Целитель моей дочери

Джинни Рождественский ужин в «Норе» оборачивается для нас с Гарри сущим кошмаром. Отчитавшись о своих успехах в учёбе, приехавший на каникулы Джеймс принимается потчевать благодарных слушателей байками о своих однокурсниках. — У моего лучшего друга Феликса Забини — три старшие сестры. Представляете, они все трое учатся на разных факультетах! — Ну-у… что ж тут такого? Это нормально, каждый факультет хорош по-своему, — говорит мой папа, словно это и не он сам первого сентября сидел, как на иголках, пока Хедвиг Вторая не принесла весть о зачислении его любимого внука на Гриффиндор. — Но это ещё не всё! — Джеймс выдерживает эффектную паузу, чуть ли не лопаясь от предвкушения того, как сейчас поразит нас. — У всех сестёр Забини — разные мамы! — Ох, — краснеет моя собственная мама и поспешно объявляет: — Кажется, пришла пора разрезать индейку! — Ага, я слышал, что у Блейза Забини уже четвёртая по счёту жена, — подтверждает Рон, с энтузиазмом разделывая жаркое. — Надеюсь, его предыдущие жёны живы и здоровы? — интересуюсь я. — Вы же в курсе, что мать Блейза называли Чёрной Вдовой? — А что такое «Чёрная Вдова», мамочка? — распахивает глаза Лили. Пока я раздумываю над подходящим для нежного возраста объяснением, Флёр решает развлечь ребятню жуткой историей французского мага-сказочника Шарля Перро о Синей Бороде — кровожадном маньяке, который жестоко расправлялся со своими любопытными жёнами за то, что те нарушали его приказ и отворяли запретную дверцу. Дети сидят, раскрыв рты и позабыв об остывающей на тарелках индейке. — Кажется, у всех сестёр Феликса мамы живы, — неуверенно бормочет Джеймс. — Как это безответственно — разводиться, имея в браке малолетних детей! — осуждающе качает головой мама. Рождественское угощение застревает у меня в горле. — Родители Сэмюэля Финнигана тоже в разводе! — добавляет Джеймс, наслаждаясь ролью героя вечера. — Бедняга Сэм никак не мог решить, где ему проводить Рождественские каникулы — с отцом и его новой женой или с мамой и её парнем. — Мерлин всеблагой, — всплёскивает руками мама, — подумать только! Куда катится мир? Но тебе-то, Джеймс, дорогой, совершенно не о чем переживать! — она успокаивающе приглаживает непослушные вихры внука. — Твои родители влюблены друг в друга с самого детства, и до сих пор… — Эй, я тоже люблю Гермиону с детства, мам! — шутливо обижается Рон, хватая зардевшуюся супругу в охапку. Та, по своему обыкновению, весьма чувствительно тычет его в рёбра. — Куда уж тебе, крошка Ронни, до великой любви нашего Героя и его верной боевой подруги! — фыркает Фред. — До идеальной семьи самого выдающегося аврора современности и звезды «Холихедских Гарпий»! — завывает Джордж. И я бы прыснула со смеху, досадливо закатив глаза, если бы эти шутки не жалили, не жгли, не резали по-живому. — Так выпьем же за лучшую пару Магической Британии! — продолжает паясничать Джордж, и дети, радостно гомоня, хватают стаканы с клюквенной шипучкой. Гарри украдкой сжимает мою ладонь и шепчет: — Выйдем на кухню? — Мам! Мы с Гарри сходим — принесём пудинг! — вызываюсь я. — Конечно, дорогая, — мама смахивает слезу умиления. — Гарри, я больше не выдержу! — скрывшись от галдящих родственников в тишине кухни, я утыкаюсь лицом ему в грудь. — Мы справимся, родная, — Гарри обнимает меня и ласково гладит по спине. — Мы пройдём через это вместе. Ох, боюсь представить, как я буду выглядеть после того, как в меня прилетит целый букет разнообразных заклятий от твоих шестерых братьев. — Главное, чтобы Фред с Джорджем не пустили в ход клыкастую фрисби, — глубокомысленно замечаю я, хихикая сквозь слёзы. — Иначе ты своему Малфою больше не будешь нужен! — Жестокая! — фыркает Гарри и ещё крепче сжимает меня в объятиях. — Милуетесь? — заглядывает в кухню Рон. — Дома не наобнимались, идеальная парочка? Идёмте во двор! Фред и Джордж собрались запускать фейерверк! ***** Алые драконы, ярко-оранжевые фениксы и золотые пегасы с оглушительным свистом и шипением носятся над нашими головами, то и дело эффектно рассыпаясь искрами. Дети замирают от восторга, задрав головы к небу. Взрослые самозабвенно целуются, пользуясь тем, что внимание юного поколения приковано к волшебному фейерверку. Рон и Гермиона, Джордж и Анджелина, Билл и Флёр, мама с папой… Фред притягивает в шутливые объятия Перси: — Давай обнимемся, что ли, братишка, раз уж мы с тобой тут два единственных холостяка. Но целовать тебя не буду — даже и не проси! Наши с Гарри объятия тоже по-братски целомудренные. Он заботливо окружает нас Обманными Чарами, чтобы никто не заметил нашего уютного дружеского молчания. Мыслями Гарри далеко отсюда, и мне тоже отчаянно хочется тосковать и мечтать о ком-то, зная, что и этот «кто-то» мечтает обо мне. — А теперь — рождественский пудинг! — созывает всех мама. Её щёки раскраснелись, глаза хитро и счастливо блестят. Мерлин, они с папой до сих пор влюблены друг в друга, как два подростка! ***** Когда наевшиеся сладостей и расшалившиеся дети наконец загоняются по кроватям, подкупленные обещанием подарков под ёлкой завтрашним утром, на столе помимо рождественского эля появляется и огневиски. Выпив и расслабившись, я теряю контроль и проговариваюсь о своих планах: — Виктор пригласил меня в Болгарию. Он решил создать женскую квиддичную команду по образцу наших «Гарпий» и предложил мне стать её тренером. За столом воцаряется тишина. — Ух ты! — неуверенно восклицает Гермиона. — В Болгарию? — взвизгивает мама. — Помилуй Мерлин, как же это? На кого ты оставишь семью? Бедные дети! А Гарри?! Ты подумала о муже? Бурлящий в крови огневиски решает всё за меня, и я вываливаю на ошеломлённых родственников новость о предстоящем разводе. — Я так и знал! — торжествующе провозглашает Перси. — Это всё Крам! Значит, Рита Скитер была права, и вы с ним… — О чём ты говоришь, Перси? Неужели… Ох, Джинни, дорогая, разве мы с отцом так воспитывали тебя? — причитает мама. — Ну, довольно! — прекращает этот балаган Гарри. — Джинни не при чём. Мы просто… это было наше с ней общее решение. Мы больше не любим… ну, то есть, любим, но… мы не влюблены, и было бы нечестно продолжать удерживать друг друга… — Гарри! — ахает Гермиона, пока Рон просто беспомощно открывает и закрывает рот. — Я бы не смогла жить в браке с человеком, в которого не влюблена, — неожиданно вклинивается Флёр. — К счастью, мы с Биллом будем любить друг друга вечно. Ведь в моих жилах течёт кровь вейлы, а вейла находит себе партнёра один раз и на всю жизнь. — Глупости! Вы просто немного устали, — гнёт своё мама. — И немудрено: с твоим-то безумным графиком, Джинни! Ты не уделяла Гарри достаточно внимания, вот он и… — Молли! — тихо и умоляюще произносит Гарри, заставляя маму запнуться на полуслове. — Всё не так. Джинни, она… она прекрасная жена, и дело совсем не в ней и не в её работе… — А в чём же тогда? — недоумевает мама. — Нет таких семейных проблем, которые нельзя было бы решить при помощи искреннего разговора и сладкого пирога. Я всегда говорила тебе, Джинни, что умение готовить… — Мама! — я уже на грани истерики. — Брак — не расколотая чашка, его нельзя починить с помощью «Репаро!». И уж тем более с помощью каких-то дурацких пирогов! — Я полюбил другого человека. Вернее, понял, что, наверное, всегда любил. В гостиной повисает такое гробовое, гнетущее безмолвие, что слышно, как позвякивают игрушки на ёлке, и даже этот еле уловимый ухом перезвон кажется зловещим. Фред и Джордж потрясённо присвистывают в унисон. — И я тоже наконец-то хочу узнать, что такое настоящая взаимная любовь! Хочу получить шанс отыскать её! — я выхожу вперёд и закрываю Гарри собой, словно опасаясь, что мои братья начнут кидать в него заклятия прямо сейчас. — Мы отпустили друг друга без обид, без скандалов. И главное: Лили стало значительно лучше, как только мы с Гарри разобрались, чего хотим на самом деле. Ну что ж, вот мы и сделали это. Потолок не обрушился, мама жива, и Гарри… — Я пойму, если вы больше не захотите видеть меня у себя, — опустив голову, обречённо говорит мой бедный пока ещё муж. — Ох, Гарри, милый, что ты такое говоришь! Ты… ты всегда будешь частью нашей семьи! Всегда, что бы ни случилось — это твой дом. Даже если вы с Джинни разведётесь… — Разведётесь?! О нет, я слишком рано обрадовалась, потолок всё-таки обрушивается на нас всей своей тяжестью: Джеймс стоит в дверях, широко раскрыв глаза, сжимая в руках Удлинитель Ушей (мантикора задери этих близнецов, повсюду раскидывающих свои чёртовы Вредилки!). — У папы будет другая жена, как у отца Сэма Финнигана?! Мой друг Феликс боится, что его папа тоже бросит маму, как мистер Финниган! А я сказал ему, что мои родители никогда в жизни не разведутся! — Посмотри на это иначе, Джеймс! — приходит на выручку Фред. — Два дома, две собственные комнаты, в два раза больше подарков… — Не нужны мне никакие тупые подарки! И комнаты! И вы все!!! Я вас ненавижу! Я больше не приеду на каникулы и всегда буду жить в Хогвартсе! Драко Скорпиус гостит у Астории, а Гарри проводит предпраздничные дни со своей семьёй. «Мы с Джинни дождёмся возвращения Джеймса из Хогвартса и сразу после Рождества объявим детям и родным о нашем решении, — звучат у меня в голове его слова. — А потом… если ты не против, я хотел бы начать встречаться с тобой, узнать тебя настоящего. Хотел бы снова поцеловать тебя!» Временами мне начинает казаться, что я теряю рассудок, что Поттер никогда не говорил мне ничего подобного и всё это не более, чем плод моей больной измученной фантазии. Я считаю дни до Рождества. Часы, минуты тянутся так медленно… Каникулы в Хогвартсе уже в самом разгаре, и старший сын Поттеров, должно быть, давно уже дома. Хватит ли у Гарри решимости разрушить привычный, уютный мир своих детей? Да и ради чего ему решаться на такой шаг? Как отнесутся к этому его близкие, как отреагируют друзья? «Ты сошёл с ума, дружище? Бросить мою сестру, любовь всей твоей жизни, и ради кого? Ради Хорька? И… Гарри, он же… парень!» «Гарри Джеймс Поттер! Подумай своей головой! Действительно ли твой сиюминутный каприз стоит того, чтобы ломать судьбы близких тебе людей?» «О, Гарри, мне кажется, в твою голову залетел огромный мозгошмыг!» О нет, Луна, этот огромный мозгошмыг поселился в моей голове, он отравляет мои мысли, царапает и долбит изнутри, не давая ни секунды передышки. Чтобы окончательно не спятить от одолевающих меня тягостных размышлений, я принимаю приглашение родителей и решаю провести праздничную неделю в Мэноре. Отец развивает бурную деятельность. К несчастью своему, я не сразу понимаю, что все эти каждодневные приёмы, которые он заставляет маму устраивать, задуманы им с одной-единственной целью: найти мне подходящую жену, а Скорпиусу — «новую, достойную» мать. Я вынужден вежливо улыбаться, танцевать, проводить экскурсии по оранжерее и выслушивать глупую болтовню претенденток на мою руку, сердце и состояние. — О, мистер Малфой, как это чудесно, что у Вас есть маленький сын! Вы знаете, я так люблю детей, особенно таких, которые уже умеют разговаривать. Дети даже забавнее, чем книззлы. Представляете, у нас дома целых восемь книззлов! (То-то я ощутил какой-то специфический запах, исходящий от мантии Клариссы Булстроуд.) — Мистер Малфой, я тоже, как и Вы, собираюсь посвятить себя благороднейшему делу целительства. Может, Вы не сочли бы за труд подготовить меня к экзаменам? (О, ну разумеется, дорогая мисс Джагсон, мне ведь как раз абсолютно нечем заняться!) — Мистер Малфой, это так безумно романтично, что Вы были на тёмной стороне! Мне бы хотелось хоть одним глазком взглянуть на Вашу метку! (Салазар великий, ну что за дура!) — Мистер Малфой, к чему эти церемонии? Я ведь могу называть Вас Драко? Ты такой суперсекси, Драко! Может, ну их, эти танцы? Сбежим от гостей и уединимся в твоей спальне? (В твоих мечтах, детка!) ***** На четвёртый день этих мучений я уже готов взвыть, как грёбаный вервольф в полнолуние, и горько жалею, что так опрометчиво пообещал пробыть у родителей до окончания праздников. — Возможно, тебе просто стоит наконец сказать отцу правду? — мягко улыбается мама. — Неужели тебе совсем не жаль всех этих несчастных девушек? — Это кто ещё тут несчастный? — бурчу я. — И где ты видишь девушек, мама? Это же настоящие пираньи. Отец просто-таки излучает энтузиазм, когда сообщает, что сегодня на Рождественский обед к нам приглашён его давний друг, посол Магической Германии герр Франц фон Виттельбах со своей очаровательной дочерью Гертрудой. — Ты должен постараться произвести благоприятное впечатление, Драко! Это тебе не какая-нибудь наследница обедневшего британского чистокровного рода. Гертруда Виттельбах… — Папа, — прерываю я поток восхвалений древнейшего и богатейшего германского волшебного рода, — понимаю, что в очередной раз жестоко разочарую тебя, но… меня не интересуют девушки. — Ч-что?! — отец явно борется с желанием наложить Очищающее на свои уши. — Прости, сын, вероятно, мне послышалось… Возраст, знаете ли, берёт своё… — Тебе не послышалось, отец, — устало вздыхаю я. — Я гей. Гей до мозга костей. Вот причина, по которой мы расстались с Асторией. И я в шаге от того, чтобы начать встречаться с Гарри Поттером. Сразу после того, как он официально оформит развод. За каких-то полминуты на лице отца мелькает целый калейдоскоп эмоций: растерянность, неверие, ужас, гнев, снова неверие… Рука тянется за палочкой (всё-таки стоит прочистить уши?), рефлекторно сжимает трость (отходить меня ею, как в детстве?). Но внезапно на суровом лице Люциуса Малфоя появляется хищное выражение нескрываемого торжества: — А ты молодец, сынок! — (я поражённо застываю). — Законный брак с одним из влиятельнейших и сильнейших магов Британии, Героем войны, нашим великим Избранным, несомненно пойдёт на пользу репутации Малфоев, укрепит наше несколько пошатнувшееся положение в магическом обществе. Мама успокаивающе сжимает мою руку, удерживая от опрометчивых телодвижений. — Сколько раз я сокрушался, что у меня нет дочери, чтобы я мог сразу после печальных событий, едва не погубивших нашу семью, выдать её замуж за Гарри Поттера, и тем самым обезопасить всех нас! А оказывается, решение всех наших проблем всё это время было у меня прямо перед глазами. Кто бы мог подумать? Я не знаю, что мне делать: ликовать от счастья, радоваться спокойной реакции отца на известие о моих отношениях с Гарри, или ужасаться тому, что он готов был подложить своё дитя в постель к Герою во имя обеления подмоченной репутации Малфоев.