Идеальный брак

      Возвращаться туда, куда ты думал, что не вернешься больше никогда, было странно. Это было какое-то дежавю: дворецкий в холле, лестница, её… их апартаменты. Вот только теперь они производили впечатление не стерильного гостиничного номера, а разоренного гнезда, оставленного, брошенного, покинутого.       Здесь по-прежнему царил идеальный порядок: все на своих местах, нигде ни пылинки, но от этого было только хуже. Все равно, как будто человек умер, а ему продолжают зачем-то готовить завтрак, умывать, причесывать, одевать… И никто не замечает, что его уже нет. Осталось лишь тело, пустая оболочка - такая же бессмысленная и пугающая своей пустотой, как и эти комнаты.       Гермиона медленно, все еще сомневаясь, прошла чередой помещений. В гардеробной она остановилась на пороге, не решаясь войти. Именно здесь они стояли тем вечером, за считанные часы до того, как все полетело к чертям. Она любовалась своим отражением, а он смотрел на неё так, как будто… Глупая, глупая Грейнджер! Все это было ложью. Просто игрой. Она ему даже не нравилась… Как могла она поверить, что Драко Малфой, тот самый Драко Малфой, который считал её не больше, чем грязью на своих ботинках, разглядит в ней что-то большее?.. Грязнокровка - это не статус крови. Это черта, разделившая их миры, граница, за которую не перейти. Она может жить в его доме, носить все эти вещи, камни, даже его кольцо и фамилию - но для него навсегда останется всего лишь грязнокровкой. Чем-то вроде домового эльфа, плодами труда которого можно пользоваться - почему нет?.. - но так и не заметить в нем личности. Если бы могущественного темного волшебника победил домовик, а не Гарри Поттер, его бы превозносили, как героя - но никому и в голову не пришло отнестись к нему, как к равному. И никакими заслугами, никакими завтраками, приемами, посиделками и аукционами это не исправить.       Не находя себе места, Гермиона вернулась в гостиную. Со среды здесь ничего не изменилось. Вся её жизнь в очередной раз перевернулась с ног на голову - а здесь все осталось по-прежнему, и это не укладывалось в голове. Тот же диван, тот же стол… Зачем все это было? Зачем он проводил с ней время? Разговаривал, улыбался, делился проблемами, заботился… зачем? Она не понимала этого человека. Но самое страшное, непоправимое, необратимое было то, что больше и не хотела понять. Иногда любопытство заводит слишком далеко. И если повезет вернуться обратно - нельзя оборачиваться, нельзя возвращаться назад. Но она все же вернулась. Зачем?.. Почему?.. Ведь все было ясно. Абсолютно, кристально ясно.       И все же червячок сомнений, отчасти стараниями Гарри, уже поселился в её душе, не позволяя с размаху захлопнуть за собой эту дверь и пойти дальше так, будто ничего не было. Внутри вспухали и лопались вопросы - новые или же одни и те же - не важно. Они бередили её ум, её душу, не давая покоя, словно кипящая жидкость в котле - и она знала, что если просто закроет его плотно-наплотно крышкой, то рано или поздно он взорвется, разнеся все, что от неё еще осталось, на куски. Но где искать ответы? Да и хотела ли она найти эти ответы - или же лучше оставить все так, как есть?..       Нерешительно Гермиона подошла к двери в комнаты Малфоя и осторожно потянула её на себя. Не заперта. Как будто вместе с хозяином отсюда пропали и все тайны, все секреты - и защищать больше было нечего. Наивно надеяться что-то здесь найти. И все-таки она вошла.       Чистый стол, на котором не было ничего - ни оставленного пера, ни забытого пергамента или конверта. Пустые книжные полки. На спинке стула не висит небрежно сброшенный пиджак, да и сам стул стоит так ровно, как будто никто никогда на него не садился. Кровать застелена безупречно, без единой складочки, на тумбах - только лампы, и больше ничего. Гардеробная - с виду такая же, как у неё, с тем же большим зеркалом в полный рост, только расположение шкафов и ящиков несколько иное. Девушка потянула за один из них - но он был пуст. Ничего. Ни костюмов, ни галстуков, ни рубашек… Как будто он не уехал на несколько недель по работе, а куда-то исчез - насовсем. И это тоже было странно - и больно. Если бы она сама ушла… Но теперь по какому-то стечению обстоятельств, глупому капризу судьбы она здесь - а его нет. Как будто её просто забыли. Вычеркнули. Выбросили, как выбрасывают надоевшую игрушку, старую куклу, которой больше не интересно играть.       Все должно быть не так. Ей не место здесь, в этом претенциозном каменном дворце с чужими ей людьми и ненавистной фамилией. Её и терпят-то только потому, что нуждаются в ней - как в вывеске, каком-то знаке качества, символе благополучия. Если бы её вдруг не стало, но осталось бы имя, символ - заметил бы кто-нибудь?.. Горевал бы кто-то по ней?..       Эта мысль неприятным холодом отозвалась внутри - но не поразила. В самом деле, все просыпаются по утрам, завтракают, уходят на работу или валяются в постели до полудня, приносят пользу кому-то или живут в свое удовольствие, но рано или поздно все - абсолютно все - умирают. В этом нет ничего удивительного. Ничего неожиданного. Ничего страшного. Так бывает. Со всеми.       Впрочем, ей-то как раз думать об этом рановато. Впереди ещё вся жизнь - и какая злая, нелепая шутка, что вся она, до самого конца, связана с Малфоем. Если бы можно было вернуться назад, как много она отдала бы за то, чтобы не повторять этой ошибки!.. Но даже волшебникам не под силу творить настоящие чудеса.       И что же делать теперь? Оставаться в таком положении - невозможно, немыслимо. Если Малфой поймет, что все сошло ему с рук, то повторения долго ждать не придется, и очень скоро вся Британия будет жалеть её - брошенную, ненужную жену. Не останется ни уважения, ни восхищения - одна лишь прогорклая жалость. Но и уйти сейчас… Нарцисса была права - она не сможет все это объяснить. Что бы ни запятнало репутацию этой семьи, оно ляжет незримой тенью и на неё. Эти узы повязали её, и гораздо крепче, чем можно было предположить. Казалось бы - ни детей, ни совместного имущества, ничего такого, о чем всегда так беспокоились друзья и знакомые её родителей. Всего лишь репутация, общественное мнение, думать о котором было так смешно и глупо - но и не думать почему-то нельзя. Возможно, ей стоит с кем-нибудь посоветоваться. С кем-то вроде министра Бруствера - он и в самом деле хорошо к ней относится, и, как опытный человек и мудрый политик, сможет дать по-настоящему ценный совет. Хотя это была непривычная и неудобная, как новые неразношенные туфли, мысль: раньше они прекрасно справлялись без чужих советов, и едва ли сражаться против Волдеморта было проще, чем разойтись с собственным мужем, если, конечно, речь не идет об одном и том же волшебнике.       В том же подавленном состоянии Гермиона вернулась к себе и попыталась отвлечься на обычные, рутинные дела. Но время шло, а странное, тягостное чувство все никак не желало уходить. Здесь были её книги, её бумаги, уже ставшие привычными ей вещи. Но вместе с тем было странно пить чай, есть поданную немногословной, вопреки обыкновению, Эмили еду, читать книгу на диване у камина и понимать, что некого ждать. Никто не придет. Казалось, она одна во всем огромном доме, и больше здесь никого нет и не будет. Конечно, Эмили передала ей приглашение от мистера и миссис Малфой присоединиться к ним за ужином - но это показалось Гермионе совсем уж диким, и она предпочла вежливо отказаться, сославшись на усталость и головную боль. Она как будто выгнала Драко из его собственного дома, из его семьи - но при этом не смогла или не захотела занять освободившееся место. Может, отчасти поэтому она не чувствовала ни покоя, ни удовлетворения, и ни обида, ни боль, ни разочарование не спешили её покидать.       Ночь тоже не принесла желанного облегчения. Жажда немедленных действий, каких-то перемен ушла, оставив после себя только усталость и пустоту. Не было даже слез, и несколько часов Гермиона просто смотрела в темноту сухими воспаленными глазами, пока её наконец не сморил сон.       В этом сне она вновь оказалась в Малфой-мэноре - но совсем не таком, каким она знала его теперь. Темные, серо-черные помещения, почти лишенные мебели, отделки и света, больше всего напоминали подземелья - или тюрьму. Её тащили за собой какие-то люди - она не знала никого из них, но острый запах страха и опасности подсказывал, что хорошего от них ждать не стоило. Резкий толчок швырнул её вперед с такой силой, что девушка не удержалась на ногах и упала лицом вперед на холодные гладкие плиты пола, а связанные за спиной руки не позволили затормозить падение. Что-то неприятно хрустнуло, голова загудела от тупой, ноющей боли, а лицо испачкалось в чем-то теплом и липком.       Режущим по ушам диссонансом рассыпался одинокий тонкий смешок. К нему присоединился еще один, другого тембра, а затем еще и еще. В лицо ударил яркий луч света, как от прожектора - и Гермиона зажмурилась, пытаясь спрятать глаза. Смех вокруг перерос в гогот и улюлюканье - но внезапно все стихло, словно по мановению волшебной палочки. В абсолютной тишине приближающиеся шаги казались запредельно громкими. Они звучали размеренно, торжественно - как часы, отсчитывающие последние секунды жизни, и были такими же неумолимыми и неотвратимыми. -      Кто это у нас здесь? - нараспев произнес высокий женский голос, показавшийся почему-то очень знакомым.       Чьи-то руки потянули Гермиону вверх и одним мощным рывком поставили на ноги. Яркий слепящий свет, все еще бивший в глаза, мешал рассмотреть хоть что-то, но постепенно детали начали проявляться, как на старой фотографии: невысокий женский силуэт, пышные спутанные кудрявые волосы, кривая ухмылка и сумасшедшие, горящие безумным, фанатичным блеском глаза. Девушка в ужасе отшатнулась, едва не упав, и панически заозиралась по сторонам: то ли в поиске помощи, то ли пути для побега.       Вокруг неё кольцом стояли люди, и сердце затрепетало от расцветшей надежды: Рон, Гарри, Драко, Люциус, Нарцисса… конечно же, они помогут! Конечно, спасут! -      Кто же ты, милочка? - продолжала тем временем Беллатрикс. - Драко, дорогуша, ты её знаешь?       Гермиона впилась глазами в его лицо со смесью надежды и ужаса. Что он скажет? Что она - грязнокровка, подружка Поттера? Ей конец! Или же признает своей женой, и Беллатрикс оставит её в покое?.. -      Нет, - ухмыльнулся Драко. - Я её не знаю, тетя. Никогда не хотел знать. Просто ничтожество. Никто.       Сердце рухнуло куда-то вниз. Но нет же, нет! Это все шутка, какая-то глупая и нелепая шутка! Гермиона устремила взгляд, полный мольбы, на остальных - но они продолжали хранить молчание на холодных, равнодушных, бесстрастных лицах.       Беллатрикс подошла ближе, почти вплотную, обошла девушку по кругу, осматривая со всех сторон, как лошадь на ярмарке. Подцепила кончиком волшебной палочки кудрявый локон, накрутила его на кривое древко - и вдруг дернула изо всех сил так, что Гермиона вскрикнула от боли - и ведьма расхохоталась ей в лицо. -      Гарри! Рон! - отчаянно закричала она, позабыв об осторожности. - Помогите!..       Но друзья стояли, даже не шелохнувшись и не сдвинувшись с места. Губы Рона как-то странно скривились, он покачнулся, будто сдерживая кашель, плечи затряслись - но в следующее мгновение она с ужасом поняла, что он пытается сдержать отнюдь не кашель - смех. Напрасно Гермиона переводила взгляд с одного лица на другое: везде было одно и то же. Они смеялись, все громче и громче с каждой минутой, и этот жуткий, раскатистый хохот эхом отражался от высоких фиолетовых стен и закопченного потолка. -      Круцио! - взлетел высокий женский голос, и Гермиона рухнула на пол как подкошенная.       Горячая волна боли прокатилась по всему телу от макушки до пяток, и девушка громко, отчаянно закричала - но крик утонул во всеобщем безумии издевательского, гротескного хохота. -      Круцио!..       Тело свело судорогой боли, суставы будто вывернуло наружу. Она выгнулась дугой - и обмякла безвольной куклой, перекатившись на спину. Соленая жидкость - то ли пот, то ли слезы - заливала глаза, мешая смотреть, но она все равно знала, что видела. Одни и те же лица, в бесконечной пляске, в безумном, сумасшедшем хороводе, искаженные жуткими гримасами - но все еще узнаваемые. Гарри, Рон, Люциус, Нарцисса, Драко… Беллатрикс. Когда взгляд упал на приплясывающую, торжествующую ведьму, Гермиона почувствовала, как волосы на затылке зашевелились от ужаса. Она убьет её, замучает до полусмерти, а потом убьет. И все они будут смотреть, как она горит заживо, как умирает и воскресает ради очередной дозы боли снова и снова - и будут смеяться, смеяться, смеяться…       Гермиона проснулась в холодном поту. Простыни были влажными, подушка съехала на пол, а сорочка промокла насквозь. Ладони и ступни все еще неприятно покалывало.       Рядом на тумбочке размеренно тикал будильник. Половина шестого утра.       Это был сон. Всего лишь сон. Её первый настоящий кошмар - и в тот момент Гермиона, которая подняла подушку с пола, поплотнее закуталась в одеяло и попыталась снова уснуть, еще не подозревала, что он, к сожалению, не будет последним.