защищать, и демон дарит его только тому, для кого готов пожертвовать всем. Искренность, которую нельзя подделать. Случайного владельца меч мигом обратит в ледяную статую. Это дар, который никому в голову не придет поднести даже невесте, пока она не завоевала уважения и не стала частью рода. Однако откуда это знать малышу? Но он отдал мне меч, а меч принял меня.       Развернувшись против солнца, Му Цинфан несколько секунд боролся с собой, а потом развязал пояс и стянул с плеч ханьфу вместе с нижней рубахой.       — Он всегда со мной, — просто объяснил он. — Все эти годы.       Сияющий абрис меча начинался чуть ниже ключичной ямки. Рукоять плавно расширялась под ключицами и плавно перетекала в узкое лезвие, заканчивающееся у пупка. Клинок казался рисунком на коже, нанесенным сияющей голубой краской. Это сияние было живое и подвижное, словно ток ци.       — Я никогда не пользовался его силой. Даже не знал, смогу ли призвать его, — Му Цинфан неторопливо скрыл обнаженную грудь и повязал пояс. — Но положение было безвыходным. В первом бою я обнажил его, чтобы спасти детей, во второй — чтобы не дать демонам вырваться из подземелий замка. Это словно фейерверк для владельца меча. Он узнал меня и пришел за мной. Принес голову… сказал, что это дар для меня. Помог уничтожить демонов и снова ушел. Я даже не узнал его… щекастый малыш превратился в огромного демона, рогатого великана с высокомерным лицом и невероятной мощью, но взгляд остался тем же самым. Именно с такими глазами он тащил меня прочь из замка.       Юэ Цинъюань выслушал его, не издавая ни звука. Он старался даже дышать как можно легче, понимая, что любой косой взгляд сейчас может ранить нараспашку раскрытую душу целителя.       Все изменилось, но стали ли они счастливее?       — Не жди от меня осуждения, шиди, — Юэ Цинъюань покачал головой и перехватил потемневший отчаянный взгляд целителя. — Я не посмею тебя осуждать. У каждого из нас есть страшное прошлое, и ты вправе хранить его в тайне, я прошу только об одном. Разобщенность погубит нас. Никто не будет относиться к тебе хуже из-за прошлого. Я не стану спрашивать, примешь ли ты такие… странные ухаживания, но я прошу не молчать. Он — демон, и он может причинить тебе боль. Я надеюсь, что ты вспомнишь о нас и попросишь помощи, когда она будет тебе необходима.       Му Цинфан отвел глаза и развел руками:       — Больше у меня нет секретов. Поговорим о настоящем? Мальчики похожи, как две капли воды из одного источника.       Выворачивание души не прошло для него бесследно, и целитель явно не желал больше говорить на эту тему.       Юэ Цинъюань снова позвал Систему, но ответа не услышал.       — Я полагаю, что они связаны кровным родством со стороны одного из родителей, — целитель потер подбородок, снова обращаясь привычно-деловитым и сосредоточенным лордом. — Есть некие общие приметы, которые иначе не объяснить.       У Су Сиянь было всего два ребенка, в этом Юэ Цинъюань не сомневался. Два, и один из них погиб, потому что иначе проклятию нечем было бы питаться. Но возраст Гунъи Сяо и Ло Бинхэ примерно совпадают, и Су Сиянь никак не могла быть матерью им двоим.       От Бинхэ Шэнь Цинцю почувствовал демоническую ауру, но вмешательства двух возрожденных людей уже настолько перекроили происходящее…       Сыном Су Сиянь и Таньлань-цзюня вполне может оказаться Гунъи Сяо, который лучше контролирует свою демоническую сущность из-за врожденного спокойствия характера и не обремененного лишениями детства. Что не отменяет демонического происхождения Ло Бинхэ.       Кто из них станет правителем демонического мира?       — У них может быть один отец?       Му Цинфан задумчиво посмотрел куда-то в потолок и неуверенно кивнул.       — Общность черт вполне могла перейти от отца. Это важно?       — Если можешь узнать, узнай, — Юэ Цинъюань с горечью осознал, что никакая ци уже не может сдерживать обычной человеческой усталости. Хотелось сползти прямо на теплый деревянный пол этой комнаты и забыться тяжелым сном, после которого все станет просто и ясно; жаль, что ничего и никогда не решается само собой.       Целитель настороженно прищурился и шагнул ближе, сжимая пальцы на запястье Юэ Цинъюаня.       — Не стоит снова повторять просьбы чаще отдыхать, верно? — поджав губы, Му Цинфан с укоризной покачал головой. — Какой толк исцелять ваши раны, если вы сами наносите себе новые?       — Я обязательно отдохну, — клятвенно заверил его Юэ Цинъюань. — Визит к Лю Цингэ можно и отложить.       Му Цинфан хмыкнул:       — Лорд Лю и страшные секреты? Звучит довольно забавно.       — У всех есть поступки, которыми мы не гордимся, — Юэ Цинъюань осторожно высвободил запястье из рук целителя. — Я понимаю, почему ты молчал. В таком тяжело признаться даже самым близким, но почему у меня сейчас такое чувство, словно ты ждешь от меня удара?       Поежившись, Му Цинфан отступил в сторону и скрыл потемневший взгляд за опущенными ресницами.       — Мне на мгновение показалось, что демоническая сущность моего… ухажера вас не смутила. Но этого не может быть.       — Не стану говорить, что мне все равно. Я могу просить тебя одуматься, но никак не могу повлиять на то, каким путем ты решишь пойти, — склонив голову, Юэ Цинъюань шагнул к двери. — Любовь — слишком странное и необъяснимое чувство.       На обратном пути ему остались только размышления о брошенных Лю Цингэ словах. Многие подозревали их с Шэнь Цинцю в связях разной степени порочности, но Юэ Цинъюань настолько привык обрывать любые разговоры и грязные домыслы, что до сих пор сам не слишком понимал, каким словом обозначить свои чувства. Две жизни, сплетенные воедино, готовность разделить любую беду и боль, жизненная необходимость выгрызть, вырвать у судьбы счастье для другого человека — можно ли это назвать любовью? Между ними нет излишнего трепета или бесконечного желания касаться. Зачем касаться части собственного тела? Ты и без того знаешь, что она на месте и в полном порядке…       Слово “любовь” подразумевает два разных сердца, которые вдруг стали биться в унисон. Это такая глупость. У них никогда не было двух сердец, оно всего одно, и бьется точно не в груди Юэ Цинъюаня.       Вернувшись, Шэнь Цинцю заперся в бамбуковой хижине, вихрем разбросал аккуратно сложенные на столе записи и зарычал в бессильной ярости.       Демоны заполонили земли вокруг пика, словно кого-то разыскивая. Они старались избегать столкновений, но срывались и нападали снова и снова; люди бежали под защиту сект, но даже все лорды и старшие ученики разом не могли уничтожить такое количество врагов.       Бинхэ преподносил сюрприз за сюрпризом, и Шэнь Цинцю несколько лет жизни отдал бы, чтобы этих сюрпризов стало как можно меньше: не слишком много лет, разумеется, но пару точно бы отдал. Демоническая кровь в юноше звучала едва слышной, но вполне ощутимой ноткой. После недолгих размышлений Шэнь Цинцю решил оставить эту тайну между ними с Юэ Цинъюанем. Вряд ли Бинхэ сам знает о своем прошлом, да и кровь может вовсе никогда не проснуться. Не стоит спускать всех собак на юнца только за его происхождение…       Размышления Шэнь Цинцю прервал решительный стук в дверь. Хрупкая хижина едва ходуном не заходила от такого напора, а дверь жалобно скрипнула.       На пороге стоял решительный и бледный Лю Цингэ. В руках он держал очередной веер и сжимал изящный аксессуар, словно рукоять меча; в глазах бога Войны горело столь неугасимое пламя, что в первую секунду Шэнь Цинцю даже испугался.       Пик в опасности? Вокруг враги? Что-то с Ци-гэ? Откуда столько печальной торжественности на лице шиди?       — Шэнь Цинцю, — отрывисто выплюнул Лю Цингэ и пошел вперед. Ошарашенный Шэнь Цинцю молча попятился, впуская его.       — Шиди? Что-то случилось? — осторожно уточнил он, оглядывая белоснежное одеяние и убранные в высокий хвост гладкие темные пряди.       — У тебя не было веера. Ты беспокоен без него. Обычно глава Юэ дает тебе один из своих запасов, но не сегодня. А еще я должен извиниться за свое поведение.       Выдав всю тираду удивительно сухим и неэмоциональным тоном, Лю Цингэ протянул веер и трогательно заалел целиком — от шеи до кончиков идеальных ушей. Опустив глаза, он решительно всунул веер в руки Шэнь Цинцю и сглотнул.       — Глава Юэ сейчас озабочен не моими веерами, — пробормотал Шэнь Цинцю и осторожно принял изрядно измятый дар. — Шиди, благодарю, но все это…       Глубоко вздохнув, Лю Цингэ подался вперед и в последнюю секунду зажмурился, прижимаясь губами к губам Шэнь Цинцю. Он обеими руками обхватил узкое прохладное тело, скрытое слоями гладкого шелка. В поцелуях лорд явно был новичком — он звучно стукнулся зубами о зубы и замер, боясь пошевелиться. На него обрушилась волна невероятных эмоций, которых было слишком много для соприкосновения крошечных участков кожи.       В себя его привела острая боль в правом глазу.       Шэнь Цинцю играючи вывернулся из цепких объятий и прижал сложенный веер к веку Лю Цингэ, в любую секунду готовый перейти в нападение.       — Я сейчас воткну этот веер до самого затылка, шиди, — прошипел он, лихорадочно вытирая губы. — Что это было?!       Лю Цингэ осторожно ухватил веер двумя пальцами и отвел в сторону. Он тяжело дышал, а на лице расцвели багровые пятна. Молча стоя посреди светлой комнаты, он впервые совершенно не знал, куда деть руки и куда деться самому.       Взмахнув рукавами, Шэнь Цинцю закрыл глаза и глубоко вздохнул, борясь с желанием выйти из хижины и закричать с такой силой, чтобы весь бамбук вокруг высох и рассыпался в пыль.       — Позволь мне кое-что объяснить тебе, шиди, — ровно заговорил он и на всякий случай отступил еще на несколько шагов. Мутный взгляд Лю Цингэ не внушал ему доверия. — Ты заботлив, внимателен, решителен и не привык задавать вопросов, а еще очень любишь решать все за других. Мне очень лестно, что именно я смог пробудить в тебе интерес к… иной стороне жизни, но эта сторона жизни очень для меня неудобна.       Заложив руки за спину, Шэнь Цинцю принялся вышагивать по хижине, словно проводя очередной урок.       — Я не подпускаю к себе людей, шиди. Никаких. И тебя не подпущу, а если тебе и удастся завоевать мое доверие, то это случится очень нескоро. Думаю, о некоторых сложностях мужской любви ты до сих пор не знаешь, но ты не можешь не знать кое о чем другом. Ты — выходец знатного рода. Готов ли ты к такому возмущению, какое обрушится на тебя, выбери ты в свои спутники мужчину? Семья важна для тебя, и с ними тебе придется воевать многие годы. Хорошо, предположим, твоя семья будет совершенно не против, что ты приведешь домой мужчину, но какого мужчину? Опасного двуличного лорда с темным прошлым, шлюху без рода и племени, ядовитого гада, который только и может, что совращать мужчин и пользоваться их влиянием. Долго ли ты сможешь терпеть такое отношение к себе и своей паре? Даже если преодолеть все эти трудности с честью, останется самая большая проблема. Мы. Мы — вот самая большая проблема, шиди. Ты не умеешь подчиняться и никогда не станешь мягче, и я не стану тоже. После короткого периода романтики мы станем воевать, как два древних полководца, а дом наш превратится в поле брани. Ты станешь ограничивать меня и попытаешься заставить вести тихую размеренную жизнь, шаг за шагом отодвигая от меня Юэ Цинъюаня, потому что просто не потерпишь такой близкой дружбы, какая между нами. Не потерпишь, но я не дам тебе этого сделать, потому что я тоже не умею уступать, шиди. Любовь не преодолевает все трудности, Лю Цингэ. Она не отменяет нашего опыта, наших характеров и стремлений, нашего прошлого, она не отменяет ничего. Она просто временно завяжет нам глаза, а после мы останемся разбитыми и с ненавистью в сердцах. Я очень ценю тебя как брата, Цингэ. Я не готов портить хорошую дружбу плохой любовью. А теперь прошу тебя — не говори ничего. Просто выйди и покинь мой пик, подумай о том, что я сказал тебе, и постарайся это обдумать. Хорошо?       Лю Цингэ молча развернулся и чеканным шагом вышел из хижины, напоследок громко хлопнув дверью.