Серый пепел из Тейко.

      Глаза открыл от настойчивого стука в дверь. Лучше бы не приглашал войти. Первое мгновение думал, что у меня бред. Аомине. С пакетом в руке с логотипом аптеки, Сацуки с фруктами и Куроко со стопкой журналов.       — Како... Кха! Какого хрена?!       — Наджимура-семпай сказал, что ты заболел, а лекарств нет, поэтому я, как менеджер команды принесла необходимое!       — А... — я перевел взгляд на парней.       — Аомине-кун хотел убедиться, что Сацуки-чан не заблудиться, а я просто за компанию пришел. — с каменным лицом сообщил Куроко, но в глазах были видны смешинки.       — Кха! Молодцы! Поставили на стол и... Кха! Вышли. — хрипло прошептал я, с периодически пропадающим голосом сказал — а то заразитесь!       Аомине хотел что-то сказать, но получил толчок от Тецу. Меня мало волновало то, что происходило вокруг, я просто старался не выкашлять легкие. Сацуки была сообразительной и оставив все, что они принесли и проследив, что лекарство выпил, вытолкала парней.       — Поправляйся, Хайзаки-кун!       Я еще поворочался, злясь на визит ребят, что они видели меня таким, но спустя некоторое время, незаметно для себя, уснул. Неделя прошла довольно быстро. Рета, судя по сплетням, попал таки в третий состав. Мне нужно быстрее решить, как и куда идти после того, как Кисе займет позицию легкого форварда. Может, пойти в литературный клуб?       Оказалось весьма трудным пережить два дня, после того, как вернулся в школу после болезни. Меня спрашивали почти на всех уроках и я был выжат. Эмоционально и физически. Особенно после того, как Ниджимура-семпай решил меня погонять, чтобы я не отлынивал от тренировок. Потому, вечером решил не идти в приют. А отправился в противоположном направлении. Спустя двадцать минут, я пришёл к цели моего пути: многоэтажное здание. Доступ на крышу обычно не закрыт уже где-то месяц, и поднимаюсь на самый верх. Отсюда открывается прекрасный вид на часть города. Тут хорошо, тихо и думать никто не мешает. Минуя хлипкое ограждение, сажусь. Это такое удовольствие — сидя на самом краешке, болтать ногами в воздухе и просто смотреть на потоки людей на улицах.       Тихий скрип двери меня насторожил. Хотя я сидел так, чтобы в любом случае не упасть, все равно отсел от края еще дальше. Обернулся. На меня с заметной тревогой в глазах смотрел Куроко.       — Привет, Хайзаки-сан. Я здесь, чтобы поговорить с тобой. Надеюсь, что смогу говорить за ту часть тебя, которая все еще хочет жить.       — Чё? — офигел я от такой речи обычно не сильно разговорчивого человека.       — Прежде всего, поверь, что я понимаю, как мало осталось у тебя терпения. Боль, которую ты испытываешь, ужасна. Я полностью признаю, что твое страдание безмерно и ситуация кажется абсолютно невыносимой. Это страдание, которое нельзя преодолеть, от него нельзя просто отстраниться или забыть. Это мучение должно быть прекращено. Я думаю, что ты чувствуешь себя не в силах и дальше бороться против всего, что слишком сильно превосходит тебя, против всех неудач и жестокости жизни.       Я с недоумением слушал его, казалось, что эти фразы парень где-то вычитал и теперь вспомнил их, а потом мои плечи затряслись. Закрыв лицо руками, взвыл. Куроко, видимо, немало напуганный моей реакцией, замолчал. Через несколько мгновений, открыл лицо и парень увидел мои слезы. И, наконец, я не смог сдержаться. Ржал, как ненормальный. Куроко, сбитый с толку смотрел, как я смеюсь и плачу одновременно. Подскакиваю и, перепрыгнув ограждение, подхожу к нему и сквозь смешки сообщаю:       — Ты — ошибся. Я не собирался прыгать. Я не такой слабый, как ты думаешь. Мне нужно было посидеть и подумать.       — Хорошо. — я видел облегчение в его глазах.       — И да, если бы я был самоубийцей, ты правильно себя повел. Тебя бы послушали и вышели на диалог. Ты справился бы.       Я быстро покидаю крышу, чтобы парень не видел, как я по-доброму улыбаюсь. Почему-то мне не хочется, чтобы Тецуя видел мою улыбку.