Революционные этюды

Распаковывая посылку, Грантер уже знал, ч т о именно в ней. В том, что картину не примут, он не сомневался. Хорошо, что её хотя бы прислали обратно, а не выбросили и не забросили на склад, куда подальше. Сейчас Грантер сам себе удивлялся. Как мог он послушать совета вдрызг пьяного Монпарнаса и послать картину на очередную выставку? Причем т а к у ю картину. Грантер не знал, как переговаривались над его творением мастера и организаторы выставки. — Смело. Пожалуй, очень необычно. И талантливо. — Но такое выставлять никак нельзя! — Пожалеем самого художника, господа! Мы же не хотим, чтобы его забрала полиция? — Да, антимонархические тенденции налицо... Красная буква «Р» стала завершающим штрихом картины. Грантер удивлялся сам себе. Как смог он закончить картину? Работа шла так плохо, медленно, мучительно... До того самого визита Анжольраса к нему домой. Давно пропитое вдохновение вернулось к нему вместе с лидером, что зашёл всего на несколько минут, озарило своим светом его бестолковую жизнь, подсказало, как завершить картину. И вот теперь он сидел у окна, держа в руках и пристально рассматривая его отвергнутое детище. Картина Грантеру, пожалуй, даже нравилась, что бывало крайне редко, почти никогда. Было в ней что-то такое... Такое, что Грантер даже немного радовался, что картину ему вернули. Художник бережно поставил картину на сундук у самой стены, почти на самой её середине. Сам прилёг на диван на против, задумчиво наливая в стакан привычное плохое вино. Анжольрас с картины не смотрел осуждающе. Он вообще не смотрел на Грантера, а вот Грантер мог беспрепятственно любоваться его изображением. Разглядывая картину, Грантер сквозь алкогольный туман в собственной голове начал понимать что-то. В глазах Анжольраса, пусть и написанного красками по холсту, сверкала непоколебимая вера в идею. У самого Грантера никогда не было ни веры, ни идеи. Было вдохновение, но оно было слишком непостоянным, чтобы доверять ему. — За тебя! — Грантер задумчиво отсалютовал бокалом нарисованному Анжольрасу. *** Грантера в обнимку с картиной Анжольрас обнаружил в Мюзене ранним утром безмятежно спящим на своём привычном месте. Признаться, Анжольрас после того визита не ожидал вообще встретить Грантера хоть где-то. И уж тем более не надеялся он встретить его здесь, в кафе. Художник, видно, пришёл вчера вечером на собрание, не зная, что Анжольрас его отменил из-за того, что простыл и неважно себя чувствовал. Пришёл, и не найдя никого, не придумал ничего лучше, чем напиться и заснуть прямо здесь. Анжольрас осторожно растолкал Грантера. Тот вяло поднял голову, открыл один глаз, помотал головой, отгоняя тяжёлый сон. — Анжольрас? — Доброе утро, Грантер. Грантер встряхнулся, окончательно приходя в чувство. — Что ты здесь делаешь, Анжольрас? «Смешно, Грантер, просто смешно. Ты просто не знаешь, что ему сказать». — Я часто здесь бываю по утрам, — Анжольрас пожал плечами. — Здесь лежат мои книги и тетради с записями. Анжольрас скосил глаза вниз, на картину. Грантер вздрогнул. Он и забыл, что все ещё прижимал её к себе. — Так значит, ты всё-таки нашёл вдохновение? — осторожно спросил Анжольрас. — Нашёл, — нехотя признал Грантер. — Не думаю, что тебе понравится, но раз уж ты здесь, можешь взглянуть. — Художник убрал руки от изображения. Анжольрас смотрел долго. Противоречивые чувства охватывали его. Он словно смотрел в зеркало, но зеркало это отражало его будущее. На картине пафос идеи смешался с кровью от ран, радость светлого будущего — с болью от того, что это будущее не для них, революционеров. Он поражался, как смог художник воплотить в красках те самые мысли Анжольраса, которые тот тщательно загонял в самые дальние уголки души, не позволяя им вырваться наружу. — Зачем ты принёс картину сейчас? Грантер язвительно взглянул на Анжольраса. Это все, о чем он подумал? Тоже мне. — Да не знаю. Хотел оставить её тебе, но что-то передумал. Едва ли хоть что-то дрогнуло в невозмутимом лице Анжольраса в этот момент, но внутренне он весь содрогнулся. Непонятно от чего. Затем подумал и сказал: — Можешь оставить её здесь? В задней комнате «Мюзена». — Могу... — Грантер растерялся. — Но зачем? — Пусть будет. Как напоминание о том, ради чего мы здесь собираемся. — Ладно, — неожиданно быстро согласился Грантер. — Но тогда вам придётся терпеть меня, потому что я буду приходить на каждое собрание. Чтобы никто, — он указал на картину, — дитя моё не обижал. — Договорились! — Анжольрас улыбнулся своей привычной улыбкой. Грантер тоскливо взглянул на него. Потом встал, пошёл к камину. Повозился, устраивал картину повыше над ним. Отошёл, полюбовался проделанной работой. — Ну, пошёл я, — наконец сказал он хмуро. И добавил резко: — Но на собрание вечером приду! Грантер сдержал обещание. Весь день он бродил по городу, напряжённо обдумывая что-то, не дававшее ему покоя. А в назначенный час он прошёл прямиком в заднюю комнату «Мюзена», купив перед этим, правда, бутылку горького абсента. Он занял свой привычный столик в углу. Он отметил, что отсюда открывается прекрасный вид на обоих Анжольрасов: настоящего и нарисованного. Анжольрас опять что-то говорил, говорил. На извечные темы борьбы, свободы и равенства. Грантер оживлялся, замечая, как оживляется, движимый силой идеи Анжольрас, а затем снова сникал, уходя в задворки своего сознания. Абсент хорошо глушит пустоту.