Эвкадар

Меж деревьев мелькают огни, это свет от факелов в руках воинов. Тэхён, собрав около пятнадцати человек, взяв с собой собак, пускается на поиски сбежавших. Логично думать, что первым делом они могли направиться в дом омеги и в то же время альфа считает это слишком очевидным, но догадку свою проверяет. Пусто. Тэхён, одетый в тёплое пальто, крепко держит поводок ищейки, уткнувшей мокрый нос в землю, задумчиво кусает губу. Гайю вместе с остальными осматривают ещё раз дом на случай, если где-то есть тайный ход или подвал, однако следов недавнего проникновения не обнаруживается. Тэхёна это бесит. Он мечтает побыстрее нагнать спевшихся пленников, лично перерезать глотку ублюдку урсусу, который с первого дня служит бельмом в глазу Чона, а потом схватить глупого омегу за волосы, прижать к дереву и задушить голыми руками за то, насколько ему плевать на предостережения Тэхёна. Разве он обращался с ним, как с врагом? Да Тэхён чертов благодетель! Он правда забрал омегу в лагерь, но не ради забавы, а чтобы уберечь, ведь в здешних местах только разгораются войны и неизвестно кто может заявиться в его дом, где, к слову, кроме Чимина, никто не живет. Сейчас омеге небезопасно жить одному, небезопасно помогать каждому встречному. Чимин, наивное дитя с чистым сердцем, этого не понимает, видит лишь одну свою правду, а Тэхёна держит за врага. Альфу отношение брюнета обижает. Чон не считает себя плохим человеком, ведь плохие люди не имеют совести, а со своей альфа каждую ночь разговаривает и всё чаще беседы эти сводятся к омеге. Почему же он так категорично настроен против него, зато урсуса, человека, чей король напал на его дом, защищает ценой собственной жизни. Неужели правда Чимин видит в Хосоке брата? Только от мыслей таких Тэхён, рыкнув, взмахивает мечом и отсекает верёвку, на которой прежде висела одежда. Веревка падает змеей на лужайку, и наступает тишина. Глупый Чимин… Маленький дурачок, совсем не разбирающийся в людях. — Надо идти дальше, чтобы успеть их поймать, - подходит изо спины к обозлённому альфе Гайю. Тэхён дышит горячим воздухом слишком часто, кожаный поводок в кулаке уже нагрелся, от того, что тот его сжимает - ему бы хотелось, чтобы вместо поводка была шея урсуса. Ночь по-зимнему холодная до постукивающих зубов, мрачный лес окутан густым туманом, который спустился на землю будто назло, затруднить погоню. И всё-таки на стороне Тэхёна луна и звезды, они указывают ему путь. — Немедленно обыскать весь лес. Найдите их или не возвращайтесь. Урсуса можете прикончить на месте, я разрешаю. *** Чон Хосок родился в столице Урсуса, когда-то город Бунок, переименованный в Асуру, после разделения королевства. Отец был конюхом, папа сушил фрукты и торговал на рынке. Детство альфы, несмотря на распри, войны и тяжёлое экономическое положение, проходило в достатке. Родители любили единственного ребёнка, дали ему образование и, благодаря самому Хосоку, который отличался упорством и образцовой дисциплиной, смог попасть в ряды лучших воинов. Альфа служил при королевском дворе до семнадцати лет. Об альфе отзывались с улыбкой на лице, говорили только хорошее и благодарили родителей за воспитание. И вправду, о Хосоке никто не шептался плохо: альфа помогал людям на базаре, с уважением относился даже к тем, кто ниже его статусом, хотя по закону те должны склонять перед ним голову. Среди всех юных воинов, только Хосок мог выходить за пределы королевского дворца и даже подниматься на верфь, под надзором старших по званию. Когда Хосоку исполнилось семнадцать, его отряд призвали на фронт. Прощаясь с родителями, он обещал одно - вернуться. Хосок прекрасно понимал, что разлука с домом и пожилым отцом с папой может затянуться на долгие годы, но мысли о своей гибели не допускал. Если он дал слово, кости сотрёт в порошок, но сдержит его. Обязательно вернётся. К великой печали, опасения альфы оказались не беспочвенны - война затянулась. Сколько друзей он потерял в ночь первой битвы, сколько руки тёр в холодной воде озера, пытаясь отмыться от крови, скольких убил и оставил без отцов. Хосок хоть и служил при дворе, однако прежде о настоящей битве ничего не знал, поэтому, попав на поле битвы, навсегда лишился покоя и частички себя. Нет больше того Чон Хосока, вечно улыбающегося и с сердцем, полным сострадания, ибо он умер в ту самую кровавую ночь - забрав чужую жизнь, своей лишился. Говорят, дух того, кого ты впервые убил, будет преследовать тебя до последнего вздоха. Хосок верит до сих пор и ненавидит себя, потому что первый, кого он убил был ещё совсем мальчик, от силы тринадцать лет. Альфа не знал и знать не хочет что делал ребёнок на поле сражения и знать не хочет, о чем он думал в миг, когда клинок Чона рассек его худую грудь. На рассвете, разгромив войско Эвкадара, Хосок блуждал между трупами и искал свою первую жертву. Мальчик лежал на плече в лужи крови. Его застывшие голубые глаза не выражали ужас или грусть, скорее непонимание. «Зачем ты меня убил?», - читалось в них. И всё-таки, эвкадарца всегда можно распознать по определённому признаку: даже перед лицом смерти они держат голову гордо, прямо как этот маленький мальчик, в чьих поблекших очах читалось бесстрашие. Хосок поклялся себе последовать его примеру и не испугаться того, кто своей костлявой рукой отбирает сердца. *** Альфа, резко распахнув глаза, растерянно оглядывается, шумя цепями, вглядывается в темноту, не отойдя от неспокойного сна. Слышится копошение в замочной скважине двери, и вдруг тишина. Хосок, решив, что судный час настал, приподнимается на слабые ноги, отходит к оконной раме, откуда в темницу проникает лунный свет. Дверь со скрипом отворяется, после чего альфа, переменившись в лице, от выжидающего до обомлевшего, срывается вперёд. — Чимин? Что ты тут делаешь? - волоча за собой цепи, бегает глазами по омеге урсус. Омега, одетый в коричневую накидку с капюшон, опасливо оглядывается в коридор, отгоняя тени свечой, в нетерпении хватает альфу за руку и говорит: — Мы убежим. — Что? - не понимает Хосок, будучи шокированным происходящим, ведь он ожидал увидеть в такой час кого угодно, даже самого дьявола, но только не омегу. — Я добавил в похлёбку караульщиков сонную траву, они не проснутся несколько часов. Других на улице нет, я проверил, поэтому давай поспешим, - Чимин рассказывает и одновременно, дрожа от нервов, руками пытается ключом, который тот выкрал у стражи, открыть кандалы и освободить пленника. Хосок трёт ноющие кисти, привыкшие к тяжести железных наручников, и изучает непонятным взором омегу, чьё лицо болезненно белое и неуверенное. Насколько же он отчаян, раз подверг себя опасности ради него? Альфа, конечно, благодарен Чимину за все, что тот для него сделал, а сделал он немало: приютил, подлатал, откармливал, бросался на помощь и даже теперь рискует жизнью. Он в какой-то степени сумасшедший парень. Хосок хмурится на свои разогнавшиеся в вихре мысли, хватается за голову, где волосы собрались в липкие комочки из-за высохшей крови, горбится. — Чего же ты тянешь? Нам нельзя мешкать! - Чимин в раздражении хнычет и хочет выбежать в коридор, однако альфа ловит его за ладонь и тянет на себя. — Вместе бежать нельзя. Когда о побеге станет известно, они пустятся на поиски. Ты будешь в опасности из-за меня… Впрочем, ты и сейчас в опасности, - как бы извиняясь, вздыхает брюнет. Если бы можно было почувствовать то, что чувствует Чимин в данную секунду, разрываясь меж двух огней - один его намеривается обжечь, второй согреть. Парень осторожно выдёргивает свою холодную руку из хватки альфы, смотрит с укором и поднимает стойкий взгляд из-под густых длинных ресниц, подобно подсолнухам, глядящим вверх. — Не смей. Я здесь не останусь. Дело не только в тебе, я тоже хочу домой. Вот оно - та самая вещь, которая завораживала Хосока в Чимине: его необычная способность умещать в себе одновременно добродушность и наивность, но в тоже время несгибаемость, решимость, который многие альфы лишены, его бунтарский дух. Как одним тоном можно до мурашек довести? Было бы у Хосока сердце, он бы его омеге подарил, позволил делать с ним всё, что тот захочет. Но у Чона нет ни времени, ни позволения на любовь. Брюнет кивает упёртому омеге, и оба, успев захватить заранее собранную Чимином сумку с припасами, не рискнув хватать коней, покидают поселение. Сколько часов они уже в бегах неизвестно, альфа ориентируется по Луне, понимая, что в деревне уже их пропажу обнаружили и, небось, ринулись в погоню. Зябкий ночной воздух и плохая видимость заносят Чимина в ямки, омега несколько раз спотыкается и падает, разбив коленку. Он понятия не имеет, куда держит путь, учитывая, что к нему домой они не зашли, ибо, по словам альфы, первым делом их начнут искать там. Чимин и сам это понимал, просто мириться с действительностью не хотел. Что им двигало пару часов назад, как он вообще додумался усыпить людей и ринуться спасать Хосока? Это снаружи кажется, что омега действовал без капли сомнения, на деле же Чимин давится комком горечи и страха за безрассудность. Ни на миг из его головы не выходил Тэхён, его угрозы и взгляд, от которого парень почему-то чувствует себя виноватым, словно он совсем-совсем живет неправильно. Или, быть может, это талант Тэхёна, внушать стыдливость? Луна уже закатилась за холмы. Пленники выбираются из дремучего леса, обрадовавшись, что не наткнулись хотя бы на стаю волков, оказываются на равнине с речкой. Чимин, который никогда не покидал пределы леса, зачарованно рассматривает просторы, под сумраком ночи, выглядящие более сказочно, восторженно ахает. — Где мы? - спрашивает омега, обнимая себя, дабы согреться. Хосок приглядывается, ковыряясь в памяти. Места смутно знакомые, особенно те, что за рекой. Если верить воспоминаниям альфы, отсюда он и попал в лес, дойдя до владений Чимина. Только урсус не понимает каким образом перешёл столь широкую реку. Должно быть, где-то рядом переправа, но ни мостов, не элементарных брёвен альфа не замечает. — Хосок? Где мы? — Пойдём, нужно поискать мост, - холодно игнорирует вопрос брюнета урсус. Чимин искренне удивляется интонации друга, но больше ничего не говорит, молча следуя по его пятам. Они спускаются с холма на равнину, по колено оказавшись в высокой траве, слышат сверчков. Омега уже не чувствует пальцев ног, из-за росы обувь намокла, а губы онемели. Естественно, если выбирать между свободой и тёплой постелью в деревне, Чимин выбирает свободу, ощущает её прямо сейчас и терпит холод с усталостью. Главное пережить сегодняшнюю ночь, уйти от эвкадарцев на безопасное расстояние, а потом уже омега подумает, что делать дальше. Хосок, держа низко факел, протаптывает дорогу, осматриваясь вокруг. Омега прямо чувствует внезапно взявшуюся отстранённость брюнета, подбирает правильные слова, чтобы обо всем спросить, однако осекается. Чимин, охнув, круто разворачивается всем телом к опушке леса, рыщет нахмуренным видом по темноте, стараясь успокоить колотящееся, будто кузнечик, сердце. Он точно что-то слышал… Омега, отгоняя тревожные мысли, сглатывает, видя только качающиеся ветки деревьев по вине поднявшегося ветра. Вдруг откуда ни возьмись, рассекая воздух, прямо к ногам Чимина прилетает длинная стрела, вонзившаяся в землю. Парень, до ужаса перепугавшись, с открытым ртом смотрит на неё, слабо осознаёт, что ещё бы пару сантиметров, и наконечник пробил бы ему череп. — Чимин, бежим! - из-под купола звучит крик Хосока. Альфа его насильно тащит за собой, велит двигать ногами, но омега, будто испустив дух, забывает о реальности. Его не волнуют люди, неожиданно выбежавшие из леса, не волнуют собаки, которые грозно лая, норовят вырваться из хватки хозяев; его не волнуют окоченевшие пальцы, судороги по всему ватному телу и ругань Хосока. Если их поймают, их ждёт верная смерть, так ведь? Точно, это не обговаривается. Тэхён лично перережет им глотки. Вот только почему, зная о горькой участи, Чимин не бежит в полную силу? Почему не борется за жизнь, которую пару минут назад чуть было не забрала стрела? Неужели его история должна закончиться именно так? Молодой омега, не познавший прелести жизни, рано лишившийся родителей, не видевший большие города, море и снег… Чимин, который никогда не влюблялся. Жил ли вообще, этот омега Пак Чимин или же выживал?.. Хосок чертыхается на стреляющего из лука Тэхёна, злобно скалится что их нагнали и придумывает план дальнейших действий. Были бы они хоть в лесу, то можно было бы скрыться, а на открытом поле не уйти, только если пойти на крайние меры. Например, броситься в ледяную воду. Других вариантов нет. Чон в недоумении поворачивает голову на потерянного омегу, который даже не моргает, раздражается. Всё пошло не так! Теперь они оба в опасности. Он обязан что-нибудь придумать и не попасться в руки эвкадарцев, поскольку на сей раз не выживет, а Хосок обещал вернуться домой. До реки остаётся шагов двадцать. Урсус резко сбавляет бег и оборачивается. Тэхён передаёт лук и стрелы Гайю со словами «стреляй, когда дам команду» и, выхватив из чужой ножны саблю, сокращает расстояние между бежавшими. Чимин наконец-то моргает, просыпаясь от гипноза. Он слышит его запах. Тэхён пахнет старой, пожелтевшей от времени бумагой, отдающаяся ароматом горького миндаля. Альфа ровным шагом не сбиваясь в темпе, буравя провинившихся поблескивающими от ярости глазами, вытягивает саблю вперёд. Собаки за его спиной скалят клыки, лапами дрыгая по рыхлой почве. Омега инстинктивно отходит в сторону, ударившись спиной о грудь Хосока, готов уши заткнуть от рычания разъярённого зверя, трусливо дрожит. — Вам бежать больше некуда, - констатирует факты Тэхён. Тишину нарушает только шум реки с быстрым течением. Хосок отводит взгляд за альфу, считает сколько примерно с ним человек и насчитывает девятерых. Вряд ли это все, может, где-то прячется остальная часть. — Пожалуйста, - шепчет еле разборчиво Чимин, после чего Тэхён переводит на него безразличный взор. — Заткнись, у тебя больше нет права говорить. К тому же, как я понимаю, идея побега принадлежит тебе? - ядовито говорит альфа. Омега не отрицает, и Чон хмыкает. — Сдавайтесь, и мы убьём вас быстро. Услышанное жалит Чимина, порывая на слёзы. Хосок молчит, задумчиво заламывает брови, совершенно не обращая внимания на никудышные попытки омеги спастись. — Ты не оставил мне выбора… Я просил сжалиться… — Я тебе сказал молчать, - рявкает громко Тэхён, теряя терпение. Чимин застывает как вкопанный, не понимая почему зверь альфы очень злится именно на него. — Я на грани того, чтобы наконец-то отрезать твой длинный язык, не нагнетай. Гайю, - жестом приказывает целиться Чон, и воин натягивает тетиву. — Нет, не надо, не надо! - Тэхён не думал, что глупость омеги не имеет границ: Чимин, срывая голос, вопит и заслоняет собой Хосока, который медленно поднимает глаза, где горит вызов. — Тэхён, пожалуйста. Как же он красив, даже в этих лохмотьях, с порванными на коленях штанами и заплаканным изможденным видом. Как сладок его голос, а имя альфы звучит, словно мёд. Тэхён держит кулак в воздухе, но стоит ему раскрыть ладонь, стрелы полетят прямо в него. Окрасят его губы в красный. Скрывать нечего, альфа очень хочет сохранить парню жизнь, сколько шансов давал и сейчас готов пойти на уступку. Тэхён на мгновение отворачивает шею вбок и толком не успевает понять, что происходит: Чимин издаёт резкий вздох, а затем оказывается схваченным в руках Хосока, который держит у его горла нож. — Что ты делаешь? - кривит ртом воин, мысленно обо всем догадавшись. Вот она, благодарность за спасённую жизнь. Теперь Тэхёну бы злорадствовать над наивным омегой, колоть этим, только лезвие ножа, давящее нежную кожу его сбивают с толку. — Прикажи им отойти в лес, - шипит Хосок, крепко держит Чимина за плечи. Прежде брюнет о предательстве ничего не ведал и вовсе не знал, что такое возможно, ведь никто не стал бы делать больно тому, кто тебе зла не желает. Но правда, Чимина нельзя назвать проницательным, а доброта это не всегда плюс. В жесткой современности редкое качество обратили в слабость. Тот, кто жалеет других, жалости не получит. Вжатый в горячее тело, омега задыхается либо от запаха Чона, либо из-за сильных рук, не позволяющих шевельнуться. Чимина нож у горла не так пугает, как осознание поступка Хосока. Ему бы заплакать, позволить себе избавиться от мерзкого привкуса предательства и признать собственную немощность, увы слёзы в глотке комом застряли. — Нет, - твёрдо отвечает Тэхён на чужое желание. Хосок, выдавив оскал, надавливает остриём в кожу, отчего парень роняет первую слезинку, сжимая до дрожи губы. Тэхён широко раскрывает глаза, переживая внутренний конфликт между долгом и сердцем. Спасти жизнь одному или убить врага? — Ты думаешь, это блеф? - считывает по глазам Хосок и нездорово смеётся, ещё сильнее давя, выпуская свежую кровь. Чимин звука не издает, даже не вздрагивает, только смотрит с сожалением. Лучше бы не смотрел, лучше бы прикрыл веки и не мучал душу альфы, зверь которого, учуяв кровь, выпускает когти, царапается. Тэхён, потратив пару секунд на размышление, опускает руку вниз и громко обращается к своим: — Уходите. — Но, господин! - делает шаг к нему Гайю. — Ждите у опушки. Я разберусь. Эвкадарцы, переглянувшись, метают презрительные взгляды на урсуса и нехотя поднимаются к холму. Хосок наблюдает за ними и потихоньку пятится назад, к реке. — Мне стоило тебя убить ещё в тот день, во дворе. С тобой столько мороки, - держит двумя руками саблю Тэхён, следя одновременно и за Хосоком и за ножом у шеи омеги. — Не делай глупостей. — Зависит от того, совершись ли глупость ты, - усмехается альфа. — Отпусти омегу. — Брось саблю к моим ногам и отойди на десять шагов, тогда посмотрим. — Ты за идиота меня держишь?! - рявкает в гневе шатен. Хосок демонстративно дергает рукой, и лезвие уродует шею парня дальше. Тэхён, сжав кулаки, судорожно выдыхает, понимает, что ситуация не на его стороне, поэтому, выругавшись, бросает саблю на землю и пинает её ногой к урсусу. Тот ободрительно мычит, потом кивает, мол, теперь черёд дистанции. — Я считал тебя братом, другом! Я доверял тебе! - скулит Чимин, роняя слёзы на грязные ладони Хосока. — А ты… Ты меня использовал? — Прости, малыш, - шепчет ему в ухо альфа, дыханием обжигая мочку, — но ты в мои планы не вписываешься, - и, убедившись, что Чон на безопасном расстоянии, резко толкнув брюнета вперёд, ныряет в реку, брызгами воды облив одежду Чимина. Мгновением позже, чем прыгнул урсус, в почву втыкаются выпущенные с холма стрелы. Гайю, расстроившись тому, что опоздал, топает ногой и в бешенстве дышит, приказывая спуститься к командиру на подмогу. Чимин, скрипя зубами, кое-как приподнимается на локте и, глядя на «чёрное зеркало», в которое нырнул Хосок, судорожно дышит, задыхаясь от напрашивающихся рыданий. Значит, это не сон, и альфа, которому он ни раз спасал жизнь, приложил к его горлу нож и бросил. Омега, дабы удостовериться в своих подозрениях, касается испачканными замершими пальцами пореза на шее, прищуривается на размазанную в грязи кровь и шмыгает. Он плачет громко, не стесняется ни Тэхёна, ни подоспевших воинов и злых псов, которые, к удивлению, услышав всхлипы брюнета, перестают рычать. Во что должен верить человек, как не в самого человека? Люди учат, что бог - благодетель, защита человечества, только Чимин, рано познавший горечь утраты, в существование бога не верит. Но лучше молиться воздуху, бестелесному созданию, чем человеку. Хуже выдуманного божества, божество реальное - человек. Чимин создал такого, поверил, что нашёл замену семье, был готов отдать душу, а взамен был втоптан в грязь. Омега с угасшей надеждой смотрит на реку, все ждёт, что Хосок появиться, однако, скорее всего, сильное течение его уже унесло. Чимин поджимает губы, пробует на вкус свои слёзы и прислушивается к тихим шагам позади. Яркий свет факела ослепляет его глаза, брюнет жмурится и отворачивается. — Почему ты не смеёшься надо мной? - хрипло доносится голос омеги. Тэхён, сев на корточки, втыкает факел в землю. — А я должен? — Ты убьешь меня? - не смотрит в глаза альфы Чимин. Чон, подозвав к себе Гайю, принимает из его рук плащ и накрывает им сидящего парня, чьи зубы из-за холода постукивают. — Стоило бы, но наивность это не преступление, да и я не судья. Зато теперь ты знаешь, что нельзя доверять первому встречному альфе. Произошедшее послужит для тебя уроком. — Тогда и тебе нельзя верить, - тихо говорит Чимин. — Мне - можно. У меня было достаточно удобных случаев и предлогов тебя убить. — Я и так чувствую себя жалким, и твоё одолжение лучше не делает. Может, это моя судьба - быть убитым тобой? Альфа долго изучает измученного омегу вдумчивым взором, подавляет порыв обнять его, чтобы согреть, видя посиневшие губы. Поэтому, встав на ноги, велит схватить парня и возвращаться в деревню. По пути назад Тэхён глаз не сводит с еле двигающегося омеги, даже думает донести его на руках, однако, вспомнив почему он сейчас не спит крепким сном в своей постели, хмурится точно грозовая туча и, добравшись до деревни, приказывает запереть того в темнице. Не кормить, и не поить. Утром Чон вместе с делегацией обыскивает всю территорию, перебирается через реку, только Хосока нигде не оказывается. Упустили. Затем Тэхён занимается подготовкой к наступлению, посылает письма с гонцами соседним войскам и, занятый делами, только к вечеру вспоминает о запертом Чимине. — Он был в отключке, когда я к нему пришёл, - рассказывает Гайю, уставившись на горизонт, где ещё желтым светит полоска. — Что ты у него забыл? — Ну, это… - чешет затылок Гайю. — Мне жалко его стало. Тэхён не рад, что альфа ослушался его приказа и навестил пленника, но в тот же миг благодарен ему, потому что иначе он бы не узнал о болезни Чимина. Видимо, ночной побег сказался на брюнете наихудшим образом: омега заболел. Чон своими глазами его состояния не видел, однако по словам Гайю, парень весь бледный, хоть и горит. Потеет жутко, бредит и не просыпается. В подобном состоянии Пак пребывает несколько дней, пока не открывает глаза. Омега ничего не ест, от настоек отказывается и только смотрит в окно. Вытянуть из него хоть слово - это новая игра для местных лекарей, в которой они постоянно проигрывают. Поняв, что упрямый омега и дальше не станет ни есть, ни пить, главный лекарь просит вмешаться Тэхёна. Альфа, начищающий свои ботинки у колодца, внимательно выслушивает пылкую тираду уставшего лекаря, лишь усмехается на его реплики. Ничего другого Тэхён от Чимина не ожидал. Похоже, поступок урсуса оставил неизгладимый отпечаток на сердце юноши, и это Чона неимоверно бесит. Будь Тэхён на месте омеги, назло Хосоку жил припеваючи, наслаждался каждым днём, мечтал о будущем. А этот, видите ли, меланхолии предался. Дождавшись ужина, альфа накладывает в тарелку овощей и тушёного мяса, приходит в пустой лазарет, где в дальнем углу у оконной рамы лежит омега. Чимин его запах чует сразу же, но вида не подаёт, да и зачем? Тэхён берет стул и садится рядом с кроватью. — Ты сел на диету? Я с тобой разговариваю, невежда, - пинает ножку койки шатен, и Чимин сглатывает. За эту неделю он совсем исхудал и будто высох, в глазах потух свет, щеки впалые, белые. Тэхёна колет мысль, что отчасти в этом есть и его вина, однако быстро прогоняет подобные думы и откидывается на спинку. Что он творит вообще? Нянчится с омегой, которому на его заботу плевать, унижается… Чонгук поведение брата бы не одобрил. Чон только сейчас ловит себя на факте, что соскучился по семье. Интересное замечание: а ведь их перепалки с Чимином напоминают ему о Юнги с Чонгуком. Тэхён хочет домой. Возможно, теперь он понимает омегу, ведь он тоже этого хочет. Только альфу дома ждут, о его здоровье молятся, а Чимин сам по себе, сирота с львиным сердцем. Тэхён переводит взгляд на профиль молчаливого парня, долго придумывает что сказать. — Мне было пятнадцать, когда моих родителей не стало, - вдруг начинает брюнет, не поворачиваясь к альфе. Тэхён не рискует что-либо говорить, терпеливо слушает. — Мой отец был дровосеком, а папа знахарем, торговал целебными травами в этой самой деревне. Вот так мы и жили втроём в домике в чаще леса: отец рубил дрова, папа сушил травы и иногда брал меня с собой на базар. Однажды зимой на отца упало огромное дерево, он сломал ногу и чуть не умер от горячки. Он долго не мог оправиться и в итоге стал хромать, - не спеша рассказывает Чимин, пальцем рисуя на пыльном окне ромашки, — больше глубоко в лес он не уходил, рубил те деревья, что росли поблизости. Осенью в деревне появились воины, папа побоялся торговать травами. Мы жили за счёт леса: питались мясом мелкой дичи, пойманной на охоте. Пили из источника, одежду шили из шерсти зверей. Но, как выяснилось, не только нам в голову взбрело так жить: пришедшие воины тоже почитали охоту, и однажды к нашему дому вышли двое альф, напросившись погреться. Родители впустили их, накрыли на стол, разожгли очаг. Я сидел у себя, папа не хотел, чтобы меня видели, потому что в свои пятнадцать я уже был красив. Воины перебрали вина, которым угостил их отец, начали вести себя вальяжно, всячески подстегивали отца и упрекали его тем, что он отсиживался в хижине, пока другие альфы Эвкадара проливали свою кровь. На их оскорбления ответил мой папа, рассказал про больную ногу. Один из гостей обозвал его шлюхой и велел заткнуться. Я никогда не забуду звон пощёчины, которой одарил папу тот воин… И тогда мой отец не сдержался, замахнулся и толкнул одного прямо на чугунную наковальню. Воин скончался мгновенно, а второй, разозлившись, ударил отца в спину охотничьим ножом. Раз за разом, снова и снова, пока отец, издав всхрап, не упал замертво. Я не знал, что мне делать, я испугался, но в отличие от меня, папа был смелым и безумным. Он вцепился в схватке с тем альфой, веля мне бежать. Если бы я знал, если бы я только мог предвидеть будущее, я бы тогда его не послушался и не убежал, куда ноги несли… - Чимин прикрывает веки, и слёзы одна за другой стекают к подбородку. Омега делает глубокий вдох, беззвучно плачет. — Когда я вернулся, папа был уже мёртв, как и тот воин. Наверное, ещё тогда мне стоило усвоить урок, что чужакам помогать нельзя. — Поэтому ты ненавидешь эвкадарцев? - вспоминает их первую встречу Тэхён, не зная что более сказать. История омеги вынуждает лишь посочувствовать. Тэхён теперь хотя бы может объяснить некоторые поступки и слова омеги, не искать ответы в бездонных глазах. Чимин слабо кивает. — Я тебе это все рассказываю к тому, что, быть может, не появись ты тогда на пороге, Хосок сделал бы со мной тоже самое? — Кажется, ты много думал в эти дни, не так ли? - усмехается невесело Тэхён, на что брюнет поворачивает к нему шею и всматривается, из-за чего Чон даже теряется. — Я хочу верить, что на земле ещё остались хорошие люди. Это просто мне не везёт, да? В венах у альфы будто стынет кровь, он поднимает озадаченный взгляд на омегу, который больше ничего не добавляет, ждёт вердикта. Вот оно что… Прежде Тэхён считал, что нежелание причинять парню боль кроется в его красоте, но отныне ясно как он ошибался. Дело в совсем ином. Чимин - это он из прошлого: такой же наивный, доверчивый, также мечтающий верить в человеческую душу. Когда-то Тэхён сбегал от учителей, чтобы порисовать на смотровой башне, запечатлеть кистью или угольком на бумаге лица, передать жизнь мертвому рисунку. Сколько он повторял себе, что ближних надо защищать, сколько отец это говорил… Только, повзрослев, побывав на самых жестоких сражениях, повидав и отобедав с тремя всадниками апокалипсиса, Тэхён очерствел, а книжку с рисунками он не держал в руках несколько лет. Чернила сменились кровью падших в бою, глаза, видевшие вечное солнце, ослеплены пылью, где собраны горы трупов. Тэхён просто не имеет право воспевать о человеческой доброте, став тем, кто мечом рассекает грудь. Это несовместимые вещи, наглая ложь. Но Чимин, нимфа из леса, вопреки страшному горю детства, все ещё питает к людям сочувствие, все ещё верит в них. Разве не в этом кроется сила - верить, когда надежды почти нет? Тэхён так не смог, отучился от идеи верить в свет, покорно отдавшись долгу перед королем, слуга алчности и невежества, жадности и жестокости. Об этом говорил ему Чонгук с самого юношества? За это стоит бороться до последнего вздоха? Тэхён зарывается большими ладонями в волосы, поправляет их и замирает на несколько секунд. — Я отпущу тебя, - вдруг объявляет альфа. Чимин, словно ослышался, недоверчиво уставляется на шатена, бегает заблестевшими глазками по его ровному лицу и задерживает взор на родинке на кончике носа. — Правда? Отпустишь? - до сих пор не верит омега, но его голос веселеет. — Отпущу, но при одном условии. — А я только было подумал, что ты человек… — Подожди окончания войны, - твёрдо просит Тэхён, взглядом выразительных глаз, в коих Чимин, к собственному несчастью ничего, кроме искренности мотивов, не замечает. — Сейчас одному жить опасно. В любой момент к тебе могут заявиться как и урсусы, так и наши. — Но война может продлиться еще двадцать лет, а то и целые полвека! — Ошибаешься. Наша армия уже выигрывает, так что подожди ещё немного. Я клянусь своей жизнью, если ты мне не доверяешь, что отпущу тебя. А пока оставайся здесь. — С тобой? - изгибает бровь омега, явно недовольный подобными условиями. — В том числе, - кивает Тэхён. Как бы не злился Чимин, другого варианта не было и пойти на сделку с Чоном ему приходится, но перед этим омега выдвигает и свои требования: первое, с ним не обращаются как с пленником; второе, он свободен в передвижениях, однако все равно находится под наблюдением человека Тэхёна. Альфа протягивает брюнету ладонь, и Чимин её аккуратно пожимает. *** Дворец полон теней, но ещё больше шепотов. Советник под треск огня выписывает очередные указы и оглядывается, когда в дверь стучаться. — Кто там? В комнату входит молодой парнишка в кожаном плаще и дорожной сумкой через плечо. Советник мигом поднимается с кресла, жестами требуя поскорее прикрыть дверь. — Ну, что ты мне принёс? Садись, садись, - Архи, старик, оставленный Сокджином в качестве регента, получает письмо с королевской печатью и, обойдя письменный стол, глазами рыщет по ровному почерку. Из письма советник узнает, что Джин уже прибыл в столицу и нашёл ночлег, узнал о пленных воинах, которых тот видел по пути, узнал о том, что Эвкадар чудная столица с домами, построенными по новым технологиям и моде. Архи пару минут сохраняет молчание, не обращает внимания на гонца, а затем, погладив свою бороду, подносит бумагу к пламени свечи. Гонец с трепетанием сердца наблюдает как лист желтеет, потом чернеет и сворачивает от огня, пока не обращается в пепел. — Ну, сынок, - вытирает руку платком старик, — тебя никто не видел? Никто не спрашивал? — Нет, господин, - встаёт на ноги юноша. Советник хлопает его по спине и предлагает выпить сидра на королевской кухне в качестве вознаграждения. Гонец в благодарности кивает, выходит из кабинета, а Архи, перестав улыбаться, пальцем подзывает к себе одного стражника. — Избавьтесь от мальчишки, - шипит тот и громко хлопает дверью. *** Чонгук просыпается к рассвету и, не успев накинуть на себя халат, оказывается застигнутым врасплох своим помощником. Альфу просят выйти на улицу. Чонгук хмуро провожает того взглядом, надевает штаны и рубашку, встречает холодные порывы ветра. Из столицы пришли вести, король не доволен, что альфа задерживается в пути и требует того в столицу в течение месяца. Чонгук, не желающий отбывать столь скоро, без энтузиазма велит своим готовиться к сборам, а гонцов приглашает погреться у очага. Юнги удивляется, когда с раннего утра видит лошадей с королевским знаменем, спрашивает у мимо проходящих новобранцев о них, а в ответ получает «сами не знаем». Тогда омега прибегает в шатёр дяди и, не объявив о своём приходе, врывается внутрь, сразу поменявшись в настроении, застав Шихёна в компании Чонгука. — Что ты хотел, сынок? - заметив угрюмый вид пепельноволосого, отвлекается от бумаг альфа. Чонгук насмешливого взгляда от обидной моськи омеги не отводит, любуется чистым ликом и алыми губами. Красота Юнги пришла вместе с весной, только, в отличие от весны, красота парня никогда не увянет, наоборот, с каждым днём раскрывается. Запах морковки вытесняет другие ароматы в шатре, и Чонгук незаметно вдыхает его. — Что за лошади пасутся у холма? — Это из дворца гонцы прибыли, - мол, ерунда, машет рукой Шихён и вновь утыкается в бумаги, — король требует Чонгука в столицу. — Неужели ты уезжаешь? - хмыкает Юнги, забыв о бойкоте, потому что желание позлорадствовать распирает его изнутри. — А ты так расстроен, - подыгрывает ему альфа, скрестив руки на мощной груди. — Не видишь? В соплях тону. — Хватит вам паясничать, - цыкает старший, подойдя к карте. Шихён берет мелок, ладонью чистит уже начерченную границу и рисует новую, получив подтверждённые данные о бойнях. Его задача начертить нынешние границы Эвкадара на небольшом листке и передать её Намджуну через сына, как и требуется. — Когда ты уезжаешь? - подходит ближе Юнги. — Тебе так не терпится избавиться от меня? — Дядя! - закатывает глаза омега, оперевшись двумя руками о стол, устав от постоянных издёвок. — В конце недели, Юнги, - не обращая внимания на сыновей, занимается своими делами Шихён. — А можно и мне? — Что? - хлопает ресницами Чонгук, поражаясь чужой наглости. Альфа становится впритык к маленькому Юнги, окидывает его глумливым оком и ахает. — То есть, ты хочешь поехать со мной в Эвкадар и это несмотря на то, что я отправил твоего любовника на войну? Сколько ты мне мозг выносил с этим, а надо было просто тебя столицей подкупить? — Я повторяю ещё раз! Таки — мой друг, а не любовник, ясно?! - тычет пальчиком в грудь воина Юнги. Он думает, что выглядит свирепым и опасным, но на деле Юнги как злой котенок: лапками боксирует и малюсенькими клыками кусает. — И поэтому вы договорились встретиться с ним за храмом? - иронично тянет Чонгук. Юнги заметно теряется, не зная чем ответить, поскольку не ожидал, что альфе обо всем известно. Путаясь в словах, парень давится в возмущении и пуще прежнего впадает в истерику, бесясь на победную ухмылку Чона. — Ты подслушал наш с ним разговор?! Как ты смеешь?! Дядя! Шихён откликается на визгливость Юнги, трёт глаза и пытается разобраться в происходящем, однако из-за ругани ему это не удаётся. — Вы особо и не скрывались. Не моя вина, что вы посреди площади ворковали. — Это ничего не значит! Он мой друг! Да и что я перед тобой оправдываюсь? - отворачивается от него омега. — Так ты хочешь в столицу? - меняет тему Чонгук, играясь с кинжалом в руке. Юнги, сжимающий кулаки и надувший щеки, громко восклицает: — Да! — А я тебя не возьму с собой, - как ни в чем не бывало отвечает Чонгук. Юнги чуть не взрывается от ярости, залившись краской. Альфа видит костры на дне его зрачков, лично проверяет градус кипения и еле сдерживает смех. — Не тебе решать! - шипит сквозь сомкнутую челюсть пепельноволосый. — Дядя, можно? — Дядя, нельзя, - открыто издевается над парнем Чонгук, наклонив голову набок. — Можно! — Читай по губам, - щурится альфа, — нельзя. Шихён, голова которого как будто раздваивается от криков, устало проводит ладонью по лбу и сильно бьет кулаком по столу. Из-за шума оба утихают, а альфа, одарив сыновей укоризненным взором из-под густых бровей, говорит: — Мне что, как в детстве, вас крапивой отхлестать, чтобы вы успокоились? Как вы посмели себе такую дерзость? Оба не попадайтесь мне на глаза, пока я не дорисую карту. — Но, дядя, - уже мягко обращается к Шихёну Юнги, — ты ведь обещаешь подумать насчёт столицы, да? Пожалуйста-пожалуйста, я давно этого ждал! — Думаешь, красивые глазки это рабочий способ? - проходя мимо, как бы вслух размышляет Чонгук. Шихён, переводя дыхание, кивает заулыбавшемуся омеге и получает от него поцелуй в щёчку. Юнги заранее зная, что Шихён его отпустит, радостно подпрыгивая спешит помочь омегам приготовить еды для воинов. Чонгук, следя за ним у стойла, где жует сено Сокол, качает головой.