Целитель моей дочери

Джинни На следующий день после нашего с Колином дружеского ужина «Холихедские Гарпии» в пух и прах разносят болгарскую команду. Мы с девчонками визжим, как мандрагоры, прыгаем и обнимаемся, когда краем глаза я вдруг замечаю, что прямиком ко мне направляется тренер соперников — темноволосый, слегка сутулый маг, густые брови которого придают ему такой мрачный и устрашающий вид, что моё сердце, признаться, норовит удрать в пятки. Кажется, этот похожий на хищную птицу свирепый тренер собирается проклясть меня за то, что я вывела из строя болгарского вратаря. Будто я виновата, что этот недотёпа решил поймать квоффл своим длинным носом! — Девочки, прикройте меня! — шепчу я, мышью юркнув за мощную спину нашей загонщицы Мариэтты Чапмэн. Внезапно хмурое лицо чужого тренера озаряет улыбка, мгновенно смягчающая суровые черты и делающая это грозное лицо гораздо моложе и привлекательнее. — Джинни! — радостно восклицает болгарин. — Джинни Уизли! — Виктор! — изумлённо вскрикиваю я, выглядывая из-за широкой спины Мариэтты. — Виктор Крам! ***** Вот так и получается, что я снова, второй вечер подряд, оказываюсь на дружеском ужине. — Так значит, ты уже тренер, — удивляюсь я. — Ну да, — пожимает плечами Виктор. — Всегда мечтал попробовать себя в тренерской работе. Но, как видно, не очень-то преуспел в этом, раз вы, «Гарпии», без труда смогли размазать нас. — Ну, не скромничай. Дело совсем не в тебе, — кокетничаю я. — Просто ваши бравые болгарские парни засмотрелись на наших девчонок, вот всё и пошло наперекосяк. — Наверное, ты права, — улыбается Крам. — Значит, блестящая тактика вашей команды заключается в том, чтобы очаровывать соперников и лишать их бдительности? Вот оно — женское коварство! Мы ещё некоторое время болтаем о квиддиче, а потом Виктор начинает спрашивать меня о Билле, Флёр, Роне и Гарри. — А про Гермиону не спросишь? — лукаво интересуюсь я. — Гермиона — чудесная девушка, — на лице Виктора расцветает тёплая, мечтательная улыбка, — умная, чуткая и очень красивая. И ты тоже обворожительна, Джинни. Эх, как я уже не раз говорил: в чём смысл быть всемирно известным игроком в квиддич, если всех красивых девушек уже разобрали? — Неужели ты так и не нашёл свою красавицу? — удивляюсь я. — Ну почему, были у меня отношения, и не одни. Да только все мои девушки, как выяснялось, любили не меня, а «знаменитого спортсмена Виктора Крама». А как ты, Джинни? Если честно, узнав из газет о вашем браке с Гарри, я был очень удивлён. — Почему? — недоумеваю я. — Мне казалось, весь Волшебный Мир считает нас идеальной парой. — Ну, понимаешь, — мнётся Виктор, — можно, я скажу, как есть? Я привык всегда говорить то, что думаю. — Разумеется! — я заинтригована и немного уязвлена. Неужели кто-то всё же считает, что я недостойна Героя? — Видишь ли, — кусает губу Виктор, — когда мы с делегацией из Дурмстранга были у вас в школе на Турнире Трёх Волшебников, мне показалось… я думал, что Гарри Поттер… как бы это сказать… — Что? — Э-э-э… играет за другую команду. То, как он смотрел на того, другого вашего чемпиона, Седрика Диггори… — Но… — растерянно бормочу я, — он ведь… он ведь тогда хотел пойти на Святочный Бал с Чжоу Чанг! Услужливая память подсказывает мне, что долгожданные отношения Гарри с Чжоу Чанг длились смехотворно недолго, да и особенно счастливым Гарри тогда не выглядел. — Но главное не это, — продолжает Виктор. — А что тогда? — замираю я. — Ты не замечала, мимо кого Гарри никогда не мог пройти спокойно? Кто заставлял его буквально закипать одним своим словом, взглядом, ухмылкой? — Кто? — сиплю я, уже догадываясь… нет, зная ответ. — Тот светловолосый парень со Слизерина, которого учитель в наказание за ссору с Гарри превратил в белого зверька… не помню, как он называется по-английски… — В хорька, — безучастно подсказываю я. — Точно! В хорька! — щёлкает пальцами Крам. А у меня в голове с громким щелчком складывается паззл. — Но, как бы то ни было, — бодрым тоном продолжает Виктор, словно не он только что разбил мой мир на куски, — должно быть, я ошибся! Ведь у вас с Гарри — чудесная, счастливая семья. — Да. Чудесная, счастливая семья, — эхом повторяю я, пытаясь всеми силами удержать на лице беззаботную улыбку. — Я рад за вас! — говорит ничего не замечающий Виктор. — И даже, если честно, немного завидую. Не каждому удаётся уже в школе найти свою любовь и пронести её сквозь года. Мне больно. Так чертовски больно, словно бладжер попал мне в грудь и вышиб весь воздух. Значит… это никогда, никогда не была я! Я вспоминаю. Вспоминаю эту одержимость Гарри на шестом курсе, когда казалось: единственное, что имеет для него значение — это всегда знать, где в данный момент на карте находится точка с именем «Драко Малфой». Его совершенно белое лицо, когда он, еле шевеля губами, признался, что ненамеренно серьёзно ранил Малфоя. То, как он, не раздумывая ни секунды, рискуя погибнуть, ринулся за ним в Адский Огонь. О, Рон, не жалея красок, описал мне это! А главное… главное — то, как проклятый Малфой заполнил все мысли Гарри, стоило ему снова появиться на горизонте! Виктор о чём-то спрашивает меня, и кажется, я даже со смехом рассказываю ему о том, как Джеймс постоянно что-то взрывает в гриффиндорской гостиной, сетую, что Альбус, несмотря на все мои старания, так и не полюбил квиддич, показываю фотки Лили в окружении плюшевых дракончиков. «Мама, а Драко сегодня придёт?», «А можно мы пригласим Драко к нам на праздник?», «Мамочка, ты знаешь, мы с Драко — как два дракона!», — звучит у меня в голове голосок моей маленькой дочери. Её глаза, точь-в-точь такие, как у отца, смотрят на белобрысого Хорька с нескрываемой любовью. А вот осознаёт ли свои чувства её отец? Как же больно, больно, больно! Как мне хочется украсить зудящими фурункулами эту идеальную малфоевскую задницу, по-магловски врезать ему по идеальному, аристократическому носу, как Гермиона на третьем курсе, вцепиться в его идеальные, сияющие волосы… «Гарри мой, мой, ты слышишь, гадина слизеринская?!» — ревёт и воет чудовище внутри меня. Между «не любит меня» и «любит не меня» — огромная разница, наполненная колкой ревностью и жгучей обидой. Вот только… Гарри — не снитч, за которым мы с Малфоем гонимся, обгоняя друг друга. Джинни Уизли умеет проигрывать достойно. Джинни Уизли умеет отпускать. Я уже отпускала Гарри, когда он отправлялся на поиски крестражей. Отпущу и сейчас — на поиски счастья. Даже если его счастье — невыносимый, высокомерный, тошнотворно-белобрысый целитель моей дочери. Гарри Весь следующий день мы без устали ходим по заповеднику. Он просто поражает своими масштабами и разнообразием драконов. Помимо известных мне Румынских Длиннорогов, Китайских Огненных Шаров, Валлийских Зелёных и Шведских Тупорылых, Чарли показывает нам и таких, о которых вряд ли слышала даже всезнающая Гермиона. Турмалиновый дракон, весь покрытый серебряными чешуйками, сверкающими на солнце, словно осколки зеркал, заставляет всю нашу компанию замереть от восхищения. Воздух вокруг пахнет морским бризом и цветущими хризантемами. — Это потому что сейчас он в хорошем расположении духа, — объясняет Чарли. — Стоит Турмалиновому дракону рассердиться — и вы сразу почувствуете резкий запах меди. — Хороший дракончик, милый дракончик, — щебечет Лили, любуясь серебристым красавцем. — Мы не будем сердить тебя, ты так вкусно пахнешь морем и цветочками! Оранжевый дракон — обитатель джунглей, кажется совершенно безобидным. — «Пи-та-ет-ся ры-бой!» — оповещает нас Лили, изучив табличку на воротах загона. — Он ещё подросток и совсем не агрессивный, — представляет питомца Чарли. — Мы недавно отобрали его у браконьеров, которые незаконно вывезли яйцо Оранжевого дракона из Амазонских джунглей. — Из джунглей? — волнуется Скорпиус. — Разве ему не холодно тут у вас? — Приходится постоянно использовать специальные климатические чары, — успокаивает мальчика Чарли. — Сейчас мы зайдём внутрь — и вы сами всё увидите. В загоне жара не хуже, чем в настоящих джунглях. Мы снова облачаемся в огнеупорные костюмы. Внутри загона действительно стоит такая удушающая жара, что я решаю хотя бы на минуточку снять защитную маску. Это оказывается очень плохой идеей: «совершенно безобидный» дракон-подросток неожиданно выскакивает из пруда прямо перед нами и выдыхает внушительный столб огня. — О, он просто обожает пугать случайных прохожих! — смеётся Чарли. Дети тоже хохочут, а вот мне совсем не до смеха. Огонь успевает лизнуть мою не защищённую маской щёку, оставив болезненный, саднящий ожог. — Поттер, идиот, — шипит Малфой, впрочем, так тихо, чтобы не слышали дети, увлечённо кидающие дракону-шутнику рыбу из необъятного рюкзака Чарли, — правила героям не писаны, да? Сказано же было: ни в коем случае не снимать защитные маски! — Да тут такая духотища, дышать нечем, — оправдываюсь я. — Терпение — не твоя сильная сторона, не так ли, Поттер? — закатывает глаза Малфой. — Дай залечу твой ожог! Он подходит совсем вплотную, колдуя над моей пострадавшей щекой, так, что я могу, как следует, рассмотреть его глаза — серебряные, точно чешуйки Турмалинового дракона. Он и пахнет почти как этот дракон: чем-то неуловимо цветочным и отголосками морской соли и свежести. Губы шепчут исцеляющую формулу. Интересно, дрожь, внезапно охватившая меня — это побочный эффект Противоожогового заклинания? — Папочка! — врезается мне в живот Лили, обнимая худенькими ручонками. — Что случилось? Тебе больно? — Нет, Дракончик, не переживай, уже всё в порядке. Мал… Драко вылечил меня, — я беру дочку на руки. — Драко — самый лучший целитель на свете, — доверительно сообщает она мне на ухо. ***** Вскоре перед нами появляется Патронус Джейсона, коллеги и бойфренда Чарли — серебристый барс. — Детёныши Хвостороги вот-вот вылупятся из яиц, — сообщает он. — Скорее, скорее, папа! — умоляет Лили, обнимая меня за шею. — Не волнуйтесь, минут тридцать у нас точно есть, — обещает Чарли. Когда мы добираемся до загона Хвостороги, Чарли с досадой качает головой: — Она перетащила яйца вглубь загона. Отсюда мы не сможем ничего увидеть, а заходить внутрь сейчас, когда детёныши начали вылупляться, даже я не рискну. — Значит, мы не сможем увидеть маленьких хвосторожиков?! — на лицах детей вся скорбь мира. — Есть один вариант, — хитро улыбаясь и незаметно подмигивая мне, говорит Чарли. — Но кое-кому придётся побороть свой страх. Мы можем взлететь на мётлах, пространство над загоном защищено заклинаниями, как и стены. Тогда у нас получится понаблюдать за процессом сверху. Альбус бледнеет и тяжело сглатывает. — Лили я посажу на свою метлу спереди, — предлагает Чарли, — Ал, может, ты хочешь сесть с папой? — Нет! — бросив мимолётный взгляд на Скорпиуса, мой сын мотает головой. — Я… я попробую сам. — Я буду рядом, Ал, — твёрдо говорит Скорпиус. — Со мной тебе нечего бояться! Мы взмываем над загоном Хвостороги. Скорпиус и Альбус летят бок о бок, а мы с Малфоем на всякий случай держимся сразу за ними. Хвосторога внизу согревает огнём из пасти два больших серых яйца, которые ходят ходуном от того, что детёныши пытаются пробить прочную скорлупу шипастыми хвостами. Лили даже дышать перестаёт от волнения. Альбус так заворожён происходящим внизу, что забывает бояться, но Скорпиус ни на секунду не спускает с него глаз, кажется, переживая за своего друга гораздо больше, чем за малюток-хвосторожиков. Внезапно Хвосторога-мать, почуяв неладное, поднимает морду и, заметив нас, принимается возмущённо бить хвостом. Я еле заметно вздрагиваю, очень живо вспомнив, как на Турнире Трёх Волшебников улепётывал от этой свирепой мамаши, надеясь лишь на свою верную метлу. Тогда-то никаких защитных стен и в помине не было! — Что, Поттер, дежавю? — усмехается засранец Малфой. Однако в следующий миг Хвосторога выдыхает пятнадцатиметровый столб пламени, который абсолютно точно поджарил бы наши пятки, не будь под нами защитного потолка, и дежавю, очевидно, настигает самого Малфоя. Я вижу, как краски, словно по мановению волшебной палочки, стираются с его и без того бледного лица, глаза стекленеют, а сам он опасно накреняется вбок. Я не понимаю, как это происходит, не успеваю опомниться, как уже крепко сжимаю его в кольце рук, в мгновение ока перетащив на свою метлу. Я чувствую, как он безостановочно дрожит, прижимаясь спиной к моей груди, и шепчу, шепчу ему куда-то в шею: — Тише, тише, я здесь, я с тобой, я никогда не позволю тебе упасть. Я осторожно опускаюсь на землю, пока Ал, Лили и Скорпиус во все глаза наблюдают за появлением на свет хвосторожьих детёнышей. Наши дети, хвала Мерлину, никогда не видели Адского Пламени, поэтому встречают каждый новый разъярённый огненный рык весёлым визгом. Я наконец расцепляю свою мёртвую хватку, и мы с Малфоем смущённо отходим друг от друга. Вскоре к нам присоединяются полные впечатлений и восторгов дети. До самого конца дня мы с Драко не обмениваемся ни единым словом. ***** — Гарри, — Чарли отстаёт от остальных, когда все устремляются вперёд, чтобы навестить Перуанского Ядозуба. И что-то мне подсказывает, что откашливается он неспроста. — Кхм… Гарри, это, конечно, не моё дело, но… Джинни — моя сестра, так что, вероятно, я имею право спросить. — О чём? — у меня неприятно холодеет в животе. — Что происходит между тобой и Малфоем? — Ч-что? — выдавливаю я. — То, как он смотрит на тебя, когда думает, что ты не замечаешь, то, как ты смотришь на него… Гарри, я знаю эти взгляды, догадываюсь, что они могут означать. — Чарли, я… — я ошеломлён своими, озвученными другим человеком мыслями. — Повторяю, это — не моё дело, но мне бы не хотелось, чтобы ты причинил Джинни боль, чтобы лгал ей. Она не заслуживает… — Я не могу обещать, что никогда не причиню боли Джинни, — хриплю я. — Порою мы причиняем боль, вовсе не желая этого. Но… — шрамы-строки на моей руке, оставшиеся от жестокого урока Амбридж, горят красным*, — я могу твёрдо обещать, что никогда не буду лгать ей.