Идеальный брак

      Малфой стоял у хорошо знакомой двери и без перерыва нажимал на звонок, постепенно теряя терпение.       Он совершенно точно знал, что хозяин этой квартиры находится внутри: по меркам Забини была еще несусветная рань. Привыкший ложиться ближе к утру, он и просыпался далеко за полдень, и вел преимущественно ночной образ жизни – впрочем, как и вся их небольшая компания. Однако сегодня Драко не настроен был ждать. Ему срочно нужно было поговорить с кем-то, не заинтересованным в ситуации, кто мог бы посмотреть на все это со стороны и дать совет, и Блейз подходил на эту роль как нельзя лучше.       Наконец, как раз в тот момент, когда Малфой уже отчаялся разбудить друга простым звонком и почти решился проникнуть внутрь с помощью Алохоморы и хорошенько полить спящего красавца холодной водичкой, дверь приоткрылась. Не дожидаясь приглашения, Малфой протиснулся внутрь, оттолкнув плечом с дороги заспанного мулата в одних штанах, и плюхнулся на огромный кожаный диван, служащий единственным украшением того помещения, что Забини гордо именовал гостиной. -      И тебе доброе утро, - невозмутимо кивнул мулат, закрывая дверь. - И что за пожар? -      Это не пожар, это какой-то ебаный пиздец, - от души выругался Малфой и почувствовал, что, стоило только вслух назвать вещи своими именами, как ему немедленно полегчало.       Блейз снова кивнул и с той же невозмутимостью, несомненно, достойной лучшего применения, подошел к небольшому столику, терявшемуся в углу в тени кожаного монстра. -      Или, может, кофе? - в последний момент, уже достав низкие стаканы из толстого стекла, засомневался он. -      Огневиски, Забини, - вздохнул Малфой. - Безо льда. -      Фи, какая гадость, - скривился Блейз, но тем не менее щедро плеснул в оба стакана требуемой жидкости. Подумав, он все же добавил в один из них льда, а второй передал блондину и с чувством выполненного долга хозяина дома царственно опустился на диван рядом. - И что стряслось? Астория залетела? -      Твою мать, - простонал Драко, уронив голову на высокий подголовник. - Астория!.. -      Ага, значит, залетел кто-то еще, а теперь ты вспомнил о своей почти что невесте и не знаешь, как выкрутиться, - сделал логичный вывод Блейз. -      Да если бы, - горестно выдохнул Малфой и залпом выпил сразу половину содержимого стакана, даже не поморщившись. - Я так встрял…       Рассказ о злоключениях проклятой среды, а затем и четверга не занял много времени. Забини выслушал все это с каменным лицом и не повел и бровью, лишь время от времени прихлебывая огневиски. -      Давай подытожим, чтобы я убедился, что все правильно понял, - предложил он, когда Малфой наконец умолк и перенес все свое внимание на почти пустой уже стакан. - Гриффиндорская принцесса на грани смерти, Поттер с министром обещают тебе за женитьбу золотые горы, отец поклялся лишить даже медяков, а мать предлагает смириться и начать все с чистого листа. Я ничего не упустил? -      Ну, если коротко – то нет, - тяжело вздохнул Малфой. - И что бы ты сделал на моем месте? -      А что бы ты хотел сделать? - задал встречный вопрос мулат. -      Забыть обо всем, как о страшном сне, - не раздумывая, ответил Малфой. -      И что тебе мешает? - выгнул бровь Забини. -      Ты что, не слушал?! - вспылил блондин. - Я же тебе только что все объяснил! Отец оставит меня без гроша, и, зная его – это не пустая угроза! -      Ты вообще-то совершеннолетний, - лениво заметил Блейз. - Не безногий, не безрукий, здоровый мужик, если начистоту. Большинство наших ровесников зарабатывает себе на жизнь, и давно. -      Отлично! - фыркнул Малфой. - Тоже предлагаешь мне пойти в аптеку чистить флоббер-червей и драить котлы? -      За все надо платить, - пожал плечами Блейз. - И в том числе за свободу. Особенно за свободу. Не хочешь плясать под папину дудку – так перестань от него зависеть. -      Легко сказать, - буркнул блондин. - Сам-то живешь на деньги матери – что это вдруг решил мне морали читать? -      С чего ты взял? - удивился Забини. - Мать мне ни кната за последние два года не давала. Да мне и без надобности. -      А как же… - растерялся Малфой.       -      У меня есть виноградники на юге Италии, - неохотно пояснил Блейз. - Еще от деда остались. После его смерти их забросили, матери не до того было – ну, ты в курсе. Когда война закончилась, я уехал – и полтора года впахивал, не разгибаясь, чтобы восстановить все, отстроить винодельню, запустить производство… Сейчас наведываюсь время от времени, конечно, если бы работать, как раньше – доход был бы больше, но мне пока хватает. -      Я не знал, - помолчав, сказал Малфой. -      Конечно, не знал, - кивнул Забини, доливая им обоим огневиски. - Зачем тебе? Ты и не интересовался никогда. У Тео, кстати, после того, как отца посадили в Азкабан, ни гроша не осталось, только дом. Он сдал его в аренду, кажется, даже не волшебникам, а сам переехал в крошечную квартирку у черта на куличках. А ренту откладывает почти целиком, копит на то, чтобы открыть свое дело. По его расчетам, уже к следующему лету сможет запустить. А ты, Малфой, ни разу ведь не задумывался, почему он никогда не участвует в наших затеях финансово, да и в Нотт-мэнор не приглашал?.. -      Я как-то не обратил внимания… - опустил голову Драко. - Точнее, я решил, что он просто несколько… стеснен в средствах. -      Ну ты мог бы спросить, - заметил Блейз, внимательно что-то разглядывая в своем стакане, - если бы вдруг перестал быть зацикленным на собственной персоне эгоистичным мудаком. Но, как мы все знаем, ты не перестал. -      Мне нужно извиниться за то, что я не заглядывал в ваши карманы? - с вызовом спросил Малфой. -      Упаси Мерлин! - рассмеялся Забини. - Просто, может быть, и тебе стоит перестать валять дурака? -      Прекрасная мысль! - усмехнулся блондин. - Облагодетельствуешь старого друга и возьмешь к себе сборщиком винограда? -      Если хочешь, - пожал плечами Блейз. - Люди нужны. -      Нет уж, спасибо, - деланно рассмеялся Малфой и отхлебнул огневиски. - Как-то не хочется. -      И это возвращает нас к первоначальному вопросу. Чего тебе хочется, Малфой? -      Честно? - спросил блондин, и вся напускная веселость сползла с его лица, точно оплавившаяся восковая маска. - Я хочу, чтобы все это закончилось. Все. Это. Просто уснуть и больше никогда не просыпаться. Не тянуть эту лямку, не видеть каждый день в зеркале эту смазливую рожу, которая говорит тебе: “Эй, чувак! Это ты, который успел просрать свою жизнь еще до того, как она по-настоящему началась!”. Я ни черта не хочу. Для меня все закончилось, Забини. Остались только долги. И огневиски, - с мрачным удовлетворением закончил он и в два глотка осушил стакан. -      И кому ты должен? - осторожно спросил мулат. -      Матери. Семье, - скривился Драко. - Я ж, твою мать, последний Малфой! Я обязан оставить наследника! Да и Астория… И все ведь так хорошо складывалось, Блейз, так ладно: я женюсь на ней, она рожает очередного белобрысого мерзавца, и все довольны, все счастливы: она становится миссис Малфой, родители получают новый проект и продолжение рода!.. -      А что получаешь ты? - негромко задал вопрос Забини. -      Покой?.. - пожал плечами Малфой и сам наполнил опустевший стакан. -      Не слишком амбициозно, - констатировал очевидный факт мулат. -      Все мои амбиции остались на Астрономической башне Хогвартса, - криво усмехнулся Драко. - А может, в Выручай-комнате. Или сдохли вместо меня на полу туалета Плаксы Миртл от поттеровской Сектумсемпры. Знаешь, я ведь жалею, что Снейп тогда успел… каждый чертов день… -      Грейнджер может все исправить, - заметил Забини. -      Нечего уже исправлять, Блейз, - снова усмехнулся Драко. - Себе я память не сотру. Даже если все вокруг поверят в этот фарс – я-то буду знать! -      Разве это не причина еще больше ценить то, что тебе может быть дан второй шанс?..       Вопрос повис в воздухе мелодичным перезвоном серебряных колокольчиков. Драко закрыл глаза, пытаясь отгородиться от этого заманчивого, обманчивого звона – но эти два слова успели проникнуть в его мозг и теперь медленно, преодолевая закаменевшее сухой коркой сопротивление, просачивались в душу. Второй шанс… а нужен ли ему этот шанс?.. Что он станет с ним делать?.. Так же бесславно утопит в сточной канаве, как и все предыдущие? Или…?       Он вышел из дома, в котором находилась квартира Забини – как оказалось, вовсе не арендованная, а купленная им за собственные деньги, впрочем, как и дом целиком, – через несколько часов, чувствуя себя еще более разбитым и ничтожным, чем до того, как пришел сюда. Выпитый алкоголь не грел кровь и, вопреки ожиданиям, не туманил мысли – а лишь чистым спиртом жег открытые, с вывернутыми, вывороченными краями раны. Он шел знакомыми улицами, узнавал – и в то же время не узнавал их, вокруг были какие-то люди, которых он не знал – но ему отчего-то казалось, что все они знали его; знали, видели и понимали о нем что-то такое, чего он и сам не понимал, и от этой открытости, уязвимости, было ужасно, отчаянно холодно, точно на пустыре, продуваемом всеми ветрами. Весь мир, казалось, сейчас огибал его по касательной, сама жизнь текла мимо него, оставляя его недвижимым и нетронутым – словно единственное дерево в самом глазу бури: все еще целое и крепко цепляющееся корнями за землю, вынужденное наблюдать за тем, как бешеный вихрь кружит и уносит прочь все то, что окружало его, было с ним, было его жизнью, его миром.       Ноги сами несли его… нет, не сами. Малфой трансгрессировал к больнице Святого Мунго – он не хотел идти туда, не желал этого, но все равно пошел, все равно назвал привет-ведьме это чуждое, странно перекатывающееся на языке имя “Гермиона Грейнджер”, все равно поднялся на нужный этаж и остановился. В коридоре было пусто: ни суетящихся целителей, ни переживающей родни и друзей. Никого. И эта пустота была тяжелее и страшнее, чем слезы и громкие рыдания. Как будто нечего ждать. Незачем суетиться. Как будто все уже кончено, прожито, отплакано. Как будто эта битва уже проиграна, и линия фронта ушла дальше, куда-то за горизонт, и оставалась лишь надежда, что где-то там еще идет бой, еще жива надежда. Там, но не здесь. Здесь все уже случилось.       Парень медленно, словно пробираясь через густое, тягучее желе, подошел к белой, гладкой двери и толкнул её. Она открылась бесшумно, без скрипа и шороха – как будто была ненастоящей, только иллюзией, чем-то, что существовало только в его собственной голове.       Она лежала на кровати, застеленной безликими белыми больничными простынями, в такой же белой, больничной сорочке. И была им под стать – такая же бледная до белизны, безликая и безжизненная. Драко вспомнил их второй курс: тогда он пробрался в школьный лазарет, чтобы убедиться в том, что слухи не врут, и подружка Поттера и впрямь окаменела. Только тогда она напоминала статую или раскрашенную восковую фигуру, удивительно правдоподобную. Все такая же, как обычно: те же нелепые волосы, аккуратно повязанный галстук - только отчего-то застывшая. Теперь же в Грейнджер не осталось почти ничего от той девушки, которую он видел еще позавчера в Министерстве. Бледная, почти прозрачная кожа, глубокие синие тени на истончившемся, заострившемся лице, каштановые волосы, похожие на свалявшуюся, тусклую паклю… Эта метаморфоза испугала его. Все в ней пугало – сейчас эта почти мертвая девушка была чем-то огромным, судьбоносным для него, тем поворотным событием, которое несет не радость и надежду, а вязкий первобытный страх перед слишком большими, слишком кардинальными переменами. Драко подошел ближе и, не сдержав мимолетного искушения, коснулся кончиками пальцев её худой, высохшей кисти, уложенной поверх простыни, точно как у покойницы – явно чужими руками. В том месте, где его пальцы соприкоснулись с её, кожа моментально потеплела, и от его касания начало расползаться розовое, полное жизни пятно, составлявшее резкий, отвратительный контраст со всем остальным, по-прежнему почти мертвым, телом. Парень торопливо отдернул руку – и пятно неохотно сжалось, побледнело и постепенно растаяло, оставив кисть такой же костлявой, голубовато-мучнистой, какой она была и до этого. Что-то шевельнулось у него в груди – и Драко повторил эксперимент на другом участке кожи. Это новое чувство пьянило лучше любого алкоголя, оно кружило голову и окрыляло. Это было почти всемогущество, невероятная, искушающая власть: пробуждать в мертвом биение жизни, а затем отнимать его обратно, бесконечно наблюдать за тем, как одно касание способно вдохнуть жизнь и осознавать себя причиной этого, источником этой власти, её хозяином и повелителем.       Однако стоило Малфою осознать это чувство, как он в ужасе отшатнулся. Слишком легкой оказалась игра в Бога, слишком соблазнительной – но он никогда не желал быть тем, кто вершит чужие судьбы. Он и свою-то не смог, что говорить о других?.. Какое право имел он вот так решать, жить этой девушке или умереть? Какое право имел забрать её себе – при том, что никогда и не думал ни о чем подобном?       Он просидел в её палате до тех пор, пока густая синяя ночь не сменилась серо-мглистым предрассветным маревом. Снова и снова собирался с мыслями, пытался размышлять логично, выстраивал аргументы – но вновь и вновь все это разбивалось в пыль, оставляя лишь чувство беспомощности и растерянности.       Когда на светлый больничный пол упал первый золотисто-розовый луч, Драко инстинктивно отодвинулся от него, поджав длинные ноги. Но лучик нахально подбирался все ближе и ближе, и в тот момент, когда он все же лизнул носки его туфель, Малфой понял: новый день все-таки начался. А с ним – и новая жизнь. А он так и не смог понять, какой же она должна быть.