Идеальный брак

      Жизнь Драко Малфоя за последние недели совершила крутой поворот, но с каждым днем в нем росло и крепло ощущение, что свернул он куда-то не туда.       Изменилось многое. В послевоенные годы он был вынужден жить кем-то вроде невидимки - в лучшем случае. Поначалу он даже не заметил этого: допросы, разбирательства, суды как-то не оставляли времени и возможности обращать внимание на то, что думают на его счет окружающие. Но потом, когда все это наконец закончилось, в жизни образовался вакуум. Учеба в Хогвартсе, вылазки в Хогсмид, вечеринки в гостиной Слизерина, бесконечный водоворот светских мероприятий, приглашений, визитов и развлечений на каникулах - все это осталось в далеком прошлом. Но на освободившееся место ничего не пришло. Больше не было ни приглашений, ни вечеринок. Смысла продолжать учебу не было - никакой работы, кроме самой простой и грязной, вроде чистильщика в отделении совиной почты или техника по обслуживанию каминной сети, ему не предлагали. Даже просто выйти на улицы, пройтись по тому же Хогсмиду или Косому переулку он не мог: былые знакомые делали вид, что не замечают его, и переходили на другую сторону улицы, случайные прохожие награждали отборной бранью, а то и плевком в спину, сердца торговцев больше не располагал к нему даже звон галлеонов, а заходить в чайные и кафе после того, как он обнаружил чужую слюну в своей чашке кофе, как-то не хотелось. Все это были мелочи, но каждая следующая такая мелочь задевала все сильнее, била все больнее, наглядно демонстрируя разницу между тем, кем он был - и кем теперь стал.       Со временем он привык. Приспособился, как приспосабливаются люди ко всему. Они сошлись с Забини и Ноттом - к которым общество было не намного снисходительнее, чем к нему; нашли места, где ценили золото вне зависимости от того, кто им расплачивается, и приобрели обыкновение заказывать выпивку лишь в запечатанных бутылках. Да, это было совсем не то общество и не те развлечения, к которым он привык, но со временем он смог оценить приятелей по достоинству, а все их забавы - невинные и не очень - помогали хоть как-то убить время и прожить еще один день.       Теперь же о нем в одночасье вспомнили. Здоровались, жали руку, напоминали о себе. Малфоевские деньги вновь зазвенели особенно привлекательным звоном, и жаждущие их слетались на этот звук, словно воронье на свежую падаль. Мать расцвела: её бювар снова был заполнен письмами с приглашениями на всевозможные мероприятия от благотворительных аукционов до чисто семейных торжеств. Отец приосанился и будто помолодел, отпечаток лет, проведенных в забвении, начисто смылся с него бурными потоками признания и лести.       Жизнь вновь заиграла всеми цветами, но Драко не покидало чувство, что рисует он по этому холсту украденными красками. Все это внимание, одобрительные улыбки, щедрые приветствия - все это было не его, не их заслугой. Это был чужой свет, по случайности упавший на них - и теперь Малфои были всего лишь Луной, которая так и осталась бы в вечной тени без Солнца Грейнджер. И это было… унизительно.       Каждая улыбка, каждое проявление уважения или дружелюбия отдавало горечью и беспощадно било по его гордости все сильнее и сильнее по мере того, как приходило осознание - все они адресованы не ему, Драко Малфою, а лишь Драко-Малфою-мужу-той-самой-Гермионы-Грейнджер. Сам же он продолжал оставаться тем, кем и был: невидимкой, пустым местом, никем. И с каждым шагом, приближавшим его к этой простой истине, в нем росла злость и ненависть ко всем этим людям и особенно - к той, кому он поневоле оказался обязан всем.       В его намерении приобрести команду по квиддичу неожиданным образом сплелись детская еще мечта об этом спорте, о том, как он парит над огромным стадионом, а трибуны беспрерывно скандируют его имя, и попытка стать кем-то - самому по себе. Квиддич, наверное, был единственной сферой, на которую сейчас не имела влияния Гермиона Грейнджер - и в момент принятия решения этот аргумент стал решающим, хотя Драко ни за что не признался бы в этом даже самому себе.       Он получил то, что хотел. Бесперспективную команду, в которую по-настоящему не верили даже её болельщики. Материал, из которого можно свободно лепить все, что угодно, не боясь ничего испортить или разрушить - просто потому, что портить и разрушать уже было нечего. И если они добьются успеха - это будет его личный успех, его - и больше ничей.       Но и тут, разумеется, не обошлось без Грейнджер. Она была везде, повсюду, преследовала его, словно персональное привидение, неотступно следующее по пятам за своим убийцей. О ней спрашивали в первую очередь, ей просили передать слова уважения и восхищения, её планами на будущее интересовались. Никто не стал бы даже обсуждать с ним эту сделку, если бы не Гермиона Грейнджер. Она состоялась только тогда, когда было решено непременно отпраздновать это событие где-нибудь, куда Драко обязательно придет вместе с Гермионой Грейнджер. И он, разумеется, улыбался в ответ - так широко, что от напряжения сводило челюсти, и кивал, и соглашался, и принимал поздравления, изо всех сил впиваясь холеными ногтями в ладони, чтобы не показать, какое пламя ненависти ко всем этим лицемерам, их словам, улыбкам, а главное - к Грейнджер, - разгоралось внутри.       Малфой знал, что должен вести себя с ней совершенно иначе. Должен быть внимательным, заботливым, влюбленным - но это было сильнее его. Само её присутствие, словно зажженная спичка, поднесенная к бочке с порохом, разносило в клочья все его знания и благие намерения. Разумом он понимал, что девчонка не виновата - ни в том, как сложилась его жизнь, ни в том, каким причудливым образом она сама вдруг оказалась её частью. И пытался, изо всех сил пытался… но выходило из рук вон плохо.       Каждый раз, когда ему приходилось встречаться с Грейнджер лицом к лицу, он ежесекундно ждал разоблачения. Что не сможет убедительно соврать, или быстро придумать ответ на вопрос, или просто выдаст себя одним неверным словом или жестом - и потому избегал её, как только мог. И, как показала практика - правильно делал, потому что стоило им остаться наедине дольше, чем на пятнадцать минут - как они почти тотчас же поссорились. Он, конечно, приказал домовику отнести ей цветы в знак извинения, но это было настолько жалко, настолько беспомощно, что лишь усилило отвращение к самому себе - и больше ничего.       Однако все его неловкие попытки соответствовать заявленной роли не шли ни в какое сравнение с тем, что творили, ничего не стесняясь, его родители. Драко достаточно хорошо знал обоих - и без труда считывал истинное значение мечтательных взглядов отца и хищных улыбок матери. Все надежды, которые с самого детства возлагались на него, все ожидания, расчеты и долги, которых он не оправдал ни по одному пункту, сейчас были легким движением взвалены на хрупкие плечи Грейнджер. Именно она теперь должна принести Малфоям все: политическое влияние, вес в обществе и даже наследника - все то, в чем он сам так и не добился успеха. Но вместо того, чтобы почувствовать облегчение от того, что отныне его ношу несет кто-то другой, Драко ощущал лишь боль и обиду: Грейнджер заняла его место даже в его собственной семье, отняла то, что должно было принадлежать ему по неотъемлемому праву - и даже не заметила этого. Никого больше не интересовали ни его чаяния, ни успехи, всем было наплевать - основные ставки теперь делались на Грейнджер, а он был нужен лишь в качестве прикрытия, одновременно кнута и пряника, чтобы заставить девчонку сделать то, что от неё требовалось.       На какое-то мгновение Драко даже стало жаль её. В тот момент, когда она посмотрела на него за завтраком - этим просящим, полным мольбы и надежды взглядом, он не смог в очередной раз проигнорировать её и поддержал, как сумел: дал понять, что в произошедшем не было её вины. Их брак не был следствием её неосторожности или безрассудства; пусть не винит себя хотя бы в этом.       Но проснувшаяся единожды совесть не умолкала и настойчиво требовала сделать что-нибудь для неё. В конце концов, должен же он хоть как-то играть свою роль?!       Здравомыслящий человек просто пригласил бы свою жену на свидание.       Малфой отправился к ювелиру, чтобы выбрать подарок.       Когда он вернулся в мэнор, его поразили тишина и спокойствие - не сами по себе, нет: это-то как раз стало привычным за последние годы. Но в нем еще живы были воспоминания о той суете, которая царила здесь в те дни, когда родители готовились к какому-нибудь совместному вечернему выходу. То и дело с хлопками появлялись и исчезали эльфы, что-то бесконечно унося и принося, выполняя малейшую прихоть матери и бросаясь спешно все переделывать, когда она передумывала. Сейчас же ничего подобного не было, и под ложечкой неприятно засосало: а что, если эта упрямица отказалась его сопровождать? Что, если она как ушла с утра неизвестно куда - и так и не вернулась?..       Встревоженный, Драко помчался наверх, перепрыгивая по две ступеньки разом. Мысли в голове метались, как взбесившиеся мыши: где и как её искать? Какими словами уговаривать? Да и если согласится - как знать, не выкинет ли его женушка чего-нибудь такого, после чего все его планы просто полетят низзлу под хвост?..       Напрочь позабыв о всех правилах приличия, он пролетел их общую гостиную и без стука ворвался в личные комнаты Грейнджер. Кабинет, спальня, и наконец - гардеробная. Он распахнул дверь рывком, даже не подумав постучаться, и так и замер с открытым ртом.       Напротив зеркала сидела Грейнджер. Вроде бы. Ему так показалось, но не то чтобы он мог поклясться. То есть она была похожа, но почему-то какая-то не такая, другая, чем он помнил. Он плохо запомнил или обознался?..       Впрочем, все дальнейшие размышления на тему, откуда в его доме взялась посторонняя ведьма, сильно смахивающая на Грейнджер, были прерваны недовольным голосом с до боли знакомыми интонациями: -      Малфой, какого черта ты себе позволяешь?!       Иллюзия развеялась без следа. Вне всяких сомнений, перед зеркалом сидела именно Грейнджер - в платье глубокого оттенка синего, с темно-розовой помадой на губах, огромными карими глазищами и весьма недовольным выражением лица. -      Я просто… - растерялся блондин, но быстро сориентировался: - Зашел узнать, какого цвета платье ты выбрала. Ну, чтобы подобрать костюм, знаешь. -      И как, узнал? - ядовито поинтересовалась она, выгнув бровь совсем не по-грейнджеровски. -      Более чем, - пробормотал парень и поспешил закрыть дверь.       От сердца отлегло. Она собирается - а значит, явно намерена пойти с ним, и на этот раз, кажется, обойдется без взбрыков и фокусов. Одного этого факта оказалось достаточно, чтобы Малфой почти совсем успокоился - и пошел выбирать костюм и приводить себя в порядок.       Уже одевшись и повязывая перед зеркалом сапфирово-синий галстук в тон её платью, Драко сообразил, что так и не вручил подарок - и напрасно, ведь он как нельзя лучше подходил под этот наряд Грейнджер.       На этот раз он постучал, прежде чем войти. Второго приступа онемения не случилось - но только благодаря тому, что парень был уже более-менее готов к тому, что увидел.       Узкое синее платье с невысоким разрезом сзади обхватывало её фигурку, как перчатка, целомудренно прикрывая ноги до колен - но на высоких каблуках они все равно казались длинными - слишком уж длинными для её невеликого роста. Затейливо переплетенные на затылке волосы открывали хрупкую шею и точеные плечи. Малфой чертыхнулся про себя - если бы он знал, что этим вечером она будет выглядеть так, то выбрал бы колье, но ничего не попишешь.       Горничной уже не было - видимо, Грейнджер её отослала, и теперь самостоятельно возилась с широким бриллиантовым браслетом, безуспешно пытаясь застегнуть его на тонком запястье. Блондин не успел удивиться сочетанию бриллиантов и гриффиндорки: присмотревшись, он узнал в дорогой вещице одно из украшений матери - значит, она успела сунуть нос и в это. -      Давай помогу, - предложил он, даже не успев подумать. -      Как-нибудь справлюсь уж, - пробурчала Гермиона, продолжая бесплодное сражение с застежкой. -      Грейнджер, я не кусаюсь, - с упреком проговорил Малфой и ловко перехватил сверкающую ажурную ленту.- И мне совсем несложно. -      Спасибо, - неожиданно смущенно улыбнулась Гермиона. - Твоя мама очень настаивала на том, чтобы я взяла его на вечер. Я про него совсем забыла и отпустила Эмили, а одной рукой неудобно… -      Да, я знаю, - кивнул Драко, и левый уголок его губ слегка, совсем чуть-чуть, приподнялся. Осторожно, стараясь случайно не коснуться обнаженной кожи, он свел концы браслета, с первого раза попав, куда нужно. - Вот и все, - констатировал он, когда замочек защелкнулся. -      Спасибо еще раз, - поблагодарила Гермиона.       Она осторожно взмахнула рукой, проверяя, надежно ли держится браслет и, видимо, удовлетворенная результатом, потянулась за пальто, уже приготовленное на вешалке. -      Постой, - остановил её Драко. - У меня есть кое-что… для тебя.       Он достал из кармана пиджака плоскую квадратную бархатную коробку и протянул ей. Грейнджер автоматически взяла её, но вот открывать не спешила. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что футляр был ювелирным - а к таким подаркам она не привыкла. -      Зачем? - нахмурилась девушка. - Это мне тоже нужно надеть? -      Как хочешь, - пожал плечами Малфой. - Это просто подарок. Тебе. Можешь надеть сейчас, если понравятся. К платью подойдут… -      Подарок? - еще больше удивилась она. - А что, есть какой-то повод? -      Да, собственно говоря, нет, - растерялся Драко. Не говорить же ей, что его просто замучила совесть!.. - У моих родителей есть традиция: отец дарит подарки матери в честь успеха. Ну, удачной сделки, например. Не могу обещать, что сегодняшняя сделка окажется удачной, но… - тут его внезапно как будто что-то подтолкнуло в спину, и, неожиданно даже для самого себя, он сказал ей правду: - Без тебя у меня вообще бы не было этого шанса, Грейнджер. И я хочу, чтобы ты знала: я благодарен.       Это признание от всегда такого заносчивого и гордого блондина тронуло её, и в ответ Гермиона смущенно улыбнулась. -      Я думаю, ты этого заслуживаешь, - проговорила она, не зная, что еще сказать, и наконец осмелилась посмотреть ему в лицо.       На мгновение их взгляды пересеклись - и время как будто остановилось. Секунда утекала за секундой, а они так и продолжали стоять напротив друг друга - молча, не шевелясь, боясь даже моргнуть, чтобы не разрушить чего-то, что не имело названия, но отчетливо ощущалось обоими. Как будто весь мир вдруг сменил ось вращения и закружился вокруг них, оплетая невидимой сетью, протягивая незримые нити, укрывая в кокон только их двоих, словно больше никого в нем отныне не было. Уступая поднявшемуся откуда-то из самой глубины его существа желанию, он перевел взгляд на её губы - и в то же мгновение скорлупа, окутавшая их, как будто треснула, возвращаясь их в реальность. -      Я подожду тебя в холле, - смущенно пробормотал Малфой и вылетел за дверь так поспешно, как будто за ним погналась по меньшей мере мантикора.       На какое-то время Гермиона застыла, сверля взглядом захлопнувшуюся за ним дверь. У неё было странное чувство, как будто только что между ними произошло что-то важное, что-то по-настоящему значимое - и было безжалостно разрушено его поспешным бегством.       Стараясь справиться с разочарованием, она вспомнила о коробке, которую все еще держала в руках. Неловкими пальцами она раскрыла её - и обомлела. На темно-синем бархате переливались два крупных овальных сапфира, оттенком напоминавшие глубины океана, в окружении россыпи бриллиантов.       Девушка перевела задумчивый взгляд на зеркало и всмотрелась в собственное отражение.       Малфой подарил ей серьги.       Но в её ушах не было ни малейших следов проколов.