«Мир полон волшебных вещей, терпеливо ожидающих, пока наши чувства обострятся.
Уильям Батлер Йейтс»
***
Аня всегда любила фигурное катание в себе. Ей нравилось скользить, вращаться, передавать образы через хореографию, но еще больше она любила то неповторимое ощущение, когда приходит осознание — за тобой и твоим выступлением следит огромная аудитория. Кому-то они нравятся, а кто-то от них плюется, но, по крайней мере, никто не остается равнодушным. Показательные выступления она тоже любила особенно сильно: в эти моменты она могла просто расслабиться, потому что никакого топора ответственности над её головой уже не висело. Вот и сейчас, перед общим показательным со всеми фигуристами, она ощущала невероятный подъем: хотелось танцевать, прыгать и смеяться, что они с Камилой и делали. Ритмичная музыка поднимала настроение, софиты направлены в центр льда, где Саша боролась с четверными прыжками. Кажется, у нее не шел лутц, но девушка не собиралась сдаваться и уходить до тех пор, пока он не получится. Когда прыжок, наконец, покорился, она победно вскинула руку. Аня продолжала болтать с Камилой, слать приветы представителю первого канала, который примостился за бортиком и то и дело пытался поймать интересный контент для влогов. Иногда Аня замечала на льду Женю, который вечно оказывался где-то неподалеку. Этот факт каждый раз заставлял её удивляться: хотя, может, раньше она просто не акцентировала на этом внимание, а сейчас и сама не могла понять, почему то и дело высматривает его в толпе. — Ань! — он оказался сбоку от нее внезапно: девушка не заметила его приближения. — Пойдем вместе прыгнем? — губы тронула мимолетная улыбка, и она практически сразу согласилась. — Четверной лутц или флип? — из-за царившего вокруг шума Жене приходилось наклоняться, чтобы хоть немного слышать, что она говорит. Надо сказать, что в этот момент он даже немного смутился её предложению — он забыл, а, может, и никогда не задумывался, что у Ани в арсенале только старшие квады. Он их, конечно, активно разучивал, но получалось это все с переменным успехом. — Пойдем на флип, — Семененко пожал плечами: все же этот прыжок он изучает, иногда он его даже приземляет: может, получится и сейчас. В любом случае после её предложения прыгнуть четверной внезапно сказать: «Нет, извини, я тут вспомнил, что не умею» казалось ему очень неочевидной идеей. Девушка решительно кивнула и, как только лед оказался свободен, двинулась набирать скорость. Женя, естественно, поехал следом, хотя и взял другую траекторию. Получилось все примерно так, как и должно было случиться: Аня исполнила прыжок чисто, Женя упал. Присев на пятую точку на лед, он только без досады развел руками. Щербакова его падение видела только боковым зрением. Уже после выезда она смущенно закрыла рот ладошками, подъезжая к нему, сидящему на льду. — Ты в порядке? — она протянула ему руку: он принял её с благодарностью. — Да, — Женя рассмеялся, собрав со льда немного снега и кинув его в девушку. Она увернулась. — Я этот прыжок ещё все равно красиво не выезжал, — Женя выглядел воодушевленно, Аня же легко перенимала чужое настроение. Засмеялся он, а ей было уже очень трудно не засмеяться в ответ.***
С тех пор они практически не общались. Каждого захватили свои рутинные дела: тренировки, учеба, проекты. Иногда они перекидывались парой сообщений, но переписки выходили довольно тяжелые, часто ситуативные, короткие — все же в жизни общаться им было намного легче. Иногда Аня чувствовала, что хочет написать ему, но тут же понимала, что это будет лишним. Да, тогда они забавно поболтали, потом ещё попозировали на камеру первого канала, но дальше это пойти было не должно. Девушка видела и читала новости, в частности и те, в которых черным по белому было написано, что Женя на олимпиаду не едет. Эта новость сюрпризом для неё не была: в одном из сообщений он сам написал ей об этом. Смысл был, примерно, такой: на олимпиаду хочу, но не наработал. Щербакова понимала, что он чувствует, и в тот же день написала ему пару слов поддержки, однако дальше общение начало сходить на «нет». Времени до олимпиады оставалось все меньше, а вот вылет в Красноярск все ближе. — Аня, если ты так будешь кататься, я тебя в младшую группу переведу! Будешь с детьми фонарики исполнять! Это твой уровень? — стальной голос Этери Георгиевны звучал над катком подобно грому. — Поживее! Поживее надо! Сгибай ноги! — её слова прилетают в спину и действуют на Аню отрезвляюще. Она действительно старается исправить ошибки. Благо, сегодня тренировку вполне можно было назвать сносной. После серии замечаний, перекатов и падений качество элементов девушки, наконец, начинает удовлетворять не только её саму, но и её тренеров, внимание которых резко переходит к другим ученицам. Аня тяжело дышит, медленно подкатывая к бортику, и касается рукой растрепанных волос, отлепляя их от лба. До края уха долетают обрывки тренерских разговоров, и девушка не нарочно, но начинает к ним прислушиваться. — Из федерации звонили. Проблем с тем, чтобы взять на сбор Соню и Адель не будет. Они пойдут нам на встречу, — обратилась Этери Георгиевна к своим коллегам. Аня в это время устроила себе короткую передышку, забирая с тренерского стола многоразовую бутылку со водой. — Саша, больше эмоций, эмоций больше! Катать программу — это праздник, а не наказание! — Отлично, — голос хореографа звучал с облегчением. — В новостях пишут, что Коляда заболел. Его выводят из состава, — пришедшие вести Даниила Марковича вовсе не радовали, а если сказать точнее, то вызывали большое опасение — от подобного исхода сейчас никто не застрахован. — Может, нам стоит присоединиться ко сбору позже? Услышанное Аню взволновало. Она старалась максимально незаметно оставаться рядом с тренерским столом как можно дольше: нарочито медленными глотками пила воду, проверяла шнуровку на коньках, несколько раз промакивала лоб салфеткой и вновь повторяла все процедуры. — Билеты уже на руках, — женщина отмахнулась. — Думаю, ничего страшного не случится. Кто вместо Миши? — Семененко. Тутберидзе сухо кивнула и резко обернулась, упираясь взглядом в отдыхающую ученицу. — Аннушка! Тебе особое приглашение нужно? — Аня, давай на лёд, а то мы оба на подкатки отъедем с тобой, - несмотря на внешнюю загруженность Даниил Маркович пребывал в хорошем расположении духа. Впрочем остаток тренировки Аннушка докатывала уже совсем с другим настроением. Было в ней сейчас даже какое-то радостное предвосхищение.***
Настроение у Жени было весьма странное. Ему казалось, что он катался на каком-то аттракционе: события в его жизни сменялись слишком стремительно: буквально за неделю он успел несколько раз вылететь из состава сборной и влететь в него обратно. Параллельно с этим всем ему приходится закрывать сессию: там, честно говоря, тоже происходили и взлеты, и падения, и последние были даже ощутимее, чем во время неудачной тренировки. Сейчас он находился в Красноярске на предолимпийском сборе, но Женя, положа руку на сердце, все ещё не был уверен в том, что он на эту олимпиаду поедет. Самое хорошее настроение в группе было, пожалуй, у Лизы. Они с Алексеем Николаевичем вечно шутили, причем центром их шуток, естественно, и являлся сам Семененко. Шутки, конечно, были весьма доброго порядка, и молодой человек, хоть и мог для вида повозмущаться, никогда на них не обижался. Они, в какой-то мере, даже "делали смысл". Каждый день на сборах был плотно расписан. Утро начиналось со сдачи противного теста, продолжалось завтраком и феерично заканчивалось тренировкой, на которую ты часом позже выходишь полировать лед своей пятой точкой. Этот день тоже складывался для него крайне заурядно. Единственное отличие от всех дней минувших заключалось в том, что Женя уже знал, что на базу приехали девушки-одиночницы. Он видел их в окно перед вечерней тренировкой накануне, и, как бы не хотел он этого отрицать, но знание это весьма недурно поднимало его настроение. После окончания не самой приятной процедуры тестирования на всем известную болезнь Женя вяло плелся в сторону столовой. По пути он встретил Марка, но предпочел с ним не заговаривать — у Кондратюка была важная миссия по съемке предолимпийского влога для первого канала, поэтому, пока он носился наперевес со смартфоном и проводил своим невидимым зрителям экскурсию по спортивной базе, Семененко предпочитал рядом не отсвечивать. Попадать в кадр совершенно не хотелось. Перешагнув порог столовой, он практически сразу заметил знакомую макушку за одним из столов. Видимо, основная часть их команды ещё не успела выйти из карантина, а, может, уже просто закончила трапезу. Так или иначе, в столовой из новоприбывших были только Аня и Дудаков, и нельзя сказать, что Женю этот расклад расстроил. Набрав себе поднос еды, он приблизился к её столику и почти сразу же получил предложение сесть рядом. Разговор в этот раз завязался без всяких проблем.***
— Кто к нам приехал! Аня, что это у тебя тут? — Кондратюк присел за их стол ровно в тот момент, когда Аня заливисто рассмеялась, едва не подавившись собственной едой. Девушка встретила Марка тепло, практически тут же здороваясь с его невидимыми зрителями. — Завтрак чемпиона? — Два яйца и зелень, — девушка развернула тарелку, чтобы он мог её снять. По левую руку от Ани сидел Женя, смущение от их общения у нее прошло достаточно быстро. С каждой новой встречей ей было легче открываться для общения с ним. — Сейчас покушаем и с новыми силами на лед! — Как в целом настрой? — Боевой! — она даже неосознанно кивнула на этих словах, наивно полагая, что это усилит эффект от её слов. — Это прекрасно! Помаши ещё раз в камеру, и я пойду искать новых жертв! — девушка, уже привыкшая к съемкам, сразу же примерила на себя дежурную улыбку. Женя тоже поднял голову и помахал рукой, сжимающей чайную ложку. Выглядел фигурист не очень удовлетворенно. — Мда, — Марк со скепсисом глянул на получающиеся кадры. — Как-то слабо вы мне контент делаете! После этих слов он довольно скоро поспешил их покинуть, увидев заходящую в комнату Камилу, а молодые люди, наверное, впервые с той прогулки в Таллине остались наедине. Впрочем, между ними уже не было того пресловутого, тяжелого и неловкого молчания. Разговор завязался сам собой — легкий и нанавязчивый, словно они старые друзья, которые не виделись много лет. Он рассказывал ей о своей учебе, о брате, об увлечениях, она с наслаждением говорила о том, что хотела бы изучить, увидеть, прочувствовать. И Аня тогда, наверное, поняла, что этот молодой человек, определенно, вызывает у нее какие-то чувства. Она не могла точно сказать, какие. Это определенно была не любовь, хотя она, если честно, подобное чувство никогда не испытывала и, может, даже не совсем понимала, что это. Женю впечатлило, с каким упоением она расспрашивала его про университет, зачеты и экзамены. Интерес, с которым она слушала его рассказы, тоже несколько повергал в шок: или она была настолько гениальной актрисой, или ей было действительно интересно. Точного ответа у фигуриста не было. Когда он рассказывал, как Алексей Николаевич ласково обзывает его ботаником за то, что все свободное время здесь ему приходится готовиться к дистанционному экзамену, Аней завладел самый настоящий, самый искренний интерес — ей ужасно захотелось посмотреть на процесс обучения в университете: как сдаются экзамены, что говорят преподаватели и как оценивают студентов. Женя воспринял это её стремление с большим непониманием: — Серьёзно? — он искренне удивился. Удивился, ибо не ожидал от нее ничего подобного — равно как и сильного интереса к своей персоне. — Если ты очень хочешь, то можешь зайти вечером, послушаешь, как я позорюсь на экзамене! — он горько усмехнулся. Молодого человека преследовало ощущение, что несмотря на количество времени, убитое на подготовку к сдаче, готов он к ней абсолютно не был. — Я посижу тихо в уголке, обещаю! Никто не узнает о моем присутствии! — Главное, что я о нем буду знать, — получилось непринужденно, но сам Женя, на самом деле, подумал о том, что просто не сможет не выглядеть болваном в одновременно двух стрессовых ситуациях: на экзамене и рядом с ней. Как ни крути, она большой и значимый отвлекающий фактор, хотя сказать ей об этом прямо он, разумеется, не мог. — Я не буду тебя отвлекать! «Будешь» — чуть было не сказал он вслух, но вовремя остановился.***
Этот экзамен определенно был самым странным событием в жизни Евгения Семененко. Во-первых, он редко сдавал экзамен в присутствии кого-то постороннего, во-вторых, он редко чувствовал от этого дискомфорт. Сейчас же он начал явно понимать, что, когда Аня была в его комнате, последнее, что ему бы хотелось делать, — это разговаривать с седовласым пожилым человеком в белом халате, который сейчас внимательно смотрит на него с экрана ноутбука. Он бы хотел говорить с ней о чем угодно, но сомневался, что она испытывает нечто подобное. В целом, экзамен проходил неплохо: дополнительными вопросами никого не давили, времени на подготовку давали достаточно. Разве что, может, следили за списыванием. Ане в этот момент было по-настоящему интересно. Интересна медицинская тематика, интересно то, как профессиональный спортсмен может совмещать учебу с тренировками и как проходит обучение в университете, куда и ей скоро предстоит поступить. По крайней мере, именно так себе она объясняла свою заинтересованность. О том, что её во многом интересовал и сам Женя, она старалась не думать. Она, как и обещала, присела на его кровать в углу — в Красноярске спортсмены жили по одному — и вела себя предусмотрительно тихо. Разве что иногда украдкой поглядывала на сосредоточенного юношу и пыталась понять, почему ей так хочется с ним поговорить, и почему её одолевает такое сильное желание просто смотреть на него и смотреть. Она была в такой ситуации впервые, и, кажется, даже при общении с Женей до этого, ничего подобного она не испытывала. Было ощущение, что нечто совершенно новое, чего она раньше не замечала, только-только разгоралось где-то в груди. Не находя точного и единственно верного ответа, она словно пыталась разблокировать новый уровень в компьютерной игре понимания собственных эмоций. Её спокойствие было разрушено крайне быстро. — Евгений! — мужчина на экране ноутбука говорил вовсе недружелюбным тоном, отчего даже Аня немного напряглась, с волнением взглянув на него. — Что у Вас там справа находится? Куда вы все время смотрите? Женя был готов вспыхнуть, но вовремя поймал хрупкое самообладание. — Петр Николаевич, ничего там нет, — ему и самому собственные слова показались неубедительными. — Просто стена. Я всегда смотрю на стену, когда… — он на секунду замешкался, подбирая слова. — Когда думаю… — преподаватель шумно цокнул языком. — Тогда поверните камеру! Я тоже хочу посмотреть на вашу стену. Может, — Экзаменатор разжевывал слова, говорил медленно, иногда причмокивая, но будто бы смеясь над растерянностью студента. — Может, я посмотрю на Вашу стену, и ко мне сразу какое-нибудь научное открытие придет. Аня думала попытаться сбежать, но вовремя поняла, что любая её попытка к бегству, скорее всего, будет рассекречена — входная дверь точно попадает в обзор веб-камеры. Именно поэтому она решила остаться на месте и принять такой вид, будто абсолютно ничего не происходит, а её здесь совсем нет. Однако, честно сказать, услышанная реплика про косые взгляды в её сторону была очень даже приятна. Евгений честно и долго доказывал, что в комнате нет ничего, кроме стен, но аргументы его никому убедительными не показались. Молодому человеку все же пришлось повернуть камеру, что он и сделал, но очень быстро вернул её в исходное положение. В некотором роде даже надеясь, что преподаватель с плохим зрением её просто не заметит. — Ну, Евгееений, — протянул голос из зума. — Девушку надо знаниями удивлять, а не втихомолку рассматривать! — Женя честно хотел провалиться сквозь землю, испариться и раствориться одновременно, но точно не быть здесь. Теперь он мог точно быть уверен, что в её сторону не посмотрит. — А стена у вас красивая! — и имел в виду он вовсе не стену. — Ну... раз девушек надо удивлять, — в голосе преподавателя послышались веселые нотки, — Вы, Евгений, будете отвечать следующим! Раз время по сторонам смотреть есть, значит, к предмету готовы! — но шутка из его уст показалась Семененко не очень смешной. Он в ответ на это только понуро кивнул. — Прости! — пискнула девушка, пытаясь состроить грустное выражение лица и скрыть одолевающие её веселые эмоции. Молодой человек только отмахнулся, призывая её не обращать внимания на этот казус. Аня выдохнула, с некоторым отчаянием откидываясь на его кровать и закрывая собственное лицо подушкой. В легкие тут же проник аромат его шампуня, до ушей донесся голос молодого человека, который начал отвечать на вопросы преподавателя. А Аня так и продолжала лежать с его подушкой. И почему-то ей даже нравилось.