Эвкадар

Джин стоит весь бледный, глядит на снующих взад-вперед слуг, смотрит на окровавленные простыни и порванные подушки, из которых падают под ноги гусиные перья. Он видит разбитый бокал, осколки которого собраны в кучу на подносе, отражая свет попадающий в комнату через окна. Видит нож, лезвие которого в засохшей крови. Видит всё это и распадается внутри. Омега сглатывает, не делает шагов вперед, потому что боится увидеть то, чего вынести не сможет. Ему дурно. Он чувствует как коченеет, покрывается изморозью, морщится от сильного запаха моркови. Его подташнивает. Неосознанно омега подбирается к распахнутым настежь тяжелым дверям покоев короля и видит бет, меняющих постельное белье. Джин больше перед собой ничего не различает. Не слышит. Его сердце надувается подобно гнойному волдырю и лопается. Глаза наливаются слезами, а на языке горький привкус предательства. Вдруг его кто-то хватает за плечо и резко тянет назад. Джин подобно безвольному чучелу пятится за неизвестным и оказывается перед Сетом. Наконец, покончив с делами, слуги запирают господские покои и, поклонившись Киму, под предупреждающий взгляд Сета бегут прочь. — Скажи мне, что я только что увидел? - глядя сквозь бету, задается вопросом омега. Хочет себе больнее сделать. К чему вопросы, если его душа и так всё чувствует? Если зверь и без чужого подтверждения захлебывается в крови, когтями вспарывает себе брюхо? Сет, взяв шокированного парня за лицо, оглядывается по углам и помогает тому сесть. По щекам омеги проносятся первые слёзы. — Он сделал это со мной... Он меня предал, - завыв, не стесняется своей боли урсус, обнимает себя руками и воет, будто побитый пес. Джин рыдает как в последний раз, не терпит буран в груди, чуть ли не рвёт на себе волосы, не знает куда деться. Сет наблюдает за его агонией, проникается сочувствием и пытается остановить пытки преданного парня, который прежде никогда не познавал яда любви. Тот, кто лишился ласки с самого своего рождения, не мог знать, что любовь способна на подлость. У Джина хрипнет голос. Он барахтается ногами, будто хочет сквозь землю провалиться, трясет плечами в истерике и не хочет слышать слов Сета. — Я ведь говорил тебе, - поджимает губы уставший после бессонной ночи бета; он не сомкнул глаз, сидя рядом с Юнги, который до сих пор не пришел в сознание, во сне ища спасение. Когда Сет увидел его обнаженного на кровавых простынях, всего побитого и будто иссохшего, сильно испугался, что король убил его. Но пепельноволосый мальчик дышал, пусть слабо, но держался за жизнь, лил беззвучно слёзы сквозь сомкнутые веки. Намджун поиздевался над ним так, как бы зверь не посмел. Оставил отпечатки на каждом участке белоснежного тела, испил его крови хуже демона, но больше того, альфа покусился на то, что Юнги столь отчаянно пытался сберечь - его чистую любовь. Метка, оставленная Чонгуком, долго кровоточила. С каждой её каплей Юнги как будто становился прозрачнее. Сет собственными руками пытался остановить её, звал омегу, обещал больше не давать его в обиду. Но Юнги спал. Спал и плакал. Это были слёзы его души. Она говорила за него, взывала от боли. Сет терзался в чувстве вины, ненавидел себя за свою безучастность и молился над койкой богам, чтобы мальчишка выжил. Сейчас он молится, чтобы Джин наконец-то распахнул застеленные розовой пеленой самообмана очи. — Он не любит тебя, пойми! - взывает к здравому смыслу Сет, трясет мечущего в огне Джина, — он легко нашел тебе замену, потому что истинность для него ничего не значит! — Нет, не правда! - кричит на того урсус, толкает слугу в грудь и глядит, словно одичавший. — Он говорил, что я поселился в его сердце! Его нежность, глаза, полные восхищения, и тепло рук не могут быть игрой! Он полюбил меня по-настоящему! Кому Джин внушает это, сам не понимает, потому что в голове бьют сигнальные огни, а сердце, пусть и разбитое, все ещё лелеет надежду. В нём враждуют две стихии, не дают здравомыслию пролить свет на происходящее. Джин не хочет отказываться от своей правоты, прокручивает в памяти каждую улыбку в свою сторону, их поцелуи под одеялом и горячие ночи. Вспоминает крепкие объятия и слова любви, хватается за них, как за спасательный трос, только пуще плачет. Намджун говорил, что доверяет лишь ему одному. Так говорят тем, кого любят. Плевать на истинность, она их просто подтолкнула друг к другу, а любовь родилась гораздо позднее, когда Намджун стал проявлять заботу. Когда ласка стала языком, на котором они говорили лишь друг с другом. Злая шутка судьбы сплести судьбы врагов, Джин это осознает, но, возможно, это было предрешено намеренно? Чтобы их любовь положила конец кровопролитию. Он не позволит никому отнять у него то, что подарила ему судьба. Сет лихорадочно проходится по взбесившемуся омеге взглядом, подползает ближе и говорит: — Хватит обманываться! Почему ты не хочешь услышать меня?! Этот человек в тебе не нуждается! Ему нравится твое тело и то потому, что вы истинные. Он и глазом не моргнув потребовал к себе другого. Когда любят, Джин, других не видят. Из вас двоих только у тебя есть чувства. — Нет! — Да! - кричит громче Сет, берет того за воротник ночной рубашки. — Очнись же! Ещё не поздно всё исправить и вернуться к старому плану. Он тебя не любит, тебя ничего не должно останавливать! Убьем его, - вкрадчиво проговаривает бета, за что получает смачную пощёчину. Джин нависает сверху и бьет снова и снова, пока губа Сета не окрашивается в бордовый. Омега, спрятав лицо за локтем, не смеет отбиваться, терпит пульсирующую боль и все не умолкает. Джина же подстегивает чужая тирада. — Умолкни! Ты ничего не знаешь о нашей любви! — Потому что её нет! — Заткнись! Пожалуйста, заткнись! - Урсус, заткнув уши, отползает к стене и бьется затылком. — Ты сам знаешь, что я прав, - садится Сет, вытирая рукавом кровь с губы, — он откажется от тебя, если найдет новую забавную игрушку. Сегодня это был Юнги, завтра это будет кто-то другой... Понимаешь? Такова сущность завоевателя! Получить, поиграть, сломать и выбросить. Внезапно в коридоре возникает звенящая тишина. Черты лица Джина разглаживаются, он больше не плачет и, раскрыв в безумии веки, буравит взглядом невидимую точку перед собой. Сет настороженно выпрямляется, не понимая к чему вдруг это затишье и от чего зрачки напротив опасно сузились. — Это вина того пленного омеги, - стиснув челюсть, в ненависти выпаливает Сокджин, — он его соблазнил! — Что? - Сету кажется, словно парень лишился ума. Джин на него не реагирует, обращается к самому себе либо же ведет диалог с невидимым духом, который, как кажется, довел омегу до безумия. — Этот поганый мальчик всему виной! Он хочет отнять у меня моего альфу. Я его уничтожу! - зарекается он и мчится только ему одному в известном направлении. Сет подрывается вслед за ним. Оба минуют длинный коридор и добираются до крыла, где находятся пустовавшие гостевые покои. На этаже никого, и это развязывает бете руки: Сет поспевает за осатаневшим урсусом, дёргает его на себя. — Что ты задумал?! — Пусти! Давно стоило прихлопнуть бродяжку! - налитыми кровью глазами сверкает Джин, сердце которого трещит по швам. Сет его боль понимает и даже искренне сопереживает, только в голове слуги не укладывается одно: почему Джин обвиняет изнасилованного мальчика, если растоптал их великую, по мнению Кима, любовь сам король? Неужели яд истинности затуманил когда-то ясный ум сообразительного урсуского принца? — Приди в себя! Успокойся! - теряет терпение Сет и рявкает, больно сжав чужую кисть. Джин её вырывает с лёгкостью. — Не стой у меня на пути, иначе и тебе достанется! Ты ведь всё знал! Небось, лично проводил омегу до его дверей! Предатель, - брезгливо выплевывает последнее Ким, хмурясь больше. — Таково было желание твоего драгоценного Ким Намджуна! — Заткнись! - пощёчиной сбивает бету с ног Сокджин, угрожая пальцем, что украшал перстень с синим камнем. От кольца на губе слуги выступает свежая кровь. Сет держится за горящую щеку, мысленно возвращается в день, когда омега поднял на него руку впервые и понимает, что больше сочувствия к нему не испытывает. Джин этого не заслуживает, увязнув по колено в высокомерии, тщеславии и гордыне, которые породили не любовь, а кое-что опаснее. Сет как-то ему говорил, что истинность не всегда значит любовь, порой это страсть - то самое чувство, которое может помутить рассудок, превратить человека либо в самое нежное, либо в самое гадкое существо. Страсть поражает мозг, травит душу. Зря её путают с любовью, они совсем не похожи. — Я убью этого омегу, и ты мне не помешаешь, - ставит точку Джин, от своего слова не отказывается. Он, высокомерно хмыкнув, дёргает подолом туники и приближается к лестнице, ведущей вниз. Сет решает воспользоваться козырями, припрятанными в рукавах. Другого пути нет. — Если ты хоть пальцем тронешь Юнги, Намджун узнает, кто ты такой, - крикнув тому в спину, заявляет уверенно бета. Джин резко останавливается, но не возвращается обратно к собеседнику. Вместо этого сам Сет, вытирая разбитую губу, встает напротив сжимающего кулаки омеги. Джин тянет уголок рта в недоверчивой усмешке. — И каким это образом? Неужто ты настучишь? — Ты не оставляешь мне выбора. — Он в твои слова не поверит. Я скажу, что ты мстишь мне, оговорить пытаешься. Да и кому он поверит: жалкому слуге или своему омеге? — Этот жалкий слуга прослужил во дворце более двадцати лет и был верен ему, вопреки всему им принесенному злу, - задевают оскорбления эвкадарца, — но ты прав - на слово он мне вряд ли поверит, а вот если я покажу ему твои записи... - Сет победно улыбается, когда румянец сходит с лица вмиг посерьезневшего урсуса, ведь им обоим отлично известно о каких именно записях пошла речь. — Ты сказал, что уничтожил дневник! - наступает на бету омега, в ярости не зная куда себя деть. Обойдя урсуса, слуга пожимает плечами, ведет хитрую игру, блефует, ведь дневник, должно быть, уже почти в руках Чон Чонгука. — Знаешь, как говорится, доверяй, но не доверяйся. Так что не вынуждай идти на крайности. Как думаешь, что с тобой сделает король, узнай он правду? Уверен, тебе достанется больше, чем Юнги этой ночью, а он едва дышит, - Сет не успевает договорить, ибо Джин хватает его за воротник одежды и дышит огнём, требуя сказать, где тот прячет дневник. Сет нездорово смеется. — Не старайся понапрасну, я спрятал его там, где ты не найдешь! Бегая стеклянными от злости глазами по невозмутимому лицу беты, Сокджин с прискорбием для себя понимает, что Сет не лжет. Дневник в самом деле где-то здесь, во дворце, а значит омега под ударом. Лихорадочно думая как себя обезопасить, урсус даже не сразу понимает, что Сет его с небрежностью отталкивает от себя, поправляя помятую ткань рубашки. Окинув перепуганного омегу безразличным видом, он разворачивается и спускается по длинной лестнице на нижний этаж. В тот самый момент в голову омеги заползает змей, шипением подсказывая выход из петли, которую затянул ему на шее бета. Джин вновь испытывает душевный подъем, но страшно хладнокровные и пустые глаза не выдают его настроения. Он, словно заговоренный, быстро догоняет на ступеньках когда-то близкого и единственного друга, сегодня - заклятого врага, и напористым рывком толкает того в спину. Сет срывается с лестницы, делая кувырки, даже не успев издать крика, ломает шею и бездыханным оказывается на мозаичном полу. Смерть наступила мгновенно. Джин застывает в немой панике, ещё не до конца понимая, что сотворил. Омега, спустившись на одну ступень ниже, вытягивает в любопытстве шею, дабы убедиться, что слуга не дышит. Так и есть, никаких признаков жизни, за исключением навеки застывших распахнутых глаз, смотревших в самую душу, коей, как кажется, омега давно лишился. — Знаешь, как говорится, хороший пес заслуживает хорошую кость. *** Высокие крепкие стены словно прочерчивают грань между мирами. Но для Чонгука, что здесь, что там, за башнями, всюду разворачивается ад. Небо хмурое: тяжелые тучи, сбрасывающие временами на землю дождь, медленно, подгоняемые ветрами, плывут на запад. Солнца не видно, поэтому холодно. Каменные стены ворот Тунгу возведены сто сорок лет назад для обороны столицы; внутри они сделаны из бутового камня и гашеной извести, с наружней части из обработанных кирпичей. Тунгу уходил высоко в небо, а толщина крепостной стены составляла почти три метра, что делало её неуязвимой. Сверху по стене проходила галерея для лучников, обороняющих ворота. Они прятались за прямоугольными зубцами и обстреливали врагов из прочного бруствера. Чтобы пробиться за ворота, которые тоже имели свои особенности, нужно было сперва избавиться от лучников. Это дело требует особой меткости и проворности, к тому же знаний в проектировании оборонительных сооружений. Чонгуку не надо много думать, чтобы завоевать захваченный урсусами Тунгу. Он не собирается обнажать свою саблю и только все смотрит на черную орду нечисти, занявшую окрестности вдоль стен. Их много, но не больше чоновской армии, однако, раз уж им удалось завоевать Тунгу, стало быть, нельзя недооценивать врага. — Воины ждут твоей команды, - подходит к брату Тэхён, на голове которого, как и на Чонгуке, капюшон теплой накидки. Эвкадарцы разместились на приличном расстоянии от гарнизона Урсусов, оставив поле между ними свободным, сделав из него арену битвы. — Мы не будем сражаться, - сообщает альфе Чонгук. — То есть как? — Они нам не враги. Альфа проходит в шатер, где разместились военачальники, обсуждавшие стратегический план. Увидев вошедшего генерала, они перестают гоготать и учтиво опускают головы в знак почтения. — Я не понимаю твоих мыслей. Они ведь урсусы! Чонгук просит свои доспехи и ждёт, пока их зашнуруют, чтобы воплотить свой замысел, о котором никто ничего не знает, в жизнь. — Оставьте нас с братом одних, - тихо просит тот и садится на сундук, чтобы обуть новые сапоги. — Я пришел в столицу за головой Намджуна, - когда все ушли, начал Чонгук, — мне не зачем терять своих солдат в никому не нужной битве с урсусами, тем более если их можно сделать своими союзниками. — Что за чушь ты несёшь? - не желает понимать брата Тэхён, кривит ртом. — Объединиться с теми, кто все эти годы резал наш народ?! Твою идею ни один уважающий себя воин не поддержит! Все эти люди, - указывая пальцем наружу, сердится на чужое малодушие младший, — потеряли свои семьи в борьбе с ними! Я лично предавал огню парней, которые мне были дороги! — Они выбрали пойти за мной, - перебивает тираду брата Чонгук, в интонации которого мелькала грусть, — и они все доверились мне, а значит моё решение - это их решение. Я понимаю твою злость, братец, но мне нужно спасти Юнги и отомстить за отца. Я пойду на все, даже на сделку с дьяволом. Чонгук звучит категорично. Молчание затягивается, лишь треск углей в разведенном огне нарушает его, и Тэхён, долго глядевший на альфу, в конце концов сдаётся, громко цыкая. Он отворачивает взор и унимает ветер в своей груди, подавляя вместе с ним свою оправданную неприязнь к урсусам. Чонгук ничего другого и не ждал. — Ладно. Но как ты планируешь заручиться доверием урсусов? Вдруг они не захотят заключать с нами сделку? — Тот, кто ведет их, далеко не глупый альфа, - закончив одеваться, Чонгук проверяет свой меч, рукоять которого все еще обвязана красной ленточкой Юнги, и сует в ножны, довольный тем, как его лезвие подточили. — Доверься мне. Я бы не стал рисковать своими людьми, если бы не был уверен в своих действиях. Спустя два часа, прихватив с собой лишь малую часть войска, Чонгук направляется к воротам Тунгу. Он, твердо державшийся на коне, держит спину прямо и в уме подсчитывает приблизительное количество вражеских воинов. Его острые глаза бегают с одной башни на другую, замечают каждое движение и тень, мелькнувшую за зубцами. Лучники занимают свои позиции и ждут сигнала командира, с которым Чонгук и прибыл вести переговоры. Урсусы, когда армия Чона только показывается на холме, выстраивается в боевую шеренгу и обнажает мечи, скрывая головы в шлемах за широкими щитами с урсуским гербом. Ветер перестает поднимать пыль под копытами скакунов, и становится вдруг невыносимо тихо. Эта тишина коробит Тэхёна, что до сих пор с сомнением относится к плану брата, но против больше выступать не смеет. — Я пойду первым, ты следом за мной, понял? Трое воинов пусть держатся рядом для подстраховки, - не оборачиваясь за спину, проходится внимательным взглядом по урсусам Чонгук, однако нужного ему человека среди них не находит. — Хорошо. Тэхён передает сказанное остальным. — Пора, - решает Чонгук и, подняв к мрачному небосводу раскрытую ладонь, в знак того, что он пришел с миром, пинает коня сапогом вбок. Они уже преодолевают половину пути, но к ним все ещё не выходит навстречу главнокомандующий урсусов. Это недобрый знак. Тэхён это хорошо понимает и никак не может заставить себя убрать руку с рукояти спящего в ножнах мечах. Его недоверие нарастает с каждым звоном копыт, с каждым свистом ветра, пока в конце концов он, не рыкнув, поднимает подобно брату свою руку. Шихён всегда говорил, для того, чтобы завоевать доверие врага, сперва нужно самому научиться доверять. Тэхёну было двенадцать, когда он услышал эти впившиеся в сознание слова, и сейчас он понимает, что почивший отец никогда не ошибался. Мудрость его опередила время. Вдруг ворота Тунгу поднимаются. Резкий и грозный шум потрясает землю, а железная сетка пропускает к внешним стенам человека в черных доспехах. Урсусы расступаются в стороны, создав коридор для, как догадался Чонгук, генерала. Высокий альфа в шлеме, который прячет половину лица, не позволяя нежеланным гостям рассмотреть его, седлает своего бурого скакуна, чья темная блестящая грива коротко подстрижена, скачет к остановившимся на полпути Чонам. Он также поднимает одну ладонь. Хосок сразу узнает второго всадника, но реакцией себя не выдает, лишь усмехаясь коварной судьбе. Впервые он предстал перед ним раненным пленником, ко всему прочему негодяем, подставившим клинок к горлу беззащитного омеги. А сегодня Хосок главнокомандующий целой армии и от его слова зависит жить ли Тэхёну или пасть смертью храбрых. Затянув поводья, отчего конь встает на дыбы, Хосок встречается с взглядом черных глаз знаменитого генерала Чона, слава которого собой затмевала солнце. По-разному его представлял Хосок, но реальность ничуть не хуже его воображения, пусть и кровавый шлейф за его широкими плечами не следует. Наконец, урсус снимает с головы шлем и показывает свое бесстрастное лицо врагам. Тэхён в тот момент приходит в ярость и недоумение, раскрывает широко глаза и только сжимает крепко кожаные поводья. Сколько времени прошло с тех пор... Сколько раз альфа воображал их встречу, его гибель от острого меча. В глубине души Тэхён надеялся, что не благородный воин, прикрывающийся грудью омеги, погиб, причем позорно, трусливо, как подобает псу. Но он здесь, сытый и здоровый, притом с высоким званием и тщеславным видом, от которого альфу тошнит. Разве это честно? Хорошие, честные люди погибали самыми жестоким образом, тот же Гайю, а кто-то, вроде этого червяка, продвигается в звании и живет дольше всех. Нет. Так нельзя! За один миг Тэхён с неприятным свистом достаёт свой меч и наставляет кончик на Хосока, оскалив зубы, как обезумевшая гиена. — Тэхён! - рявкает на него Чонгук, одним глазом уставившись на лучников, которым осталось только выпустить стрелу. — Ты! Как тебе духу хватило показаться передо мной?! - не обращает внимания на брата он, дрожит рукой, которая торопится пробить доспехи урсуса. Хосок ему не отвечает, жестом отговаривает своих стрелять и все ждёт, когда гнев альфы утихнет. — Ты в своем уме?! Спрячь меч, ты ставишь под удар нас всех! - Чонгук хватает младшего за воротник рубахи и заставляет смотреть на себя. Тэхён вырывается из захвата, брызжа слюной, рассказывает: — Ты не понимаешь, кто этот мусор! Он дезертировавший воин, который прятался в доме Чимина! Он воспользовался чужой добротой, а когда я прижал его к стенке, был готов убить омегу! Он приставил к горлу Чимина нож, Чонгук! Эта мразь не заслуживает жить! - зарычав, Тэхён замахивается, однако меч его остаётся в воздухе. Чонгук перехватывает чужую локоть и, крепко сжимая челюсть, остерегающе качает головой. — Тебе придется закрыть на прошлое глаза. — Ну уж нет! — Послушай сюда! Тебе придется сделать это. От нашего с тобой шага зависит жизнь тысячи воинов! Сегодня никто не будет сражаться, ты понял? - вкрадчиво, четко выговаривая слова, букву за буквой, смотрит из-под ресниц на побагровевшего от ненависти Тэхёна. Странный призрачный намек ухватывает между строк младший и, подумав пару мгновений, убирает меч, не сводя испепеляющего взора с надменной физиономии Хосока. Чонгук, облегченно выдохнув, поворачивается к урсусу. — Меня зовут Чон Чонгук, я генерал эвкадарских войск, сын Чон Шихёна. — Я знаю тебя, - приложив кулак к сердцу, выказывает уважение альфа, затем смотрит на недовольного Тэхёна и делает тоже самое. Однако второй его игнорирует. — Что вам надо? — Союза. — Союза? - будто ослышавшись, хмурится Хосок. — С чего бы мне верить твоим словам. До сегодняшнего дня эвкадарцы с радостью убивали мой народ. — Вы тоже не жалели ни наших омег, ни детей, - не выдержав, шипит с презрением Тэхён. — У меня свои цели. Если хочешь, заключим сделку. Я хочу лично убить Ким Намджуна, и мощь твоей армии мне необходима, чтобы пробраться за стены дворца. Взамен я отдаю вам то, чего вы хотите больше всего - королевство, - звучит уверенно Чонгук, приводя урсуса в смятение. Хосок не ожидал услышать ничего подобного и потому слова генерала казались ему более неправдоподобными. Тогда Чонгук рассказал ему о подлом убийстве отца, что верой и правдой служил королю, рассказал о своем сердце, о своем смысле жизни по имени Юнги, которого держат в столице. В момент исповеди голос альфы ни разу не дрогнул, он держался хладнокровно и по-прежнему величественно, словно не он пришел к чужим ногам, прося о помощи. Хосок вдруг понимает для себя, что в этом главное отличие Чон Чонгука от других воинов - даже склонивший голову, он остаётся тем, к кому невольно питаешь уважение. Дослушав до конца, урсус, поднимает к носу черный платок, потому что ветер подгоняет песчинки пыли, сужает веки. — Как я могу быть уверен, что это не коварный план? Тэхён враждебно впивается взглядом в недоверчивого альфу, но больше не поддается чувствам ненависти. Между тем, подождав с ответом, Чонгук тянется к мешку, привязанному к седлу, достаёт хорошо вычищенный охотничий серебряный нож, рукоять которого украшена мелкими рубинами, некоторые из которых опали и на их месте отныне зияют дыры. — Это всё, что нам осталось в память об отце. Прими этот нож в знак моих искренних намерений. То, что Чонгук не кривит душой, Хосок понимает по молниеносной реакции Тэхёна, который был явно возмущен жестом своего старшего брата: отдать врагу последнюю вещь почившего отца - настоящее кощунство! Если бы Чонгук мог видеть с какой злостью и неподчинением испепеляет его затылок Тэхён; впрочем, первый мог почувствовать, но не подать вида, сохраняя привычную для себя статную позу. Хосок первым спрыгивает с коня и подходит к эвкадарцу, своим поступком давая остальным понять, что оружия следуют опустить; что урсусы у стены и делают. Брюнет принимает нож, разглядывая переливающиеся красные камни на свету с равнодушием. — Хорошо, я принимаю условия сделки. Вам - жизнь Ким Намджуна, нам - победа Урсуса, - пожимает руку Чонгука Хосок, а сам о местоположении наследного принца умалчивает, решив не ставить его безопасность под удар. — Брат... - сквозь зубы цедит Тэхён, взгляда от вещи отца убрать не в силах, сокрушается. — Мы не можем доверять ему. — Мы вынуждены, - исчерпывающе звучит властный голос, который не терпит возражения. — Вы можете разбить лагерь под стенами, но держите дистанцию. Не уверен, что все мои люди поддержат наш союз, - заново оседлав жеребца, хватается за поводья урсус. — Сегодня вечером жду вас у себя, обсудить план действий. Выступать необходимо как можно скорее. Чонгук не мог не согласиться, до сих пор чувствуя на душе необъяснимую тяжесть. Ужасные мысли не покидают его голову уже второй день, и чем больше он тянет времени с нападением, тем глубже страх за жизнь его омеги отравляет душу. Альфы коротко кивают друг другу и возвращаются к своим войскам, объявить о принятом решении. — Объединившись с урсусами и убив короля, мы станем презираемыми чужаками для всего народа. Мы лишимся дома, - угрюмо обращается к брату на обратном пути Тэхён. — Лично я давно его лишился, - отвечает не колеблясь Чонгук, повернув шею в сторону младшего, — к тому же народ этот сам клеветал на нашу семью и ему совершенно плевать на правду. — И все-таки, здесь мы родились и выросли... — Тэхён, сейчас ты должен думать только о вашем с Чимином будущем. Я спасу Юнги, мы отомстим за отца и навсегда покинем континент. Я уже всё продумал, - немедля, альфа подробно рассказывает о своих планах после падения королевства. Так они добираются до пункта назначения. *** Скрипя зубами, Джин смеряет ненавистным взглядом огромную деревянную дверь с фресками перед собой, за которой находится тот, кто вроде на расстоянии нескольких шагов, и тем не менее он недосягаем. О безопасности мальчишки позаботились, но кто же именно? Предатель Сет, что предпочел их многолетней дружбе, как считал Джин, нахального врага, коварно пробравшегося в ложе короля. Или это сам Намджун отдал приказ сторожить омегу как драгоценный камень единственный в своем роде? Сокджину одна мысль об этом сводит тело в судорогах. Он переводит дыхание, щурится и снова заводится в попытках проникнуть в лечебницу, чтобы избавиться от того, кто позарился на его счастье. Как посмел этот подворотный омега, которого Намджун по идее должен был казнить в первый же день, провести ночь с его любовью. Джину больно, страшно и ревностно. Он не хочет делиться своим особенным счастьем. Их ведь свела судьба: они прошли через ненависть и пали на колени перед чувством любви. Джин ради короля похоронил свое прошлое и желает построить новое будущее. Разве Намджун не думает о том же? — Пропустите меня сейчас же! - взмахнув руками, отчего длинные широкие рукава шелковой рубашки заколыхали, требует он, обращаясь к стражникам. Они, одетые в дворцовую сторожевую форму и пластинчатую броню, держат в правой руке копья, на омегу внимания не обращают. Джин раздражается и уверенно делает шаг к двери, почти коснувшись железной ручки, но один из стражников, будто сорняк, вырастает прямо перед ним и, пусть сдержанно, однако угрожающе собирает брови у переносицы. — Нам велено никого не впускать. — Я ваш господин, я вам приказываю! Как вы смеете мне перечить?! — Нам велено. — Если ты сейчас же не отойдешь, можешь распрощаться со своей жизнью! - угрозы не дают ожидаемых результатов, и омега идет на таран, толкая альфу в плечи и даже думая применить приемы рукопашного боя, которые он изучал дома. Урсус плюется оскорблениями и обещает казнить тех, если не пропустят, сам только и думает о кинжале у себя под рубашкой, мечтая всадить его глубоко в сердце мальчишке. Он даже не замечает тень, легшую на него и стойкий запах, которым он дышит по ночам. Намджун, держа руки за спиной, наблюдает за порывами фаворита проникнуть в лазарет. Гадать не стоит для чего - на это альфа самодовольно усмехается, подкармливая свое эго чужими припадками ревности. Он гордо задирает подбородок и, жестом приказав слугам позади не провожать его, медленно приближается к истеричному омеге, одному из красивейших, пусть и честолюбцев. Намджун одет в синюю шелковую тунику, украшенную золотистым орнаментом по бокам, поверх нее плащ с меховыми отделками, который подчеркивал его величественность. Цокая каблуками кожаных сапог по мраморному коридору, он пристально разглядывает красивый профиль, подмечает в уме, что тиара из драгоценностей, в основном изумрудов, ещё больше выделяет изящность его носителя. Наконец-то зверь Джина чует запах своего альфы и подает сигналы человеку: омега, резко оборвав себя на полуслове, поворачивает голову в сторону и, помрачнев, в знак почтения кланяется, отходя к стенке. — Что здесь происходит? - спрашивает его Намджун. — А то ты и сам не знаешь, - глядя в пол, жует нижнюю губу Ким. — Это ведь ты приказал стеречь своего нового возлюбленного. Явная обида проскакивает в интонации омеги. Намджун удивлённо заламывает брови и оборачивается на дверь, у которой стоят также склонившие головы стражники. Король не рассказывает фавориту, что это вовсе не его приказ, становится к расстроенному брюнету впритык. — Я не обязан отчитываться перед тобой. — Как ты мог поступить так со мной? - не обращая внимания на присутствие посторонних, поднимает мокрые из-за слез глаза, в которых Намджун на мгновение теряется. Зверь в нём чувствует вес его боли, но будучи эгоцентричным человеком, эвкадарца заботят лишь свои собственные желания и чувства. — Ты же сказал, что он пленник и ты намерен его убить. — И в моих словах не было лжи. — Ты со всеми своими пленниками спишь, Намджун? - сжимает челюсть Джин, знает, что играет с огнём, а потом вспоминает утреннюю картинку и заводится заново, сменяя грусть на гнев. — Ты совсем меня не уважаешь! Я на все готов ради тебя, а ты плюешь мне в душу! — Мой нарцисс, - поражает своим хладнокровием готового разорваться на части урсуса Намджун, играясь с мягкими волосами на макушке. Альфа ласкает скулы заплаканного Джина, улыбается ему нежно, и все тревоги омеги улетучиваются, как и подлые слова Сета, въевшиеся под кожу, — Ты прекрасен даже сейчас, когда твои глаза полны слез. Тебе не о чем волноваться, - целует его в лоб Намджун, обнимая. Джин ему отвечает, утыкается щекой в широкую грудь и внюхивается, радуясь, что альфа пахнет исключительно собой. — Я же сказал тебе в самом начале, что ты отныне и впредь мой единственный. Джин, слишком возбужденный и радостный, даже не пытается вернуться в минувшие дни и вспомнить, в каком именно контексте брошены были подобные слова. Обманутый любовью, он не понимает, что им лишь утоляют жажду. Намджун своего добивается: они уходят подальше от Юнги, гуляя по дворцовым коридорам. — Ты же убьешь его? - держа короля под руку, смотрит на него требовательно Сокджин. — Конечно, - отвечает твердо альфа, — то, что произошло этой ночью, мой способ унизить не только самого омегу, но и его альфу, который вдруг решил, что достоин моего трона. Довольный ответом, урсус весь светится и не перестает улыбаться, убеждая, что их любви ничего больше не угрожает. — Кстати, ты, видимо, ещё не в курсе? - остановившись в широком зале, украшенном картинами и расписным потолком, сочувственно глядит на Джина Намджун, — Сет мертв. Его нашли у лестницы. Видимо, он споткнулся и упал, свернув себе шею. Сокджин, покрываясь мелкими капельками пота на затылке, заметно бледнеет и как будто только сейчас осознает что натворил. Он разлепляет уста, однако ни один звук не исходит из них. Между тем в голове у него кричат мысли. Совесть, подобно неспокойному морю, бьется волнами о скалистый берег, пробуждая отвращение к самому себе. — Ты в шоке, - приложив ладонь ко лбу парня, заключает Намджун, — у тебя жар? Удивительно, что весь он бледен, его трясет, но при этом у Джина от температуры тела плавится кожа. Он откашливается и невнятно отнекивается, игнорируя зудящую тревогу. Ему непременно следует обыскать комнату покойного слуги и лично убедиться, что история с дневником не более чем коварная ложь. — П-просто неожиданно... — Знаю, вы были близки, и работу свою он исполнял ответственно. Жалко потерять такого подданного. Джин тому не отвечает, перед ним всплывает злосчастная картинка чужого падения. Он крепко жмурится, избавляясь от плохих покамест свежих воспоминаний и просто кивает. Вечером он спускается в крыло замка, где живут слуги и переворачивает каморку Сета, но злополучных записей не находит. Значит, бета только блефовал? Это делает его смерть напрасной, и Сокджин, взглянув на зеркало, всматривается в свое отражение и впервые пугается того, кого в нём увидел. *** Перебравшись ближе к стенам Тунгу, войско Чонгука разбивает лагерь и начинает подготовления к штурму. Сами братья, как и просил Хосок, переходят через ворота и проводят несколько часов за обсуждениями плана действий. Солнце уже прячется за горизонт, а они так и не возвратились. Чимин, которому нечего делать, от скуки перебирает ночные сорочки и складывает их у себя на коленях, мысленно пребывая рядом с Тэхёном. Ему тревожно от предстоящих боев, вдобавок после новости о встрече с человеком, который однажды вонзил ему нож в спину, невозможно усидеть на одном месте. Чимин сам не понимает, зол ли до сих пор на альфу или ему просто обидно, однако мысли о нём его беспокоят не меньше, чем грядущее сражение. Фыркнув, омега откладывает одежду и поднимается на ноги, рисуя круги, не зная чем себя отвлечь. На нём висят широкие шаровары и ночная кофта с глубоким вырезом. Волосы его мокрые после купания и пахнут лавандой. Он кусает губу, цепляя зубами колечко, и становится спиной к пологу, опустив руки на деревянный комод. Его голова поворачивается в сторону, где выставлены в ряд оружия, а на стойке сверкают вычищенные парадные доспехи, и шлем, защищавший пол лица, не табуретке. Сколько на них царапин и пятен крови, которые не сумели оттереть... Не сосчитать. Сколько ещё броня в себя впитает? Чимина бросает в дрожь от отчаяния; он всей душой не желает бойни, боится, что в итоге они не справятся с мощью короля и их всех ждёт жестокое наказание. Несмотря на то, что омега практиковался в бою на мечах, Тэхён на его предложение тоже пойти сражаться, звонко рассмеялся. Зная альфу, Чимину ни за что не попасть на арену битвы, а безучастность его доконает. Он ведь хочет помочь. Устало проводя рукой по влажным черным прядям, Чимин неохотно оборачивается на шаги за спиной, поняв, что в шатер кто-то вошел. В ожидании застать напротив Тэхёна, он натягивает слабую улыбку, однако тут же цепенеет, вцепившись когтями в поверхность комода за своей спиной. Перед ним призрак из прошлого. Когда-то слабый, чумазый и худой урсус, с вечно грустными глазами, превратился в крепкого воина, чьи плечи широко расправлены, а взгляд полон уверенности. Хосок глядит на застывшего омегу и не делает лишнего шагу. Он весь в черном, будто ангел смерти, на его поясе красуется кинжал, и Чимин думает, что его удар предназначен для него. Пока испуганный парень, руки которого все также держатся за мебель, таращится с предосторожностью на друга-предателя, сам Хосок шокирован чужой красотой, что за время разлуки лишь расцвела. Подобно весне Чимин собрал в себе всю нежность, лёгкость и тем не менее некую коварность, которую таят в себе даже цветы. Вопреки красивым изящным чертам лица, во взгляде омеги таится твердость характера; она-то и пригвоздила урсуса стоять на одном месте и не делать шагов. Хосок смотрит, любуются, одновременно режется о льды незабытой обиды и для себя, без превратностей, понимает, что всегда думал о нём. Когда переходил холодную реку, оставив на другом берегу того, кому жизнью обязан. Когда кочевал с места на место, отбирая хлеб у сирот, чтобы выжить; когда проливал кровь разбойников, которые измывались над омегами; даже перед сном, уже в каменном городе Эдеме, думал о том, чем он может быть занят. Счастлив ли он? Сытый? Грустно ли ему? Хосок не знает почему мысли всегда сводились на одном и том же; быть может, дело в чувстве стыда? Но в одно он верил точно - что однажды их пути вновь пересекутся. Сейчас, находясь шести шагах от него, все заранее выдуманные речи рассыпаются в прах. Хосок млеет от ангельской красоты, отчего даже в горле его пересыхает. Разорвав зрительный контакт с побледневшим парнем, альфа молча приближается к тому, подолом черного плаща собирая пыль. Вдруг, к неожиданности Чимина, он опускает голову и становится перед ним на колени. — Прости меня, - голос его по-прежнему тягуч. Омега, сглотнув, с тревогой поглядывает на полог, боясь, что в шатер может вернуться его альфа. — Поднимайся! Что ты делаешь здесь?! - обхватив маленькими ладонями крепкую кисть, заставляет встать на ноги Хосока, однако урсус слишком тяжелый. — Я понимаю, что не заслуживаю твоего прощения, но поверь мне, я сожалею. Мне не было покоя с тех пор, как я бросил тебя у реки. Чимин в немой панике бегает глазами, все просит того подняться. — Уходи. Пожалуйста, уходи! Я не хочу, чтобы он тебя здесь видел. — Сначала скажи, что ты прощаешь мне мой позор, - откидывает голову назад и встречается с глазками-пуговками Хосок, отчетливо видя в них волнение. — Ты сделал мне одолжение тем, что бросил. Я нашел свою семью, - отвечает горячо Чимин. — Твоя семья - это Тэхён? — Да. Я люблю его, - не задумываясь, уверенно говорит омега и выдерживает проникновенный взор глубоких очей, цвета коры мокрой древесины. Хосоку почему-то больно. Он заметно мрачнеет и отворачивает голову, обдумывая услышанное. Где-то в глубине души, за той завесой, где таится желание освободить родителей и вернуть королевству истинного правителя, он всегда лелеял мечту отыскать Чимина и увезти его в Урсус. Подарить ему дом, заботу, семью, любовь... Мысли о подобном недопустимы для урсуского воина, но Чимин был особенным и единственным, с кем Хосок чувствовал себя дома, находясь далеко от него. Только поздно. Хосок опоздал и лишился своего счастья, сам отдал его в руки врага и не может даже злиться, разве что на себя. — Ты счастлив с ним? - спрашивает совсем тихо Чон, все смотрит в сторону, не в силах терпеть взгляд выразительных глаз. — Очень. Он научил меня доверию. — А я бы смог заменить его? — Что? - хлопает ресницами Чимин, однако альфа свой вопрос не повторяет. — Ты не вправе спрашивать меня о таком. — Возможно, завтра я погибну, и идя на смерть, я хочу знать, если бы я не бросил тебя тогда, если бы мы убежали вместе и отправились в Асуру, я бы смог быть для тебя кем-то особенным? В шатре, несмотря на разожженный очаг, почему-то холодно. Чимин покрывается гусиной кожей и почти не дышит, противостоя напористому пылу альфы, что все ещё сидит перед ним на коленях, подобно грешнику в храме. — Может быть, - исчерпывающе звучит парень, нахмурив в печальной гримасе брови. Да, точно, Хосок сам упустил свое счастье. Теперь он просто бравый воин, долг которого спасти наследника урсуского престола и завоевать Эвкадар. Зажмурив веки, он мысленно сжигает остатки чувств, живших в нём все это время, а затем, взяв Чимина за холодную ладонь, оставляет на нём едва ощутимый поцелуй. Ему нет смысла добиваться сердца, которое бьется ради другого. — Я не заслуживаю твоего великодушия, Чимин, - поглаживает большим пальцем тыльную сторону ладони альфа, разбито улыбается, — но я прошу тебя не думать обо мне как о последней твари. Если ты благословишь меня на предстоящее сражение, я пойду в бой со спокойным сердцем. Ты больше никогда меня не увидишь. Уж слишком жалобно звучит последняя его фраза. Чимин колеблется, застигнутый врасплох чужой исповедью, тем не менее голос рассудка заглушает вой сердца, ведь Чимин все же знает, что больше не держит зла на сидящего напротив альфу. Как-никак именно его подлость соединяла их с Тэхёном судьбы, так что омега ни о чем не жалеет. Вскоре Хосок выполняет просьбу парня и собирается покинуть покои, направившись к пологу, у которого задерживается по чужой просьбе. — Я тебя прощаю, - бросает ему в спину робко Чимин, и, улыбнувшись, Хосок с легким сердцем выходит наружу, осознавая, что это была их последняя встреча. В ту же секунду опустошенный омега оседает на постель и заливается слезами, пряча вмиг взмокшее лицо в ладонях. Прощать кого-то оказывается сложнее, чем ненавидеть. Особенно в конце пути, сойтись, чтобы расстаться. Пусть в него полетят камни и презрение, но он не может лгать самому себе; мягкосердечность много раз приносила боль, но Чимин не умеет иначе. Вошедший в шатер Тэхён находит омегу скулящим. Альфа, даже не стянув теплую накидку, быстро сокращает дистанцию между ними и обнимает опечаленного парня, вытирая мокрые дорожки. — Что случилось? Почему ты плачешь? Чимин, шмыгнув носом, жалостливо собирает брови у переносицы и трется щекой о горячие ладони Чона. — Скажи, умение забывать чужие ошибки, это слабость или благодетель? — Что за странный вопрос? - не понимает Тэхён, всматриваясь в глаза, сверкающие от слёз. Понемногу воин догадывается кто причина чужой грусти. Альфа вскакивает с места и с яростью расширяет веки. — Как он посмел показаться тебе?! У него совсем стыда нет?! — Он просил прощения. — И ты, конечно же, его великодушно простил, - без злобы и цинизма вздохнул Тэхён, прекрасная зная натуру омеги. — Он этого не заслуживает. — Он сказал тоже самое, - бесцветно усмехнулся Чимин, поравнявшись с напряженным альфой, чья грудь быстро вздымается, — я сказал ему, что его поступок свел меня с тобой, а значит, жалеть мне не о чем. Ведь я люблю тебя так сильно. Почувствуй, - слабо улыбнувшись, Чимин прикладывает чужую руку к своей груди, под которой размеренно бьется сердце. Не дожидаясь реакции воина, он первым тянется за поцелуем и обвивает крепкую шею, проникая языком глубже. Тэхён заключает парня в объятия и, бросив на матрас, придвигает к себе ближе, покрывая бархатную кожу беспорядочными поцелуями. Обоих прошибает током и обволакивает страсть; неконтролируемое желание проникает в рассудок, отрывая от земли. Они долго целуются, не желая ни на мгновение оторваться друг от друга, нежно, чутко, мокро. Чимин выгибается, зарывается пальцами в свои бедра, между которыми Тэхён, рисующий языком влажные узоры вокруг пупка, спускаясь ниже и ниже. Приятные судороги мучают омегу, он еле сдерживает стон и, потеряв всякое терпение, тянется к альфе, примкнув к его распахнутым губам, усевшись поудобнее ему на колени. — Люблю, - шепчет томно Чимин прежде, чем опуститься перед Тэхёном на четвереньки и расстегнуть пуговицу штанов. *** Чонгуку не спится. Пока лагерь погружается в безмолвие и ничего, кроме танцующих огней факелов, не нарушает тишину, он, накинув капюшон мантии на голову, прогуливается между башнями. Глядя на холодный свет диска луны, Чонгук удивляется, что такое ничтожество как человек, просто поднявшись на стену, может оторваться от земли и быть ближе к небу, за которым боги решают их судьбы, словно играя в игрушки. Чем бы не отвлекал себя альфа, в голове всегда мелькают предсказания старика, которым, готов он поклясться, не позволит сбыться. Тоска, пробившая грудь, давно проникла в душу. Чонгук вечно в печали, задумчивый и мрачный. Он мало говорит и любит уединение, пытаясь разгадать причину того припадка, когда, казалось бы, даже природа склонила голову перед болью, которую альфе пришлось пережить. Что же сейчас происходит с Юнги? Что с ним делают? Здоров ли он? Ждёт ли, верит, что Чонгук за ним придёт? Альфа устало вздыхает от нахлынувших чувств и хватается за вновь занывшее сердце. Зверь чувствует то, чего не дано человеку - Юнги плохо, очень-очень плохо, а Чонгук, находясь совсем рядом, не в силах спасти. Лишь мысли о возмездии утешают его. Скоро, возможно, с новой зарей придет конец человеку, лишившего его семьи и чести; тому, кто не заслуживал верности и должен теперь гореть в геенне огненной. Чонгук лично столкнет его в кипящий океан ада. Спустившись со стен, Чон собирается выйти за поднятые ворота, но слышит тихий голос, зовущий его. Сначала он не предает этому значения, уверенный, что из-за плохого сна разыгралась фантазия, однако голос окликает его громче; и, обернувшись за плечо, Чонгук замечает за шатром с инвентарем чью-то тень, которая, видимо, не желает, чтобы остальным было о нём известно. Вопросительно вытянув лицо, воин достаёт из-за пояса кинжал и осторожно проходит вглубь, завернув за угол. Возможно, король решил не ждать нападения и вздумал избавиться от него, подобно трусу, под покровом ночи. Как только неизвестный, голова которого скрыта под бордовой накидкой, предстает перед ним, Чонгук угрожает остриём. — Кто таков? - могучий голос вынуждает задрожать безымянного, однако, несмотря на устрашающий тон и наставленное оружие, альфа подходит ближе и протягивает какой-то сверток в белом платке. Чонгук в недоумении щурится. — Это просил передать Сет, друг Юнги. — Юнги? - широко раскрывает глаза альфа, уронив кинжал на сухую землю. Взяв платок, он развязывает узел и натыкается любопытным взором на небольшую кожаную книжку. — Это то, что вы можете обменять у короля на жизнь своего омеги, - повторяет сказанные Сетом слова гонец, наблюдая с растерянностью за сменой настроения эвкадарца. Чонгук резкими движениями листает страницы, читает вразброс, лишь отдельные, но ключевые фразы, которые собирают картинку в одно целое. Осознание приходит постепенно и все равно не укладывается в голове Чона, сбивает своей неожиданностью с ног. Если это правда... знал ли о таком Хосок? Если это правда, то Ким Намджун в эту секунду делит постель со своим врагом, сам того не представляя?.. Чонгука дерет приступ нервного смеха. Он зарывается рукой в волосы и тяжело вздыхает в звездное небо, выпуская горячий пар в ввысь. Альфа понятия не имеет, кто таков этот Сет, но благодарен ему за отчаянный шаг. Несколько мгновений он тратит на раздумья, а потом, захлопнув корешок дневника, прячет его у себя и обращается к присланному: — Ты можешь провести меня во дворец так, чтобы нас никто не видел? Ночь только начинается, на рассвете альфа уже будет снова в лагере, однако перед битвой он хочет вручить подарок королю, какой когда-то он преподнес Чонгуку. Да будет страдать тот, кто пролил кровь Чонов.