Идеальный брак

-      Нет, не это, - решительно отвергла миссис Малфой очередной вариант, и Эмили бросилась проворно расстегивать странную длинную застежку на спине у молодой хозяйки.       Это было уже пятое платье из восьми присланных на примерку, и с каждым последующим брови миссис Малфой сходились все ближе и ближе к переносице. Гермиона очень похудела за время болезни — и теперь все, даже сшитое по новым меркам, висело на ней мешком. Эмили с придыханием открывала чехлы один за другим, мимоходом касаясь то гладкого шелка, то летящего прозрачного газа, то фактурного кружева. Великолепные ткани, насыщенные цвета, изящная отделка — все это было так прекрасно, что перехватывало дыхание при одной мысли о том, что кто-то может вот так просто носить такую красоту. Но, к сожалению, не она, Эмили. Уж на ней-то этот роскошный, расшитый камнями и жемчугом корсаж не топорщился бы в том месте, где предполагалась грудь! Да и вот это короткое изумрудное платье открывало бы весьма недурные ножки, а не эти костлявые подпорки с острыми коленками…       В конце концов выбор был сделан, и горничная не сдержала завистливого вздоха, убирая роскошное платье из кружева цвета старого золота обратно в чехол. Оно было настолько прекрасным, что украшало любую фигуру, даже такую, как эта. Но разве справедливо, что такие платья носят лишь те, кто может себе их позволить, а не те, кому они по-настоящему идут?..       Возможно, Эмили была бы не так строга по отношению к юной миссис Малфой, если бы та проявляла хоть малую толику того восторга, что испытывала она сама. Но той было как будто все равно, что на неё наденут: хоть произведение портновского искусства, хоть мешок из-под картошки. Ни один из этих прелестных нарядов не вызвал ни тени энтузиазма на её лице, которое на протяжении всей примерки оставалось равнодушным и отстраненным. Как так можно вообще?!       Горничная все еще кипела негодованием, запаковывая неподошедшие платья, чтобы отправить их обратно, и продолжала возмущаться про себя, когда поднялась наверх, чтобы убрать то единственное в гардеробную. Поэтому, когда она налетела на Батлерса, выходившего из нужной ей двери, Эмили и не подумала извиниться, а вместо этого одарила дворецкого недобрым взглядом и прошипела сквозь зубы: -      Что это вы тут делаете? Разве вам не полагается быть в совятне, отправлять коробки обратно? -      Миссис Малфой послала меня кое-что уточнить, - с достоинством ответил он и, приосанившись, направился к лестнице.       Скажите пожалуйста! Что такого этот хрыч здесь, интересно, уточнял, чего не могла сделать она, Эмили? Воображает о себе невесть что, а по сути ведь такая же прислуга, как она сама! Есть из-за чего важничать!       Повесив платье на плечики, девушка еще раз осторожно, почти благоговейно погладила нежную ткань. Хоть бы разок примерить такое!.. Но увы, даже если она станет морить себя голодом хоть целую неделю, настолько ей ни за что не похудеть. Вздохнув, Эмили задвинула створку шкафа и отправилась заниматься другими делами. Но золотое платье все равно продолжало стоять перед глазами, и никак не желало выходить из головы.       То, что вызвало целую бурю в сердце горничной, и в самом деле оставило Гермиону равнодушной. Она, в отличие от Эмили, вовсе не замечала ни элегантности фасонов, ни тонкостей отделки. В её душе тоже бушевала буря, вот только ни красота, ни наряды не имели к ней никакого отношения. Брошенные вчера напоследок слова Драко сбивали с толку, выбивали опору из-под ног — ту зыбкую, ненадежную опору, что у неё еще оставалась. Что он вообще имел в виду, советуя ей никому не верить?..       Она размышляла об этом весь остаток вечера, пока её не сморил крепкий, здоровый сон. Не переставала думать за завтраком, который на этот раз прошел в одиночестве. Перебирала варианты во время примерки, почти не обращая внимание на происходящее вокруг. И даже сейчас, когда она стояла посреди Косого переулка, куда пришла, чтобы выбрать подарок для Драко, эти мысли не давали ей покоя.       Гермиона задумчиво прошла мимо «Флориш и Блоттс»: книги — отличный подарок, но она понятия не имела, что он любил читать. Перед дверьми лавки «Все для квиддича» остановилась было, но входить не стала: она мало что понимала в экипировке, и вряд ли смогла бы выбрать что-то, чего Малфой еще не купил себе сам. Не вызвали прилива вдохновения также «Писарро», магазинчик товаров для зелий и ателье мадам Малкин. Когда она добрела до ювелирного магазина, то с сомнением окинула взглядом витрины. Серьги, кольца, броши… Едва ли здесь найдется что-то подходящее. Но, с другой стороны, подарок, достойный Малфоя, стоило искать в каком-то подобном месте, где все очень дорого и статусно — и она все же вошла.       Разумеется, её там узнали, и конечно же, не позволили уйти такой клиентке без покупки — и уже полчаса спустя Гермиона покинула магазин, унося в сумке небольшую коробочку. Добавить капельку волшебства — и подарок получится вполне достойным и интересным. Эту задачу можно считать выполненной.       Проблема подарка отвлекла её на какое-то время от тягостных мыслей, но, стоило вернуться в мэнор, как они навалились на неё с новой силой, словно оборотни в полнолуние.       «Никому не верь».       Что, черт бы побрал этого блондина, он имел в виду?!       Эти слова недвусмысленно намекали на то, что её обманули, вероятно, воспользовавшись потерей памяти. Но обманули в чем? И главное — зачем?..       Если он намекал на её сделку с Люциусом — то, казалось бы, при чем здесь Гарри и Рон? А если речь шла о делишках Гарри с невыразимцами — то тогда не у дел оказывались уже Малфои и все тот же Рон. Сам Драко, его отец и мать, Гарри, Рон и министр Бруствер. Этот список казался ей смутно знакомым, она как будто встречала его раньше, но как ни старалась вспомнить, при каких именно обстоятельствах, поймать ускользающую ассоциацию так и не смогла.       Снова и снова Гермиона перебирала все то, что когда-либо вызывало у неё вопросы или сомнения. Она ничего не помнила о шестом курсе и войне: может быть, все было совсем не так, как рассказал ей Гарри, и никакая она не героиня? Но нет: о её роли в тех событиях знали и говорили решительно все, взять хоть бал в честь годовщины победы. Её статус не подвергался сомнению никем. Не могло же все это быть глобальным заговором?.. Или, может, во время войны с ней что-то случилось, что-то такое, из-за чего ей теперь снятся все эти кошмары, и она так плохо себя чувствует, и от неё это скрывают? Может, какое-то проклятие... Но целители из Мунго ничего такого не нашли, да и смысла в таком вранье не было. А может быть, дело вовсе не в прошлом, а в настоящем — и все, кроме неё , прекрасно осведомлены о том, кто шлет ей эти посылки и угрозы, но по каким-то причинам его покрывают?.. Но и эта версия казалась ей какой-то маловероятной.       С какой бы стороны Гермиона ни бралась за дело, все так или иначе сходилось в одной точке. Замужество и последовавшее за ним оправдание Малфоев, что, кстати, могло объяснять и наличие фамилии Бруствера в этом списке. Больше ничего общего у этих шестерых не было. В конце концов, именно об их браке они говорили, когда Малфой сделал это совершенно обескураживающее заявление. И ведь никто так и не дал внятного ответа на вопрос: как она вообще оказалась замужем за Драко Малфоем? Какие обстоятельства к этому привели? Что на самом деле произошло между ними?       Спрашивать у самого Малфоя было, очевидно, бессмысленно. По какой-то причине он не хотел или не мог об этом рассказать. А значит, оставался только один человек, который мог знать все, и которому не было смысла лгать. И Гермиона сделала то, что должна была сделать давным-давно: она написала письмо Минерве МакГонагалл с просьбой посетить Хогвартс, чтобы побеседовать с портретом покойного директора. Батлерса она старательно избегала с недавних пор, поэтому отнесла письмо в совятню и отправила его собственноручно — и только тогда наконец смогла перевести дыхание с облегчением.       Пройдет день, может, два, и она получит ответ. А до тех пор… до тех пор она решила продолжать жить так, как жила. В конце концов, особого выбора-то и не было. Тем более, что бы ни сказал ей профессор Снейп, одно уж точно останется неизменным: её замужество. Вне зависимости от причин и обстоятельств, оно никуда уже не денется. А значит, нет никакого смысла что-то менять. Состоится и назначенная на утро понедельника встреча с министром Бруствером по проекту фонда, и праздник по случаю дня рождения Драко во вторник, и жизнь потечет своим чередом. И разумеется, она ничего не скажет о своих сомнениях ни Люциусу, ни Нарциссе, ни тем более Кингсли. Это было просто, потому что все они, по сути, были ей чужими людьми.       С другими же было сложнее. Намного, намного сложнее.       Рон. Они были неразлучны с самого первого курса, с того Хэллоуина, когда они спасли её от тролля. Они были друзьями - настоящими друзьями, самыми близкими, несмотря на случавшиеся иногда ссоры и недопонимания. А потом она втайне надеялась на то, что со временем станут не только друзьями... Что же с ними случилось потом, раз Рон так отдалился, что, казалось, теперь его и вовсе нет в её жизни? Он не писал, не пытался увидеться и вообще как будто позабыл о её существовании. Да, если она и в самом деле обманула его, не сказав о браке с Малфоем, все объяснимо... Но по словам Драко, обманули её. Её, не она! Так может, ему просто стыдно смотреть ей в глаза?.. И, если попросить, то Рон все же скажет ей правду, во всем признается? Или опять соврет?..       Гарри. Так легко было прислушаться к совету Малфоя не верить его родителям — она и так им не то чтобы верила, равно как и министру. Но Гарри… Всего несколькими словами, несколькими фразами Драко поставил её перед выбором: поверить ему, своему давнему школьному врагу, или другу, с которым столько пройдено и прожито. Все её нутро яростно сопротивлялось этой мысли, но яд сомнений уже был впрыснут и неотвратимо растекался по венам. Гермиона отчаянно перебирала воспоминания последних месяцев в поисках тех, что доказали бы, что Малфой ошибся на его счет, что Гарри по-прежнему надежен и незыблем, как скала. Но вспоминалось отчего-то совсем другое. Как она рассказала ему о подозрительном письме, что получил Драко — а он перевел тему. Как поделилась с ним своим намерением вернуться и расспросить поподробнее мистера Боллокса об их браке, еще тогда, сразу после регистрации - а Гарри отговорил её от этой идеи. Точно так же, как пресек её намерения навестить портрет Снейпа — тогда он чуть не кричал, фактически запрещая ей тревожить покойного профессора! А потом был этот бал, и он так защищал Малфоя, параллельно пытаясь выведать у неё все подробности, а за спиной вел настоящее расследование с невыразимцами, и даже словом не обмолвился…       По всему выходило, что Драко был прав. Гарри совершенно точно скрывает от неё что-то. И, несмотря на то, что этот вывод не был неожиданным — подспудно она все время ощущала присутствие чего-то, что разделяло их, какую-то недосказанность, двусмысленность — осознать это, принять это, назвать по имени чувствовалось как удар под дых. Куда-то туда, под ребра, в мягкую, нежную, не защищенную ничем брюшину, которую она так доверчиво — и так глупо! — сама подставила под этот удар.       Приглашение для Гарри, которое оставил для неё Драко, так и осталось лежать на столе. Она не могла представить себе, как встретится с тем, кого все это время считала самым близким, лучшим, да и по сути единственным другом. Как посмотрит ему в глаза, будет улыбаться и болтать о пустяках, зная, что лжет ему каждым своим словом, каждым взглядом, каждой улыбкой. Понимая, что он делает то же самое в ответ. Может быть, потом, когда она разберется и узнает всю правду, они поговорят откровенно и все выяснят. А может, и нет. И их дружба останется где-то там, в прошлом, когда они еще были детьми и верили, что готовы умереть друг за друга.       Эти мысли давили камнем на грудь, мешали дышать, утягивали на дно, в слои зыбкого, тягучего ила. Усилием воли Гермиона заставила себя перестать думать об этом — но решить в данном случае явно было проще, чем сделать. На место одних мыслей тут же приходили другие — не менее, а может, и более тягостные.       Драко. Только сейчас, перебирая все события последних месяцев, точно бусины, с самого начала, она вдруг поняла, что за все это время он почти ничего не рассказывал об их прошлом. Все, что она узнавала, она узнавала от других: того же Гарри, Рона, даже Нарциссы. А Драко всегда увиливал от прямых ответов, менял тему или просто убегал — один раз даже в буквальном смысле. Гермиона вспомнила тот вечер, когда он решил раздеться при ней, а она сбежала — и улыбка тронула её губы. Нет, сейчас этот номер у него бы не прошел. Но сейчас больше нет смысла спрашивать — ясно, что ответов не будет. Почему? Почему он просто не рассказал ей обо всем прямо, если не хотел врать? Побоялся? Не захотел? Или не сказал, потому что не мог?..       Вопросов было значительно больше, чем ответов, а надежда — только одна. Это убивало и делало ожидание почти невыносимым. Помощь Нарциссе с подготовкой бала, согласование с Люциусом деталей их будущей совместной работы — все это помогало дотянуть до вечера, но не захватывало настолько сильно, чтобы забыть о том, что было сказано. И она просто жила, считая часы — но дни шли, а ответного письма все не было.