Мы поставим этот мир на колени

      Сначала Бинхэ показалось, что весь мир вокруг изменился. Только спустя сутки он осознал, что и с миром, и с ним самим все в порядке.       С него словно сдернули плотную ткань, которой укрыли все его чувства, как ценную статую от пыли. Все вокруг оказалось таким ярким, острым и желанным, что у Бинхэ дрожали пальцы и чесалось в основании клыков. Каждый предмет, попадающийся на его пути, оказывался совсем не таким, каким казался раньше. Кожей Бинхэ ощущал его структуру и температуру, чуял тончайшие оттенки запахов и различал такие нежные переливы цветов, о которых прежде и представления не имел.       Все было слишком холодным. Ему не хватало тепла и вдруг перестало хватать пищи; он ел и никак не мог насытиться, только зуд в челюстях утихомиривал на какое-то время и снова ощущал сосущее чувство голода.       Страшнее всего оказалось встречать друзей.       От Лю Минъянь пахло застарелым страхом и тоской, а еще совсем чуть-чуть — полевыми цветами; на пальцах ее оставался запах Гунъи Сяо и полз вслед за ней, как змея. Этот запах будоражил и вызывал желание зарычать.       Не человек, но и не демон. Брат и соперник, родная кровь и тот, кого лучше держать на расстоянии.       Сам Гунъи Сяо не показывал ни недовольства, ни зависти, но и от него кисло тянуло страхом и совсем немного — разочарованием.       Запахи превратились в настоящую карту, в написанные прямо в воздухе истории о том, кто, когда и в каком настроении проходил рядом или задумчиво стоял у окна. Острее всего Бинхэ чувствовал Мин Фаня и вместе с тем только его чувств различить не мог.       После того внезапного поцелуя мир покатился в пропасть, и стало не до влюбленностей и робких взглядов. Теперь же…       Слишком много всего навалилось в последнее время. Открытое признание от того, кого Бинхэ вообще никогда не воспринимал как свою будущую пару, невозможный, самоубийственный поступок Шэнь Цинцю, ужас от осознания — учитель погиб, погиб! — облегчение от слов Юэ Цинъюаня, безумная трансформация в демона…       Трансформация занимала самое последнее место в списке странных событий. Она почти не изменила его суть, почти не затронула разум. Почти.       Теперь все окружающие люди стали проще и вместе с тем непонятнее, а вот физические потребности воспринимались невероятно важными. Коснуться, вдохнуть запах, распробовать на вкус, услышать голос, поймать отголосок эмоций — все это казалось единственно нужным и бесконечно приятным.       Изменения тела затронули и привычки. Бинхэ спал куда меньше, двигался и ел — больше, и десятой стороной обходил те пути, которыми ходил Юэ Цинъюань.       Впервые по случайности шагнув в коридор, где до этого проходил глава Юэ, Бинхэ ощутил сильнейший удар где-то внутри головы. Казалось, его мозг разорвало на части. С остановившимся взглядом юноша привалился к стене, не имея возможности даже двинуться с места.       Его закрутило в таком море боли и отчаяния, какого он не мог и вообразить. Темные непрозрачные волны накрывали его с головой, тени тянули со дна бесплотные руки и хватали его, утягивая за собой; дыхание сперло, и слезы слитным потоком потекли по щекам. Ему не хватало сил даже всхлипнуть — только молча тонуть да ощущать среди этих волн тонкий запах бамбука и зелень знакомых глаз.       Бинхэ думал о том, как в сиянии славы пройдет демонические земли из конца в конец, заставив каждого встречного склониться перед ним. Плод союза сильнейшей заклинательницы и правителя демонов, он был молод, хорош собой и имел огромные возможности. Он воображал, как спустится в Бездну и найдет учителя — измученного, израненного и живого, как улыбнется и протянет руку, а Шэнь Цинцю проворчит, что этот ученик шел слишком долго. Как они вместе вернутся на пик, и всю дорогу Шэнь Цинцю будет спокойно спать, прижимаясь к его груди…       Все это было так волнующе и сладко, и Бинхэ действительно казалось, что вот это — любовь. Самая чистая и искренняя, на которую он способен.       Однако пробудившаяся демоническая кровь швырнула его лицом о камни горя в душе Юэ Цинъюаня, и Бинхэ ослеп, оглох и рассыпался в волнах этой ужасающей мощи.       Разве могут чувства вообще быть такими? Разве такое возможно?       Собственные чувства показались Бинхэ красивой картиной на стене его разума, на которую он время от времени поглядывает, но спокойно живет и без нее. Эта любовь украшала его жизнь, но не была ее центром, давно уже не была.       Либо он, Бинхэ, не умеет любить, либо чувства Юэ Цинъюаня не влезают в рамки определений, раздирая их в клочья.       Пока он умирал от чувств, прятал пылающее лицо и страдал от весенних снов, сходя с ума и едва дыша от волнения, другие могли чувствовать… вот это? Чувствовать и спокойно заниматься делами, улыбаться, видеться с учителем, не показывая всей той бесконечности, которая плещется внутри? Не хватать Шэнь Цинцю в охапку, не прятать его в подвалах, скрывая от всего мира, не заявлять на него права, убивая каждого, кто посмотрит косо?!       Почему чувства самого Бинхэ, казавшиеся совершенно невыносимыми, оказались на деле такими крошечными и плоскими, как лужа после короткого дождя?       Бинхэ ощутил вдруг, как сложенный внутри него хрустальный дворец из самых теплых чувств со звоном рушится, освобождая место чему-то новому. Он станет сильным, он спасет учителя, только разве он не оскорбит его своей крошечной бестолковой любовью?       У него, Бинхэ, в руках словно оказалась суховатая колючая ветка какого-то сорного растения, которая казалась ему прекрасной розой только потому, что других растений он отродясь не видел. Он тянулся с этой веткой навстречу Шэнь Цинцю, надеясь впечатлить его, но однажды заглянул в чужой сад.       Заглянул и увидел целое море роз и хризантем, нежных подснежников и гибких лотосов. Бесконечное великолепие, много-много лет выращиваемое только ради одного человека, которого Бинхэ наделся осчастливить своим колючим сорняком.       А ведь для Мин Фаня наверняка эта сушеная ветка показалась бы самым восхитительным цветком на всем белом свете…       От этих мыслей Бинхэ окончательно пал духом и потряс головой, надеясь вытряхнуть их через уши. С чего он взял, что Мин Фань вообще в него влюблен? Быть может, в нем тоже всего одна крошечная веточка, которую юноша и попытался отдать Бинхэ, не слишком разбираясь в глубине своих чувств?       Тогда они в совершенно равных ситуациях, влюбленные слишком слабо, слишком ненужные, чтобы их заметили.       Может ли в сердце Бинхэ расцвести такой же цветущий сад, может ли там появиться такое же глубокое море? Если отдать бедную ветку в руки заботливые и любящие, то смогут ли они вдвоем вырастить что-то огромное и прекрасное?       Слишком много обиды и пустой суеты было в его разуме. Кажется, для огромных чувств там просто не было места — слишком много Бинхэ было в самом Бинхэ.       Шэнь Цинцю был беспокойным лордом и часто попадал в опасные ситуации, которые вредили его здоровью. Стал бы Бинхэ молча забирать половину его боли, не пытаясь остановить и ограничить, не осыпая упреками?       Знал ли сам учитель, сколько страданий он перекладывает на чужие плечи?       Вопросы без ответов бились внутри, не давая собраться. Многое оказалось скрыто и открылось только сейчас, и наверняка даже это было лишь вершиной айсберга.       Разбираться с новыми способностями ему было некогда. Два дня сборов подходили к концу, и им оставалось только взять подготовленные другими лордами вещи и зелья и отправиться к границе.       Проводы были торопливыми и скомканными. Солнце едва коснулось горизонта, когда они спустились к главным воротам, где их ожидали оседланные кони. Стоило поберечь силы хотя бы на человеческих землях и преодолеть их на быстроногих скакунах, чтобы к демоническим землям подойти во всеоружии и дальше двигаться на мечах или любом транспорте, который удастся отыскать у демонов.       Му Цинфан неловко сунул в руки Бинхэ туго набитый кошель и мешок, наполненный травами.       — Если найдете Цинцю… Когда найдете Цинцю, — поправился он. — Все свертки внутри подписаны, там нет только того, что спасет от смерти. Все остальное я смогу вылечить, просто верните его домой. А здесь немного демонических денег, чем дальше от границы, тем меньше у вас будет шансов что-то купить на наши монеты.       Он отвел взгляд и отступил в сторону, пропуская Лю Минъянь. Девушка несколько мгновений смотрела в лицо Бинхэ, словно запоминая каждую черточку, потом порывисто обняла его и мгновенно отстранилась. Бинхэ едва не потянулся вслед за ней, но вовремя опомнился и натянуто улыбнулся, стараясь не показывать клыков.       — Демон… надо же, — пробормотала она едва слышно. — Береги там себя, хорошо, братец?       Услышав это обращение, Бинхэ понял, кого же не хватает.       — А где лорд Лю? — нахмурившись, он оглядел небольшую кучку собравшихся.       Минъянь тихо хихикнула и обменялась понимающими взглядами с Гунъи Сяо.       — Ему надо… кое с кем попрощаться, — со вздохом объяснила она. — Уже должен вернуться.       Мин Фань ободряюще кивнул Бинхэ, но подойти не попытался. Что-то внутри екнуло и оборвалось при виде его взгляда. В нем больше не было той отчаянной решимости, и Бинхэ вдруг подумал, что его демонические корни только на словах не будут иметь значения.       Лю Цингэ появился с первыми лучами солнца и молча взобрался в седло. Он был сосредоточен и чуточку мрачен.       Последним появился Юэ Цинъюань. Он болезненно щурился, но продолжал улыбаться. При виде этой улыбки у Бинхэ все нутро наизнанку выворачивало, а в голове били тревожные колокола. Он словно лишился кожи в том коридоре, обнажив все нервы, и теперь боялся ненароком провалиться снова в то бесконечное море чужой любви и готовности умереть.       Глава Юэ молча протянул Лю Цингэ небольшой медальон. Внутри прозрачного круглого камня на длинной цепочке вспыхивало крошечное зеленоватое солнце.       — Здесь будет биться мой пульс, — спокойно объяснил Юэ Цинъюань в ответ на недоумевающий взгляд Лю Цингэ. — Если огонек погаснет… возвращайтесь.       Повисло тяжелое молчание. Ци Цинци повела плечами, словно ей вдруг стало холодно. Му Цинфан переборол свою неловкость и смотрел на отбывающих с горечью и надеждой; глава Юэ казался пустой оболочкой, из которой изъяли душу и оставили где-то на краю света, откуда ее не дозваться.       Мин Фань и Гунъи Сяо красовались в новеньких нарядах пика Аньдин, готовые тащить на своих плечах тяготы обеспечения школы всем необходимым. Лю Минъянь казалась немного нервной и отстраненной и даже с братом попрощалась сухо.       — Ни к чему время тянуть, — заявил Лю Цингэ и натянул поводья, вынуждая могучего светлого жеребца подняться на дыбы. — Едем.       Бинхэ молча накинул на голову глубокий капюшон. Лоб его охватывала повязка, под которой пряталась огненная метка.       До границы впереди будет Лю Цингэ, а ему придется прятать глаза и наросты, обезобразившие голову; после границы уже пиковому лорду придется скрывать свою внешность, а Бинхэ сможет наконец скинуть повязки.       — Вернитесь втроем, пожалуйста, — подал голос Му Цинфан и ожесточенно заморгал. — И еще…       Целитель достал небольшой темный флакон, секунду смотрел на него, а потом передал Лю Цингэ.       — Это яд. Сильный и не имеющий никаких противоядий. Если вдруг случится так, что ваши силы окажутся запечатаны… Одна капля в еду, питье или просто в рот. Он заморозит вашего врага изнутри, и никакие демонические силы его не спасут, яд убьет его быстро и безболезненно. Однако если его капнуть прямо на кожу, то тело покроет непробиваемая корка льда. Этот лед сохранит тело, остановит кровотечение и погрузит пострадавшего в целебный сон на несколько недель, это позволит вам… доставить Шэнь Цинцю сюда, если шансов останется совсем мало.       Невысказанное “если Шэнь Цинцю пострадал настолько, что милосерднее будет подарить ему смерть” повисло в воздухе, но никто так и не решился произнести эти опасения вслух.       — Мой учитель — боец, — мрачно бросил Бинхэ. — Он будет бороться до последнего. Он не сдастся.       Му Цинфан кивнул и улыбнулся.       — Все, достаточно, — Лю Цингэ небрежно засунул флакон в седельную сумку и покосился на Бинхэ. — Мы вернемся как можно скорее. Глава Юэ, постарайся не умереть — у меня никакого желания становиться главой школы, оставь эти развлечения себе. Минъянь, развалишь мой пик — отправлю домой печь пироги и вышивать, поняла?       — Поняла, — четко ответила девушка и лукаво прищурилась. — Но если твой пик от отчаяния развалят твои же ученики, то я тут ни при чем.       Лорд Лю усмехнулся и пришпорил коня.              Всадники исчезли среди холмов. Му Цинфан силком утянул за собой Юэ Цинъюаня, ласково обещая напоить его очередным травяным сбором и утыкать все тело иглами, чтобы хоть ненадолго убрать боль и дать телу отдых. Мин Фань помчался следом, на ходу выспрашивая у целителя о том, какие точки отвечают за принятую чужую боль и на какую глубину нужно вонзать иглы; Ци Цинци тяжело вздохнула, покачала головой и не спеша двинулась в обратный путь, заложив руки за спину.       У дороги осталась только Лю Минъянь. Светло-серые глаза потемнели, взгляд не отрывался от той точки, в которой последний раз мелькнули спины удаляющихся лорда и полудемона.       Гунъи Сяо мялся в стороне, не решаясь нарушить ее уединение.       — Все хорошо? — наконец осторожно спросил он, не пытаясь приблизиться.       Девушка передернула плечами, выныривая из собственных раздумий.       — Я не знаю, — просто ответила она и опустила голову. — Я не знаю.       — Что я могу сделать?       Лю Минъянь обернулась, глядя на него с легким недоумением.       — Ты узнал правду о своем прошлом, обрел брата, которого вынужден провожать в опасное путешествие. Твоя темная кровь, которой ты так боялся, вообще не пробудилась: мне кажется, что это напугало тебя только сильнее. Почему ты беспокоишься о моих проблемах? Разве они имеют значение?       — Конечно, имеют, — твердо заверил Гунъи Сяо, подходя ближе. — Думаешь, я стану днями и ночами тосковать о своей тяжелой доле и думать, какой я никчемный? Для этого у меня есть брат.       Минъянь фыркнула и рассмеялась, не сдержавшись.       — Бинхэ не так уж плох.       — Разве я сказал, что он плох? — лукаво переспросил Гунъи Сяо и покачал головой. — Просто он куда больше любит размышлять о разном, а я… Я лучше помогу Мин Фаню или буду говорить с тобой, или пойду читать книгу в комнате той маленькой девочки, которая отказывается говорить.       — Потому что ты другой, — с напряжением пробормотала девушка, и в ее глазах Гунъи Сяо с ужасом увидел блеск близких слез. — Ты куда честнее меня.       — Что за глупости? — Гунъи Сяо заметался, не зная, что делать. Минъянь очень редко открывалась ему и в моменты слабости — если таковые и были — предпочитала скрываться и наедине пережидать свою боль, однако сейчас она была сокрушена.       — Нам лучше поговорить наконец честно, хорошо? — предложила Минъянь и огляделась, подыскивая место. — Вот там была беседка, кажется… Идем.       Она решительно зашагала вверх по дороге, и весь ее облик заставил Гунъи Сяо ощутить прилив паники. Он сорвался вслед за девушкой, на ходу пытаясь угадать предмет разговора.       В беседке Лю Минъянь глубоко вздохнула и попросила:       — Присядь.       Едва Гунъи Сяо занял свое место, как девушка, не тратя больше ни секунды на разговоры, одним стремительным движением сорвала вуаль.       — Тебе лучше уйти, пока все не зашло слишком далеко, — в отчаянии пробормотала она и опустила глаза. На длинных ресницах повисла одинокая слезинка.       На мгновение Гунъи Сяо замер, словно его ударило разрядом молнии, а тело окаменело в неподвижности. Лю Минъянь и вправду достойна была звания самой прекрасной девушки во всем подлунном мире.       Тонкий и прямой нос был изящен, а нежные губы кривились в болезненной улыбке; высокие скулы не давали отвести взгляда от бесконечно-глубоких серых глаз под черными крыльями бровей. Отдельные части — точеный подбородок, длинные ресницы, очертания лица под вуалью — наконец сложились в один цельный и идеальный образ, от которого дыхание запирало в груди.       Только бы еще это прекрасное лицо не выглядело таким несчастным!..       — Почему я должен уйти? — сипло переспросил юноша, едва понимая, что за слова произносит.       Минъянь подняла голову и посмотрела на него коротко и зло.       — Из-за этого, — выплюнула она и провела пальцами по лицу.       Толстый слой пудры осыпался, обнажая что-то серебристое, сверкающее на солнечном свету, словно закаленная сталь.       Гунъи Сяо зажмурился, потряс головой и поднялся с места.       На скулах девушки проступила крупная чешуя. Отдельные чешуйки опускались на щеки, совсем мелкие покрывали нос, несколько искр поблескивали даже на подбородке.       — Самая красивая девушка далеко не так прекрасна, какой ее представляют, — Минъянь криво усмехнулась и с силой провела по щекам ладонью, снимая остатки макияжа. — Я не могу больше врать тебе, А-Сяо. Ты представляешь меня одной, но на самом деле я совсем другая.       Гунъи Сяо задумчиво изогнул бровь.       — Я подумал, что это какое-то украшение, — неуверенно пробормотал он. — Они так красиво блестели, что я и решил…       Мгновение Минъянь смотрела на него, потом закрыла лицо руками и задрожала. Плечи ее ходили ходуном.       — Я изуродована проклятием, все мое лицо покрыто чешуей, а ты говоришь… украшения! — срывающимся голосом выкрикнула она и съежилась словно в ожидании удара. — Ты слеп или глуп? Посмотри на меня внимательнее! Я сама виновата, мне не стоило и надеяться на чью-то любовь, просто брат снова и снова повторяет, что это полная глупость и что проклятие не станет препятствием…       Гунъи Сяо осторожно ухватил ее за запястья и развел руки в стороны, открывая заплаканное лицо.       — Лорд Лю умен, и тебе следовало бы его послушать, — покачав головой, он всмотрелся в тонкие черты лица и беспомощно улыбнулся. — Какое же это уродство? Кому оно может помешать?       — Он только из-за чувства вины так говорит, — девушка отвела взгляд. Ей было неуютно, она настолько привыкла даже в стенах родного дома скрывать лицо, что сейчас чувствовала себя обнаженной. — Это ведь отчасти из-за него…       — Если тебе сложно говорить со мной без вуали, то надень ее обратно, — предложил Гунъи Сяо и сжал ее руки в ладонях. — Но я не стану даже говорить о том, чтобы расстаться из-за этого. И думать забудь. Просто расскажи мне все с самого начала, а потом мы придумаем, как нам быть.       — Да нечего рассказывать, — Минъянь прикусила губу. — У нас ведь разница… почти двенадцать лет. Мне тогда едва исполнилось семь, а Цингэ приехал домой из школы. Он долгое время не возвращался и вдруг оказался таким взрослым и красивым… Родители устроили прием, и там были девушки, много девушек. Две из них всячески показывали, насколько им нравится брат, и целую битву взглядов и едких комплиментов устроили, но на следующий день мама попросила брата съездить к одной из них. У них что-то в подвалах творилось, не помню точно, но нужна была помощь заклинателя. Я увязалась с ним. Девушка была счастлива и развлекала брата беседой, пока слуги искали ключи от подвала. В это время принесли большую корзину с фруктами, а я была голодна. Ее оставили неподалеку от меня, и я не удержалась. Я ведь и подумать не могла, что там могло быть что-то опасное. Стянула одно яблоко и укусила, а потом все лицо охватило огнем. Оказалось, вторая девушка решила избавиться от конкурентки и послала ей фрукты с проклятием, которое досталось мне. Лицо жгло и кололо, и я ужасно испугалась. Брат обернулся на мой крик, и у него был такой взгляд… я никогда его не забуду. Он схватил меня на руки и сразу полетел на пик целителей. Проклятие остановили, но убрать все последствия не удалось. Слухи о том, что я должна вырасти редкой красавицей, ходили уже тогда. В конце концов, просто посмотри на Цингэ!.. Когда я отказалась выходить из своей комнаты, он долго убеждал меня, что я вовсе не стала чудовищем, но я ему не верила. У меня зеркала были, пусть он позже и утащил все. Однажды он принес вуаль, и больше я ее не снимала. Все решили, что дело в моей красоте, и мы просто не стали отрицать.       — Поэтому ты и решила отказаться от мирской жизни и вслед за братом стать лордом? — Гунъи Сяо тяжело вздохнул и поймал девушку за подбородок, вынуждая не отводить взгляд. — Посмотри на меня. Ты прекрасна, и неважно, есть ли вуаль на твоем лице или нет. Я сразу думал о том, что ты что-то скрываешь. Ты недоверчива и вряд ли стала бы прятать лицо просто так. Для меня это не имеет никакого значения, правда. Ты видела, каким стал Бинхэ? Если моя кровь проснется и у меня вырастет хвост, отвернешься ли ты от меня? А если появятся рога или костяные лезвия вместо ногтей?       Губы Минъянь дрогнули.       — Мне бы понравилось, — неохотно признала она. — Это выглядит забавно.       Гунъи Сяо с удивлением и легкой недоверчивостью приподнял бровь, но ничего не сказал.       — Демоническая кровь способна на многое, — пробормотал он и поднял ладонь Минъянь к своему лицу, осторожно касаясь губами тонких пальцев. — Если это беспокоит тебя, то мы найдем способ. Кровь демона вылечит даже то, с чем не смогли справиться целители. Но если ты хочешь избавиться от своей особенности из-за страха выглядеть в моих глазах некрасивой… Прошу, не нужно. Мы с тобой прошли вместе столько опасностей, и разве мы стали проводить все больше времени вместе из-за внешности или пустых ожиданий? Никто не влюбляется только в лицо, Минъянь. Спустя время внешность и вовсе перестает иметь значение. Представь, если я обрасту чешуей — как красиво мы будем смотреться вместе!       Смутившись, девушка опустила лицо и негромко рассмеялась.       — Стану заклинательницей с лицом демонической принцессы, — пробормотала она и тряхнула головой. — Если ты осмелишься остаться рядом со мной…       — Осмелюсь? — Гунъи Сяо вдруг посмотрел на нее так строго и серьезно, что у Минъянь по телу прошла волна колючей дрожи. — Даже если меня изгонят, я осмелюсь остаться рядом. Если я стану чудовищем — настоящим чудовищем, обрасту шерстью или стану выть на луну, то и тогда не смогу отпустить. Знаешь, я думаю… На самом деле я давно все решил, просто боялся произнести вслух. Не спрашивай, останусь ли я рядом, лучше ответь — согласна ли ты вместе со мной пройти наш путь до самого конца? Со мной, безродным полудемоном, который вряд ли станет богачом или великим героем?       — Оставим геройства нашим братьям, — сквозь слезы улыбнулась Минъянь и смахнула их тыльной стороной ладони. — Какие еще ответы тебе нужны? Мне только остается поэмы сочинять о том, что я чувствую к тебе!..