Мы поставим этот мир на колени

      Мобэй тоскливо рассматривал свое лицо в блеклом отражении. Ледяное зеркало было мутноватое, по краешку затянутое колючими иглами изморози.       Слишком яркие глаза, как кусочки дешевых поделочных камней. Пугающе-выступающая вперед челюсть.       Он постарался сжать зубы и опустить голову ниже, чтобы подбородок не выступал вперед так заметно, но лицо его осталось прежним.       Это лицо могло напугать, оно вряд ли покажется человеку привлекательным.       Такие же белые волосы, как у дяди. Такой же разрез глаз, только оттенок ярче; рога другие, но они есть, и этого уже достаточно.       Сначала Мобэй не придавал никакого значения своему лицу. Какая, в самом деле, разница? Ему не нужно кому-то нравиться, а вот пугать — другое дело, демон должен пугать. Ему ведь все еще нужно найти своего маленького и хрупкого человека, а потом отпугивать всех, кто осмелится косо посмотреть на него или встревожить неосторожным движением.       Только спустя несколько лет, все отчетливей осознавая свою схожесть с дядей, Мобэй впал в ужас. К тому времени он примерно представлял устройство человеческого разума и твердо знал, что укушенный собакой ребенок до конца жизни будет вздрагивать, заслышав лай.       Как ему защищать своего человека, если тот будет бояться его, Мобэя? Как ему рядом оставаться?       Повзрослев, Мобэй почти возненавидел свое отражение.       Дядя к тому времени окончательно распрощался с разумом. Его жестокость пугала не только людей, но и других демонов. Только Мобэй знал, откуда тянутся корни этой разрушающей саму душу ненависти.       Так бывает, когда ледяной демон никому не отдает свое сердце. А еще — если это сердце возлюбленная не принимает, предпочтя кого-то другого.       Остается только обледенелая дыра в груди, которая требует крови, потому что тело без души ничего больше требовать и не может. Оно сродни хищному животному, обезумевшему от голода и разрывающему всех на своем пути.       Страдания дяди Мобэя не трогали — за содеянное с него стоило вообще кожу снимать лоскутками и заставлять вязать из них бантики, но оно служило вечным напоминанием. Страхом, который завелся под кожей и зудел там, выспрашивая — а если ты его не найдешь? Что тогда? Станешь таким же чудовищем?       Мобэю оставалось только стискивать зубы и продолжать поиски, осаживая дядю раз за разом.       Найти человека не удавалось.       Демон даже не помнил его имени. Только темные глаза на хрупком лице, их безразличный мерзлый взгляд, с которым смотрят приговоренные к смерти и смирившиеся, да странные волосы. Волосы, которые выглядели черными, но в ярком свете рассыпали золотые и огненные искры.       Теплая тьма, которая казалась такой чуждой посреди обледенелых стен.       Глаза человека стали живее только однажды — в тот миг, когда он, оглушенный болью и растерянностью, почувствовал надежду. Приподнялся с плаща, оцепенело глядя на бушующую вокруг метель, передернулся от боли в изуродованной спине и впервые посмотрел на него, Мобэя. Посмотрел прямо в глаза, не понимая даже, что именно эти глаза навечно останутся в памяти тогда еще совсем юного демоненка.       Темные глаза, голубоватая от холода кожа и бесконечная мерзлая пелена вокруг. Единственная капля тепла, едва не задушенная в стенах дворца.       Человек жив, но ни разу не обнажил клинок. Он в безопасности или просто сломлен настолько, что больше не желает защищаться?       Человек жив.       Он должен быть жив, потому что у Мобэя только одно сердце, и если оно выбрало себе владельца, то так тому и быть. Интересно, каким он стал сейчас?       Демон готов был перевернуть все демонические земли и все человеческие и все-таки нащупал одну ниточку — напуганную дрожащую ниточку по имени Шан Цинхуа. И сразу оказался так близко, как не оказывался еще никогда.       Его человека звали Му Цинфан, и он стал пиковым лордом.       К нему можно было заявиться на хребет и увидеть. Хотя бы просто увидеть.       Мобэя обуяла паника.       Как он покажется ему на глаза с таким лицом, которое похоже на дядино? А рога? А хвост?!!       Дядя был безмерно болтлив и презрителен — значит, Мобэй станет молчаливым и суровым. Волосы дяди всегда были собраны в гладкий длинный хвост, поэтому волосы Мобэя будут заплетены в десятки кос.       Он станет совсем другим. Заставит видеть не только лицо.       В конце концов, даже укушенные собаками иногда заводили псов, переступив через свой страх.       После одной из стычек с дядей Мобэй вдруг устало понял, что слишком много нервов тратит на своего последнего родственника. Непозволительно много. Дяде было невдомек, что жив он до сих пор только ради древней демонической традиции дарить возлюбленным головы врагов, поэтому оная голова до сих пор крепилась к шее, а шея — к плечам.       В тот день не сдержался даже терпеливый Мобэй и играючи, мимоходом оторвал наконец эту бесконечно вопящую голову, забрызгав кровью стены зала, и немедленно оцепенел от ужаса. Это ведь подарок! А примет ли человек уже оторванную и замороженную голову вместо свежей? А примет ли человек вообще чью-то голову?!       Он сунул будущий дар в мешок и оставил у стены. Никто из слуг не посмел бы коснуться останков высшего демона.       Надо было спешить.       Хребет вовсе не недоступен — он уже побывал там вместе с ордой демонов, но Му Цинфана не застал. Теперь он придет не как враг, а как друг. В крайнем случае Шан Цинхуа впустит его.       Мобэй выбрал самый роскошный наряд из всех, какие только хранились в его покоях. Полночно-синий шелк переливался и сиял, как глубокие воды холодного моря, в которых отражается звездное небо; строгая серебряная вышивка инеем тронула нижние рукава и ворот. Тщательно расправив одежды, демон придирчиво осмотрел каждый камешек и цепочку, чтобы ни в коем случае не опозориться оторванной деталью.       Он подобрал самые яркие серьги с бриллиантами, потому что будущему супругу нужно показать, что жених состоятелен и сможет обеспечить их общее будущее.       На запястья следует надеть самые лучшие браслеты, демонстрируя незаурядный вкус.       Когти — отполировать мягкой тряпочкой, добиваясь идеальной гладкости и зеркального блеска.       Увлекшись подбором пряжки для плаща, Мобэй не сразу осознал, что за колкое чувство поселилось внутри его тела и жжется там, мешая дышать. Осознав — выпустил драгоценную пряжку из пальцев.       Меч. Его человек впервые призвал меч и боролся против другого демона. Через клинок Мобэй чуял чужую тяжелую ци, пропитанную кровью; хвост захлестал по бокам, а в груди заклокотало рычание.       Другой демон угрожал. Пытался убить.       Он не успел даже раскрыть портал, как все вдруг стихло. Хрупкая ниточка связи оборвалась, и от злости на самого себя демон заскрежетал зубами.       Ничего, раз Му Цинфан воспользовался мечом, то он… быть может, теперь он хочет, чтобы его нашли.       Мобэй метнулся к зеркалу, на ходу подхватив разложенный драгоценный наряд.       Когда меч воззвал к нему второй раз, демон был полностью готов и раскрыл ледяной портал недрогнувшей рукой. Ему было так страшно, что все внутри сжалось от предчувствия. Еще немного…       Его человек был маленьким. Маленьким, меньше на голову самого Мобэя, и это было так неожиданно и трогательно, что демон на секунду застыл столбом. Тогда, в прошлом, еще во дворце, юный целитель был куда крупнее демона.       Его человек был хрупким и несгибаемым. Он смотрел прямо и не прятал глаз, и взгляд его был живым и спокойным, но таил в себе скрытую угрожающую силу.       Ощутив эту силу, Мобэй растерялся, не понимая ее природы.       Его человек был идеальным, и от растерянности Мобэй едва мог вымолвить пару слов и сунуть ему в руки мешок с головой дяди. Сунуть и сбежать, спасаясь от странной и пугающей силы в глубине темных глаз.       Только в стенах родного дворца, ощутив привычный равнодушный холод, демон пришел в себя и приложил ладони к щекам. К его недоумению, они оказались горячими.       Однажды увидев эту силу, он даже не успел осознать, когда полностью покорился ей. Эта сила оказалась умением падать и подниматься снова, с какой бы силой ни наносила удары судьба. Эта сила оказалась умением прощать и любить даже сквозь предательства и боль.       Эта сила называлась человечностью.