Devil's cinquefoil 3

      Кувырок, перекат, блок мечом, рывок к стене. Данте уже минуту к ряду играет в салки с собственной тенью. Вернее, с демоном, что забрал её и принял его облик. И пока комната остаётся в потьмах, он неуязвим, благо в стенки вмонтированы артефакты света в виде колб с человеческими глазами, каждый имеющий зрачки серого цвета. Оставалось только прикоснуться к колбе, влить туда магию и тогда они тут же озаряют часть зала светом, который Доппельгангер, как зовут демона, начисто избегает. А если включить все разом, не оставив и пяточка тени, тот и вовсе становится грушей для битья. Прямо как сейчас.       — РАААААААХ! — свирепо завопил демон, потеряв облик Данте и став просто неопределенным человеческим силуэтом.       Охотник в красном не терял ни секунды, накинувшись на него с Беовульфом, которого он подобрал после его второй встречи с братцем. Интересно то, что Вергилий хоть и сделал из Зверя света дьявольское орудие, но не принял в себя его душу, оставив её внутри самих наручей и сапогов. Ну что же, Данте принял такой подарок судьбы, уже много раз пожалев, ведь этот уже слепой здоровяк точно с катушек слетел, осознав свой факт пленения ненавистным им сыном Спарды.       Набравшись сил, Доппель выпустил волну своей демонической силы, вновь погрузив комнату во тьму, а Данте вошëл в стойку глухой обороны, готовясь к удару.       — Где же вы, девчонки…

***

      Сколько времени Янг Шао Лонг уже в этом мире? Трудно сказать, ибо она давно перестала вести счёт им, ведь каждый из них похож на другой. Она просыпается с рассветом, бродит по этому пустому миру до заката, находит место для ночлежки и засыпает. Ещё в первые дни держала ухо востро, ожидая нападений, глупышка… Да здесь даже насекомых нету!       Место, в которое она попала, походил на умерший мир. Здесь не было никого. Обломки домов и прочих зданий, поросшие чахлой растительностью, сухие голые леса, серые поля. Янг успела посетить уже десяток городов-мегаполисов и так ни встретила даже одно живое существо. Даже останков людей и животных не сыскать.       Из-за всего этого она… потерялась. Она попросту не знала что делать. Нет друзей, с которыми можно было бы обмозговать ситуацию. Нет врагов, которых нужно одолеть. Нету конкретной цели, подведëнной черты финиша.       Пока она бездумно шагала по очередному человеческому муравейнику, солнце уже уходило за горизонт. На этот раз она избрала своей колыбелью магазин одежды, бросив в кучу рубашки, платья и прочий текстиль. И как же она благодарна своему воображению за то, что то наделяет манекены свойством двигаться, даже если по факту стоят истуканами.       — Хоть какая-то кампания. — вновь проступила её новая привычка — говорить сама с собой. Сначала она отшучивалась, мол «можно поболтать с самым умным человеком на ближайшие километры», но сейчас стало ясно, что она это делает ради хоть какого-никакого поддержания здравомыслия. А то недалеко и с размалёванным мячом начать дискутировать, как она однажды застала себя за разговором с вывалившейся из настенных часов кукушкой. В момент осознания по её спине пробежал табун мурашек, а ближайший бар опустел наполовину своего ассортимента, по вкусу давно протухшего и прокисшего.       Но вот только сон всё никак не хотел наступать, причиной чего был гул в голове. Он дрелью бурил ей главный нерв, раздражая и заставляя подняться со своей самодельной кинг-сайз кровати, чтобы немного поразмяться. И, открыв глаза, Янг осознала, что гул был не от очередной мысли закончить всё это при помощи верëвки и ближайшего фонаря, а от лампы, светящей над Красной дверью, что заняла место входных дверей магазина. Янг даде не знала чему удивиться — этой аномалии, которую она приняла за воспалившееся воображение, или из-за того, что она наконец увидела дар электроэнергии.       — Хах… «Найди свой дом и наконец проснись»… — прочла она надпись на двери, написанной витиеватым почерком, мешающим ей сначала понять написанное. Она и так ещё не привыкла к английскому письму, на удивление схожее с Ремнантским. Хмыкнув, она дёрнула за ручку, открывая дверь, и за нею виднелась лишь непроглядная тьма, вместо ночной улицы. И Янг вступила в неё.

***

      Сцена стала вторым домом для юной наследницы Шни, и она уже не представляла своей жизни без света софитов и аплодисментов безликих людей, пришедших поглазеть на неё, как на какую-то зверушку в зоопарке. С самого рождения девушка была под надсмотром многочисленных глаз. Что бы она ни делала, всегда будут неизвестные личности, которые обязательно прокомментируют то или иное действие, дав своë мнение. Комплименты, лесть, подарки и прочие подлизывания.       Вайсс никогда бы в жизни не призналась, но искренне ненавидит всё это. Ненавидит быть птицей в золотой клетке, чья цель только радовать хозяина своим ласкающим слух пением. Ненавидит быть марионеткой в руках властного отца и его целей, какой её клеймили не успела она и родиться.       — О, наша дорогая Наследница, она прекрасно двигается! — гипертрофированно радостно восклицала керамическая маска с радостной гримасой, наблюдая за тем, как охотница, чьи конечности опутаны стальными нитями, выполняет очередные идеальные пируэты.       — Но как же она печальна! Ох, сколько горя в этом лице! — в ответ на комплимент первой маски, вторая высказывала не слишком утешительные наблюдения, которые соответствуют выражению каменного изваяния. Наполненное скорбью и грустью. Их пустые глазницы направлены на танцующую Вайсс, чьё лицо пусто. Только лишь смирение со своей судьбой вечно быть куклой.       Сколько бы она ни кричала в душе, сколько бы ни просила небеса, всë бестолку. Ей не выбираться из этих оков. И снова, прыжок, идеальное приземление, наполненное грацией, очередное кружение вокруг своей оси, точно белоснежная юла. Только вот теперь под ногами что-то мешается, что-то, что сделано из металла. Только лишь попытавшись направить голову вниз что-то резко лопнуло. Нить, привязанная к голове не смогла выдержать давления от самостоятельно думающей головы. — Наследница смогла выбираться! — Но сколько же осталось ещё оков!       Мешающимся предметом оказалась серебряная рапира, которая казалась охотнице очень знакомой. Это орудие и оно… Но нужно продолжать танцевать. Этого ведь хочет сущность сверху, что и тянет за ниточки. А любая попытка преречения пресекается затягивающимися петлями на руках, ногах, торсе и шеи.       И снова помеха, на этот раз с музыкой. Ноющий скрип одинокой скрипки дал фальш, перебитый слабо, но знакомыми механическими щелчками. Вайсс обернулась на эти звуки, застав в тьме светящийся музыкальный аппарат, весь поцарапанный и с вмятиной на заменяющем стекло пластиковой крышке хранилища пластинок. И там была одна-единственная пластинка, на порядком потертой обложке которой красовалась русалка.       И она вспомнила… Это было… за неделю или около того как появилась башня. Вайсс застала то, как Данте сидел за этим музыкальным автоматом и чем-то шебуршал. От нечего делать поинтересовавшись, она увидела как парень пытался починить кабель прибора, пальцем плавля припой на разрыв проводов. За небольшим разговором о последнем деле и о том, что Данте, пусть берёт каждое задание что связано со сверхъестественным, но пусть хоть попытается поторговаться и поднять плату, автомат снова зажил, в благодарность поставив любимую музыку хозяина, и даже без живительного удара по машине. И эта песня, что сначала не принялась наследницей Шни, в силу своего грязного звучания и самой мелодии в принципе, но потом, когда начались слова…       Лицо, некогда пустое, приобрело серьёзный вид. Носком пуантов, Шни толкнула своё оружие, увядшее в напоминающем камень полу, и то качнулось, говоря о возможности его освобождения. Но этого мало. Нити стали натягиваться на суставах юной танцовщицы, впиваясь в плоть, что заставляет её истекать кровью. Натяжение было слишком сильным, прорезав собой белоснежную кожу, но Вайсс не собиралась останавливаться. Пальцы уже дотрагивались до стальной рукояти с плетëным узором, потянув её к своей хозяйке. Вскоре, Вайсс смогла схватиться за оружие как утопающий человек за кусок доски. Крепче сжав рапиру, она продолжила. Резким движением она махнула за спину, и треск объявил об освобождении от нитей, держащих девушку в районе лопаток, но и остальные нити не одобрили брыкания пленницы, затянув путы. Весь пол окрасился красным, только вот кровь мгновенно замерзала, превращаясь в алые кристаллы льда, застывшие в виде острых сталагмитов остриями по направлению в Вайсс. По этой причине девушке приходилось больше импровизировать, чтобы не напороться на глыбы, на которых можно было в любой момент навернуться.       — Как грациозно она двигается!       — Лёд так опасен!       Эти голоса начинают наскучивать Вайсс, желание избавиться от назойливых зрителей всë сильнее возгоралось в сердце, по мнению многих покрытое холодом. Но даже оно могло оттаять. На свободе. Она дёрнула рукой с оружием в ней. Ещё одна нить порвалась. Прыгнув на очередном кристалле вверх, тонкое лезвие Мертенэстера прорезало ещё одну.       Факт её свободы стал лишь вопросом времени. И этот момент настал. В прошлом белое, как свежевыпавший снег, платье, украсилось кровавыми подтëками разных форм и размеров, а отовсюду на свет прожекторов начали выходить деревянные болванки в дорогих костюмах и маски всё продолжали шептаться нарочно громко, чтобы Вайсс могла услышать.       — Как смело!..       — Что она о себе думает?!..       — Похоже, наконец наступает второй акт…       — Сегодняшние билеты точно себя окупают…       Но Вайсс плевать. Плевать на всех. Сейчас есть лишь она… и музыкальный автомат. В каплевидных деревяшках с отверстием, что куклам заменяли ладони, заблестели мечи. Но ей всё равно. Аура спасла бы её, пусть и лишь от пары-тройки ударов, в силу своего небольшого резерва у девушки, но плевать. Рубящий удар вгрыз один из мечей ей в бок, разрывая потроха, другой ранил левую руку с рапирой, застряв в кости… Но она дошла. Осталось лишь нажать на кнопку в центре панели, единственную которую светится. И она нажала… Но ничего не произошло. Как и в следующие несколько попыток. От этого, окружившие её марионетки начали дёргаться, лишь в силу отсутствия рта не залившись издевательским хохотом.       — Вспомнила… — всплыло в памяти Шни как эту рухлядь надо включать. Навершие рукояти врезалось в крышку механизма, по корпусу пошли искры, лампочки пару раз блеснули, и наконец манипулятор с пластинкой пошёл в движение, поставив её на платформу, и на чëрную поверхность диска встала игла.       И сразу же началась одинокая партия бас-гитары, что после повторения аккорда дополнилась парой своих сестёр и барабанами. Одна из кукол атаковала Вайсс в спину, но та извернулась, встав на одну ногу, и другой пнула деревяшку в живот, да так что она улетела на другой край сцены. А у музыки наконец начались слова…       — Standing where i should be. Believing as i'm told to believe. Being who i should be. Doing what i should do. — как женский голос, имеющий слабую хрипоту, закончил вступление, куклы уже разом, одним скопом, набросились на Вайсс. Она же, закрыв глаза, поддалась ритму песни. Под заигравшую с твой силой мелодию, она прошмыгнула через строй болванчиков, прорубив путь через наименее плотную секцию строя, попутно намотав нити трёх кукол на Мортенэстер и спутал их в один ком, под конец потянув на себя. Ответом на последнее послужило грозное железное громыхание сверху.       — Did you hear what i said? — тычок от марионетки был оплетëн рукой и, за секунду покрыв её льдом, Вайсс сломала её как трухлявую деревяшку. В этих куклах нет ни грамма магии или чего подобного. Просто дерево с железом. — Did you get what i meant? — удар со спины она пресекла обратным сальто, во время которого вновь запутала нити, и кукла в припадке упала на пол. — What you saw is an illusion. — атаку с двух сторон она пропустила над собой, срезав кукол по пояс, а оставшееся насадила на сосульку из своей же крови. — You're living in delusion!       Елена Хьюстон пела, а Вайсс Шни разрушала. Вайсс вряд ли кому-то признается, но эта песня, исполненная уличной певицей среднего пошиба, которую вспомнят лишь настоящие ценители данного жанра, впала ей в душу. Ей вспоминаются её песни, полные самобичевания по своей судьбе-судьбинушке и попыткам идти наперекор. А тут же поётся про отрыв от всего, от отречения прошлого, лишь бы получить свою свободу. Прямо как сейчас! Этот мир не знает про Шни. В этом мире нету отца! В этом мире она сама выбирает кем ей быть! И никто ей не прикажет жить так как не хочет она! И ОСОБЕННО это касается этой огромной кукольной копии её отца, что всё это время дëргала за ниточки.       — Going on and on i have the future in my hands! Getting lose from days i never could get over! Going on and on until i'm finally myself! Getting out of this dishonest world i never wanted!       Наследница семьи Шни совсем забыла кем является вне своей клетке. Верно, она охотник. Но теперь не на Гримм, а на демонов. Гигант был страшен лишь мгновение, а после стал огромной куклой для битья. Маленькая девушка ловко скользила по рукам и плечам мега Жака, раскалывая его тело по кусочкам. Сперва отпали руки, затем части торса, и в конце осталась лишь голова на одной лишь палке. Её вайс разбила двумя льдинами по сторонам.       — Какое теперь примит решение наследница? — задали одновременно вопрос противоположные маски, приковав свои пустые взгляды к стоящей посреди зала на покрытом кровью полу Шни. Свет прожекторов направлен только на неё, заставляя твёрдый и решительный взгляд мерцать. Вытянув свободную ладонь, охотница выставила указательный и средний пальцы вперёд, направив большой вверх.       — Я хочу, чтобы вы заткнулись.       Раздалось два выстрела.

***

      — Давай уже, ждём только тебя — крикнула взрослая женщина в белом плаще, с тëплой-тëплой улыбкой на лице, которую носит любящая мать и жена. Но даже в ней проглядывались трещины. Никто их не видит. У всех они были. Но почему?       — Бегу! — из коридора выбежала её маленькая копия, девчушка носящая алое, словно бутон молодой розы, только недавно начавшей раскрывать свои лепестки.       Сегодня её семья едет в парк и будет веселиться весь день. Вроде, даже тётя Рейвен, биологическая мать её сестры, подоспеет. Янг была такой счастливой, когда узнала про это, весь день щебетала о том, как хочет увидеть свою вечно занятую родную мать, что вечно в разъездах. А папа с уже её мамой улыбались этому, переговариваясь о том, что дядя Кроу в тот день не получит ни одну каплю алкоголя, на что брюнет громко ныл, говоря о том, какие его сокомандники злые.       Девочка зашнуровывала обувь и спешила как можно скорее, хотя и знала, что без неё никто не уйдёт. Слишком уж была дружложьной их семья.       Вдруг, она задумалась о сегодняшней погоде. Был жаркий летний день.       «Нужна шляпа» — подумала она и потянулась к верхней полке, под которым висело зеркало. В силу недостаточного роста, она на носочках тянулась вверх и, взявшись за плетёный головной убор, она мельком глянула в зеркало, но этого мгновения ей хватило, чтобы что-то разглядеть.       Она вернулась к зеркалу и получше вгляделась в, по идее, своё отражение, но там была не совсем она.       Вместо лёгкого летнего платья и босоножек, поношенная толстовка с бордовыми пятнами на красном фоне, потрёпанные штаны с обтёртыми коленками и кеды. Лицо отражения грязное, местами с засохшей кровью, кучей мелких порезов и двумя алыми линиями от глаз до челюсти. У серебряных глаз отражения, ближе к зрачку, цвет менялся на насыщенный оранжевый.       «Я тоже когда-то был в такой ловушке…» — будто ото всюду, из каждой тени, послышался хриплый басистый голос, что своим тембром резал уши и, и без того, натянувшиеся нервы мисс Роуз.       С трудом пересилив головную боль, в её голове вспыхнул пожар дикой Ярости. Она никогда в жизни так сильно не ненавидела всё живое. Только перед нею было лишь отражение горькой правды. Правды того, что около получаса назад она лежала на холодном камне истекая кровью. Правды того, что её навыки и оружие не смогли задержать противника перед нею даже на несколько секунд. Правду того, что её товарищи, для которых она была лидером, умирали на её глазах. В одном лишь её собственном отражении читалась правда обо всём.       И единственным, на ком она могла выместить злость и скрыться ещё глубже в этой сладкой лжи, было её отражение. С воплем, полным злости и отчаяния, ухоженный кулачок, сомкнутый настолько сильно, что ногти впивались в ладонь, врезался в зеркало, запустив появление хаотичной паутины на стекле. И даже несколько особо крупных осколков выпали из общего полотна, но теперь внимание Руби переключилось на то, что находилось в зазеркалье.       Через недостающий кусок зеркала, отпавший сам собой, она увидела часть лица серокожего монстра. Кожа, сверху закрытая красной банданой, была натянута на не человеческий череп, а на щеках были те же две красные линии, что появились у Руби. Скучающий светящийся глаз оранжевого цвета терпеливо глядел в сторону двери, за которой истуканами стояли члены лже-семьи Руби, в ожидании момента, когда маленькая глупая девчёнка бездумно пойдёт к ним, углубляясь в пучины лжи и самообмана. Только встретившись с нею взглядом, выражение части лица сменилось с унылого на удивлённое, насколько это можно было прочитать на этом иссохшем подобии физиономии, правда на разглядывание монстра было доступно лишь пара секунд, так как он тут же шмыгнул куда-то.       — Стой! Вернись! — адреналин заполонил разум юной розы. Она переключилась на погоню, бешено вырывая другие осколки, чтобы увеличить проход, а потом сама юркнула туда, в зазеркалье. Хотя нет, она из него выбралась, как когда-то выбрался один демон, что был человеком, пусть и ужасным. Только ему для этого понадобилось 288 лет, а сколько здесь пробыла она? Время в грёзах пролетало так незаметно, а здесь, в бесконечной тьме, где не виделось и следа от наблюдателя, каждая секунда растягивалась в часы.       «Я выберусь отсюда…» — маленькая роза, которую опутывали тёмные нити забвения, скрючилась в позу эмбриона и шептала себе под нос что-то успокаиваюшее, заставляющее уголки иссохших губ поселившегося в ней монстра расцветать в улыбке, наблюдая за страданиями мешка с мясом и костями — «Я выберусь отсюда, клянусь. Даже если придётся согнуться в три погибели, даже если я это сделаю бездыханным трупом…»       — Я выберусь отсюда! — прокричала она и махнула руками. И это бы не принесло никакого результата, не почувствуй она в руках нечто столь знакомое и, одновременно, чуждое. Это была коса! Но не коса одного из жнецов, что она подобрала, или её собственная, Крессент Роуз, нет…       Плоское и массивное древко из тëмного матового металла, всё покрытое царапинами, то хаотичными и не имеющими смысла, то собирающиеся в странные слова, которые Руби не могла разобрать, к лезвию имеющее прорезиненую часть, столько только взяться получше, пальцы наметили пару переключателей, до которых пока нету дела. Сейчас же волновало лезвие — почти метр длинной, сорок сантиметров толщины в начале, сужаясь к острию, лезвие имело сегментированное строение, и на равном друг от друга расстояния можно было заметить четыре диска. Сейчас сегменты были разделены, держась на неизвестной девочке силе, что выглядит как бегающая по косе оранжевая молния, от чего лезвие стало ещё длиннее, но самое главное — оно прорезало ей путь наружу.       Она увидела как четыре из пяти её напарников сражаются с живой тенью, что постоянно меняет свой облик между ними. И она даже знает как поспешить к ним на помощь. Махнув новоприобретëнным оружием, лезвие разделилось дальше, и последним сегментом зацепилось за грань разрыва. Руби только и осталось махнуть, чтобы притянуться самой, в процессе закружившись волчком, от которого исходили чахлые лепестки роз, и ворваться в бой разрубив надвое Доппельгангера в обличии её сестры.       — Руби!       — Она самая! — видимо, коса утратила заряд сил, а потому лезвие сомкнулось, а молнии стихи до почти не заметного состояния. И только сейчас Руби оценила то как ИДЕАЛЬНО она лежит у неё в руках. Словно она жила только для этого момента. — Где Блейк?!       — Она ещё не появлялась! — ответила Вайсс, стремительно атаковав огромный механический глаз, что открылся и озарил часть комнаты светом, чем отпугнул Доппельгангера. — Бей глаза на стене!       Услышав подсказку подруги, Руби нацелилась на последний закрытый «глаз», который Доппельгангер закрыл собой. И своим Проявлением она обернулась кометой из гнилых лепестков роз и полетела к цели, в полёте пройдя сквозь теневую копию Мятежника и даже не заметив. И вновь Доппельгангер ослаб, позволив почти полной команде атаковать вместе. С каждой стороны его ждал удар или порез, а в конце Данте почти разрушил его мечом, но демон вновь принял его форму, заблокировал меч его же копией и… просто встал. И только сейчас стало заметно, что на этот раз Доппельгангер сымитировал Данте с зеркальной точностью, вплоть до надрывов на плаще. И только имитируемый почувствовал желание демона, хмыкнув от столь интересной затеи и рванув навстречу ему.       Их удары были идентичны до совершенства, гася силу друг друга. Ведь Данте буквально дрался с собственной тенью, признавшей своего хозяина. После серии пинков, закончившейся двумя сальто, тоже полностью идентичными, Доппельгангер вошёл в тело Данте как в воду, а под его ногами снова появилась тень.       — Приятно, когда тень возвращается на место.       — Ты принял в себя демона?       — И уже сбился со счёту в который раз. А вы, я смотрю, справились с испытаниями.       — Верно. Я только сейчас поняла, что башня служит не только вратами в ваш «Мир демонов», но и испытанием, чтобы выявить достойного.       — Да уж, я там раз двадцать хотела уже сдаться, но… Просто не могла оставить вас! — Янг резко взяла всех троих в обьятья, получив в результате встречные объятия от Данте, смешок от Вайсс и порцию верещания от Руби.       — А когда уже прибудет наша киса?       — Может, нужно подождать ещё?       — Точно, вдруг ей просто там нелегко. Я верю в Блейк!       И так, команда осталась в зале, обсуждая испытания девушек, назвав их «Испытанием цели», «Испытанием воли» и «Испытанием лжи». И всем даже понравился каламбур от Янг про возможное «Испытание рыбкой» Блейк, да вот только, когда почувствовались слабые толчки, все тут же стали серьёзнее. И интуиция Данте закричала ему взяться за меч, но не чтобы разрубить вылетевшую из внезапно открывшегося разлома огромную чёрную кляксу, которую Данте пропустил мимо себя и которая выбила входные врата, унесясь куда-то прочь, а преследовавшего её огромного рыжего быка, у которого он заметил отсутсвие левого глаза, на месте которого стояло клеймо «Зло». Его Данте одним махом разрушил пополам и тот схлопнулся в черный дым, исчезнув без следа.       — Это была…       — Да… И, похоже, она не справилась…