Нам тьма наступала на пятки

Гермиона насчитала уже больше сотни торчащих ниточек в навесе над кроватью, когда за окном закончился дождь. Начало светать. Она моргнула, надеясь почувствовать хотя бы тень сна. Тщетно. Она не могла спать. Он рассказал ей. Да. Рассказал. Это был рассказ. Долгий. По их меркам — так уж точно. Самые продолжительные диалоги между ними являлись обменом остроумными оскорблениями. Озвученными вслух проанализированными признаками характеров друг друга, цикличной привычкой. «Пожиратель» — «грязнокровка», «мнительный ублюдок» — «заносчивая стерва». И хоть Гермиона не вела подсчёт подобных раундов, это было будто инстинктивно. Укалывать его в ответ. Искать причины его поведения. Чтобы надавить побольнее? Или чтобы понять его? Заткнись-заткнись-заткнись. Молчи, Грейнджер. Не смей жалеть меня, Грейнджер. Гермиона зажмурилась. Но последствия… Они оказались необратимы. Просто скажи, что мне делать. «Оставь меня в покое, Малфой! Я беру назад все свои обещания», — крикнула она внутри своей головы в попытке отвоевать оккупированные территории сознания. Как глупо. Тишина не помогала. Она гремела своими снарядами, тем самым оглушая, и было так сложно сопротивляться. Гермиона отсчитывала секунды до подъёма, когда рядом послышались тихие шаги. Джинни подвинула полог её кровати, но даже ожидая этого, Гермиона всё равно дёрнулась. Уизли тут же избавилась от едва выступившей морщинки на лбу, растягивая губы в доброжелательной улыбке. — Доброе утро! Как спалось? Я не слышала, как ты вернулась, — Джинни беспокоилась. Она всегда беспокоилась. И всегда скрывала это, если предмет её беспокойства выглядел как не проспавшая ни минуты за ночь гриффиндорка, недавним свидетелем истерики которой Джинни стала. Уизли явно подозревала, панические атаки выглядели не так. Не доброе. Не спалось. Какая-то часть меня не вернулась, Джин. — Доброе. Нормально, — чуть улыбнулась Гермиона. — Задержалась в библиотеке, как всегда, — привычно лгала она, давая точную очередь ответов и иронизируя над манерой общения подруги. — Точно? — Джинни сузила глаза, но продолжила улыбаться. Гермиона кивнула, всё же поднимая голову с подушки. Затылок загудел от недосыпа. Джинни послала ей скептичный взгляд и подошла к окну, чтобы оценить погодные условия. — Кажется, сегодняшний матч пройдёт несладко, — вздохнула рыжая и зевнула, прикрывая рот ладонью. — Ты собираешься вставать? Гермиона цокнула языком и спустила ноги с кровати, тут же начиная потягиваться. Это не придало особой бодрости. Небольшую надежду дарило то, что первой в расписании была лекция по Зельям, и Слизнорт обещал, что практики не будет. Ей даже не хотелось смотреть сейчас в зеркало, чтобы не чувствовать вины и ужаса той прошлой версии себя, которая бы ни за что на свете не допустила мысли подремать в учебное время. Конечно, Гермиона могла бы зайти к Помфри за бодроперцовой настойкой, но, как сообщал обеспокоенный взгляд целительницы каждый раз, когда гриффиндорка появлялась в больничном крыле, она с этим зачастила. — Как у вас с Роном? Гермиона почти простонала от разочарования. — О чём ты? — уточнила она. — Он что-то сказал? — Просто интересуюсь, — пожала плечами Джинни. Она сходила в ванную, умылась, но вернулась сильно раньше положенного. — Мне кажется, вам нужно поговорить, — всё же не выдержала она. — О чём? — Гермиона неспеша приводила в порядок форму с помощью палочки. — Ну… — Джинни потупила взгляд. — О ваших отношениях? — А что с ними не так? — в голосе проскользнул холодок. — Ты сама знаешь, — Уизли вздохнула и начала расчёсывать волосы. — Послушай, Гермиона, ты в курсе какой у меня брат. Он любит тебя. Могу поставить все галлеоны Гарри на то, что после выпускного он захочет сделать тебе предложение и всё такое. Знаешь, война сильно его изменила. Он стал решительнее, не заметила? И хочет бороться за тебя. Отутюживающее заклинание прожгло ткань на воротнике блузки, и Гермиона сжала древко крепче. Чёрт. И что на это отвечать? — И, мне кажется, ты не хочешь того же, — спокойно сказала Джинни, когда никакой реакции не последовало. Гермиона закусила губу изнутри, пусто смотря на мантию с эмблемой факультета, разложенную на постели. Уизли устало вздохнула. — Иногда он ведёт себя так, будто ему всё ещё пятнадцать, а иногда… я не узнаю его, — начала Гермиона, чтобы хоть что-то сказать. — Все изменились, но по-разному. Пока я справляюсь, Джин, я делаю для этого всё возможное… — И отношения с Роном тебе помогают? — Они… добавляют стабильности, — Гермиона почувствовала стыд, но Уизли заслуживала хотя бы одного честного ответа. Как мелко. Джинни не смогла сдержать фырканье. Она помотала головой в лёгком неверии. Гермиона отошла к комоду, и теперь стояла спиной к подруге. Она ждала, что Уизли скажет, как сильно разочаровалась в ней, как Рон не заслуживает подобного отношения, каким низким был её поступок. — Когда-нибудь ты разобьёшь ему сердце, — грустно усмехнулась рыжая. — У меня остаётся всё меньше братьев, Гермиона. Джордж… Если бы не Анджелина, я не знаю, что бы с ним было. Правда. И Рон… Поговори с ним, пожалуйста, ладно? Я не позволю, чтобы война забрала у меня ещё хоть кого-то. Джинни подошла к ней и положила ладонь на плечо. Гермиона взяла себя в руки, и улыбнулась, оборачиваясь. — Ладно. В чём-то Джинни оказалась права. Как жаль было, что по сравнению со всеми проблемами Гермионы Рон на первый взгляд больше напоминал решение. Когда они спускались в гостиную, чтобы вместе с мальчиками отправиться на завтрак, Джинни завела разговор о вечеринке по случаю кануна Дня всех святых, и вся грузная атмосфера её утренней речи развеялась. Предстоящая игра по квиддичу должна была состояться между оранжевой и фиолетовой командами, так что волнение Рона можно было заметить издалека. Уизли мял в руках галстук, который ему так и не удалось нормально завязать. Гермиона кинула на Джинни быстрый взгляд, и та тут же подошла к брату, чтобы помочь. — Вы заканчиваете школу в этом году, пора бы научиться это делать, — насмешливо ворчала рыжая, затягивая узел потуже вокруг шеи брата. — Ага, спасибо, — пробормотал Рон, явно обитая где-то в своих собственных мыслях. — Доброе утро, Гарри. С ним всё нормально? — тихо спросила Гермиона, подойдя к другу. — И тебе. Да так, просто волнуется, как обычно, — улыбнулся он, приглаживая торчащие вверх волосы. Галстук Рона наконец-то был в порядке, и четвёрка направилась к выходу из башни. — Он разбудил меня чуть ли не в пять утра, так как захотел пойти потренироваться, — всё же пожаловался Гарри, чуть наклоняясь к уху Гермионы. — Я еле остановил его. Девушка хмыкнула, переводя взгляд на Уизли. Рон был таким… собой. Это утро притворялось почти что обычным. Отсутствие сна сказывалось на замедленном мыслительном процессе, и Гермионе стало казаться, что происходящее будто бы уже когда-то случилось, в прошлом. Они вчетвером идут на завтрак, подшучивая над Роном, который слишком поглощён своей абсолютно подростковой, будто бы ненастоящей тревогой, и поэтому совсем не обращает на них внимания. Они зашли в Большой зал наверное в стотысячный раз, поздоровались с друзьями, положили себе еды на тарелки. И всё это казалось правильным. Или просто настолько привычным, будто код, выполненный столько раз, что ошибка была невозможна. Гермиона добавила в кашу мёд и стала перемешивать по часовой стрелке. Как самое важное зелье, способное на высшую магию. Это был обыкновенный завтрак, в обыкновенный день, и эта неторопливость, покой и повседневность, с которой общались ученики вокруг могли бы называться подобием Феликс Фелицис. В программе всё же была одна ошибка. — Да потому что я играю лучше всех в своей команде, Гарри! — чуть повысил голос Рон. — Ты понимаешь, насколько это говорит об уровне нашей подготовки? — Перестань, — отмахнулся тот, — всё будет нормально. Ты как всегда утрируешь. — Я не хочу проиграть фиолетовым, — недовольно пробурчал рыжий, издеваясь над яичницей своей вилкой. Даже его аппетит сегодня сдался перед нервами. Ошибка смотрела на неё со стола у другой стены зала. Она ждала, когда же Гермиона поможет ему лишиться души. Как он мог? — Ты не проиграешь. Морковки должны выстоять против баклажанов, — убедительно заявила Джинни, пихая брата в бок. — Скорее, ты умрешь от истощения! Тебе нужно поесть, Рон. Как ты мог хотеть этого, Малфой? — Я чувствую, что если съем что-то, меня сразу стошнит, — Рон скорчил рожицу и звонко опустил приборы на стол. — Тогда ты точно скоро умрёшь. С твоим метаболизмом опасно отказываться даже от одного приёма пищи, — начала Джинни. — Представляешь, на Травологии ты так проголодаешься, что съешь что-то вроде Китайской чавкающей капусты и всё! Она сжуёт все твои органы изнутри, и никакого матча больше не будет, — девушка подвинула тарелку с едой ближе к брату. — Теперь у меня точно пропал аппетит. Спасибо, Джинни, — саркастично протянул он, пряча лицо в ладонях. — Мы проиграем. И потом я умру изгоем, а не героем. — Это не проблема! Воскрешающий камень всё ещё где-то в Запретном лесу! — пошутил Гарри, похлопывая его по плечу. Гермиона замерла, так и не донеся до рта ложку с овсянкой.

***

Это был вариант. Боже. Он был. Правда был. Гермиона чувствовала как бьётся сердце. Интересно, надежда вызывала всплеск адреналина или какого-то другого гормона? Вроде как адреналин быстро выветривался, а она всё ещё ощущала трепыхание в груди, пока Слизнорт уже больше часа рассказывал об основных формулах для создания новых зелий. Малфой сидел где-то у неё за спиной, пока Гермиона старалась не обернуться и не крикнуть ему: «Тебе не нужно лишаться души!» Нет, она не стремилась его спасать. Просто этого никто не заслуживал. Гермиона повторяла это себе каждый день. Когда не думала о нём. Когда жалость к себе выходила на первый план. Когда снова слышала намёки от Дьявола, спешащего на очередную сделку. — Что такое? — спросил Рон от скуки, устав даже от собственного мандража перед игрой. Видимо, её нога слишком ощутимо заставляла парту трястись. Хорошо, что на ней не было кроссовок. — Нет, ничего, — убедительно сказала она, оборачиваясь к нему. — Твой конспект, Миона, — подозрительно начал Уизли, кидая взгляд на её пергамент, — он в три раза короче чем обычно. — Я… Просто я уже изучала эту тему, — пожала плечами Гермиона, едва успевая окунуть перо в чернильницу, чтобы с него не упала большая лживая клякса. — Понятно, — Рон поджал губы, возвращаясь к своим записям. Это не заняло его надолго. — Мы же идём на вечеринку 31-ого? Ну… как пара? — Это ты меня так приглашаешь? — не впечатлившись, уточнила Гермиона, всё же возвращаясь к не слишком ровным строчкам своего конспекта. — Ну… да. — Не знаю, Рон. Можно я подумаю? — Ты не хочешь? — Просто не уверена, что у меня будет настроение веселиться, — вздохнула она. — У нас ещё есть время решить, так ведь? — Да, хорошо, — согласился он, немного разочаровавшись. — Как скажешь. Долгожданный звонок заставил Гермиону вскочить с места, но потом она одумалась и стала собирать вещи со скоростью сытого Живоглота. — Идёшь? — спросил Гарри, сделав шаг к выходу. Рон, возможно, обиделся, и поэтому уже стоял у двери. — Мне нужно кое-что спросить, — ответила она, махнув рукой в сторону профессорского стола. — Увидимся на обеде. — Ладно, увидимся, — кивнул Гарри. Гермиона надеялась, что Малфой не избавился от своей недавней доставучей привычки преследовать её, но всё же развернулась к задним партам слизеринской половины класса. Он снисходительно улыбался, качая головой на какую-то шутку Нотта, пока Забини притворялся глубоко оскорблённым ситуацией. Типичное логово. Но Гермиона почему-то почувствовала маленький укол облегчения. Малфою не придётся лишаться души, а значит, и таких моментов. Конечно, лично она не видела в них никакой прелести, но дружба была дружбой. О её ценности знал любой. Даже слизеринцы. Даже Малфой. Он был человеком, хоть и в чём-то изуродованным, испорченным, даже извращённым. Но, в каком-то смысле, это лишь доказывало обратное. Будто противовес, подтверждающий, что сохранить в нём то хрупкое и живое было таким важным, что он становился настолько же ядовитым и циничным, защищаясь как змея, всегда жалящая первой. Малфой отметил её взгляд своим мимолётным, и тогда Гермиона вышла из кабинета. Кажется, слизеринцы собирались на Чары, так что она неторопливо пошла в противоположную сторону, пока не остановилась у поворота. Малфой нагнал её спустя три минуты. — И? — спросил он небрежно, навалившись на стену. Максимально отстраненный. — Тебе не нужно продавать душу, — она бы почти улыбнулась ему, но новость была слишком хороша. — В смысле? — нахмурился слизеринец, пробегаясь холодным взглядом по её лицу. — Можно попробовать кое-что другое, — Гермиона оглянулась по сторонам, проверяя, есть ли поблизости любопытные уши. — Ты же помнишь о Дарах Смерти? — Какого чёрта, Грейнджер? Ты уже согласилась! — начал злиться Малфой. — Ты не хочешь использовать более безопасный вариант?! — повысила голос гриффиндорка. — Считаешь, твоя душа настолько бесполезна? Очнись, Малфой! — Какой вариант?! — грозно прошипел он. — Хочешь собрать Дары Смерти и что?.. Обменять их на помощь Дьявола? Они вообще нужны ему? Разве он и так не бессм… — Просто послушай, — отрезала Гермиона. — Воскрешающий камень! — воскликнула она шёпотом, будто тот был синонимом слова «эврика». — Грейнджер, — предупреждающе рыкнул Малфой, — не беси меня. — Ты мог бы спросить у Долохова как обезвредить то заклинание! — объяснила Гермиона. На секунду Малфой завис. А потом его лицо сделало что-то между тем, чтобы покрыться красными пятнами и побледнеть. Удивительно. — Ты в своём уме? — произнёс он тихо. — Просто подумай! — она цокнула языком. — Это намного проще! И не требует такой жертвы. — И с какой такой стати Долохов решит мне помочь? — едко спросил Малфой. — У тебя вообще есть этот камень? — Я знаю, где он, — Гермиона приподняла подбородок, испепеляя его взглядом. — Это просто прекрасно, Грейнджер, — Малфой оскалился в попытке сардонически улыбнуться. — Только… Каким образом ты себе это представляешь?! Даже если из твоей безумно долбанутой идеи что-то получится, думаешь, Долохов просто по своей доброте душевной расскажет о том заклинании? — Стоит попробовать, — безапелляционно заявила гриффиндорка, собирая последние крупицы сил, чтобы не наорать на него. — Послушай меня, правда. Любой вариант стоит попытки. Человеческая душа слишком ценна, чтобы так торопиться жертвовать ей. — Салазар, — гневно протянул Малфой. — Запомни раз и навсегда. Меня. Не нужно. Спасать. И, ты видимо плохо запомнила, повторю: не смей меня жалеть! Уж тем более, не смей заботиться, — он произнёс последнее слово с таким отвращением, что Гермиону чуть не передёрнуло. Что он о себе возомнил?! — Что?! — возмущение пробудилось так внезапно и резко, что Гермиона только в тот момент наконец-то проснулась. Даже новая идея не была прежде способна на подобное. — Это не забота! Я знаю, ты плохо понимаешь концепт этого слова, но, прошу, поумерь своё чёртово эго, Малфой! — Это то, что ты обычно делаешь, Грейнджер, — хмыкнул слизеринец. — Вечно всех спасаешь. Альтруизм — это болезнь. И то что ты продала душу Дьяволу, это всего лишь показатель: твоё безумие прогрессирует. Тебе и плохо то только от того, что никто не может оценить твою жертву. Бедной Золотой девочке опять не хватает внимания. У Гермионы округлились глаза. Что он нёс? Что за бред? — Малфой, что происходит? — спросила она озабоченно. — О, ну конечно, я понимаю. Пытаешься сделать так, чтобы я оставила эту идею? Не выйдет! — фыркнула девушка. — Да, я согласилась помочь тебе, — от её взгляда не укрылось то, как сжались в раздражении его губы, — но ты и я обязаны попытаться. Ты вроде говорил, что останешься моим должником? Вот моё условие.

***

Тучи плотно висели над стадионом, но дождь не начинался. Он выжидал, лишь добавляя напряжённости. И далеко не только игроки её ощущали. Гермиона не была человеком, который пренебрегал чувствами других, но, честно, — их волнение не могло сравниться с её. Да, квиддич это опасная игра, но всё же грань между жизнью и смертью в ней не такая чёткая. Стальные облака отражались в стеклах рубки, под которой разминались команды. Сегодня Джинни выполняла роль комментатора матча на пару с Гарри, и, достаточно отдалившись за прошедшие два месяца учёбы от остальных своих однокурсников, Гермиона спокойно села на ближайший к лифтам ряд, не заботясь о том, что кто-то захочет составить ей компанию. Эта игра открывала сезон, и было заметно, что многие соскучились по квиддичу. Впрочем, атмосфера была непривычной. Все сидели в разнобой, по скупой возможности одевшись в цвета соперничающих команд. Каждый поддерживал своих друзей, и зачастую те играли друг против друга. Не было дружных факультетов со своей многовековой идейной мощью. Хотя, толпа осваивалась недолго, и вскоре со всех сторон послышались кричалки. — Свёклой бладжер не отбить, синякам сегодня ныть! — слышалось с одних трибун. — На закуску, на второе сделаем из вас жаркое! — отвечали болельщики фиолетовых. Всё, на что хватило Гермиону — надеть оранжевую толстовку Рона и зачаровать себя согревающими чарами. Ветер поднимался нешуточный, так что она все равно с головой куталась в красно-золотой шарф. Порой магия была бессильна даже перед стихией. Вскоре Джинни объявила команды, и раздался свисток мадам Трюк. Гермиона следила за игрой Рона, который пару раз искал её в толпе. Помахав ему на удачу, она снова стала ждать. Согласно плану, через пятнадцать минут они должны встретиться. Её пальцы задрожали, и гриффиндорка нервно поправила волосы. Так можно было волноваться перед первым свиданием. Если бы оно было с твоим самым страшным кошмаром. С новым свистком она резко поднялась со скамейки. Темнело сильно раньше. Закат, спускаясь из-под небесной ваты не предвещал ничего хорошего. Он был почти непозволительно красивым, густые серые облака делили между собой оттенки розового, и поэтому был особенно ненавистным, ведь один такой украл у неё частичку души. Она ненавидела и этот лес. Кажется, он пугал её сильнее чем на первом курсе. Каждое его дерево было одинаковым, и даже на ощупь пальцев, намертво зарубцевавших в порах рисунок коры одного из них, Гермиона не смогла бы вспомнить у которого умер тот безымянный Пожиратель. Любое могло быть тем самым. Поэтому картинка в голове не успевала стираться куда ни взгляни. Даже боггарт был бы не так эффективен как её сознание. И Малфоя она тоже ненавидела. Возможно, самую унцию меньше этим вечером, потому что он согласился на всё это. Увидев острый взгляд и фиолетовую ленту на предплечье блондина, она сразу вернула эту унцию на место. Гермиона ненавидела его. Точка. Окинув её взглядом, Малфой так ничего и не сказал, только хмыкнул и, развернувшись, пошёл в сторону Запретного леса. Гермиона беззвучно фыркнула в надменную спину, на миг обернулась, чтобы убедиться, что все увлечены тем как Рон отбивает квоффлы Патил, и только тогда отправилась следом. С каждым шагом колени набивались поролоном, и казалось, что это лес приближается к ним, нависая не макушками сосен, а сплошным сгустком тьмы. Они двигались вполне быстро. Гермиона была впереди, вспоминая дорогу к опушке у лагеря Пожирателей. Она торопилась. Судя по ходу матча, до его конца оставался в лучшем случае час. Да и призраки бежали за ней по пятам в неплохом таком темпе. Гермиона шикнула, почувствовав, как ветка зацепила плечо. Проведя рукой по рукаву толстовки, она заметила дырку. — Чёрт, — буркнула девушка, зажимая ткань между пальцев, будто настрящую рану. — Забей, Грейнджер, — произнёс Малфой елейным тоном. — У тебя и так худший вкус из всех, кого я знаю, — первое, что он сказал ей за вечер. — Это Рона, — на автомате отчеканила она недобро. — Ах да, — снова хмыкнул Малфой, совсем не удивленно. Злобно моргнув, Гермиона продолжила движение и уже была готова услышать, что Рон являлся единственным, чей вкус был хуже её собственного. Ведь он встречался с грязнокровкой. Но слизеринец не сказал ничего подобного. — Как думаешь, что хуже — плохой вкус или отсутствие его как такового? Это для Уизли тоже мамаша подбирала? Или данное нечто передаётся у них по наследству? — размышлял Малфой. — Хватит, — шикнула она, прислушиваясь к постороннему шуму. Звуки битвы заменяли отдаленные охи и ахи болельщиков. Гермиона как всегда сражалась на соседней стороне баррикад. — Хотя бы трансфигурируй это уродство во что-то нормальное, — протянул он за её спиной. — Местные твари примут тебя за заплутавшую хагридскую тыкву. Гермиона почти остановилась, но потом выдохнула. Могло ли быть такое, что Малфой волновался? Боялся? Тишина казалась ему слишком нервирующей? Она выдохнула. Пусть. — Это не было бы первым, что ты украл у лесничего, — произнесла она тоном, который парень за её спиной охарактеризовал бы учительским. Поучительно-бесячим. — Туше, Грейнджер, — прохладно прыснул Малфой, поправляя шарф. — Долго ещё? Ты точно помнишь где этот камень? — Так захотелось затащить тебя в лес и отдать акромантулам… — произнесла Гермиона с ленивым сарказмом и отодвинула мешающую ветку с дороги. — Не долго. Они шли в тишине, разбавленной шипением сухолиста под ногами следующие пару минут, когда Гермиона увидела опушку, всё ещё хранившую призраков битвы. Прикрыв веки, можно было увидеть тени крыш палаток Пожирателей. Гермиона сделала несколько шагов. — Акцио Воскрешающий камень! — она взмахнула палочкой. Ничего. — И это твой план?.. — начал Малфой. — Тс, — шикнула Гермиона, прислушиваясь. Она чуть отошла в сторону и повторила заклинание. — Слушай, Грейнджер… — он подошёл немного ближе. — Стой, где стоишь, Малфой, — отрезала она. Гермиона уже какое-то время назад начала раздражаться. Тревога и так была сильной из-за всего, о чём напоминало это место. Смех парня зазвенел чем-то ядовитым и в то же время горьким. — Салазар, какого чёрта ты решила, что ёбаное Акцио сработает?! Блять!.. Гермиона зажмурилась. Девушка резко развернулась, вытягивая палочку. — Тергео! — яростно вскрикнула она. От мощи заклинания палочка задребезжала, подхлёстывая укрытую октябрём землю. Столб листьев взлетел вверх. Гермиона будто смотрела в глаза самой осени, так громко шуршащей подолом прямо им в уши. Серые, ничуть не доброжелательные, отражающие танцы своих грязно-желтых и пыльно-оранжевых жертв, что оставляли разводы на бледных щеках. Малфой на миг оторопел, и метафора развеялась. Осень была слишком уверенной в своей меланхолии для такой эмоции. Слизеринец пытался отмахнуться от листьев, пока доставал палочку. Злым отточенным движением он вытащил древко и почти направил его Гермионе в лицо. — Эванеско! — рявкнул он. Вихрь сделал завершающий круг вокруг них. Листья исчезли. Снова стало тихо. Малфой кипел. — Ты ёбнулась?! — он убрал палочку и стал вытирать лицо ладонями в предсказуемо вычурных перчатках из драконьей кожи. Будто в таких руки всегда могли остаться чистыми. Их не спасли даже маски. Интересно, Малфой был в лагере в ночь битвы? Чисто теоретически, мог ли тогда это вообще быть он? Он и есть Пожиратель. В той маске. Гермиона и правда сходила с ума, представляя это. Сними он сейчас рубашку — там даже будет шрам от Сектумсемпры. Стоп. Что? Гермиона моргнула, тут же переводя взгляд с разъярённого лица на дерево за его спиной. Она сфокусировала взгляд на слишком необычном дупле под одной из ветвей дуба, пока воспоминания глушили нелицеприятные восклицания Малфоя. Гермиона тут же опустила взгляд к оголевшим корням дерева. Сердце встряхнуло ликованием, пока она не одумалась. Нет, не может быть. Она моргнула, и ещё раз. Между переплетений многовековых корней в небольшой выемке блеснуло нечто. Этого было достаточно. Не думая, Гермиона мазнула Малфоя плечом, и упала на колени. Дрожащая рука смахнула крошки влажной земли, поднимая камешек к глазам. — Это он! — девушка тут же вскочила на ноги и перевела взгляд на Малфоя. — Это… Малфой в маске Пожирателя стоял перед ней. Гермиона замерла, оцепенев от ужаса. — Грейнджер? — шепнул знакомый голос правее. Что?.. Она сглотнула, поворачивая голову. Камень выпал из рук. Чёрт-чёрт-чёрт… Призрак тут же развеялся. Гермиона дрожала, холодный пот собрался на висках. Она не могла избавиться от этого образа. Чёрт. — Эй, — снова обратился к ней Малфой. Осторожно. Он медленно подошёл к ней и посмотрел в лицо. — Это он? Кого тебя заставил убить Дьявол? — Это… — просипела она. — Это… — Блять, — слизеринец устало вздохнул. — Грейнджер? — он крепко взял её за подрагивающее плечо и ощутимо встряхнул. — Его больше нет. Успокойся. Эй, слышишь? Грейнджер, ты в норме? Она не могла сглотнуть образовавшийся в горле ком. Гермиона сморгнула слёзы, фокусируя взгляд. От света Люмоса во тьме серебристые волосы светились будто изнутри. Малфой смотрел на неё пристально, моргал редко, будто боялся пропустить момент, когда она или отключится или превратится в кого-то вроде банши. И был прав в этом, потому что её колени подогнулись. Гермиона готовилась упасть, когда крепкая рука рванула её под локоть вверх, и реальная физическая боль в сочетании с близостью его лица, способной подозрительно быстро и эффективно отвлечь её, привела девушку в чувство. — У нас есть дело, Грейнджер, — сказал он, будто она его задерживала. Не так ли? Малфой прислонил её руку к дереву для опоры и нагнулся за камнем. Гермиона прикрыла глаза. — Ты… — она сглотнула и прочистила горло. — Ты должен думать о том, как… Просто думай о Долохове. Малфой промолчал, вертя в руках Воскрешающий камень. Огонёк Люмоса подсвечивал его профиль. Гермиона думала о том, что та холодная, сизая ненависть, которую оно выражало, никогда-никогда не сравнится с той, что они разделяли по отношению друг к другу. Это чувство к Долохову было для Малфоя как ампутированная конечность. Принадлежала ему по праву рождения, и боль её утраты не могла быть забыта ни на миг. Призрачно-прозрачный силуэт появился без присущей резкости и грации. Антонин Долохов, тень прошлого разумного в своей жестокости волшебника и одной из главных фигур Волдеморта, смотрел на юношу перед собой с презрительным прищуром. — Малфой, Др-рако Малфой? — Долохов почти хрюкнул в тихом неверии, завибрировав звонкими звуками имени Малфоя, выделяемыми акцентом. — Какая встреча. И… — Пожиратель перевёл на Гермиону взгляд. — Поттеровская грязнокровка. Как-то поздно ты спохватился, — выплюнул Антонин, поворачиваясь к парню и полностью игнорируя присутствие гриффиндорки. Гермиона видела призраков в школе почти каждый день. Они совсем не внушали страха и скорее приукрашивали учебные будни. Долохов отличался. Он был тем, кто однажды победил её во время сражения. Тогда в Отделе Тайн она боялась его также как всех остальных. Сейчас он был абсолютно безоружен — не мог даже коснуться её, не то что заколдовать, к тому же, Гермиона знала существ намного-много опаснее. Всё же, она опасалась. Малфой же просто стоял. Гермиона заметила, что его кулаки были крепко сжаты. Он молчал, и возможно боролся с желанием выбросить камень куда подальше. — Кхм, — Гермиона кашлянула, отдаляя неудобную паузу. Малфой не понял намёка. Долохов продолжал смотреть на Малфоя. Его густая бровь изогнулась в ожидании. Слизеринец не шелохнулся. Гермиона не ожидала, что её будут так открыто игнорировать, впрочем, это не оказалось чем-то настолько уж удивительным. Что можно было ожидать от подобного человека? К тому же, он уже как несколько месяцев мёртв. Придётся оставить дипломатию на Малфоя. Мерлин, дай им обоим терпения. — Неважно вышло, — спокойно хмыкнул Пожиратель. — Мне всегда нравилась Нарцисса. Прекрасная женщина. Действительно жаль, что её муж оказался такой бездарностью. Гермиона изучала свечение призрака, не оборачиваясь на Малфоя, но всё же услышала как клацнула его челюсть. Вряд ли упоминание Нарциссы было хорошим началом. Особенно от человека, по чьей вине она оказалась в Мунго. — Хотя, кажется, и его дни уже сочтены, не так ли? — Долохов опустил взгляд и стал манерно стягивать обесцвеченную перчатку с руки. — Так и зачем я здесь?   — Ты должен быть благодарен, Антонин, что можешь проветриться здесь, среди живых. Я слышал, в Аду жарко, — голос Малфоя искрил кристаллами льда. Гермиона поёжилась, подсознательно желая сместиться с траектории их падения.   — Какой ты, оказывается, смелый мальчик, Драко, — елейно произнёс Пожиратель. — Жаль, что я не дожил до момента, когда бы ты решил отомстить мне за мать. Даже твой папочка оказался сильнее тебя.    — Я бы… — зашипел Малфой. — Достаточно! — не выдержала Гермиона. — Малфой, просто спроси, — нетерпеливо велела она. Годрик, лишь бы у него хватило ума послушать её.   — Позволяешь грязнокровке указывать? — недоумевал Долохов. — Или… Что-ж, должно быть твой отец сел в Азкабан и по собственной воле. Сначала я решил, что ты притащил её сюда ради какой-то мести в честь Хозяина, но это было бы слишком благородно для вашего рода. Значит, спутался с поттеровской падалью, Драко?   Что бы ни сказал Малфой дальше, было чревато провалом. Гермиона вдохнула, собирая всё своё терпение в крепкий кулак, что оставлял полумесяцы от ногтей в ладони.   — Я бы очень… — сцепя зубы начала она, — хотела знать, как действует то заклинание, которым в меня попало во время битвы в Отделе Тайн.   — Всё настолько плохо? — спросил Долохов, продолжая общаться исключительно со слизеринцем и полностью игнорируя Гермиону. Это было глупо, предсказуемо и всё же унизительно. Нечестное чувство. — Твоя бесхребетность просто смешна, мальчик. Последняя надежда твоей семьи умерла, когда ты не смог убить Дамблдора. И после всех последствий, ты всё ещё ничему не научился. Жаль.   Долохов был намного умнее Малфоя. Терпеливее, хладнокровнее, да и просто сильно взрослее. Его тактика была очевидной, а цель... Вряд ли она имелась. Но Гермиона не верила, что её идея была пустой, бесполезной. Ведь это бы означало, что надежды нет.   — Малфой, — Гермиона повернулась к нему, уверенно дёргая за рукав. — У нас мало времени.   Она посмотрела ему прямо в глаза, пытаясь вложить во взгляд всю серьёзность происходящего. Если он сможет услышать её хотя бы раз в своей жизни, пусть это будет сейчас. Пожалуйста, Малфой.   — Я помню, — произнёс он сквозь зубы. Слизеринец перевёл дух, и задал вопрос настолько чётко, что каждый звук прозвенел в воздухе: — как обезвредить то заклинание?   — Какое? — уточнил Долохов, не стараясь скрыть своё желание посильнее разозлить Малфоя. Гермиона боялась, что грань этого «сильнее» ускользала слишком быстро. Пожиратель стремился двинуть её до упора.   — Которое, — с напором начал Малфой, — ты использовал на моей матери.   — Что ж, ей не стоило помогать Поттеру, — Долохов чуть покивал головой, словно судья, довольный справедливостью лично вынесенного приговора. — Мальчишка был мёртв. Я лично проверил это и забрал его палочку. Но нет… Ей нужно было вернуть её этому тупому полукровке, провести его к Лорду, — мужчина скривился в омерзении. — Нарцисса жива?   — Да, — ответил Малфой, сверкая глазами.   — Это большее, чем то, на что я мог бы надеяться. Учитывая, что я расплатился за то заклинание жизнью.   — Тогда не вижу причины увиливать. Тебе давно должно быть всё равно.   — Когда-нибудь ты и сам узнаешь, но после смерти люди становятся ещё более мелочными, — разочарованно протянул Долохов. — Я нахожу приятным тот факт, что обо мне помнят. Даже если только плохое.   — А было что-то хорошее? — задал риторический вопрос Малфой. — Тебе настолько важно быть запомненным? Ты немного просчитался. Имена победивших всегда громче, чем проигравших, и твоё не в их числе, — он звучал уверенно, но зачесал назад волосы, выдавая нервозность. — Чего ты хочешь?   Долохов наигранно рассмеялся.   — Чего я хочу? — насмешливо переспросил он. — А чего я могу хотеть по-твоему? Принесёшь мне голову Поттера?   Гермиона кинула взгляд на Малфоя — он сузил глаза.   — Это твоя самая идиотская идея, Грейнджер, — тихо сказал ей слизеринец, злясь всё сильнее.   — Это хоть что-то, — буркнула она в ответ.   — Что это значит, Малфой? — презрительно процедил Долохов, смеряя жалящим взглядом их обоих. — Вы двое…   Глаза Гермионы округлились, в то время как Малфой хохотнул так, что на её коже чуть не выступил иней.   — Не смеши меня, — твёрдо произнёс он.   — Лорд перевернётся в гробу, — продолжал Пожиратель, мотая головой. — Ты уверен, что твоя мать сошла с ума из-за моего заклинания, а не из-за твоих… пристрастий?   — Она. Не. Сумасшедшая! — гаркнул Малфой. Гермиона услышала, как дрогнули его связки. И птицы на деревьях явно бы взметнулись в небо от шума, если бы уже не отправились южнее.   — И твой папаша… Не повезёт ему встретиться со всеми нами, когда он наконец отправится в Ад, — будто предвкушая возможность измываться над Малфоем-старшим, Долохов искривил губы. — Хозяин будет впечатлён насколько низко смогло пасть ваше семейство.   Гермиона сглотнула в предчувствии. Кулак, в котором Малфой сжимал Воскрешающий камень, задрожал.   — Мне даже жаль, — продолжал Долохов. — Нужно было убить её. Для Нарциссы это был бы намного более достойный конец…   Гермиона не сразу поняла, что случилось. Просто треск и вспышка, от которой погас и её Люмос. Затем темнота. Призраки обычно отсвечивали, так что она моргнула, а потом внимательно огляделась. Её желудок опустился. Долохова больше здесь не было. Только слизеринец с горящими от ярости глазами, что так знакомо сверкали опасностью.   Гермиона не могла поверить в то, что только что произошло. Она смотрела в лицо Малфоя с таким шоком, что ему не нужно было гадать. Гермиона даже могла бы гордиться, что влияла на него достаточно, ведь её голос в его голове сказал что-то уничижительное, и в этом был плюс, потому что слов не находилось. Он слышал что-то, заставляющее оправдываться. Может, и не перед ней, а перед собой. Тем собой, которому будет некого потом винить.   — Я не собираюсь выслушивать подобное, — прошипел он, тяжело дыша. — Не от него. Ни за что.   Душа стоит намного больше твоей гордости, Малфой. Она не смогла остановить вырвавшийся наружу истеричный смешок. А потом ещё один. Гермиона засмеялась, теряя самообладание. Смешно. Слёзы катились из глаз, и в какой-то момент превратились в рыдания. Девушка громко всхлипнула, прикрыв рот рукой. Малфой стоял перед ней, глядя осторожно. Где была эта чёртова осторожность, когда он послал Долохова? Чего ты ожидала? Она не должна была предлагать это. Они не должны были оказываться здесь. Это было ошибкой, огромной ошибкой. Теперь её надежде вырвали крылья. С мясом. И где-то между этими кусками плоти болела истина — между Малфоем и ней целая пропасть. Разных убеждений, веры и ценностей. Скоро он узнает, насколько сглупил. И заплатит цену. — Нет! — выкрикнула Гермиона. — Нет! Нет, Малфой! Ты… Мерлин… Что ты наделал! — в сердцах она толкнула его. — Нет! Нет… — ударила. И ещё. Кулаки заколотили по груди, выбивая разве что шипение. — Грейнджер! — крикнул Малфой, не сдерживаясь. Эхо её фамилии отдалось вдаль. — Грейнджер! Прекрати! Хватит! Эй! Он схватил её запястья, вжимая их в себя вместе с ударами. Гермиона пыталась продолжать. — Грейнджер! — она его не слышала. — Грейнджер, мать твою! Прекрати, блять, рыдать! Кажется, Гермиона плакала… Она плакала? Да, она плакала. — Стоп! Грейнджер! — он сжал её руки крепче. Гермиона хотела вырваться. Чтобы снова ударить его. Малфой, видимо, понимал это. Он толкнул её назад, впечатывая спиной в дерево. Заставил воздух выбиться из её груди. Гермиона подняла взгляд. Он ещё что-то кричал. Слёзы текли по её щекам, а внутри была лишь пустота. Одно сплошное ничего. Отчаяние. Без-дна. Малфой и сам увидел её. Серые глаза отразились тем же. Бездна, как бы парадоксально это ни было, увеличилась вдвое. И это невозможно. Абсолютно невозможно. Разделять с ним боль. Разбирать один на двоих комплект органов, когда обоих так беспощадно выпотрошили. Гермиона разжала кулаки и тут же вцепилась в воротник его куртки мёртвой хваткой. Притянула. Тогда в библиотеке он стоял также близко? А он… Он смотрел. Так непонятно, так серо. Так ярко. А потом… коснулся её губ. Он поцеловал её — запоздало дошло до сознания. Медленно, будто сквозь время. Сквозь реальность. Или так только казалось? Да. Да? Он поцеловал её. Малфой поцеловал её. Да. Это так. Кажется, да. М-гм. Его губы были прохладными. И немного сухими. И он всё ещё злился. И он всё ещё, всё ещё был её врагом. А она — его возмездием. Это так. Кажется, да. Прохладные губы. И тёплый рот. И горячий язык. Что? Гермиона моргнула. Да. Он провёл им по её нижней губе. Малфой. Всё ещё Малфой. Парень резко выдохнул, и Гермиона вышла из ступора. Оттолкнула его. Смотрела в лицо слизеринца ошалелым взглядом, пока губы кололо. Что ты… Что ты сделал? Даже её рот приоткрылся. Но она была настолько оглушена, что под угрозой бузинной палочки не смогла бы признаться, произнесла ли эти слова вслух. Не смогла бы сказать, длилось это касание секунду или целую жизнь. Ещё подобный миг, и она бежит. И всё вокруг прямо как это воспоминание — смазанное. Её здравый — насколько? — ум не был способен оставить произошедшее чёткой картинкой в голове. Сырой острый мазок грифелем. Неаккуратный. Не вымеренный. Спонтанный до ужаса. Её сознание пыталось растушевать его в глупом желании защититься. Спастись. Но такое не забывалось. Беги, Грейнджер.