Мы поставим этот мир на колени

      Школу закрутил водоворот странных и пугающих событий. Ветер перемен оказался внезапным и принес с собой предчувствие скорой беды, до самых костей пронизывая заклинателей мертвенным холодом.       Шэнь Цинцю пожертвовал собой и спас из Бездны своего ученика, но угодил туда сам и остался жив. Никто из лордов не делал заявлений и не спешил открывать истину, и сплетни расходились одна чудовищнее другой.       Говорили, что Шан Цинхуа погиб, защищая слабых. Говорили, что Шан Цинхуа — просто жертва, с помощью которой была открыта Бездна. Только верхушка пиков была в курсе истинного положения дел и мысленно поминала недобрым словом робкого и неприметного лорда, принесшего не только пользу своим служением сразу двум хозяевам, но и великий вред.       В любой грязной игре хорош не тот, кто останется самым чистым, а тот, чьи поступки будут полезнее победившей стороне.       Бинхэ старался никому не показываться на глаза. Говорили, что демоны могут менять свой облик и принимать человеческий вид, но кровь, запертая много-много лет, бунтовала и требовала свободы. То отрастающий, то пропадающий хвост сердито бил по ногам Бинхэ и окружающей мебели, острейшие клыки ранили мгновенно затягивающиеся губы, а пульсирующие чистым огнем глаза сияли, словно два фонаря. В таком виде его посещали только Минъянь, Гунъи Сяо и Мин Фань. Юэ Цинъюань зашел только однажды — он был бледен и без лишних разговоров выдал Бинхэ экземпляр рукописи Шэнь Цинцю о демонических землях.       Никто, кроме лорда пика Цинцзин, не мог рассказать больше о демонах и их иерархии, никто не смог бы так подробно изложить основные правила и законы. Оставалось надеяться, что знания помогут самому Шэнь Цинцю.       На подготовку глава Юэ выделил два дня. Этого должно было хватить, чтобы Бинхэ хоть немного освоился, а Му Цинфан успел подготовить все необходимое. Сам глава без обезболивающих сборов не мог и шагу ступить, а сердитый Лю Цингэ бродил за ним следом, едва не наступая на пятки. Стоит ему уехать, и вся тяжесть рухнет на лишившегося всякой опоры Юэ Цинъюаня. Это приводило Бога войны в бешенство, но иного выхода придумать он не смог.       После долгих споров пик Шан Цинхуа решено было передать в руки Мин Фаня, оставив Гунъи Сяо рядом с ним в качестве помощника. Оба были в ранге старших учеников, и Юэ Цинъюань посчитал, что такая практика им не помешает. На поиски нового лорда не было ни времени, ни сил.       О демонической сущности Гунъи Сяо все словно позабыли, чем немало смутили самого юношу. Он едва смирился со своим настоящим происхождением, видел пугающее превращение Бинхэ и готов был повторить его путь, но его кровь молчала.       Му Цинфан заперся на своем пике и тоже не показывался. Он лихорадочно составлял новые сборы, которые могли помочь в темных землях. Он работал от рассвета до заката и надолго засиживался при свете тусклой свечи, едва успевая перехватить несколько часов сна. Чем дольше Шэнь Цинцю находится в Бездне, тем меньше у него шансов выбраться. Нужно собрать те зелья, которые помогут спасти его даже в случае самых ужасающих травм…       Иногда целитель замирал, слепо глядя в пустоту, но быстро приходил в себя. Сейчас не время беспокоиться о своем поцарапанном сердце.       На исходе второго дня по телу прошелся знакомый холодок. Му Цинфан выпустил из рук склянку и стремительно обернулся, выставив перед собой меч.       В глубине комнаты стоял ледяной демон и смотрел исподлобья, тяжело и жадно; губы его кривились, словно он никак не решался заговорить. Плечи его скрывал глухой темный плащ, и несимметричность так остро бросилась в глаза, что целитель невольно вздохнул, отслеживая под тканью обрубок плеча.       — Зачем пришел? — ровно спросил целитель, на всякий случай недвусмысленно покачивая мечом прямо перед собой.       Мобэй шагнул вперед, не сводя пронзительно-голубых глаз с лица Му Цинфана. Он подходил все ближе и ближе, а целитель отступал; упершись бедром в стол, Му Цинфан замер и поднял клинок на уровень шеи Мобэя.       Острие пробило плотную ткань и впилось выше ключицы.       — Уходи, — вибрирующим от злости голосом предупредил Му Цинфан. — Просто уходи и забудь сюда дорогу.       В глазах Мобэя что-то дрогнуло, словно хрупкая корочка льда пошла трещинами. Ладонью обхватив острие, он отодвинул его в сторону и опустился на колени, продолжая смотреть снизу вверх тяжело и отчаянно. С порезанной ладони на пол закапала кровь, и Му Цинфан с дрожью заметил, насколько она похожа на человеческую.       — Что ты делаешь?       Му Цинфан совершенно растерялся. Если бы Мобэй напал или заговорил, можно было ответить ударом на удар, словом на слово, но демон словно пришел сдаваться в плен.       — Что ты делаешь? — повторил целитель, и меч задрожал в опущенной руке. — Думаешь, можешь предать меня, а потом врываться вот так с виноватым лицом?       Гнев, неверие, напряжение последних дней бешеным потоком хлынули наружу, и целитель с силой толкнул Мобэя в плечо, опрокидывая на пол.       Демон упал, не попытавшись защититься или избежать удара — только скривился, по привычке попытавшись опереться на руки. Культя дернулась, и весь гнев Му Цинфана превратился в одно сплошное отчаяние.       — Просто… просто уходи, хорошо? — сбивчиво забормотал он, глядя в сторону и старательно избегая взгляда демона. — Нам больше нечего друг другу сказать.       — Есть, — Мобэй едва заметно качнул головой и сел, подобрав под себя ноги. — Мне есть что сказать. Я пришел попросить прощения.       — За предательство не просят прощения. Ты выбрал своих, и это… наверняка это правильно. Просто уходи, слышишь?!.       — Я не выбрал своих, — Мобэй запрокинул голову, и голубая отметина между его бровей засияла ярче. Он говорил медленно и сосредоточенно, с трудом подбирая слова. — Слово повелителя — закон. Во мне… его кровь. Я не могу ослушаться приказа. Мне повезло, что он не знает о тебе и не приказал убить тебя.       — И ты убил бы? — Му Цинфан безуспешно попытался удержать слова на кончике языка, но те слетели так быстро, что даже невозмутимый вид сделать не вышло. Боль хлестала через края, как кровь из смертельно глубокой раны.       — Как я могу, — Мобэй улыбнулся одними уголками рта, но глаза его остались серьезными и спокойными, как водная гладь. — Даже если он прикажет тебя убить, я всегда успею убить себя раньше.       В этих словах не было ни шутливости, ни показной бравады — ровно и безучастно, словно о погоде, один из сильнейших демонов признавался в своем полном бессилии и готовности умереть за жалкого человека.       — Мой меч, — помедлив, Мобэй глазами указал на сокрытый под одеждами льдистый клинок. — Если что-то случится и я вдруг не смогу… он оборвет мою жизнь.       — Это же твой клинок, — Му Цинфан ощутил легкий холодок и сквозь ткань коснулся груди. — Как он может убить тебя?       — Я подчиняюсь повелителю, его кровь в моих венах. Меч подчиняется мне. Я приказал только защищать тебя, но не служить мне.       — Почему ты не пришел раньше? — горечь подступила под самое горло. Му Цинфан тоже опустился на пол, не в силах больше выносить этот неподвижный взгляд, который говорил куда больше слов. — Неужели ты не мог предупредить?       Мобэй только отрицательно покачал головой и сгорбился.       — Повелитель держал меня при себе.       — Это навсегда?       Му Цинфан решился наконец задать вопрос и осторожно коснулся поврежденного плеча. Демон замер и зажмурился, перестав дышать.       Решив, что причиняет слишком сильную боль, целитель попытался отдернуть ладонь, но Мобэй осторожно накрыл его руку своей.       — Отрастет, — хрипло бросил он и осторожно погладил тонкие пальцы. — Прости. Прости. Нельзя ломать, не хочу, но и справиться с ним не выходит. Он слишком силен.       — Кто?       Мобэй замялся и посмотрел так жалобно, что у целителя сердце зашлось от нежности пополам с раздражением. Подальше отодвинув отброшенный меч, демон медленно подполз ближе и лег, пристроив тяжелую рогатую голову на колени Му Цинфана.       — Тяньлан-цзюнь, — мрачно пробормотал он и зажмурился, подставляясь под ладонь, как огромный кот. — Повелитель пламени, последний король демонов.       — Таньлан-цзюнь мертв, — неуверенно возразил Му Цинфан. — Глава Юэ…       — Главе Юэ следует быть осторожным, — Мобэй открыл глаза, и зрачки его стянулись в две крошечные точки. — Глава Юэ силен, он уже тогда был равен правителю, но Таньлан-цзюнь куда хитрее. Они бились на равных. В полную силу.       — Погоди, — целитель нахмурился и рассеянно почесал кончик носа, вспоминая все предыдущие разговоры. — Если с врагом можно биться на равных?..       — Восторг. Счастье. Влечение, — лаконично пояснил демон. — Для правителя глава Юэ — самый ценный трофей, будущий любовник. Телесные желания слишком важны для нас, а чем сильнее демон, тем труднее ему найти равную пару. Он будет искать встречи и привлекать внимание так, как привыкли делать мы. Любви в этом нет, это… другое. Но это может стать началом любви или великой бойни.       — Но почему он жив?       Мобэй приподнялся и перехватил ладонь Му Цинфана, которой тот в расстройстве трепал свою прическу. Улегшись обратно и водрузив ладонь на собственный лоб, демон невнятно пробормотал:       — Пока хоть в одном слуге течет капля его крови, правитель будет жить. Если убить его, то вскоре тело одного из порабощенных станет новым телом Таньлан-цзюня и примет его черты. Ему понадобится много лет, но он вернется, он всегда возвращается. Только новый повелитель демонов может убить предыдущего и забрать его силу вместе с жизнью.       — Следующим сосудом для него мог стать ты?       Мобэй помолчал и неохотно кивнул.       — Мог бы стать, но был слишком мал. Сильнейший демон рода Ша стал новым телом правителя. Правитель гневается — тело сильно, но не имеет склонности к огню. Ему пришлось превратиться в Повелителя теней, но он стал от этого только опаснее.       У Му Цинфана голова пошла кругом. Помолчав мгновение, он уточнил:       — Я могу рассказать об этом главе Юэ?       Мобэй с недоверием прищурился.       — Я пришел рассказать, чтобы рассказал ты, — медленно объяснил он и потерся головой о живот целителя. — Искупить. Я не могу не подчиниться, но и рабом его не стану. Ша Хуалин он сделал своей наложницей, горда ли она? На уме у нее только ваш лорд. Вы меняете нас, мы меняемся из-за вас день за днем. Раньше демоны считали людей мусором или едой, но вы бываете сильнее нас и страшнее нас. До тебя… всего было слишком мало. Бой длиной в целую жизнь, награда за который мне не нужна.       — Быть может, все вместе мы что-нибудь придумаем, — вздохнул Му Цинфан и недовольно поерзал. — Даже голова у тебя слишком тяжелая, поднимайся.       Посмотрев на целителя ясным и невинным взглядом, демон приподнял обрубок плеча:       — Я ранен, — скорбно сообщил он и для верности хвостом обмотал запястье Му Цинфана. — Пожалей меня?       Целитель только тяжело вздохнул.              Боль — единственное, что окружало Юэ Цинъюаня.       Бесконечная и беспросветная боль возвела вокруг него высокие стены, сквозь которые совсем не видно было света. Человек не должен испытывать таких мучений, его человек не должен так страдать!..       Оставалось только надеяться, что забираемая половина боли даст А-Цзю больше времени и сил. Он забрал бы все, но совсем лишать человека боли неправильно — он может стать безрассудным и скорым на действия, но совсем не обдумывать их последствия.       Первый удар едва не вытряхнул душу Юэ Цинъюаня обратно во тьму, в которой он оказался после первой своей смерти, однако с помощью Му Цинфана ему удалось вернуться. Он старался не думать о том, что сейчас происходит с Шэнь Цинцю, но и не думать об этом не мог.       Однако на исходе второго дня случился еще один удар.       Внутри у Юэ Цинъюаня что-то словно с треском лопнуло, как перезревший плод, и по телу пополз холод. Словно разом потухло солнце и все тепло исчезло, не оставив даже надежды; сердце стянуло тугой петлей, не давая вдохнуть.       Теперь не запястье стало местом их связи — весь Юэ Цинъюань вибрировал в едином ритме с канувшим в Бездну братом, словно не было между ними ни расстояния, ни даже крошечного промежутка. Единое целое кровоточило и мучилось, отчаянно вожделея хоть на минуту ощутить покой.       Тьма снова заволокла глаза, и глава Юэ едва успел ухватиться за стену, с трудом пережидая отчаяние и боль. Удержаться на ногах ему не удалось, и он медленно сполз на пол, спиной ощущая прохладу камня. По подбородку потекло горячее и соленое, но боль от прокушенной губы на фоне страданий А-Цзю была слишком ничтожна.       Мир вокруг мигнул в последний раз и погас, погружая сознание в ватную тишину. Одно крошечное мгновение Юэ Цинъюань еще ощущал собственное тело, тяжело заваливающееся набок, но вскоре пропало и это чувство.       Вот и все. Либо не выдержало его сердце, либо А-Цзю…       Он хотел бы забрать больше.       “Господин? — неловкий хрипловатый женский голос просочился в уши, как когда-то Система. — Уважаемый могучий… заклинатель? Глава… Юэ?”       Этот голос был живым и человеческим, но что таким голосам делать в посмертии среди равнодушных богов?       “Система? — равнодушно спросил Юэ Цинъюань. — Ты обещала уйти.”       Оставьте ему немного покоя хотя бы по эту сторону. Он слишком устал.       “Она ушла, — голос зачастил торопливо, сбиваясь на грубоватый говор. — Я — не она. Я пришла попросить… Попросить вас об одолжении. Раньше я смогла попасть только к одному заклинателю, но вы убили его.”       “Я уже мертв. Какое тебе нужно одолжение? — искренне удивился Юэ Цинъюань. — Если ты хочешь снова меня воскресить…”       Червяк в червяке, вдруг мелькнуло у него в голове. У Системы есть паразит.       “Я не могу вас воскресить, — голос шумно вздохнул. — Я просто оказалась здесь и могла говорить только с тем стариком, которого вы убили, и то прятаться приходилось… а до вас только сейчас достучалась, когда Системы больше нет. И вы не мертвый, совсем нет, просто тело не справилось.”       “Так чего ты хочешь от меня?”       Он еще не мертв. Где-то в самой глубине души затеплился огонек, но он был таким крошечным и жалким, что окружающей тьме и безразличию ничего не стоило погасить его.       Голос помолчал, а потом заговорил сухо и болезненно. Слова рассыпались, словно бусины из разорванного ожерелья.       “Тот старик… я просила не трогать Бинхэ, и он подчинился, но поговорить не позволил. Могу ли я попросить вас передать послание моему сыну? Я так много не успела сказать ему, а теперь… Теперь я застряла здесь и знаю, как жизнь за жизнью он превращается в чудовище и несет только боль и страдания. Наверное, я была не слишком хорошей матерью…”       “Су Сиянь? — Юэ Цинъюань ощутил, как картинка рассыпается на части и снова складывается заново. Этот грубый неправильный выговор никак не мог принадлежать той надменной юной красавице, какой была Су Сиянь. — Твой дух заблудился в посмертии?”       “Су Сиянь? — недоуменно переспросил голос. — Ах, что вы. Как я могу сравниться с заклинательницей, что могла одной рукой небо заслонить! Жизнь не была к ней благосклонна, как и ко мне… Меня звали Ма Юй, и была я простой прачкой. Но я не хотела оставлять своего сына в одиночестве так рано. Да простят меня небеса, я и правда не хотела уходить. Я прошу вас передать кое-что Бинхэ, чтобы он не держал на меня обиды. В обмен я покажу вам то, что покажется вам куда страшнее смерти.”       Любая жизнь страшнее смерти, подумал Юэ Цинъюань и усмехнулся. Любая жизнь тащит за собой такой хвост боли и бед, что смерть покажется избавлением.       Однако они все еще живы и отчаянно цепляются за свое существование, как будто мир не заметит их отсутствия. Цепляются окровавленными пальцами за светлые моменты и память о людях, которые были дороги.       “Ты можешь просто поговорить с ним через меня.”       “Он такой большой вырос, — с нежностью пробормотала Ма Юй. — Такой красивый и сильный. Я им так горжусь… Не дайте ему стать плохим, хорошо? Это каждый раз приводит мир к концу. Я снова и снова прихожу вместе с ним в новую жизнь, забываю все и ращу его, чтобы в конце концов оставить. Он не должен быть один. Пойдемте, я покажу вам. Вы все поймете.”       Темнота перед глазами Юэ Цинъюаня поредела, но свет исходил только из двух странных окошек — узких и длинных, словно листья. Окна вдруг потемнели, словно их шторами накрыло, и снова посветлели.       Глаза, с ужасом понял Юэ Цинъюань. Он смотрел изнутри на чьи-то глаза, словно голова — это пустой дом, в который можно зайти и прогуляться от стены к стене, смахивая паутину.       “Где мы? — едва слышно спросил он, опасаясь привлекать к себе внимание. — Кто этот человек?       “Это Создатель, — печально проговорила прачка и вдруг тихонько хихикнула. — Он — само зло.”       Создатель? Бог? Разве может бог умирать от старости?       “Подожди минутку, — Юэ Цинъюань остановил Ма Юй на полуслове. Будь у него голова, она бы закружилась, но его тело в счастливом неведении лежало где-то в коридорах секты. — Разве может одно существо создать целый мир? Какова его мощь и почему он зло?”       “Он написал о том, как мой сын уничтожает мир. Сочинил мою смерть, чтобы сыну было больнее, заставил вас умирать от тысячи стрел, а вашего брата обрек на ужасающие мучения и пытки. Он создал нас, даже не понимая, что мы живые. Он делает нам больно ради собственного удовольствия… Только однажды все изменилось — когда он сам стал частью своей истории. Тут минул один миг, а там прошла целая жизнь. Он провел ее вместе с возлюбленным и был счастлив, а потом вернулся сюда. В этом мире у него нет ни любви, ни заботы, только дряхлое тело да дырявый, на части рассыпающийся разум. У него есть собственный мир, но он больше не может туда попасть, а реальный мир его пугает и приносит только боль. Он озлоблен и погружен в свои больные грезы. Он умирает.”       Окна чужих глаз медленно погасли и снова разгорелись мертвенным светом. В них виднелись силуэты людей в белых халатах, напомнивших главе Юэ пик целителей.       “С ним нельзя говорить, но можно кричать, и эхо принесет тебе ответ, — деловито объяснила прачка и вздохнула. — Я так долго пробыла в его голове, что знаю его лучше себя. Он придумал себе возлюбленного, провел с ним одну жизнь и больше никогда, ни одного разочка не дал ему ни любви, ни тепла. Он так ревновал, что бедный демон из жизни в жизнь оставался никому ненужной кровожадной ледышкой. А теперь у него совсем прохудилась крыша, и он редко приходит в себя. В те моменты, когда его рассудок крепнет, очередные миры начинают катиться по накатанному пути, и мой сын становится злее, а ваш брат вдруг начинает исходить ядом почище любой змеи. В этом нет их вины, они никогда не вели бы себя так, если бы не Создатель. Озлобленный озабоченный старик только и думал целыми днями, что о крови, смертях и бессмысленных соитиях, а мысли его тянули очередной мир в бездну. Только знаете что? Пусть я уже и мертва, но и он скоро умрет. Он умрет, и все мы станем свободными. И в следующей жизни я не оставлю своего сына, если вдруг найду его на той реке. Ни за что не оставлю…”