***
Вряд ли это могло быть адекватной реакцией, но Драко ухмыльнулся, увидев её костюм. Он не совсем понимал, что это, но у Грейнджер за спиной висели большие крылья цвета грозы. Какая-то тёмная версия ангела. Кого-то из Ада. Кого-то, кто сегодня избавит его от души. Жду, мать её, не дождусь. Её платье было вполне простым, тоже серым, и доходило до середины бедра. Ткань свободно сидела на теле, но не скрывала силуэт её фигуры. На голове было нечто из перьев, таких же, как за спиной, но выглядело вполне… мило. Блять. Да, пусть будет мило. Грейнджер была похожа на грёбанного птенца лебедя. И вообще, те были уродливыми. И гадкими. Как утята. Забини, чья мать не брезговала маггловскими сказками в недолгий период своего четвёртого брака за богатейшим активистом и предателем крови того времени, называл так Грейнджер в их первые школьные годы. Она была милой, как неуклюжая жалкая птичка, не способная летать. Вот и всё. Макияж её выглядел… не то чтобы впечатляющим — сегодня у каждой девушки всё лицо было измазано любыми цветами радуги, после того как на ней принесли в жертву единорога. Её же казался очень актуальным. Глаза густо обведены аспидными тенями, на фоне которых ярко выделялись золотые — конечно же — блёстки, карий трансфигурирован в жёлтый, от чего они казались дикими. Губы накрашены помадой на рубеже бордового и чёрного. Но вот что было по-настоящему диким. Его мысли о её губах. Драко не сдержал фырканье, тут же словив косой взгляд Забини. Это ничего не значило. Просто поцелуй. Просто потому, что у неё была истерика. Он мог бы дать ей пощёчину взамен. Мог бы, конечно — кому он врал? В состоянии аффекта люди были способны на всё что угодно. Это, вообще-то, научно популярный факт. Так что вдруг поцеловать Грейнджер — это ничего удивительного. С тем же успехом он мог проклясть её. Наверное, это даже были равноценные действия. Ему просто не хотелось пока в Азкабан. Только… был ещё один момент. Совсем неважный. И ничего не случилось. Конечно же, она не могла доверить ему подготовку к ритуалу в одиночку. Что-то в Грейнджер никогда не изменит даже война — она всё ещё была повёрнута на контроле. Так что, когда они залезли в подсобку Слизнорта, чтобы взять пару нужных ингредиентов для ритуала, Драко на пару минут оказался в Аду. Старик зачем-то поставил запирающие чары в качестве охраны, и, пока Грейнджер пробовала заклинания, чтобы выбраться оттуда, тесная коморка начала давить на Малфоя. Даже когда дверь наконец щёлкнула, он не сдвинулся с места. Драко хотел уйти, смертельно хотел. Но не мог пошевелиться. Она была так близко. Её прерывистое дыхание отбивалось от его рубашки таймером, и этот отсчёт не предвещал ничего хорошего. Драко стоял в подсобке, ощущая как кровь в ушах шипит от нервного напряжения. Стоило ждать взрыва? Остановки сердца? Или стоило потерпеть, и всё пройдёт само? Просто… не смотреть на неё. Это была неплохая тактика. Только её запах был повсюду. Малфой не мог это выдерживать, поэтому столкнул на пол первую попавшуюся под руку колбу, и помещение заполнил кислотный смрад, убивший цветки ванили в его лёгких вместе с тканями слизистой и кислородом. — Господи, Малфой! — вскрикнула она, распахивая дверь. Грейнджер тут же закашлялась, сгибаясь пополам. И вот, чем была свобода — видеть слёзы у её ресниц и ничего не чувствовать. Нестрашно, если он находит её мало-мальски привлекательной. Как лебедь гадкого утёнка — они всё же особи примерно одного вида, или как там было? Самое главное, он ничего не чувствует к её соли. Вот и сейчас. Не смотреть на неё. Он мысленно повторил это правило ещё раз, надеясь, что от неё до сих пор воняет той ядовитой дрянью. Или, на худой конец, что его обоняние притупилось от удушающего парфюма Паркинсон, стоящей рядом. — Пунш с сюрпризом? — предложил Тео, протягивая стакан. Драко, не задумавшись, опрокинул алкоголь внутрь. Возможно, не стоило увлекаться, но, кажется, уже было поздно — ещё на стадии сборов на сие мероприятие они на пару с Блейзом опустошили половину бутылки Огденского. Перед последним тостом Драко, никогда в жизни не стремившийся быть предметом своего вопроса, спросил у Забини: — Думаешь, я хороший человек? — шутливый тон тянул связки. Блейз прыснул, сверкая хмельными глазами. — Не сказал бы, — честно ответил он. — Тогда… почему мы друзья? — спросил Драко зачем-то, рассматривая как в янтарной жидкости отражались блики света. Он бы скорее откусил себе язык, чем доформулировал мысль, о чём этот блеск ему напоминал. — Потому что какой-никакой, но ты всё же человек, — сказал Блейз насмешливо, но в словах промелькнула откровенность. Или Драко просто хотел её видеть. — Выпьем за это, — Малфой поднял стакан, и, едва огонь коснулся желудка, как дверь распахнулась, и Тео появился в их комнате, вызвав у друзей целый шквал подъёбов по поводу своего внешнего вида. После собственных недо-поминок, Драко пребывал в странном настроении. Чувства смешивались в нём подобно алкоголю. Он быстро раздражался, но в то же время в нём растеклась некая ленца и снисхождение к окружающей обстановке. Уставленный тыквами и завешанный паутинами Большой зал кишел «монстрами». Вампиры как он сам, оборотни, скелеты, тролли, призраки, феи, гоблины, химеры, лепреконы вроде Забини, порлоки и даже эрклинги. Настоящий цирк уродов. И ему одновременно не было до них никакого дела, и также хотелось опрокинуть стол с закусками, чисто ради минутного хаоса. Драко бесили разряды веселья в атмосфере, которые он чисто физически не мог почувствовать сам. Пэнси в образе огневицы придирчиво рассматривала наряды других девчонок. Она выглядела неплохо, даже чем-то дополняла их с Забини тандем, в отличии от… — Ещё раз, что это за костюм? — спросил Блейз, рассматривая одежду Тео. Нотт напялил на себя какие-то зеленоватые тряпки и вроде даже объяснил концепт образа, но никто из них так и не понял задумки. — Я ядовитая тентакула, — вздохнул он, поправляя густые ростки на своей голове. — Я решил, что раз оно в списке C у Министерства, и его нельзя свободно покупать, то здесь есть параллель. Я тоже репрессирован этими придурками. — Тебе реально надо завязывать с травкой, — прыснул Забини. — Хотя, сначала я подумал, что ты хочешь склеить Долгопупса, так что… — Не смеши мои стручки, Блейз, — Тео фыркнул и отпил из стакана. — Кстати, говоря о гриффиндорских кисках — салазаровы яйца — вы это видите? — Да уж, — надменно протянула Пэнси, переводя взгляд в ту же сторону, — мелкой Уизли явно не хватает внимания. Уизлетта и правда выделялась. Драко еле сдерживал насмешку, наблюдая, как Забини сглатывает, следя глазами за её ярко-красным силуэтом, ошивающимся рядом с Грейнджер и компанией. — Держи, — Малфой насильно впихнул стакан с алкоголем в руки друга. — У тебя в горле пересохло. Блейз медленно моргнул, а потом повернулся к Драко и расплылся в беззаботной, самодовольной улыбке. — Твоё беспокойство обо мне бесценно, Малфой, — хмыкнул он и поболтал содержимым стакана, давая понять, что ни за что не будет уличён в секундной потере концентрации внимания. И тем более в её причине. — Тео, Долгопупс на твоих трёх часах, — кинул Блейз. — Осторожней, кажется, он заинтересовался твоими спорами. — О, да ладно тебе, — драматично вздохнул Тео, нехотя поворачивая голову вправо. Пэнси взглянула на Драко, и, решившись, протиснула свою руку ему под локоть. Малфой снисходительно закатил глаза, но его недовольство лишь тем и ограничилось. Он пропустил ещё стакан, когда Паркинсон поднялась на носки и зашептала ему на ухо. — Потанцуй со мной, — её тёплое дыхание коснулось шеи, и Драко подавил желание одёрнуть стойку на накидке костюма, — пожалуйста. Всего один раз. Она знала, что он достаточно пьян, чтобы не сопротивляться чему-то настолько тупому и бессмысленному. Драко хмыкнул и сделал несколько медлительных шагов следом, когда девушка забрала из его рук опустевший стакан и двинулась в сторону двигающейся под музыку толпы пёстрых дегенератов. Пэнси аккуратно положила ладони ему на плечи и как-то слишком искренне улыбнулась. Драко сцепил руки у неё за спиной, чувствуя прохладу ткани её платья, имитирующего змеиную кожу. Они покачивались из стороны в сторону, и в этом движении было что-то гипнотическое. Будто транс. Драко огляделся. Пытался выцепить что-то, понять, что он чувствует. Это всё таки был его последний шанс на подобное, так? Он видел, как Блейз и Тео спорят о чём-то, очень анти-аристократично тыкая пальцами в гриффиндорцев, как Слизнорт коротает вечер со стаканом в руке, ведя беседу с новым преподавателем ЗоТИ, с кем на пару был вынужден следить за порядком на мероприятии. Как Лавгуд кружилась в танце, осыпая близстоящих разноцветными блёстками-липучками, пока тот раздражающий гриффиндорец с курса младше в костюме оборотня делал её колдографии. Как Уизли-тролль кидал на Грейнджер тоскливые взгляды. Как неестественно-жёлтый взгляд самой гриффиндорки ложился куда-то между лопаток Паркинсон. Пэнси прижалась немного ближе. Драко прислушался к такту музыки. Песня смазывала невнятные слова девушки, пока та шептала что-то в его воротник, напоминающее признания в чувствах. Наверное, приятно осознавать, что тебя когда-то любили. И ещё, Паркинсон почему-то дрожала. Драко вспомнил о Нарциссе. Тепло от тела слизеринки чувствовалось инородным. Почти всё тепло в его жизни так чувствовалось. Магия эльфов, питавшая мраморные залы мэнора, камин в гостиной Слизерина, еда на столах Большого зала, пот между лопаток, когда снитчу удавалось ускользнуть. Только ладонь Нарциссы на его щеке. Вот оно, единственное, по чему он будет скучать. Настолько, что согласился навсегда отказаться от тепла, лишь бы эта рука ещё хотя бы раз смогла поднести к губам чашку чая, ни разу не цокнув тремором о фарфор. Так, как всегда делала это раньше. И к чёрту. Пусть всё тепло мира достанется только её перчаткам. Было ли жаль, что это и есть конец? Этот вечер, такой бесконечно мутный в его сознании. Ощущающийся как вечность, но очень мимолётная, плохо конвертируемая в воспоминание из-за выпитого. И всё же, ему предстояло проснуться завтра. Что изменится? Он и Паркинсон так и покачивались под музыку. Наверное, без души он не будет нужен даже ей. Смешно. Наконец-то. И жаль, совсем чуть-чуть, но да. Драко прижал её миллиметром ближе и продолжил танец, даже когда музыка стала веселее и ритмичнее. Оставалось немного. Он находил глазами Грейнджер каждый раз, когда комната, вращаясь, вставала на место. Выверенный механизм, отсчитывающий мгновения до. Однажды, она кивнула ему. Пора.***
— Грейнджер? — окликнул он почти ласково, не сдерживая пьяный хмык. — Ты, что, оби-делась? У Гермионы не было слов. Она злилась. Да как он мог? И как могла она — разочароваться в Малфое. Как?! Малфой всего лишь заставил её пойти на очередную сделку с Дьяволом ради своей матери, как Гермиона только посмела рассчитывать, что он подойдёт к делу ответственно? — Куда?.. Куда ты так спешишь? — недовольство так и плескалось в его голосе с амплитудой высокоградусного в желудке. Конечно, подумала Гермиона, ноги плохо его слушались. — Серьёзно, думаешь, мне весело? Ни-чер-та. — Тяжёлый вздох, затем смешок. — Не переживай, я зайду к себе по дороге. Выпью антипохмельное. Всё идёт по плану! Грейнджер?.. Малфой плёлся позади. Шума Большого зала больше не было слышно, коридоры, тёмные и пустые, провожали их в подземелья. Гермиона пыталась успокоиться. Неважно, что он, как самый безответственный человек, которого держала Земля, напился. Она сделает всё, что от неё требуется, и Малфой наконец оставит её в покое. Жизнь вернётся к своему обычному… ничему. Осталось совсем немного. Всё же, дурацкое сердце продолжало раздражённо стучать. Гермиона выдохнула и попыталась избавиться от эмоций с помощью окклюменции. В последнее время она слишком сильно полагалась на магию разума, чтобы продолжать функционировать, но других вариантов особо не было. Гермиона обернулась, когда стена с треском отодвинулась, и Малфой скрылся в слизеринской гостиной. Ушёл за зельем. Ладно. Она продолжила идти, желая скорее приступить к ритуалу. Гермиона подготовилась настолько тщательно насколько могла, и теперь хотела начать быстрее, чтобы избавиться от нервов, которые сплетались в тугой комок, стремясь убить её своим коконом. Оказавшись в комнате, она зажгла свечи. Огонь быстро съедал кислород, и вскоре помещение наполнил запах топлёного воска. — Рэннервэйт, — шепнула она, указав палочкой в дальний угол. Клетка почти сразу же клацнула о стену. Гермиона задержала на ней взгляд. Она всё ещё не до конца представляла, как скажет Малфою об этой части ритуала. Гермиона стала готовить всё необходимое. Прошло несколько минут, а Малфоя всё ещё не было. Она поймала себя на мысли, что, если бы он не пришёл… Это было бы к лучшему. Может, он случайно уснул или… Дверь обречённо скрипнула. Малфой тихо вошёл в комнату. Успел избавиться от большинства атрибутов своего образа – остались только рубашка, брюки и разве что остатки грима. Когда дверь за ним захлопнулась, тишина стала лишь гуще. Боковым зрением Гермиона видела, как он осмотрелся, а потом нахмурился. Её плечи инстинктивно напряглись. — Зачем?.. — Ты… Ты должен пожертвовать ею. Буквально. Бровям Малфоя было в пору подняться в удивлении, но он лишь сильнее нахмурился. — Что?.. Гриффиндорка сжала руки в кулаки. Не желая того, она начала раздражаться. — Ты бы предпочёл вонзить кинжал в Забини? Или Паркинсон? Он сделал паузу. — Нет. — Такова цена. Малфой прикрыл глаза. Он мог разозлиться на неё, это было бы понятно, хоть и бессмысленно. Впрочем, не будь Малфой готов на всё ради здоровья матери, его бы здесь не было. — Разве моей души и так не достаточно? Дьяволу нужна ещё и душа моей чёртовой птицы? Его голос создавал диссонанс между обозлённым тоном и словами. Что-то внутри Гермионы перевернулось. Он считал, что у его почтового филина была душа. — Это баланс. Душа жертвы переносится в Рай. Губы Малфоя сжались. — Утешила, — прошипел он. Малфой подошёл ближе к центру пентаграммы, где Гермиона раскладывала волшебные травы вокруг книги и кинжала, и отвернулся от клетки с птицей. Он молча наблюдал за ней какое-то время. Недолго. — Когда мы начнем? — Дай мне пару минут. — Он… Дьявол, он появится? — Нет, — Гермиона мотнула головой. — И тогда… как моя душа окажется у него? — Я передам её позже. Он кивнул. Гермиона ещё раз прошлась по списку, и, решившись, встала. — Всё готово. Стоя в полный рост, она оказалась к Малфою ближе, чем рассчитывала. Их взгляды встретились. Он смотрел внимательно, а потом чуть сжал губы. Гермиона выдохнула, и, нагнувшись, подобрала с пола книгу. — Можешь… убрать этот цвет глаз? — задал Малфой вопрос, очистив слова от какой-либо интонации, пока она листала страницы. Гермиона нахмурилась, но выполнила просьбу и сняла трансфигурирующие чары, делающие её радужки жёлтыми, никак это не прокомментировав. Она была слишком сосредоточена на предстоящем. — Нужно начать с заклинания, — сказала она и призвала к себе одну из свечей. — Держи. Гермиона прихватила книгу одной рукой, а во вторую взяла Асфодель. Существовали растения, приносящие удачу как четырехлистный клевер, но этот цветок был полной противоположностью. Отрывая по лепестку, Гермиона чувствовала покалывание еще до того как подносила их к огню, превращая в порох. — Повторяй за мной… Она стала проговаривать древнее заклинание, и пустила палочкой струйку воздуха, которая тут же собрала пепел цветка и поместила в чашу на полу. — Stellae caducae me deduxerunt ad veritatem, qni tibi offero animam meam… Малфой смотрел на огонь свечи в своих руках, не отрываясь. Когда они произнесли слова в третий раз, остальные свечи, что стояли вокруг звезды, погасли. И единственным, что можно было разглядеть в обступившем мраке, было лицо Малфоя. Сосредоточенное, уверенное и напряженное, от чего казалось грубее. Огонь, обтачивая его черты, сильнее выделял подбородок, скулы, впадины под глазами и выступы над веками. Гермиона опустила глаза и подняла с пола кинжал. — Теперь нужно придать огню несколько капель твоей крови. Гермиона протянула руку, ожидая, когда Малфой положит в неё свою, чтобы сделать надрез. Он медлил. Кинжал с золотой рукоятью и малопонятными символами, надписью на изогнутом лезвии, гласившей «anima structor», жег другую ладонь девушки. Малфой боялся какого-то пореза? Вряд ли — у него, как и большинства, и так было достаточно шрамов, чтобы заботиться о каких-то царапинах. Или дело в том, что он не хотел её касаться? Даже после того как поцеловал. Нет. Нет, Гермиона. Сосредоточься! — Продолжаем? — спросила она. Малфой протянул руку. — Постарайся не проткнуть насквозь, — пробормотал он только чтобы выплеснуть полкапли яда, коптившегося в нём нервами. Тыльная сторона его ладони была холодной, но нагрелась почти сразу, как соприкоснулась с её кожей. Это оказалось странное ощущение. Кинжал чуть дрогнул в руке, но Гермиона сцепила зубы и мазнула лезвием, перечеркивая линии на ладони слизеринца. Малфой резко втянул воздух, но не издал и звука. Кровь, от вида которой жизнь не предоставляла возможности отвыкнуть, выступила на коже. Он понёс её к свече, чуть наклонив, несколько капель тут же испарились в пламени, последняя затушила фитиль. — Инсендио, — шепнула Гермиона. Свечи в комнате тут же вспыхнули, гонимый магией воск, стекая на пол, заполнял линии чертежа, подсвечивая пентаграмму. Чувствовалось, как тьма стремительно сгущается в воздухе. Гермиона протянула ему книгу, указав на текст. — Прочитай вот это вслух. Пока заклинание продолжало смещать границы загробного мира, Гермиона добавила в чашу с пеплом Асфоделя несколько других ингредиентов и перемешала лезвием кинжала. Масса приобрела угольно-чёрный цвет и по консистенции напомнила патоку. Как и голос Малфоя, разве что сладости в нём не было ни ноты. Нехотя Гермиона обернулась к клетке, где затаившаяся птица Малфоя едва подавала признаки жизни, только изредка шурша перьями. Лишь её глаза, мерцая в темноте, источали тот испуг и ужас, который её владелец, да и сама Гермиона, прятали где-то в пятках. — Теперь сними рубашку и выпей это, — сказала Гермиона, когда Малфой договорил. Он только вздохнул в ответ. Наверное, существовали красивые шрамы. Ровные, тонкие, благословляющие на светлое будущее после едва заметного рукопожатия со смертью. Его шрам от Сектумсемпры Гарри был рваным и слишком глубоким, хоть и успел посветлеть. Всё же, было в нём что-то. Может то, как он приземлял образ Малфоя со всеми этими мышцами и почти золотосечными чертами лица. Подобным людям слишком шли вещи вроде усталости, растрёпанных волос и… мерзкого характера — подобным, но, конечно, не Малфою. Они напоминали о наличии души, как шрам напоминал о том, что когда-то ему было очень больно — было бы любому на его месте. Скоро всё изменится. Скоро не останется ничего. Гермиона быстро отвела взгляд и подождала пока Малфой расстегнет последнюю пуговицу, затем подала ему чашу. — И потом… — недоспросил он. — Мне нужно будет?.. — он указал взглядом на нож. — Нет, — замотала головой она, когда до неё дошло, о чём спрашивал Малфой. — Можешь воспользоваться палочкой. Он кивнул. Металл коснулся его губ, и Малфой почти сразу закашлялся, чуть пошатнувшись, но не прекратил. — Мерлин, — пробормотал, убирая черную смесь с губ рукой, и прочистил горло. — Теперь мне нужно… — Гермиона снова взяла кинжал и сделала неловкий жест в сторону его груди. — Тебе лучше лечь. Малфой смерил её взглядом и сел, откинувшись на руки. — Ты можешь выпустить её из клетки, — сказал он. Девушка непонимающе моргнула, но послушалась, хоть это и не было просьбой. Она взмахнула палочкой, и дверца открылась. Ала выпорхнула спустя долгий миг, и оказалась рядом с хозяином. Птица явно чувствовала опасность, постоянно хохлилась и гулко ухала, но не сдвинулась и на миллиметр, когда Малфой протянул руку. Он ничего не говорил, только смотрел на филина. Прощался. Извинялся? Гермиона присела рядом и только поднесла кинжал чуть ближе, как Ала взмахнула крыльями, значительно превышающими её размер, отгораживая от неё слизеринца, и издала предупреждающий крик. Гермиона сглотнула, чуть опустив клинок. — Всё нормально, — спокойно сказал Малфой. Ала свирепо моргнула и сложила крылья, снова нахохлившись. Гермиона осторожно подсела ближе, поднося измазанный зельем кинжал к его солнечному сплетению. Она кинула на Малфоя взгляд, и неуверенно опустила свободную руку ему на плечо для опоры. Малфой, кажется, напрягся чуть сильнее. Никогда в жизни ей не приходило в голову задуматься, каково это — резать чью-то кожу. Это было омерзительно. Рука чуть дрожала, пока Гермиона пыталась сосредоточиться на ровности фигуры, а не на ощущении, как плоть расходиться под острием. Как по маслу. Кровь стекала вниз по торсу, пока Малфой жмурился и шипел, а птица рядом с ним дёргала головой, негодуя. Завершив круг, Гермиона выдохнула с облегчением. Малфой встретился с ней взглядом. И он явно использовал окклюменцию. Гермиона, кивнув, встала и отошла немного дальше, давая ему столько приватности, сколько было возможно. Она старалась не смотреть в их сторону, хоть это и казалось ей каким-то лицемерием. Гермиона стояла, вцепившись в собственные плечи до боли, и ждала. Сначала было очень тихо. Так тихо не бывало даже на кладбищах. Один шорох — и всё. Непростительное тихо сорвалось с его губ, и Гермиона вдруг поняла. Ей хотелось, чтобы для него оно смогло стать простительным. Малфой тут же пустил в птицу ещё какое-то заклинание, так что её тельце даже не успело упасть на пол, исчезнув. Выждав момент, она снова подошла к нему и приподняла свечу, которая сожгла сегодня несколько капель крови слизеринца. Раскалив её пламенем нож, она опустила тот в чашу. Вскоре смесь патоки и крови стала превращаться в золото. — Сейчас будет больно, — предупредила Гермиона. Малфой лишь кротко хмыкнул в ответ, заставляя её прикусить язык. — Извини, — зачем-то добавила и наклонила свечу. Воск впивался в плоть, совсем не пытаясь остыть. Масса растекалась ровным кругом, выжигая уже знакомую метку, пока золото в чаше приобретало форму фишки. Малфой шипел, откинувшись на пол, и закусывал костяшку пальца, каждая его мышца была напряжена в борьбе между физической болью и разумом до тех пор пока воск не испарился, оставив его с чёрным кругом. И бесконечной пустотой внутри. — Извини. Всё это слово было сплошным недостатком. Срывалось с её губ словно мантра. А действовало как проклятье.***
Вот и всё. Боль пульсировала. Будто вся кровь, качающая его сердце, стала отравлять, намеренно сбивать темп, чтобы он не мог вздохнуть. Наконец он медленно поднялся, выверяя каждое движение. Над торсом адски пекло. Грейнджер молчала. Эта тишина была одной из худших в его жизни. Стояла, уперев в него взгляд, пока что-то поблёскивало у неё между пальцев. Опустошение тянуло внутри. Казалось, вот-вот земля под ним низвергнется и засосёт куда-то под магму. Она снова смотрела на него. Так. По-блядски. Сочувствующе. Драко сжал челюсть, чуть клацнувшую. Он всё ещё мелко дрожал. — Грейнджер… — она неспешно сократила расстояние. Или это была всего секунда. Время стало рыхлым на ощупь. Девушка прикрыла веки и поднялась на носочки, оказавшись неожиданно близко. Чувствовалось — будто почти внутри него самого. Она коснулась губами уголка его рта. И Драко окаменел. Её тёплое дыхание оставляло изморозь на коже. Было так чертовски холодно. Тело девушки почти прижато к его. Стеной, непонятно опорной или вот-вот собирающейся рухнуть вместе с ним. Тьма объединяла. Тяжестью, казавшейся чуть легче, когда крошила под собой больше чем пару плеч. Тягучестью, будто гудрон, принуждавший наступивших идти в солидарном темпе, под один и тот же похоронный марш. Заставляла задыхаться, так, что приходилось делиться последними молекулами кислорода между собой. Рука, протянутая в непроглядном мраке. Ты не один. Губы Грейнджер хотели его утешить. И, наверное, это было выше него — оставить её одну в этой горечи. Одна крупинка сахара напоследок. Что она могла? У него не было сил. И лишь крупинка соли, одиноко скатившаяся из-под века к месту соприкосновения их губ. Гриффиндорка облизнула свои и переместила их на его нижнюю, создавая скольжение. Драко прислушался к себе, к той своей части, которая не пыталась похоронить его ощущением выпотрошенной души, теперь покоившейся в руках девушки. Прощальный поцелуй, вот что это было. Он приоткрыл глаза. Веки Грейнджер чуть подрагивали. Она пахла обречённостью и ванилью. Насколько сочетался этот аромат с металлическим привкусом крови у них под ногами? Драко почувствовал, что с её первым касанием его сердце, теперь всего лишь орган, насос, ускорило ритм. Тягу. Губы разомкнулись. И это было такой же естественной реакцией как дышать, пытаться плыть, когда брошен в воду тонуть. Сквозь боль, охватывающую тело изнутри, сквозь горячую ненависть, перебитую чем-то более монументальным. Сейчас был именно тот момент — введения анестезии, если так можно было назвать тушение огня огнём. Чёртовы медикаменты никогда ещё не действовали в ту же секунду. Рот ко рту, и Драко только постфактум замечает, как окровавленные ладони сжимают её щеки, углубляя поцелуй. Её голова запрокидывается назад. Сердце заходится в том же ненормальном стуке вместе с её. Его — как когда он пришёл к Слизнорту, чтобы позвонить в Мунго после рокового письма Крипетта. Оставляя слепки. В этот раз это был редкий случай, оператор смог ему помочь, но всё равно не забыл сохранить после себя неприятный осадок. Вроде чёрной метки на дырявой груди. С каждой секундой оставалось так мало, оголённые провода, разорванные. Душа, нити которой теперь будто торчали у него из сердца. Отмирая. В последний раз пуская ток. И прошибая тем самым до пят. Его язык проник в рот Грейнджер, и Драко выдохнул. Салазар. Она была здесь. Так правильно. Разве, Малфой? Коснулся её неба, а она отвечала. Сжимала рубашку где-то по бокам, жалась ближе, переплетала язык с его. Почти стонала. Чёрт. Ему только что казалось, что здесь было холодно. Кажется, его лихорадило. Рука сама зарылась в её волосы, посылая по телу мурашки. Чуть жестковатые, кудрявые пряди натянулись в его пальцах. Драко изменил угол наклона головы, передавая ей инициативу. Теперь он посасывал вкусный язык Грейнджер. «Кампари». Крупинка того сахара заставила вспьянеть. Одна предательская молекула глюкозы разделилась на две молекулы этилового спирта и две углекислого газа. Поэтому он задыхался? Ёбаная химия. Драко сделал шаг, прижимая её к стене. Они бы правда скоро рухнули, не найдись дополнительная опора. Грейнджер всё же простонала. А ещё выгнулась. Он прикусил кончик её языка, и она инстинктивно прижалась к нему тазом. Блять. Что происходит? Его руки опустились ниже, прошлись по ключицам и дальше, обвили талию. Её путешествовали по мужскому торсу, очерчивая шрам, но избегая угля на солнечном сплетении. Грейнджер дёрнула за полы рубашки. Она серьёзно? А ты, Драко? Он скинул чёртову ткань, сам дёрнул за край её платья. Провёл ладонью по бедру, выше, ухватился за ягодицы и приподнял. Девушка обвила его ногами. Чёрт. Уже практически твёрдый член сквозь брюки чувствовал жар её тела, заставляя Драко низко простонать. Боже. Малфой почему-то знал, что не забудет этот момент. Это воспоминание останется чтобы мучить и напоминать — Драко когда-то был жив. Грейнджеровские руки обвились вокруг плеч, она прижалась к нему грудью. Парень вдавил её в стену, ведя ладонь между ними. Сжал одно полушарие сквозь одежду. Почувствовал упругость, а затем подающее движение её бёдер. Блять. Блять. Разорвал поцелуй, уткнулся носом ей в ухо. Стал жадно вдыхать горячий ванильный воздух. — Грейнджер, — шептал. Молился. Сохрани мою душу. Нет. Отдай её чёртовому Дьяволу. Это ему она теперь принадлежит, не тебе. Спасение. Если это было оно, то Драко чувствовал, как его острые ноготки чуть царапали ему шею и спину. Как оно извивалось в его руках, хныкало. Возьми. — Малфой… — выдохнуло. Так тонко. Так горячо. А потом… — Драко… И в голове всё смешалось. Это не Грейнджер. Она бы не стала. Его имя с этих губ. Шёпот смерти. Что-то в нём умерло. И переродилось. Что-то — она. Горячий рот снова накрыл его. Драко обхватил её челюсть рукой, покусывал, зализывал, пил жидкий воздух, струящийся между губ. Её руки потянулись к ремню, его губы — к тонкой шее. Бархат кожи под языком ощущался будто пропитанный терпким ликёром бисквит. Что-то со звоном ударилось об пол, нарушая ритм их громкого дыхания и влажных касаний. Фишка выпала из её руки. Фишка. Его проклятая душа. Покатилась, покрутилась и упала плашмя. Прямо на линию пентаграммы. Ах да, теперь он просто тело, без души. Драко замер. То, в чём нуждалась Грейнджер — тело. А это было всё, что от него осталось. Единственное. Дальше ждала лишь пустота. Что-то потянуло внутри, перетягивая плотный узел возбуждения на себя. — Грейнджер, — шепнул Драко хрипловато, отрываясь от слепо потянувшихся следом губ. — Н-нет. Она уставилась на него. С третьей попытки сморгнула пелену желания с глаз. — Ч-что? — так сипло. Малфой удержался от импульса толкнуться в неё, всё ещё полностью находящуюся в его руках. — Не стоит, — сглотнул. Горло отдалось спазмом от вязкости слюны. — Что? — она чуть нахмурилась. Чуть кашлянула. Чуть отрезвела. Драко пытался не рассматривать её лицо. Увлажнившиеся глаза, розовые даже в темноте щёки. Губы, к которым было опасно подбирать эпитеты, чтобы снова не поцеловать. Он покрепче ухватил её за талию, снимая с себя, и опустил. Как только её ноги коснулись земли, Грейнджер опёрлась о стену. Приоткрыла свой чёртов рот. Всё ещё блестящий от слюны Драко. Он прикрыл веки, смазывая этот образ. Блять. Зря. Теперь она ожила в его голове. Драко сжал кулаки. Выдохнул. — Нам не стоит, Грейнджер, — перевёл глаза куда-то в стену над её головой. — Почему?.. — спросила. А потом замолчала. Вот поэтому. А почему бы стоило? Слишком сложный вопрос. Драко отступил. Она опустила взгляд, замерла на мгновение. Потом оттолкнулась от стены и подошла к упавшей фишке парой неровных шагов, и легко подцепив кусок драгоценного металла пальцем, сжала в руке. Серые глаза последний раз отразили блик золота. Прощай, Драко.