Ещё один восход

Дарклинг

      Дни проходили сумбурно. Каждое утро Михаил обходил весь «палаточный городок», звоня в маленький колокол. Затем люди шли в импровизированную церковь: она стояла здесь ещё до тех времён, пока я не создал Каньон. Крыша была разрушена. Многие камни, из которых были построены стены, тоже опали внутрь здания. Глядя на пилигримов, которые каждый день разбирали завалы, я мысленно поражался их упорству.       В церкви, сидя на том, что осталось от пола, в кругу из пыли и разорванных отрезков ткани, они слушали утреннюю службу. Иногда её проводил Михаил — мужчина лет сорока с сухим лицом и густыми бровями. В дни, которые я называл «хорошими» — на импровизированный помост из камней становился Виктор. Он был моложе и казался мне более думающим человеком. Когда я впервые подошёл к нему, он, в отличие от остальных, не стал падать на песок и кланяться, целуя мои ноги. «- Вы умерли? — спросил он и, дождавшись моего кивка, задал следующий вопрос. — И Вы воскресли? — Если так можно назвать моё возвращение к жизни. — Чего Вы хотите? — Мира для Равки, — просто ответил я, следя за реакцией Виктора. — А чего хотят пилигримы? Виктор лишь пожал плечами. — Чего хочешь ты? — я сел на небольшую кровать в его шатре и с интересом стал рассматривать маленькую комнату. Рядом с его кроватью стояла люлька, которую мне не удалось заметить сразу. Проследив за моим взглядом, мужчина ответил. — Я родился во Фьёрде, но ещё младенцем меня перевезли в Равку, — Виктор совершил знакомое мне движение руками и воздух в палатке зашумел. — Ты Гриш. — Моя мать была гришой. И она знала, что я, наверняка, тоже им буду. Поэтому и сбежала от отца сюда, в Равку. Но ей не удалось выжить здесь. Её обманывали, не давали ей работать и, в конце концов, она умерла. Вы спрашиваете, чего я хочу. Вот ответ: перестать выживать. Хочу, чтобы у моей дочери была крыша над головой. — И ты считаешь, что я смогу помочь тебе и остальным в этом? — с интересом поинтересовался я, не сводя с Виктора пристального взгляда. Слегка смутившись, мужчина опустил голову. — Мы на это надеемся».       Надежда. Их надежда и вера заставляли меня задумываться о своих деяниях. Не сказать, что я был счастлив подобной возможности, но…. Проснувшись сегодня утром, я понял, что хочу пойти на службу. Хочу послушать о подвигах Санкт-Ильи, хочу снова услышать историю о Санкте-Алине и Заклинателях. Хочу услышать своё имя в одной из этих историй.       Не все они были правдивы. Пилигримы пытались обелить Санкта-Дарклинга, забывая о многих его проступках. Преступлениях. В какой-то момент мне стало жаль, что я сам не могу забыть о сделанном. Впервые оказавшись в подобном окружении, я и не думал, что оно сможет так сильно влиять на меня. И если приехав сюда, я думал о том, как уничтожить Николая, расколов его прелестный равкианский трон, то сейчас…. Сейчас мне хотелось совершить нечто иное.       Я всегда хотел, чтобы люди любили меня. Видя, как любят Алину, я невольно испытывал зависть, потому что знал: никто не соберётся, чтобы почтить мою память. Я был уверен, что они никогда…. Никогда не смогут по достоинству оценить меня и мои деяния. Идя по песку и с ненависти отталкивая от себя песчинки, я посмотрел на церковь, в которой уже собрались почти все пилигримы. Нет. Не пойду.       Мы располагались рядом с Крибриском, но, всё-таки, достаточно далеко, чтобы не встречать здесь «ненужных» людей. Каждый день к группе прибивалось по два-три человека: для них разбивались новые палатки, а лагерь постепенно разрастался. Нас всё ещё было мало, но это, по крайней мере, уже стало напоминать небольшой отряд. Вчера вечером я насчитал около сотни человек. Были и дети. Иногда я пытался подойти к ним, но стоило мне присесть рядом, как они замирали, не в силах вымолвить ни слова. Михаил сказал мне, что большинство из них остались сиротами, но, не ужившись с остальными, сбежали из приютов сюда. Многие прибивались к церквям. Но эти, почему-то, выбирали лагерь Беззвёздного святого.       Как минимум восемь человек здесь были Гришами. Их никто не обучал и, чаще всего, они подавляли свои способности на протяжении долгого времени. Мне было больно смотреть на них, особенно в те моменты, когда сила сама пыталась вырваться наружу. Особенно, когда они прикасались ко мне, начиная ощущать усиление собственных способностей.       Прошло больше недели с того дня, как я вернул себе силы. Много лет я не вспоминал уроки Багры, действуя по наитию, но теперь, ночами, я проводил долгие часы за тренировками. Заново учился создавать разрез, выпускал тени, клубил их, создавал дымки. Было невыносимо больно вспоминать те дни, когда я был заперт в стеклянном кубе, созданном Николаем специально для меня. Тогда он ещё не понимал, что в теле Веденина я не могу заклинать тени. А когда понял — то даже это не заставило его убрать от внешних стен моей тюрьмы заклинателей света.       Я замер, вновь подумав об Алине. В последние дни я старался сократить до минимума мысли о ней и обо всём, что могло быть связано с этой девушкой. Никто не сказал бы о том, что она умерла — для всех это произошло ещё три года назад, в Каньоне. Михаил с особым энтузиазмом рассказывал о том, как горело её тело в созданном Гришами пламени. Рассказывал, сколь многим ей пришлось пожертвовать ради уничтожения Каньона. И ради моего убийства. Я помнил, как она вонзила нож мне в сердце. Даже смерть в тот миг была уже не страшна. Когда я понял, что она больше не заклинает Солнца, когда я понял, что я вновь остался один. Мир больше не был прежним. Возможно, я даже принял смерть слишком спокойно.       Я ждал прихода Заклинательницы Солнца столько, сколько себя помнил. Даже в детстве я слышал истории о том, что они могут существовать. И это, казалось мне, было бы правильным. Я хотел быть знаком с Заклинательницей. Она смогла бы лишить меня темноты по ночам. Глупо бояться темноты, когда ты заклинаешь тени? Да. Определённо. Даже став старше, я не смог рассказать Багре о том, как обнимал себя за плечи, боясь закрыть глаза. Боясь, что тьма поглотит меня. И я лелеял своё сознание мыслями о друге. Мальчике или девочке моего возраста, который лежал бы рядом и игрался с солнечными лучами.       Став старше, я понял, что Заклинателей Солнца не существует. И тогда стал просто ждать. Искать. Надеяться. К приходу Алины я уже почти растерял всякую надежду.       В тот миг, когда усилители упали с её тела, когда она снова стала отказницей, я понял, как много потерял. Понял, какие допустил ошибки.       Она спросила меня, жалел ли я о чём-то. Да, Алина. Жалел. Жалею. Мы прожили нашу историю не так, как должны были. Не так, как она могла бы быть написана. Я посчитал её слишком слабой, посчитал её девчонкой, которая не сможет совладать со своей силой или понять меня. Я смог дождаться Заклинательницу, но не смог найти способа остаться с ней. Не стал с ней оставаться. Я выбрал не её. — Санкта-Дарклинг! — оглянувшись, я заметил идущих невдалеке мужчин, одним из которых был Михаил. Между ними, неуверенно шагая в мою сторону, был молодой парнишка. Мне не потребовалось много времени для того, чтобы узнать его: Леонид. Он был солдатом Первой армии, но я назначил его гонцом. Это не было престижной работой, но так он меньше путался под ногами. В бою от Леонида были одни проблемы. — Г… Генерал Кириг… Кириган, — запинаясь, пробормотал мальчишка, поднимая на меня широкие голубые глаза. Сколько ему сейчас было? Восемнадцать? Девятнадцать? Совсем ещё дитя. — Мы поймали гонца. Он скакал по Неморю. — Что везёшь, Леонид? — спокойно спросил я, забирая мальчика из цепких рук Михаила. Тот, с недоверием кивнув мне, отошёл назад. — Можете быть свободны. Я сам поговорю с ним. Мы уже… знакомы. Не правда ли? — П…правда… Положив Леониду руку на плечо, я отвёл его в сторону. Гонец трясся, как лист на ветру, но старался держать голову прямо. — Так откуда ты здесь? Я не причиню тебе вреда. — Это… секретная информация, генерал Кириган, — Леонид неуверенно попытался протестовать, и мне пришлось постараться, чтобы не сжать руку у парня на шее. — Кому ты сейчас служишь? — Королю Николаю, генерал. Николаю Ланцову, — поспешно добавил он, будто боялся, что я не знаю, кто такой этот… мальчишка. Губы мои искривились в ухмылке, но я постарался стереть с лица это выражение. Леонид вёз письмо. И если мне не удастся увидеть этот документ «по-хорошему», то придётся на время вновь свернуть с пути. — И я тоже! Знаешь, я ведь хочу помочь ему. — Простите, но я…. Я не имею права. Я должен скакать в Ос Альту. Это срочно. — Что в письме, Леонид? — Я… — Что в нём? — оборвал я мальчишку, протягивая руку перед ним. Что бы он не вёз, вряд ли это хорошие новости. За то короткое время, которое мне удалось привести рядом с Большим дворцом, я узнал, насколько плачевное положение сейчас между Равкой и Фьёрдой. — Если я скажу Вам, Вы позволите мне уехать? — вдруг тихо спросил Леонид, глядя куда-то в сторону. — Да, — не было никакого смысла оставлять его в лагере. Пусть скачет в свою Ос Альту. — Фьёрда собирается объявить Равке войну через две недели. Они отправили официальное предупреждение. Без возможности установления мира, — прошептал мальчишка, показывая мне фьёрданскую печать. — Кем подписан документ? — Король Гримьер передал его мне. Я отпустил его. Леонид побежал к своей лошади, огибая лагерь пилигримов. Письмо и впрямь нужно было доставить в Ос Альту как можно скорее: чем быстрее подобная информация дойдёт до Ланцова, тем быстрее он сможет мобилизовать собственное войско. Только вот было ли оно у него? Хотелось верить, что да.       Подумав о том, что, возможно, стоит выехать вслед за Леонидом и предложить Николаю помощь, я одёрнул себя. Какую помощь я могу им предложить? Уничтожить армию Фьёрды разрезом? Потребуется слишком много сил для того, чтобы справиться со всеми ними. Нужно было действовать осторожнее. Умнее. Восемь королей Равки сменилось перед моим глазами. Семь из них мне удавалось обманывать. Так ли велика разница между Равкой и Фьёрдой? Что может помешать мне облапошить и их короля?       Это было бы весьма неплохой идеей. Возможно, это именно то, что нужно Равке. Возможно, таким образом я смог бы искупить часть своих деяний. Так я смогу защитить Гришей.       У меня вновь появилась цель. И впервые за столетия она показалась мне искренне правильной. __       Я выдвинулся во Фьёрду на рассвете следующего дня. Никто из пилигримов не знал о причине моего. Никто, кроме Виктора, которого я прилюдно назначил главнокомандующим своей армии. Михаил был в ярости, я видел это по его лицу, но, когда нам удалось поговорить, то мужчина не высказался. Лишь пожелал удачи мне в моём походе.       Поэтому он и не заслуживает моего уважения. Виктор мог сказать мне то, что думает. Даже если его мнение будет диаметрально противоположно моему, он всё равно выскажется. Такие люди никогда не будут лишними. Такие люди сначала сообщат о том, что собираются вонзить тебе в спину нож.       Прежде, чем уйти, я на карте отметил точку, куда стоит передвинуться пилигримам. В Неморе нельзя было оставаться надолго. Керамзин. Это, наверняка, было глупой затеей, но я знал, что если Алина жива, она не оставит этих людей без еды и крова. Запасы стремительно заканчивались, а в Керамзине было достаточно места, чтобы разместить этих людей. Они могли бы помочь ей по хозяйству, настрелять дичи…. Возможно, кто-то даже сможет найти там окончательный приют. «- Почему Вы думаете, что нам там будут рады? — спросил Виктор, изучая карту. — У меня были там знакомые. Давно. — Знакомые, которые любили Вас?»       Возможно, однажды. Любила ли меня Алина? Что она нашла во мне? Что увидела в человеке, которым я был?       В любом случае, это было неважно. Я плотнее закутался в чёрный плащ и запрыгнул на лошадь. Волосы успели отрасти, и я собрал их в хвост, не решаясь отрезать. Путь к Ледовому дворцу, по моим подсчётам, должен был занять не больше пяти-шести дней.