Целитель моей дочери

Джинни Наш приятельский ужин с Колином очень похож на недавнее неудавшееся романтическое свидание с Гарри — мы много болтаем о квиддиче, шутим и хохочем. Вот только есть одно существенное отличие: мы совсем не говорим о Драко Малфое. Впервые за долгие годы я позволяю себе заметить нескрываемое восхищение и робкое обожание в глазах нашего бессменного фотографа. Я особо не раздумывала над нарядом для сегодняшнего вечера (ужин-то дружеский): первое попавшееся под руку летнее платье и удобные стоптанные босоножки, волосы стянуты в хвост — слишком жарко держать их распущенными. Перед Колином мне не нужно притворяться, что я красивее, элегантнее и утончённее, чем я есть на самом деле. Он видел меня всякой: измождённой и окровавленной на седьмом курсе, когда мы боролись с садистским режимом Кэрроу, взмокшей и вымотанной после изнурительных тренировок, взбешённой и взлохмаченной после досадных поражений, с грязью на щеках и сиянием в глазах, когда мы наконец-то вырываем долгожданную победу из лап противника. Колин Криви всегда был рядом. Это его снимки, подловившие учителей-Пожирателей в самые неприглядные моменты, заставляли Амикуса и Алекто Кэрроу скрежетать зубами и чуть ли не визжать от бессильной злобы. Это Колин подарил нам с Гарри чудесный фотоальбом, ведь во время свадебного торжества он ни разу не присел отдохнуть, стараясь запечатлеть для нас памятное событие. Это он показал всему Магическому Миру, что девчонки из «Холихедских Гарпий» не только талантливые спортсменки, но и ослепительные красотки! Я так привыкла, что он всегда на расстоянии вытянутой руки — поддержит, рассмешит, утешит, одарит своей солнечной улыбкой, что даже не задумывалась: а счастлив ли он сам, наш храбрый, никогда не унывающий фотограф? Эта внезапная мысль так поражает меня, что я, не донеся ложку до рта, огорошиваю его вопросом: — Почему ты так и не женился, Колин? Очередная шутка умирает у него на губах, ясные голубые глаза потерянно мечутся, пока в конце концов не утыкаются в вазочку с подтаявшим мороженым, словно надеясь прочитать подходящий ответ в сладких молочных разводах. — Я… кхм… ну, я влюблён. Давно, ещё со школы влюблён в одну девчонку. Она не с нашего факультета, — поспешно добавляет он, заедая очевидную ложь щедрой порцией холодного лакомства. — И… в чём проблема? — тихо интересуюсь я, хотя думаю, что уже знаю ответ. — Она давно и счастливо замужем, Джинни, — Колин наконец находит силы взглянуть мне в глаза. — И я… я слишком уважаю её мужа, слишком восхищаюсь им, чтобы попытаться что-либо изменить. Я прикусываю язык. О, малышка Джинни, да у тебя просто талант делать несчастными всех парней вокруг себя. У Колина такой смущённый и затравленный вид, что я, желая немного разрядить обстановку, возмущённо выпаливаю: — Да она просто дура, эта твоя хаффлпаффка, что все эти годы не замечала тебя! — Почему ты решила, что она с Хаффлпаффа? — удивлённо вскидывает голову Колин. — Ну, ты сам сказал, что она не с Гриффиндора, так? Колин с видимым облегчением кивает. — Девушки с Рейвенкло слишком умны и проницательны, чтобы проглядеть такого чудесного парня, как ты, Колин, а слизеринки… Из всех известных мне слизеринок ни одна не вышла замуж за кого-либо, кто мог бы вызвать у тебя огромное уважение и восхищение. Моя нехитрая логика успокаивает Колина и убеждает его в моём полном неведении относительно его чувств ко мне. Мой несчастный влюблённый друг расслабляется настолько, что когда местные музыканты начинают наигрывать задорные африканские мелодии, мы выходим на танцпол и присоединяемся к другим веселящимся парам. Выпитое за ужином вино ударяет мне в голову, ноги нещадно заплетаются, и я, хихикая, повисаю на своём друге, а он, бережно, едва дыша, обнимает меня за талию. — М-м-м, Колин, мне нравится, как ты пахнешь, — бубню я ему в плечо, — мята и апельсинка… Вероятно, в этих завораживающих ритмичных мелодиях есть что-то гипнотическое, шаманское… Колин что-то бормочет, покачиваясь на месте и держа меня в объятиях, вроде бы о чём-то спрашивает меня. Мне кажется совершенно необходимым узнать, будет ли его поцелуй таким же апельсиново-сладким, как и его одуряющий запах. Полная решимости тотчас же проверить это, я поднимаю голову с его плеча. — … Гарри? — шевелятся губы Колина, должно быть, озвучивая какой-то вопрос. — Гарри? — я непонимающе хлопаю глазами, пялясь на его губы. — Ты так и не рассказала, куда поехали дети и Гарри? — повторяет свой вопрос Колин. Точно. Гарри. Что ты только что чуть не натворила, Джинни Поттер-Уизли?! Выпила пару бокалов и лезешь целоваться к лучшему другу! В то время, как твой муж делает всё возможное, чтобы вашей больной дочери стало лучше! А хуже всего то, что этот самый друг влюблён в тебя, и было бы так жестоко заронить в его сердце зерно надежды! — Гарри в драповеднике законов, — слегка заплетающимся языком объясняю я. — Что-то мне кажется, я выпила лишнего, Колин. Пора нам с тобой возвращаться в палаточный городок. Гарри — А я, признаюсь, был уверен, что ты ужасно расстроился тогда, на четвёртом курсе. Ну, из-за того, что хвосторога не сожрала меня, — беззлобно поддеваю я Малфоя, когда мы двигаемся дальше по заповеднику, за бегущими впереди мальчишками и Чарли, на шее которого гордо восседает Лили. — Я и в самом деле расстроился, — бурчит Малфой. — До сих пор иногда жалею, что она не пообедала твоим тщедушным тельцем. — Эй, я не был таким уж тщедушным! — шутливо возмущаюсь я. — Не худее тебя, глиста слизеринская! Всегда бледное лицо Малфоя снова покрывается очаровательным румянцем. Он разве что не пыхтит от еле сдерживаемой, кипящей в нём досады. А я еле сдерживаю свой глупый порыв дотронуться до его щеки, наверняка, мягкой и горячей. Ага, дотронься, Гарри, и он откусит твои пальцы не хуже настоящего свирепого дракона! Да и как тут дотронешься? Вон он как отскочил от меня, когда его случайно прижало ко мне в покачнувшейся карете! Словно я весь покрыт отвратительным обсыпным лишаем или страдаю от чрезвычайно заразной драконьей оспы. — «Нор-бер-та»! — нараспев читает Лили табличку на следующем загоне. — Норберта? У дракончика Норберта есть сестричка? — Нет, — смеётся Чарли, — это и есть Норберт! Когда мы привезли его из Хогвартса сюда, в заповедник, и он немного подрос — стало понятно, что мальчик Норберт на самом деле — девочка-дракон. — Девочка! Девочка, как и дракончик Лили! — хлопает в ладоши дочь. Моя старая знакомая Норберта оказывается совсем ручной, ну, насколько это понятие вообще может быть применимо к драконам. Это оттого, что первым, кого она увидела, вылупившись из яйца, был человек. Ну, то есть, четверо людей. И она узнаёт меня, тут же подходя к зачарованной ограде и склоняя голову, точно гиппогриф. Я на всякий случай тоже почтительно кланяюсь ей. Малфой рядом со мной болезненно кривится, пытаясь одновременно с этим презрительно закатить глаза, что в итоге смотрится весьма комично. — Хотите покормить малышей Норберты? — спрашивает Чарли у детей, и ответом ему служит такой восторженный визг, что дракониха в испуге шарахается от ограды. Чарли достаёт из безразмерного рюкзака три детских и три взрослых огнеупорных костюма, и мы облачаемся в них, становясь похожими не то на роботов, не то на астронавтов из магловских фильмов. Затем, убедившись, что Норберта ведёт себя спокойно и расслабленно, Чарли наколдовывает вокруг детей дополнительную защиту и снимает чары с ограды соседнего загончика для подросших детёнышей. Дракониха-мать с любопытством косится на нас, отделённая прозрачной стеной. Время от времени она выдыхает небольшой столб пламени, каждый раз заставляя Лили замирать от восторга. Чарли издаёт призывный гортанный рык, и из пещеры, расположенной в небольшой, поросшей жухлой травой скале, на тонких ножках выбегают два похожих на скомканные чёрные зонтики дракончика. Точь-в-точь крошка Норберт в детстве! Завидев нас, они принимаются беспокойно курлыкать и наперегонки пытаются поджечь ноги нежданных гостей — Проголодались, ребята? — спрашивает Чарли, и «ребята» вместо ответа вцепляются в его защитные штаны ядовитыми клычками. Наши дети так воодушевлены происходящим, что, кажется, и сами вот-вот начнут выдыхать пламя. — Дядя Чарли, скорее, скорее накорми их, видишь, как они хотят кушать, бедняжки! — подпрыгивает на месте Лили. Чарли, добродушно посмеиваясь, наливает в ковшик бренди и… свежую цыплячью кровь, но Лили совсем не обязательно знать, что её обожаемые дракончики пьют кровь таких же цыплят, что бегают по огороду бабушки Молли. Малыши чуть ли целиком не залезают в ковшики, разбрызгивая адскую смесь сморщенными крыльями. — Им нравится, нравится! — прыгает Лили. — Видишь, Поттер, позитивные эмоции придают сил твоей дочери, — говоря это, Малфой, наверное, впервые в жизни… улыбается мне. И это не та злобная, кривая ухмылка, которая не сходила с его лица в школе, когда он, косясь в мою сторону, что-то шептал своей свите, а настоящая улыбка — такая мягкая и нежная, что у меня спирает дыхание. Видимо, заметив мои расширившиеся в изумлении глаза, Малфой смущённо откашливается и поспешно отворачивается, бубня что-то о пользе свежего воздуха и учёта увлечений ребёнка при составлении индивидуального плана лечения. ***** — Так значит, Поттер, это тот самый Норвежский Горбатый дракон, которого Хагрид нелегально вывел в своей хижине, и которого вы под мантией-невидимкой ночью пронесли через весь Хогвартс? — уточняет Малфой, когда мы, накормив ненасытных крошек, шагаем дальше. — Ага, — подтверждаю я. — Ты ещё тогда настучал на нас Филчу и профессору МакГонагалл. — Вы нарушили по меньшей мере десяток школьных правил! — вспыхивает он. — Впрочем, как и всегда. — Кстати, — меня вдруг настигает внезапное озарение, — у тебя ведь тогда было на руках письмо от Чарли! Оно лежало в той книге, которую ты взял у Рона в Больничном Крыле! Если бы ты показал его МакГонагалл, она бы поверила тебе, ведь там чёрным по белому было написано: «Будет идеально, если вы приведёте дракона в полночь на самую высокую башню Хогвартса.»* Ты мог бы избежать наказания и раз и навсегда избавиться от меня! Лицо Малфоя в который раз за сегодняшний день расцвечивается розовыми пятнами. Хотя, возможно, виной всему неласковый осенний ветер? — Почему ты не сдал меня по-настоящему, если так ненавидел, а, Малфой? — упорствую я. — Кто сказал, что я ненавидел тебя, Поттер? — опускает глаза мой бывший школьный недруг. — Без тебя мои серые школьные будни были бы лишены всякого веселья. — Придурок! — широко улыбаюсь я. — Кретин гриффиндорский, — хмыкает он в ответ.