***
Теодор Нотт шел вдоль Косого переулка, рассеянно скользя взглядом по витринам лавок и мастерских. Сразу после возвращения Малфоя они уладили все финансовые дела, хотя Тео всерьез опасался, что тот откажется от сотрудничества, если узнает, как он по глупости подставил его жену. Но ни о чем подобном тот и не заикнулся, несмотря на то, что, по словам Забини, был в курсе ситуации. А теперь Гермиона погибла, и, как ему стоит поступить в связи с этим, юноша решительно не понимал. Если он заявится в Малфой-мэнор с соболезнованиями — не будет ли это бестактно, и не подумает ли Драко, что ему опять что-нибудь нужно?.. А если не пойдет и станет дожидаться, когда друг появится сам — не воспримет ли как безразличие?.. Когда-то давно, когда он был еще совсем ребенком, а мама — еще жива, она пыталась научить его разным таким вещам: как вести себя за столом, как приветствовать гостей, как следует себя вести в тех или иных ситуациях. Но он тогда был слишком мал, и едва ли задумывался о том, что эти уроки могут когда-нибудь пригодиться, а отец подобными пустяками себя не утруждал. И теперь Тео ощущал растерянность и неуверенность — чувства, которые ненавидел больше всего. В задумчивости он остановился у цветочной лавки: может быть, стоит послать цветы?.. Какие-нибудь специальные, приличествующие случаю?.. И вложить записку? Его раздумья были прерваны звуком хлопающих крыльев прямо над головой — и, не успел парень сориентироваться, как на него в буквальном смысле свалился простой белый конверт. Имени отправителя, как и подписи, не было — но внутри оказались дата, время и очень знакомый адрес. Тео удовлетворенно хмыкнул, пряча записку в карман: отличная возможность спросить совета. Он хотел было вернуться в лабораторию и продолжить работу — времени до назначенной встречи было предостаточно, когда заметил в большом окне кафе напротив знакомое лицо. Изящная, красивая и очень печальная девушка сидела и задумчиво ковыряла ложечкой огромную башню шоколадного мороженого, щедро украшенную взбитыми сливками, сиропом и какой-то приторной мелочью, но на лице её при этом не отражалось ни малейшего удовольствия. Припухшие покрасневшие веки, отсутствующий, обращенный куда-то внутрь себя взгляд — от всей её фигуры, затянутой в элегантное темно-зеленое платье, веяло такой тоской, что Тео не смог пройти мимо. - Привет, - как можно дружелюбнее поздоровался он, подойдя к её столику. Астория слегка вздрогнула — она так глубоко ушла в свои мысли, что совершенно не заметила его приближения. - Привет, - и ответная улыбка совсем чуть-чуть тронула её губы. - Не возражаешь против компании?.. - По правде говоря, едва ли я сейчас гожусь в собеседники, - призналась Астория, но Тео предпочел расценить это как согласие или, по крайней мере, отсутствие возражений — и опустился на стул напротив. - У тебя что-то случилось? - участливо спросил он. - У меня? Нет, - с ноткой удивления в голосе ответила она, а потом вздохнула. - У меня-то все в порядке… кажется. - И ты всегда поглощаешь такое количество сладкого, когда в порядке? - усмехнулся Тео, кивнув на башню уже подтаявшего мороженого. - А, это… - Астория смутилась. - Говорят, шоколад поднимает настроение. Глупо, конечно… - И что же тебя так расстроило, что потребовалась ударная шоколадотерапия?.. - иронично спросил Тео, но тут же покраснел, осознав, как бестактно это прозвучало. - Этот прием у Малфоев… ты разве не слышал? - вопросом на вопрос ответила она, и голубые глаза в одно мгновение стали совсем по-детски испуганными. Сейчас, без тщательно наложенного макияжа, окантованные розовым, они казались какими-то особенно яркими и прозрачными — совсем как сапфиры, которые когда-то носила его мать. - Ты там была? - встревожился он, и мысленно отвесил себе оплеуху: ну конечно же, была. Гринграссы — уважаемая семья, разумеется, их везде приглашают, не то, что… - Нет, - качнула головой Астория, не обратив внимания на его оплошность. - Родители и Дафна были, а я… я не пошла. - Может, это и к лучшему, - неловко заметил Тео. - Это уж точно, - невесело хмыкнула она. - Не то ко всему прочему меня записали бы в главные подозреваемые, или как это у них называется?.. - Я совсем не это хотел сказать! - воскликнул Тео и залился краской еще больше. Он хотел просто как-то поддержать или помочь ей, но что бы ни говорил — все выходило не к месту. - Да брось, - вздохнула Астория тяжелее прежнего. - Я понимаю, что не это. Но к нам все время ходят авроры, задают какие-то вопросы, пристают репортеры… Родители давят, что мы все вместе должны нанести Малфоям визит и выразить соболезнования — но как это будет выглядеть? Как будто я только и ждала случая занять место Гермионы, и сразу же побежала набиваться в утешительницы?.. А ведь мы работали вместе, подружились, и я… Мне так жаль! И Драко жаль, и я хотела бы, ну знаешь… Но чисто по-дружески! - глаза её влажно заблестели и Тео стало совсем нехорошо: поддержал, называется!.. - Хочешь, я пойду с тобой? - ляпнул он, решив, что хуже уже не будет. - Конечно, я тебе не пара, я понимаю, но, если мы придем вместе, то никто ничего такого про тебя не скажет. И Малфой ведь и мой друг тоже. - О, - растерянно произнесла она, и парень поймал себя на том, что совершенно неприлично засмотрелся на то, в какой идеальный кружок сложились её губы на этом самом «О». - Это было бы… здорово. Нет, правда, здорово! Вот только почему ты говоришь, что ты мне не пара?.. Теперь наступила очередь Тео вздыхать и отводить взгляд. Не разговор, а прямо какой-то чемпионат по бестактностям!.. - Сын осужденного Пожирателя смерти без гроша за душой и мисс Астория Гринграсс? Ну я не знаю!.. - насмешливо фыркнул он, но оба поняли, что сказано это было всерьез. - А если так: потомок одного из старейших чистокровных родов Британии и весьма обаятельный молодой человек?.. - осторожно предложила свой вариант она. - Брось, Астория, - поморщился Тео. - Мы оба знаем, что с твоей семьей это не сработает. - Так вот почему ты тогда исчез?.. - поняла она. Над столиком повисло неловкое молчание. Тео бездумно вперил взгляд в тающее мороженое, шоколадным оползнем нависшее над ободком креманки. В голове вдруг возникла сумасшедшая картина того, как он берет ложку, зачерпывает ею побольше лакомства и протягивает ей — а потом бережно и нежно стирает пальцем с уголка губ остаток взбитых сливок, которыми бы испачкал её — конечно же, совершенно случайно… От глупых и несбыточных фантазий их отвлек настойчивый стук в стекло. За окном сидела сова — почтовая коричневая сипуха, очень похожая на ту, что получасом ранее сбросила на него письмо, и с точно таким же конвертом в лапах. - Похоже, это тебе, - заметил Тео. Астория нахмурилась, но все же толкнула створку и забрала у птицы послание. Тео хватило беглого взгляда, чтобы убедиться в том, что оно в точности повторяет его собственное. Молча он вытянул свой листок из кармана и положил рядом на стол. - У Забини сегодня намечается что-то любопытное, - как бы между прочим прокомментировал он. - Это адрес Блейза Забини?.. - Ты ни разу у него не была? - удивился Тео, но поняв, что сболтнул очередную бестактность, поспешил добавить: - Да, он там живет. - Но мы с ним никогда не общались, - с сомнением нахмурилась Астория. - Почему он мне пишет?.. - Если честно, понятия не имею. Может быть, устраивает вечер поддержки Малфоя?.. Хочешь, пойдем вместе, если тебе неловко одной?.. - Тео, я не уверена… - Просто по-дружески, - заверил он, стараясь не замечать, как фальшиво это прозвучало. - Давай я встречу тебя в Дырявом котле без четверти семь?.. А если тебе там не понравится, помогу сбежать. - Идет, - кивнула Астория. И улыбнулась ему.***
У Рона в последние пару дней все валилось из рук. Поезд его жизни, который только-только наконец покатился по проложенным рельсам, вдруг сошел с них — и теперь никак не желал вставать обратно, как будто ширина колеи больше не совпадала. Он смотрел на почти законченную, но все еще пустую, без мебели, детскую, на Верити с уже немного, но уже заметно округлившимся животиком, как будто помолодевшую мать — и понимал, что с ними-то все в порядке. Это он, Рон Уизли, сюда не подходит. Он, тот, кто сломал жизнь девушке, которую любил, тот, кто врал своим друзьям и продолжает врать близким, не заслуживал всего этого. Что будет, когда они все узнают?.. Какими глазами посмотрит на него Верити, маленькая, хрупкая Верити, когда услышит, как он обошелся с её предшественницей?.. Сколько разочарования увидит он во взгляде матери, когда она поймет, что вырастила никакого не героя, а труса и лгуна?.. Даже отец, обычно прощавший своим детям любые ошибки, на этот раз будет опечален и разбит. Необходимость молчать лишь усугубляла ситуацию. Если бы он мог рассказать обо всем, признаться хотя бы сейчас!.. Рон не рассчитывал на то, что это может смягчить его вину. Но жить в постоянном ожидании сокрушительного удара, словно с топором, занесенном над головой, было невыносимо — но он жил, считая это справедливой карой за содеянное, и лишь становясь все мрачнее и мрачнее в ожидании конца. Верити не была дурочкой — она видела, что с Роном что-то происходит. Казалось бы — гроза прошла стороной, смерть Гермионы Грейнджер никак не затронула их маленького уютного мирка. Но, видимо, это была лишь временная отсрочка, небольшая задержка, которая нужна была лишь для того, чтобы стихия набрала мощь и обрушилась на их головы в полную силу. Несмотря на переезд в дом родителей Рона и обещание непременно пожениться, Верити до сих пор не чувствовала уверенности — ни в своем положении, ни в чувствах отца её будущего ребенка, ни в их общем будущем. А теперь, когда Рон замкнулся в угрюмом молчании, тревога подняла голову еще выше и поглотила её целиком. Верити чувствовала себя совершенно потерянной, то и дело плакала, и еще больше оттого, что Рон как будто не замечал её слез — лишь становился еще мрачнее. Напрасно она задавала вопросы, напрасно упрашивала — в ответ Рон лишь неловко пожимал огромными плечами, отворачивался и уходил. И чем больше он отмалчивался — тем страшнее ей становилось. Верити отчаянно хотела услышать хоть что-нибудь. Ей хватило бы мелочи, сущего пустяка: простого обещания, что все будет хорошо — и не так важно, насколько правдивым оно было бы, но по какой-то прихотливой иронии судьбы это было именно тем, чего пообещать ей Рон никак не мог. В то утро в окно Норы влетели одновременно две совы — обычных, почтовых, ничем не примечательных. Синхронно они описали круг над большим кухонным столом, синхронно бросили по конверту завтракавшим в мрачном молчании Рону и Верити, и так же синхронно вылетели прочь и растворились вдали. Отправитель указан не был, да и адрес, по которому им предлагалось придти вечером, был незнаком обоим — но Рон с первого взгляда узнал этот крупный, четкий почерк прирожденной отличницы. Сердце глухо стукнуло, как будто напоследок — а затем пустилось в галоп, будто торопясь отбить все отмеренные ему удары за оставшиеся часы. - Ерунда какая-то! - наморщила носик Верити. - Как можно отправлять только адрес и время? Неужели они думают, что люди вот так просто возьмут и пойдут неизвестно куда?.. - Мы пойдем, - коротко бросил Рон. - Обязательно. Будь готова к семи часам, я зайду за тобой после работы, и переместимся камином. Верити гневно сверкнула глазами, но отчего-то промолчала — и Рона охватила пронзительная, щемящая нежность к этой девушке, которая так верила, так доверяла ему. То, что он совершенно этого не заслуживал, не умаляло этой нежности, а лишь окрашивало её в печальные тона. Совсем скоро она узнает — и все закончится. Ни одна женщина не захочет остаться с ним, таким... какой он есть. Он аккуратно сложил записку, убрал её обратно в конверт, а тот сунул в карман. Подавил в себе порыв подойти к Верити и обнять её — крепко, отчаянно, как в последний раз. А может, и в самом деле в последний?.. После чего, так и оставив завтрак несъеденным и не сказав больше ни слова, ушел на работу — хотя магазин открывался только через час.***
Рыжая ведьма резко затормозила, а затем развернула метлу и начала стремительно набирать высоту. Утренняя тренировка была в самом разгаре. Теперь они тренировались дважды в день: впереди была игра с «Паддлмир Юнайтед» за выход в полуфинал национального чемпионата, и «Гарпии», хоть и не теряли боевого настроя, понимали, что победить такую команду будет весьма и весьма непросто — поэтому работали, не жалея сил. Но Джинни отличилась и здесь: она оставалась на поле даже тогда, когда остальная команда уползала в раздевалку, и летала до тех пор, пока ей не начинало казаться, что задница накрепко приросла к метле, а руки будто налились чугуном. И дело было не только в том, что мисс Джиневра Уизли все еще была самой младшей в команде, и даже спустя два года продолжала доказывать, что имеет право занимать в ней место. И не в том, что чертов Драко Малфой на своей первой и единственной игре в составе «Сеннентских Соколов» показал всем, что игру может сделать ловец в одиночку, если знает, что делать. Когда она седлала метлу — из головы ветром выбивало все лишние мысли. Были только небо, неуловимая золотая искорка где-то впереди и полет. За спиной оставались семейные сложности, неустроенная личная жизнь, проблемы тех, кого Джин привыкла считать друзьями. Ей не хотелось думать о том, что опять происходит между Гарри и Гермионой, о том, как ей надоели его вечные недомолвки и постоянное вранье. Но и вышвырнуть этого человека из сердца или кем-то заменить оказалось выше её сил — и тренировки стали единственным эффективным способом забыться. Летать до изнеможения, немного передохнуть, а потом вновь подняться в небо — и по возвращении домой упасть лицом вниз в кровать, без сил и мыслей. Один день сменял предыдущий, её жизнь превращалась в бесконечно вращающееся беличье колесо — но как разорвать этот порочный круг, Джинни не знала, и надеялась лишь на то, что со временем эмоции утихнут, чувства притупятся, и однажды утром она проснется и поймет, что наконец может двигаться дальше. Она заметила точку высоко в небе и рванула было к ней, но почти сразу же остановилась. Золотой отблеск оказался вовсе не снитчем, а всего лишь солнечным бликом на пестром оперении совы. Но точка росла, птица приближалась, и очень скоро стало понятно, что летит она именно к ней. Девушка зависла в воздухе, позволила птице сесть на плечо и аккуратно забрала из её клюва простой белый конверт. Быстро пробежав глазами содержимое, Джинни хмыкнула. Блейз приглашает её на вечеринку?.. Во всяком случае, никаких подробностей не было — лишь место и время, так что об остальном оставалось лишь гадать. Поразмыслив, она решила принять приглашение — почему бы и нет?.. Может быть, его легкий взгляд на жизнь и немного спиртного — как раз то, что ей нужно?.. Сунув конверт за пазуху, Джинни подставила лицо лучам теплого утреннего солнца и, довольно зажмурившись в предвкушении приятного вечера, устремилась ввысь.***
Гарри Поттер сидел в своей квартире. Можно было бы добавить: «и чего-то ждал», но за двое прошедших суток он дошел уже до того состояния, в котором не ждал ничего. Он игнорировал попытки связаться с ним через камин, не ответил на три послания Бруствера, четыре раза выпихнул из квартиры Малфоя и ни разу не вышел из дома. Гарри не хотел ни с кем ни о чем разговаривать. За это время он прошел, кажется, все состояния, в которых только может пребывать человеческая психика. Сперва он злился — на Рона, Малфоя, даже Гермиону, которая снова исчезла и не подавала о себе ни весточки. Потом бесконечно проигрывал в голове варианты диалогов, представляя, что сказал бы каждому из них, подбирал аргументы и тут же сам опровергал их. Затем пришла апатия и пустота. И, наконец, вслед за всем этим — смирение. За это время Гарри понял: что бы он ни сказал, что бы ни сделал — это ничего уже не изменит. Все ходы сделаны, ошибки совершены, и все, что им остается — лишь пожинать плоды, какими бы горькими они ни были. Если после всего, что произошло, Гермиона вернет себе память — и не простит его, значит, это именно то, что он заслужил. Станет ли ему легче от того, что он наорет на Рона, оскорбит еще раз Малфоя или поссорится с Бруствером?.. Увы, но нет. Всегда деятельная натура подталкивала Гарри сделать хоть что-то: выяснять какие-то подробности, куда-то идти, что-то предпринимать, но понимание собственного бессилия на этот раз оказало успокаивающее и даже какое-то благотворное действие. Наверное, впервые в жизни он столкнулся с тем, что от него больше не зависит решительно ничего — и он с болью и кровью отдирал от себя пропитавшую его до самых костей привычку считать себя за все ответственным — и во всем виноватым. Постучавшую в его окно солнечным субботним утром коричневую сову едва не постигла участь её коллег, но на этот раз Гарри как будто что-то подтолкнуло в спину. Он поднялся с постели и принял письмо — точнее, короткую записку, написанную аккуратным почерком Гермионы.09.06.2001.
19.00
Мэйпл-стрит, 18, кв. 4
Гарри бросил взгляд на циферблат. До назначенного времени оставалось девять с половиной часов.